Мораль «рабов» и «господ» Ницше

Фридрих Ницше (1844-1900), произведения которого обладают почти мистической притягательностью для читателей с самыми разными взглядами, всегда, вероятно, будет оставаться фигурой странной, однозначно не разгадываемой. Существует особая проблема адекватности восприятия его идей, которая, так или иначе, затрагивается в большой по объему и весьма разнообразной по содержанию, стилю и степени изощренности исследовательской литературе. Не имея возможности охарактеризовать ее даже в самом общем Биде, нужно все же отметить, что особый, непривычный угол зрения, под которым Ницше рассматривает привычные вещи, проявляется в уникальной стилистике его сочинений. Причудливость и даже "невменяемость" стиля, обрекающая читателя на особый ритм мышления, как бы спотыкающийся на постоянных противоречиях и парадоксах, невольно вызывает подозрение в розыгрыше.

     Невозможно закрепить за Ницше любую из демонстрируемых им масок, уловить с достаточной определенностью черты его собственного "лица", вообще утвердиться на какой-нибудь устойчивой почве, не рискуя "нарваться" на очередную "провокацию", - все это расшатывает привычное, комфортное "поле мысли" и побуждает к самостоятельному исканию смысла вне общезначимой системы координат, на свой страх и риск.

     Предлагаемая Ницше "переоценка ценностей" направлена, прежде всего, на высвобождение творческой энергии личности, сметающей на пути экспансии своего "я" все устоявшиеся стереотипы, предписания разума, запреты и общезначимые императивы. Для того, чтобы стать полноценным ("тотальным") человеком, максимально реализовавшим свою волю к жизни, необходимо, в частности, встать "по ту сторону добра и зла", "превратить мораль в проблему". Имморализм Ницше не может, конечно, уничтожить моральное сознание кактаковое: "мы должны освободиться от морали ... чтобы суметь морально жить"; он предполагает отрицание традиционных, христиански ориентированных, навязываемых извне нравственных ценностей для "освобождения жизни". Но даже такая новая мораль, мораль "сверхчеловека", отвергшего "умертвляющий жизнь" разум и избравшего силу, мощь высшей добродетелью, не выступает у Ницше в качестве приоритета. Провозглашая примат эстетических ценностей над моральными (поскольку искусство более соответствует включению человека в живой, нерасчлененный поток жизни), Ницше обозначает свою позицию как "эстетический имморализм".

     Намеченные Шопенгауэром и Ницше ориентации (сомнение в "этических способностях" разума, первостепенная значимость индивидуального, субъективного в противовес общезначимому, стереотипизированному) предваряют этические искания ХХ - го века и во многом определяют их новый, нетрадиционный облик. В русле идей "философии жизни" оформляется самое, пожалуй, влиятельное духовное движение столетия• - экзистенциализм.

Гуманистическая сущность критики капитализма в марксистской этике.

Именно в Германии с 40-х годов XIX-гo века начинает формироваться новое идейное направление, оказавшее впоследствии чрезвычайное воздействие не только на образ мышления, но и на сферу общественно-политической жизни многих народов мира. Марксизм, создателями которого являются К.Маркс (1818-1883) и Ф.Энгельс (1820-1895), сохраняя преемственные связи с опытом предшествующей этической рефлексии, претендует, вместе с тем, на принципиально новый подход к исследованию моральных феноменов. Заметив, что комплексная корректная оценка марксистской этической методологии (тем более, - марксизма в целом) - дело будущего, можно кратко охарактеризовать некоторые ее основоположения.

Центральное место в марксистской социальной философии принадлежит идее материалистического понимания истории, общества, из которой проистекает положение об обусловленности морали общественным бытием, существенно пере ориентирующее методологию этического анализа. Такая постановка вопроса, если не понимать ее упрощенно (как, например, однозначное "копирование" моралью общественного бытия), открывает возможность плодотворного исследования целого комплекса этических проблем.

История рассматривается в марксистской философии как объективно-закономерный процесс и, одновременно, процесс саморазвития человека: "История - не что иное, как деятельность ... человека" (Энгельс). Человек является субъектом исторического развития, поэтому формы его сознания, в том числе и мораль, должны анализироваться в контексте исторической ситуации. Так "образуется точка отсчета, независимая в исследовании самого же сознания - от различных форм его самоотчета и самообъяснений, от языка мотивации и т.д.", т.е. в качестве исходных посылок научной этики (а марксизм претендует на придание ей именно такого статуса) должно выступать не то, что находится "внутри" морального сознания, а социально-исторические обстоятельства, детерминирующие это сознание "извне". Такая методологическая ориентация теории морали содержит в себе возможность преодоления морализаторства, обыденно-житейского и натуралистического способа интерпретации нравственных феноменов, а также субъективизма, непременно сопровождающего все попытки построения самодостаточной, замкнутой на себя, автономной по отношению к историческим реалиям этики.

