18. Историческое развитие научного знания: кумулятивизм и антикумулятивизм.

Образ науки логического позитивизма представлял собой гносеологически обработанную копию структуры экстенсиональной логики. В основе науки, по мнению логических позитивистов, лежат протокольные предложения, выражающие переживания субъекта. Истинность этих предложений абсолютно достоверна и несомненна. Совокупность истинных протокольных предложений образует твердый эмпирический базис науки. Для методологической концепции логического позитивизма характерно резкое разграничение эмпирического и теоретического знания, деятельность ученого сводится к 2 процедурам:

1) установление новых протокольных предложений;

2) изобретение способов объединения и обобщения этих предложений.

Научная теория мыслилась в виде пирамиды, в вершине которой находятся основные понятия, определения и постулаты; ниже располагаются предложения, выводимые из аксиом; вся пирамида опирается на совокупность протокольных предложений, обобщением которых она является.

Прогресс науки выражается в построении пирамид и в последующем слиянии небольших пирамид, построенных в некоторой конкретной области науки, в более крупные, и так далее до тех пор, пока все научные теории и области не сольются в единую унифицированную науку. В этой примитивно-кумулятивной модели развития не происходит потерь или отступлений: каждое установленное протокольное предложение ложится в фундамент науки; если некоторое предложение обосновано с помощью протокольных предложений, то оно прочно занимает место в пирамиде научного знания. Большинство людей в первой половине XIX в. было убеждено, что научное знание постоянно возрастает, наука только добавляет новые факты и законы к тем, что были ранее, а если что-то отбрасывается, то это — ложь, которую ошибочно считали истиной.

Таким образом, традиционно считалось, что наука развивается прогрессивно и кумулятивно — научное знание с течением времени совершенствуется и растет. Ученые сегодняшнего дня знают о мире все, что знали о нем ученые предшествующих эпох, и в дополнение к этому знают то, что было неизвестно более ранним поколениям. Это убеждение прочно вошло в общественное: можно ли сомневаться в том, что Эйнштейн или Бор знали гораздо больше, нежели Аристотель? А если последние и знали что-то, что неизвестно современным ученым, то это — заблуждения, отброшенные в процессе развития науки. 

Тем не менее в философии науки середины XX в. появились концепции, отрицающие прогресс в развитии научного знания. Уже фальсификационизм К. Поппера отвергал накопление истины, единственный прогресс, по мнению Поппера, возможный в науке, состоит в разоблачении и отбрасывании ложных идей и теорий. В его модели развития наука переходит от одних проблем к другим — более глубоким, но научные теории не становятся более глубокими и более истинными. Итогом фальсификационизма является схема развития научного знания, выдвигаемая Поппером: нет никакого критерия истины, мы способны обнаружить и выделить лишь ложь, следовательно:

1) понимание научного знания как набора догадок о мире, истинность которых установить нельзя, но можно обнаружить их ложность;

2) критерий демаркации — лишь то знание научно, которое фальсифицируемо;

3) метод науки — пробы и ошибки.

Научные теории рассматриваются как необоснованные догадки, которые мы стремимся проверить, с тем чтобы обнаружить их ошибочность. Фальсифицированная теория отбрасывается, а сменяющая ее новая теория не имеет с ней никакой связи, напротив, она должна максимально отличаться от предшествующей теории. Развитие в науке нет, признается только изменение: сегодня вы вышли из дома в пальто, но на улице жарко; завтра вы выходите в рубашке, но льет дождь; послезавтра вы вооружаетесь зонтиком, однако на небе ни облачка... Вы никак не можете приноровиться к капризам погоды. Даже если однажды вам это удастся, все равно, утверждает Поппер, вы этого не поймете и останетесь недовольны.

Когда Поппер говорит о смене научных теорий, о росте их содержания, о возрастании степени правдоподобия, то может сложиться впечатление, что он видит прогресс в последовательности сменяющих друг друга теорий с увеличивающимся истинным содержанием. Это не так - до признания кумулятивности Поппер так и не доходит. Переход от Т1 к Т2 не выражает никакого накопления: "наиболее весомый вклад в рост научного знания, который может сделать теория, состоит из новых проблем, порождаемых ею". Наука, согласно Попперу, начинает не с наблюдений и даже не с теорий, а с проблем.

