32. Понятие научной рациональности

Краткое содержание:

Универсалистское понимание:

рационально — то, что соответствует законам логики;

научная рациональность: законы логики + методологические правила (эмпирическая проверяемость, критичность, предсказательная сила)

стандарты рациональности - вечные и универсальные (опираются на унивресальные законы разума): одинаковы для всех людей, исторических эпох, всех областей деятельности

Большинство видов деятельности - не рациональны, рациональная только наука

Фейрабенд: ученые часто нарушали нормы рациональности современной им эпохи.

Но если нарушение законов разума может приводить к открытиям, то в чем смысл научной рациональности?

Отказ от того, что законы разума неизменны!

различие между рациональностью научного знания, рациональностью методов и рациональностью деятельности ученых

Будем говорить о рациональности деятельности

(1) Рациональной является та деятельность, которая в данных условиях приводит к поставленной цели.

то, что рационально в отношении одной цели, может быть нерациональным или иррациональным в отношении другой цели. Рациональность можно оценить только по результатам деятельности

(2) Цель науки — получение истинного знания о мире.

(3) Научно рациональна та деятельность, которая приводит к получению истинного знания о мире

Поппер - не рациоанилист (наука не достигает своей цели)

Кун, Фейерабенд - рационалисты. Вопрос методов и целей?

(4) Научно рациональна та деятельность, которая приводит к получению относительно истинного знания о мире.

(5) Относительно истинное знание в некоторый период развития науки воплощено в совокупности понятий, законов, теорий и т.п., принимаемых учеными в этот период.

(6) Научно рациональной является та деятельность, которая направлена на получение, обоснование, уточнение и т.п. теорий, признаваемых истинными в настоящее время.

Рассматривая ряд сменяющих друг друга теорий Т. — Т₂—Т₂ —мы замечаем, что в этом процессе смены теорий рациональное становится нерациональным или даже иррациональным, а иррациональное иногда оказывается рациональным. Каждая новая теория выступает в качестве цели всего предшествующего развития науки и служит основой специфических рациональных реконструкций истории. Это переписывание, перестраивание истории будет продолжаться до тех пор, пока развивается человеческое познание, пока ряд теорий не закончен. (Лакатос - рациональная реконструкция истории науки)

. Поэтому поддерживать и бороться следует за ту теорию, в истинность которой вы верите. — Это единственно рациональное поведение с точки зрения науки.

оиск истины всегда должен быть подчинен более высокой — нравственной — цели, только тогда он будет рационален не только в научном, но и в более высоком смысле. Если же поиск истины превращается в самоцель, научная рациональность может оказаться худшей разновидностью иррациональности.

Книга Никифорова:

«Совпадает ли “научность” с “рациональностью” или эти понятия различны?», «Всегда ли деятельность ученого рациональна?», «Каковы критерии рациональности?», «Существуют ли другие виды рациональности наряду с научной рациональностью?»

В современных философско-методологических дискуссиях до сих пор, по-видимому, господствует традиция, рассматривающая рациональность как соответствие «законам разума». Под «законами разума», прежде всего и главным образом, имеют в виду законы логики, истолковываемые как законы мышления. Отсюда вытекает: рационально — то, что соответствует законам логики; нерационально или иррационально — то, что эти законы нарушает. Например, если вы приняли «А и В» и принимаете «А», то вы поступаете рационально; если же, приняв «А и В», вы в то же время стремитесь отвергнуть «А», вы ведете себя нерационально. Таково наиболее общее и абстрактное понятие рациональности, которого явно или неявно придерживается подавляющее большинство современных философов и методологов. Ядром этого понятия являются законы логики, и они выступают в качестве наиболее общих законов рационального поведения и стандартов рационального знания.

В науке мы обязаны следовать некоторым правилам или принципам, которые в повседневной жизни могут и не соблюдаться. Добавляя эти методологические правила или принципы к законам логики, мы получаем более узкое и конкретное понятие научной рациональности. Какие именно методологические правила мы возводим в ранг канонов рациональности, зависит от нашего понимания специфики научного познания. К числу этих правил обычно относят следующие: эмпирическая проверяемость, простота, подтверждаемость опытом и экспериментом, критичность, плодотворность в отношении предсказаний и т.п. Большая часть понятий научной рациональности, сформулированных современными философами науки, получена именно таким образом: за счет присоединения к законам логики одного или нескольких методологических правил.