Идея социальной обусловленности, обоснованно дополняемая в классическом марксизме представлением об относительной самостоятельности морали, пронизывает собой и положение о закономерном историческом развитии данной формы общественного сознания, и принцип конкретно-исторического подхода к любому нравственному и этическому явлению, и понимание сущности человека. Ключевым в марксистской постановке проблемы человека является утверждение социальности в качестве сущностной родовой характеристики ("Сущность человека не есть абстракт, при сущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений" - Маркс), находящейся в непрерывном становлении и предопределяющей реализацию индивидуальных особенностей и свободы личности. Помимо этого, в понятие "сущность человека" включаются сознательность ("Сознательная жизнедеятельность непосредственно отличает человека от животной жизнедеятельности" Маркс); способность к творчески-преобразующей деятельности; универсальность. Эти общие характеристики диалектически (кстати говоря, диалектический метод является одним из главных достоинств марксизма) связаны с индивидуальными (биологическими, психологическими, эмоциональными и т.д.) проявлениями человеческого бытия, а мораль, в данном контексте, выступает как необходимое средство преодоления границ субъективности и гармоничного включения индивида в социальную связь с другими. Гуманистические устремления марксизма, выдвигавшего "развитие богатства человеческой природы как самоцель", тесно связаны с его преобразовательным пафосом.

Действительно, широко известный тезис Маркса: "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его", - выражает фундаментальную установку всей марксистской идеологии и придает особый смысл этической доктрине, принципиально противопоставляя, ее созерцательности классической этики. Этика должна быть нацелена не на осуждение недолжного характера сущего, а на активное участие в его революционном преобразовании. В соответствие с этим, вся нравственная проблематика переводится в практическую плоскость, разрешение моральных антиномий связывается не с конструированием идеальных проектов, призванных (идеальными же средствами) возвысить дисгармоничную действительность до открываемого разумом совершенства, а с переустройством базисных структур социума. Поэтому предлагаемая марксизмом цель революционного движения (общество, в котором "свободное развитие каждого является условием свободного развития всех") обосновывается как реальная задача, для осуществления которой разрабатывается соответствующая стратегия политической борьбы, базирующаяся на необходимости революции и ведущей роли идей пролетариата.

Взятый марксизмом курс сведения этики "с небес на землю", соединения ее с революционно-преобразующей деятельностью оказался весьма тернистым. Он проявился при осуществлении масштабного социального эксперимента, призванного, помимо всего прочего, развенчать просветительские утопии нравственного возвышения мира, противопоставив им реальные, действенные средства, с помощью которых будут, наконец, разрешены проблемы идеала и действительности, нравственного воспитания, свободы и необходимости и т.д. Достигнутые при этом результаты выглядят сегодня довольно сомнительными, однако в процессе этого целенаправленного исторического движения иллюзия реальности построения "рая на земле" поддерживал ась вполне успешно, поэтому особенно болезненно было ее развенчание и возврат этики "на круги своя" (по крайней мере, в этом вопросе). Но речь в данном случае не столько об этом, сколько о деформации основоположений марксистской этики в процессе их сближения с действительностью, "овладения массами", активного использования в политической борьбе. (Здесь вообще обнаруживается присутствие "вечной" проблемы - инобытия идеи в практической плоскости, неминуемого "осквернения" чистой идеи "грязью" реальности; но она слишком серьезна, чтобы затрагивать ее вскользь). Деформация эта связана с канонизацией марксизма, превращением его в официальную идеологию советского государства, однако истоки ее (как и основания для будущих фальсификаций) можно обнаружить и в классической форме этого течения.

Одной из главных причин искажения конструктивной этической методологии является, вероятно, избыточная детерминированность ее социально-политическим комплексом, что чревато нарушением моральной автономии, подчинением морали политике, ведущим, в свою очередь, к негативным теоретическим и практическим следствиям. Так, например, плодотворная идея о диалектической связи общего, особенного и единичного (в морали, соответственно: общечеловеческого, группового, индивидуального) не получила полноценного• этического развития, а противоречащее ей положение о приоритетности классового подхода к морали (санкционированное политическими целями), напротив, утвердил ось в качестве исходной исследовательской установки.

Забегая вперед, можно сказать, что последующая судьба марксистских идей оказалась сложной и противоречивой. Так, этические построения советского периода могут быть названы марксистскими с некоторой долей условности. Первоначально сложившийся (в 20-е годы) своеобразный моральный нигилизм сменяется затем моделью утилитаристской интерпретации морали, лишенной автономии и превращенной в механизм обслуживания социального интереса. Именно в это время в наибольшей степени вульгаризируются либо прямо искажаются многие идеи основоположников марксизма, приспосабливаемые к интересам "победившего пролетариата" или к "задаче построения коммунизма". (В качестве примера можно провести параллель между высказыванием Маркса: "цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель", - и суждением Л.Троцкого: "Позволено все, что действительно ведет к освобождению человечества"; комментарии к этому остаются на усмотрение читателя). Последующее постепенное обозначение зоны моральной автономии стимулировало возникновение советской теоретической этики (с середины 60-х годов), которая в своем развитии опиралась на постоянное переосмысление марксистской идеологии. Традиционные марксистские установки, многие из которых не утратили своего позитивного методологического значения и по сей день, дополнялись новыми идеями, интерпретировались в более широком исследовательском поле и с все более возрастающей степенью творческой свободы. Так образовался весьма объемный и разнообразный в своих проявлениях пласт советской этической литературы, системное осмысление и адекватная оценка которого в настоящее время весьма проблематична.

Марксистская этическая методология, получившая наибольшее развитие в СССР, не оставила равнодушными представителей этической мысли и в других странах, побуждая их либо на противостояние и критику, либо на вхождение в русло данной традиции, либо на творческое использование некоторых марксистских идей в рамках иной философской ориентации. Так или иначе, марксистский идейный комплекс в значительной степени ассимилирован этикой 20-гo века, исполняя в ее "карнавальном шествии" отнюдь не второстепенную роль.