Тогда встает вопрос: чем определяется глубина и сложность научной проблемы? По Попперу: глубина и сложность проблемы определяется глубиной и сложностью теории, решающей эту проблему. Если теории ученых поздней эпохи покажутся более сложными, это даст основание утверждать, что они решают более сложные проблемы. Т.о., в процессе развития знания прежде всего растет глубина и сложность теорий и только это дает основание говорить о возрастании сложности проблем. Однако и это не вполне верно.  Оценивая теорию относительности Эйнштейна и сложность проблем, которые она решила, мы соотносим ее с уровнем науки начала XX в., а вовсе не с наукой древних греков. Всякое научное достижение тем более ценно, чем больше оно превосходит уровень науки своего времени. Глубина и сложность проблемы определяется тем расстоянием, на которое продвигает фронт науки ее решение, и тем влиянием, которое оказывает это решение на соседние научные области. Поэтому мы считаем великими учеными Ньютона и Дарвина, хотя по абсолютному количеству знаний этих ученых превзойдут современные аспиранты. Вопреки мнению Поппера, глубина и сложность научных проблем не возрастает с течением времени. Растет сложность и глубина теорий - потому, что новая теория надстраивается над предыдущими, которые передают ей свои достижения. Если же допустить как Поппер, что глубина и сложность научных проблем возрастают, то мы должны признать, что каждый современный ученый работает над более сложными проблемами и, чем все ученые прошлых эпох. Однажды проблемы станут настолько сложными, что мы окажемся не в состоянии решить их и развитие науки остановится. 

Таким образом, модель развития науки, предложенная Поппером, неверна: она не соответствует реальному положению дел в науке.

Логические позитивисты смогли предположить только примитивный кумулятивизм: каждый последующий шаг в развитии познания состоит в обобщении предшествующих результатов: нет концептуальных переворотов, нет потерь знания. У Поппера модель развития знания не является кумулятивной: он не признает никакого накопления.

Кун в этом отношении пошел еще дальше. Модель развития науки Куна выглядит следующим образом:

1. нормальная наука, развивающаяся в рамках общепризнанной парадигмы

2. рост числа аномалий, приводящий к кризису,

3. научная революция, означающая смену парадигм.

Накопление знания, совершенствование методов и инструментов, расширение сферы практических приложений, т.е. прогресс, совершается только в период нормальной науки. Научная революция приводит к отбрасыванию всего полученного на предыдущем этапе, работа наук начинается заново. Таким образом, развитие науки дискретно: периоды прогресса и накопления разделяются революционными провалами. 

После Куна уже нельзя не замечать проблем, с которыми связана идея научного прогресса: как осуществляется преемственность между старой и новой парадигмами? Что и в каких формах передает старая парадигма новой? Как осуществляется коммуникация между сторонниками разных парадигм? Как возможно сравнение парадигм? Концепция Куна стимулировала интерес к этим проблемам и содействовала разработке более глубокого понимания процессов развития науки.

Влияние концепции Куна на философию науки обусловлено тесной связью его методологических построений с реальной историей науки. До Куна история науки привлекалась философами лишь в качестве материала, иллюстрирующего философско-логические схемы развития познания. Кун попытался придать изучению истории большее значение.

Анализируя открытия кислорода, планеты Уран, рентгеновских лучей, Кун показывает, что открытия включают 3 этапа:

1. констатация расхождения теоретически ожидаемого с наблюдаемым в опыте;

2. признание этой аномалии как обусловленной не случайными ошибками, а некоторыми новыми явлениями;

3. теоретическая ассимиляция этого явления, связанная с перестройкой имеющегося знания.

Таким образом, история может давать материал для методологических обобщений; история помогает сблизить методологию с наукой; история исправляет построения философов науки.

Критика наивного кумулятивизма: как и все попперианцы, Фейерабенд начинает с критики методологических представлений логического эмпиризма и выделяет 2 принципа, которые лежат в основе кумулятивистской модели развития науки: принцип дедуцируемости и принцип инвариантности значения. Он показывает, что с точки зрения истории науки оба принципа неверны, если иметь в виду теории универсальной степени общности, такие, например, как аристотелевская теория движения, классическая механика, теория относительности и т. п. Фейерабенд показывает, что в действительной истории науки новая теория обычно несовместима со старой теорией, даже если они в равной степени подтверждаются в эмпирической области. Две теории, в равной ступени подтверждаемые в некоторой эмпирической области, могут, тем не менее, оказаться несовместимыми. Во-первых, результаты всех эмпирических процедур являются не абсолютно точными, а располагаются в интервале, величина которого зависит от уровня развития экспериментальной техники. В пределах этого интервала 2 теории могут давать различные предсказания, но это различие мы не способны обнаружить в силу несовершенства наших приборов. Во-вторых, универсальные теории говорят об области, которая всегда шире имеющихся у нас эмпирических данных. Даже если две теории согласуются в своих предсказаниях в рамках данной эмпирической области, они могут значительно расходиться за ее пределами.

Если же старая теория 1 несовместима с новой теорий 2, то неверно, что из 2 можно дедуцировать 1, и неверно, что 1 можно каким-либо образом включить в 2. Отсюда следует, что с точки зрения истории науки принцип дедуцируемости ложен. Он неприемлем также в качестве методологической нормы, которую можно было бы рекомендовать науке. Если при оценке новых теорий мы будем руководствоваться принципом дедуцируемости и считать приемлемой только такую теорию 2, из которой следует старая теория 1, то критерием приемлемости научной теории становится не соответствие фактам, а соответствие старой научной теории. Если придерживаться принципов эмпиризма и единственным критерием приемлемости теории считать ее соответствие фактам, то условие дедуцируемости должно быть отброшено. Здесь Фейерабенд критикует один из принципов методологии логического эмпиризма, опираясь на его же гносеологические установки.