Для всех этих понятий научной рациональности характерно неявное убеждение в том, что стандарты рациональности являются вечными и универсальными. Понятие научной рациональности опирается на законы разума; человеческий разум — один и тот же у людей разных эпох и культур, поэтому и законы функционирования разума неизменны.

Следовательно, если нам удалось сформулировать их в виде законов логики и методологических правил, то мы получаем тот стандарт или критерий, который можно использовать для оценки рациональности действий мыслителя любой исторической эпохи, любых методов исследования и мышления, всех результатов познания. Более того, с его помощью мы можем также оценивать рациональность всех областей человеческой деятельности, всех достижений духовной и материальной культуры: соответствует законам логики и установленным правилам? — Рационально! Не соответствует? — Нерационально! Отождествляя рациональность с научностью, мы получаем и критерий демаркации: научно и заслуживает включения в историю науки лишь то, что рационально, а нерациональное или иррациональное лежит вне науки. С этой точки зрения наука всегда рациональна, а если иногда ученые поступали или поступают нерационально, то к науке это не имеет отношения.

Характерной особенностью этого «универсалистского» понимания рациональности оказывается то, что оно допускает существование лишь одного вида рациональности, так сказать, «логико-методологической» рациональности. Никаких других видов рациональности не может быть. При этом приходится признать, что литература, искусство, повседневное человеческого поведение содержат очень мало рационального, и единственная область, безусловно претендующая на рациональность, — это наука. Правда, историко-научные исследования показывают, что все универсалистские понятия рациональности являются чрезмерно узкими даже для науки и существенно обедняют ее историю. Каждое методологическое правило, лежащее в основе понятия научной рациональности, нарушалось в ту или иную эпоху учеными, которые получали при этом значительные научные результаты. Даже законы логики отнюдь не являются непререкаемым авторитетом: ученые часто разрабатывают заведомо противоречивые теории и не обращают внимания на логическую некорректность своих построений. Более того, П. Фейе-рабенд попытался показать (и не без успеха), что каждый новый шаг в развитии науки неизбежно связан с нарушением норм рациональности, сформулированных современными философами. Отсюда он сделал вывод, что наука по существу своему нерациональна. И этот вывод довольно трудно опровергнуть, оставаясь на позициях универсалистского понятия рациональности. Действительно, если в основу понятия рациональности мы положили вечные и неизменные законы разума и при этом обнаружили, что ученые и их теории часто нарушают эти законы, то мы вынуждены признать, что наука содержит в себе элементы неразумия и иррациональности.

Это вполне можно было бы признать: есть нечто привлекательное в том, чтобы рассматривать развитие науки как обусловленное взаимодействием разума и неразумия. Однако если мы допустим, что нарушение законов разума, т.е. нарушение канонов рациональности, способно приводить к столь же значительным научным достижениям, как и следование им, то, по-видимому, это сделает понятие научной рациональности совершенно бесполезным. Именно это, как нам представляется, хотел показать Фейерабенд своей критикой различных «рационалистических» концепций. Понятие рациональности, опирающееся на законы разума, можно защитить, лишь отказавшись от универсализма, т.е. признав, что эти законы сами изменяются.

Итак, универсалистское понятие рациональности, в основе которого лежат законы логики и методологические нормы, приводит к таким следствиям: 1) существует лишь один вид рациональности и один ее критерий для всех областей духовной и материальной деятельности людей, для всех исторических эпох и всех народов; 2) с точки зрения универсалистского понятия рациональности, человеческая история и все области материальной и духовной культуры существенно иррациональны; 3) и даже в науке рациональность соединена с иррациональностью.

— Со всем этим трудно согласиться, поэтому универсалистское понятие рациональности кажется неприемлемым.

РАЦИОНАЛЬНОСТЬ КАК ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ Одна из особенностей современных дискуссий о рациональности состоит в том, что в них редко проводят явное различие между рациональностью научного знания, рациональностью методов и рациональностью деятельности ученых. Может быть, с точки зрения универсалистского понятия рациональности это и не существенно: знание, методы, деятельность рациональны в той мере, в которой они соответствуют законам разума. Мы же в дальнейшем будем говорить главным образом о деятельности, ибо имеется — также довольно распространенное, но почти не упоминаемое в философско-методологической литературе, — понятие рациональности, которое применяется, прежде всего, к оценке деятельности. Мы попытаемся здесь уточнить это понятие и сопоставить его с универсалистским понятием рациональности. Такое сопоставление полезно для уяснения отношений между ними. Под деятельностью обычно имеют в виду активность субъекта, направленную на достижение определенной цели. Исходя из этого, рациональность деятельности можно определить следующим образом: (1) Рациональной является та деятельность, которая в данных условиях приводит к поставленной цели. Нерациональной можно назвать такую деятельность, которая в данных условиях не приводит к цели, и, наконец, иррациональной будет та деятельность, которая не только не приводит к поставленной цели, но, напротив, отдаляет нас от нее. Следует обратить внимание на «данные условия»: то, что в одних условиях рационально, в других — может оказаться нерациональным; то, что нерационально сегодня, может оказаться рациональным завтра. Условия, в которых осуществляется деятельность, влияют на ее рациональность. Критерием рациональности всякой деятельности является достижение цели. Не соответствие законам разума или каким-то заранее установленным правилам делают деятельность рациональной, а только достижение ею своей цели. До тех пор, пока нам неизвестна цель некоторой деятельности, вопрос о ее рациональности вообще не может быть поставлен. Только в том случае, когда цель деятельности известна, можно судить о ее рациональности или нерациональности. Однако рациональность всей этой цепочки действий можно оценить только с точки зрения конечной цели. Может оказаться так, что каждое звено в цепи ваших действий рационально, а вся цепь в целом оказывается нерациональной: инженеры в нашей стране перестали быть нужными, и вы вынуждены работать грузчиком. Мы ввели новое общее понятие рациональности, истолковав «рациональность» как «целесообразность». Это понятие применяется, прежде всего, для оценки деятельности. До тех пор, пока цель не достигнута, оценка ее рациональности будет оставаться лишь предположительной. Оценка обретает несомненность лишь после того, как цель достигнута или выяснена ее недостижимость в данных условиях. Важно иметь в виду, что поставив рациональность в зависимость от достижения цели, мы сделали ее относительной: то, что рационально в отношении одной цели, может быть нерациональным или иррациональным в отношении другой цели. Теперь из этого общего понятия рациональности мы в несколько простых шагов получим определение понятия научной рациональности. НАУЧНАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ И ЦЕЛЬ НАУКИ Специфика научной рациональности определяется не какими-то особыми методами науки, не стандартами или нормами научной деятельности, а только спецификой цели науки. Какова же эта цель? Мы просто выбираем один из ответов и формулируем его в виде следующего допущения: (2) Цель науки — получение истинного знания о мире. Из этого допущения и нашего общего определения рациональной деятельности мы сразу же получаем предварительное определение понятия научной рациональности: (3) Научно рациональна та деятельность, которая приводит к получению истинного знания о мире. Если деятельность ученого не приводит к получению истинного знания, ее можно назвать нерациональной с точки зрения науки; если же деятельность ученого приводит к распространению заблуждения, то такая деятельность будет иррациональной. По-видимому, ученые совершают действия всех трех видов. Когда ученый, работая в лаборатории или за письменным столом, в конце концов получает истинный результат, он действует рационально. Если же его работа так и не привела к успеху и выяснилось, что он избрал ошибочный, тупиковый путь, — его деятельность была нерациональной. Может оказаться так, что ученый изобретает, отстаивает и пропагандирует явную ложь, стремясь поставить ее на место истины, — с точки зрения науки такая деятельность иррациональна. Следует обратить внимание на то, что оценка дается только с точки зрения науки. Деятельность, иррациональная с научной точки зрения, может быть вполне рациональной для достижения иных целей, например, с точки зрения получения ученой степени. Вообще говоря, для науки всякая деятельность, не направленная на получение истины, будет нерациональной. Предложенное понимание научной рациональности дает возможность оценить позиции некоторых известных философов науки, например, К. Поппера и Т. Куна, один из которых являлся признанным главой школы «критического рационализма», а