Принцип инвариантности значения является следствием принципа дедуцируемости: значения терминов старой теории 1 сохраняются даже после того, как на смену пришла новая теория. Но если 1 и 2 несовместимы, то термины 1, включаемые в 2, должны изменять свои значения. По мнению Фейерабенда, значение любого дескриптивного термина теории зависит от контекста всей теории и если термин переходит из одной теории в другую, то его содержание должно измениться так, чтобы соответствовать контексту новой теории. Например, в ньютоновской механике масса была абсолютным свойством тела, в то время как в теории относительности масса тела становится зависимой от его скорости.

Итак, принцип дедуцируемости и принцип инвариантности неверны. Следовательно, неверна и опирающаяся на эти принципы кумулятивистская модель развития науки.

Первоначально Фейерабенд вместе с Поппером допускал, что теории могут быть опровергнуты и отброшены. Однако он убежден, что теория никогда не может быть опровергнута с помощью одних только фактов. Для того чтобы противоречащие факты могли заставить ученых отказаться от нее, нужна, по меньшей мере, еще одна теория, которая придаст этим фактам теоретическую значимость и будет способна заменить существующую теорию. Даже если ученые видят, что существующая теория неудовлетворительна, они не отказываются от нее до тех пор, пока не появится новая, более удовлетворительная теория.

Если факты приобретают опровергающую силу только благодаря их осмыслению в рамках некоторой теории, то отдельная теория не может быть методологической единицей при обсуждении подтверждения, проверки и опровержения теорий. У Куна такой единицей выступает "парадигма" - совокупность признаваемых научным сообществом теорий, методов и образцов решений проблем; у Лакатоша - "научно-исследовательская программа", реализуемая в ряде последовательно сменяющих друг друга теорий с общим жестким ядром; Фейерабенд сопоставляет с фактами совокупность теорий, которые он называет "альтернативными теориями" или "альтернативами". Альтернативные теории Т1 и Т2 должны относиться к одной и той же эмпирической области ƒ. Из Т1 следует хотя бы одно утверждение P1, несовместимое с утверждением P2, следующим из Т2. Если одна из альтернатив, скажем, T2, побеждает, то должны существовать факты, которые подтверждают T2 независимо от Р1, т.е. T2 должна обладать дополнительным подтвержденным эмпирическим содержанием по сравнению с Р1.  Кроме того, победившая теория T2 должна уметь объяснить, почему теория T1 могла успешно использоваться в эмпирической области ƒ. Таким образом, когда мы говорим о проверке и фальсификации теорий, мы всегда имеем в виду не одну единственную теорию, а некоторую совокупность альтернативных теорий.

Если одна из теорий, скажем Т2, побеждает, то ее альтернативы, в частности теория Т1, должны быть отброшены. Однако, по мнению Фейерабенда, Т1 в то же время определенным образом сохраняется в Т2, в том смысле, что своей критикой она внесла свой вклад в уточнение и совершенствование Т2 и ее опровержение явилось косвенным подтверждением Т2. Победившая теория представляет собой итог работы всех альтернатив и отброшенные теории продолжают жить в своих победоносных соперницах.

Развитие познания, считает Фейерабенд, осуществляется благодаря взаимной критике несовместимых теорий перед лицом имеющихся фактов. Поэтому в своей научной работе ученые должны руководствоваться методологическим принципом "пролиферации" (proliferation - размножение) теорий: создавать теории, альтернативные по отношению к существующим, даже если эти последние в высокой степени подтверждены и являются общепризнанными. Это предохраняет науку от догматизма и застоя, способствует созданию разнообразных измерительных приборов и инструментов, позволяет дать различные теоретические истолкования одним и тем же экспериментальным результатами, устраняет мотивы для введения ad hoc гипотез, в сильнейшей степени способствует развитию творческих способностей каждого ученого и т.п.

К принципу пролиферации Фейерабенд несколько позже присоединил "принцип прочности": можно и нужно разрабатывать теорию, не обращая внимания на трудности, которые она встречает. В анализе работы Куна Фейерабенд отмечает, что его идея "нормальной науки" во многом верна. Ошибка Куна, по его мнению, состоит в том, что 2 одновременно сосуществующие в науке тенденции - стремление к устойчивости и стремление к пролиферации - он счел разными этапами в развитии науки и разделил их во времени. В реальной науке эти 2 тенденции действуют одновременно, и источником развития науки как раз и является противоборство двух противоположных стремлений: стремления сохранить существующее и стремления ввести новое.