другого обвиняли в иррационализме. Как известно, Поппер признавал поиск истины целью науки, но одно время был склонен считать, что эта цель не только недостижима, но к ней даже нельзя приблизиться. Наука способна лишь обнаружить ложь и отбросить ее. Однако с точки зрения попперовского фальси-фикационизма отбрасывание лжи не приближает нас к истине, наука все время топчется на одном месте. Если же научная деятельность не приближает нас к цели науки — истине, то она должна рассматриваться как нерациональная. Поэтому фальси-фикационизм не является «рационалистской» концепцией. Т. Кун не считал поиск истины целью науки и был склонен трактовать эту цель прагматистски. Для него наука была средством решения интеллектуальных и практических задач. Но поскольку он считал, что наука справляется со своими задачами и, таким образом, достигает своей цели, постольку он считал деятельность ученых рациональной. «Рационалистом» является всякий, кто признает, что наука достигает или, по крайней мере, способна приблизиться к своей цели. Даже П. Фейерабенд — несомненный рационалист, ибо признает, что ученые добиваются осуществления своих целей, каковы бы эти цели ни были. По-видимому, иррационалистом можно было бы назвать лишь того, кто утверждал бы, что наука в своем развитии не только не достигает своей цели, а напротив, отдаляется от нее. Обвинения в иррационализме обычно основываются на различных пониманиях целей науки или на представлении о допустимости одних методов исследования и недопустимости других. Тот, кто иначе трактует цель науки или признает правомерность таких методов, которые мы не хотим считать научными, квалифицируется как иррационалист. Но это наивно, ибо заставляет нас считать иррационалистом всякого, кто расходится с нами во мнениях. Если вы признали научную деятельность целесообразной и согласились с тем, что наука достигает своей цели, вы— рационалист. А какие методы она использует для достижения своей цели — не имеет никакого отношения к оценке ее характера: для достижения цели все дозволено («anything goes», как выражается Фейерабенд) в том смысле, что все, ведущее к цели, будет рационально. Конечно, абсолютная истина — в смысле полного, исчерпывающего, завершенного знания о мире — актуально недостижима, к ней можно только бесконечно приближаться. Однако отсюда еще не следует, что наука не способна получить никакой истины. Этапами на пути движения к абсолютной истине являются неполные, неточные, частичные или, используя марксистскую терминологию, относительные истины. Развив учение о возрастании степени правдоподобности наших теорий, Поппер, в сущности, признал эту идею частичной истины. Относительная истина актуально достижима для науки и может выступать в качестве реальной цели научного исследования. Здесь дело обстоит точно так же, как и со всякой другой деятельностью, которая не сводится к некоторому единичному акту, а включает в себя ряд промежуточных этапов, объединенных общей целью. Общая и основная цель науки — полное, исчерпывающее знание о мире; движение к ней осуществляется путем достижения промежуточных целей — правдоподобных теорий. Стремясь в общем к полному знанию, наука в каждый отдельный период своего развития ставит перед собой конкретную достижимую цель — решить те или иные проблемы и получить относительно истинное знание. Поэтому теперь мы можем уточнить наше определение научной рациональности: (4) Научно рациональна та деятельность, которая приводит к получению относительно истинного знания о мире. Нам осталось сделать последний шаг, ответив на вопрос: что, собственно, следует понимать под «относительно истинным знанием», в чем оно конкретно воплощено? По-видимому, на этот вопрос трудно дать какой-либо иной ответ, кроме следующего, который мы выражаем в виде допущения: (5) Относительно истинное знание в некоторый период развития науки воплощено в совокупности понятий, законов, теорий и т.п., принимаемых учеными в этот период. Используя это допущение, мы могли бы сказать, что научно рациональной в некоторый период развития науки будет та деятельность, которая своим результатом имеет получение, утверждение, разработку концепций, принимаемых наукой в данный период. В какой-то мере это оправдано, ибо ученый любой эпохи, получая результат, в истинности которого он убежден, действует, с точки зрения своей эпохи, рационально. В то же время это не вполне удовлетворительно, ибо делает рациональными все зигзаги в развитии науки. Мало ли глупостей и заблуждений считалось когда-то истиной? Неужели в глазах науки равно рациональна деятельность астролога, вычисляющего по расположению звезд судьбу новорожденного младенца, и астронома, вычисляющего дату очередного солнечного затмения? — Если не верить в прогресс науки и все человеческие идеи считать в равной степени опасными или, напротив, полезными иллюзиями, то можно ответить: «да». Если же мы считаем, что наука прогрессирует, что она дает нам все более полное и глубокое описание мира и освобождает нас от заблуждений и предрассудков, то нам нужна некоторая общая для всех периодов развития науки точка отсчета, которая позволила бы нам через всю историю науки провести границу между рациональным стремлением к истине и нерациональным обольщением ложью. Вспомним, что говорилось выше об оценке деятельности с точки зрения ее конечного результата: рКонечной целью всего развития науки можно считать знание, признаваемое истинным в настоящий момент, т.е. в тот момент, в который мы оцениваем предшествующую исгорию. Это — принципиально важный пункт для всех рассуждений о научной рациональности. Оценивая теории предшествующих эпох развития науки, историк науки видит их несовершенство, элементы заблуждения, которые они включали, ибо — вольно или невольно — смотрит на них с высоты более совершенных теорий. Относительность всего предшествующего знания ему ясна. Но может ли он оценить относительность существующего, признанного в настоящий момент научного знания? — Нет, не может, ибо для этого он должен был бы взглянуть на него с высоты новых, будущих истин, которых в его распоряжении нет. Конечно, философ может осознавать, что и нынешнее научное знание несовершенно, что и оно когда-то будет заменено иным, более совершенным знанием, но что именноподвергнется изменению, что будет отброшено как ложь, ему неизвестно. Поэтому знание, признанное истинным сегодня, является абсолютной точкой отсчета для историка и философа. Опираясь на эти соображения, мы можем теперь дать окончательную формулировку определения понятия научной рациональности: (6) Научно рациональной является та деятельность, которая направлена на получение, обоснование, уточнение и т.п. теорий, признаваемых истинными в настоящее время. Соответственно, нерациональной с точки зрения науки будет та деятельность, которая не связана с разработкой признанных ныне теорий, а иррациональной — та деятельность, которая направлена на устранение этих теорий и замену их иными теориями: если вы считаете современное знание истинным, то всякая попытка заменить его чем-то иным будет рассматриваться вами как выступление против истины, т.е. как иррациональная. Взглянув на определение (6), мы замечаем, что наше понятие научной рациональности в чем-то похоже на то понятие рациональности, в основе которого лежит апелляция к законам разума. Действительно, если признать, что научная деятельность, результатом которой явилось современное знание, соответствует законам разума, а познавательные приемы, удовлетворяющие законам разума, неизбежно приводят к современному знанию, то мы придем к фактическому отождествлению двух понятий научной рациональности. Это сходство объясняется тем, что в основе этих двух понятий научной рациональности по сути дела лежит одно и то же — современное научное знание. Правда, наше понимание рациональности имеет то преимущество, что не приводит к универсализму. Относительность всех оценок, норм, правил рациональности выступает с полной очевидностью. Гораздо более важным, однако, является то, что рациональность как целесообразность носит более фундаментальный характер, нежели рациональность, истолковываемая как разумность. В самом деле, практика, деятельность первичны по отношению к мышлению. Так обстоит дело и в науке. Ученые получают результаты, философы канонизируют их способ действий в виде методологических норм и стандартов, навязывая их последующим поколениям ученых. Однако новые поколения получают новые результаты, используя способы и методы исследования, порой не укладывающиеся в рамки известных, «разумных» схем. Наука развивается, решая задачи, добиваясь поставленных целей, и это — главное, а как она это делает — вторичное, производное. Из примата практики над мышлением и, в частности, научной практики над методологическим мышлением следует, что рациональность как целесообразность первична по отношению к рациональности как разумности. И если целерациональность приходит в столкновение с разумностью, последняя должна отступить и — добавим мы — обычно отступает. Завершая обсуждение определения (6), мы должны отметить, что поскольку основой наших оценок рациональности является современное научное знание, постольку к самому этому знанию такая оценка неприменима. для постановки такого вопроса нам нужна какая-то иная — более важная и общая — цель, в отношении которой получение знания является лишь средством ее достижения. Это означает, что нам нужно выйти за пределы науки и говорить о рациональности в каком-то ином смысле. Если же мы остаемся в рамках науки и говорим о научной рациональности, то это понятие неприменимо к научному знанию, оно применимо только к средствам и методам научной деятельности.

Научная рациональность – это соответствие теоретических построений средствам познания, нормам, идеалам, которые приняты наукой и ведут к объективной истине. Критериями научной рациональности являются логические законыи правила, философские допущения, существующие картины мира, методы, категории, схемы объяснения и понимания, принципы построения научных теорий, образцы решения исследовательских задач. Смена типов рациональности связана с характером исследуемых системных объектов и применяемых средств познания, идеалов и норм науки.

Классическая наука (XVII в. – конец XIX и начало XX в.) ориентирована на жёстко детерминистический стиль исследования, исключающий из нормативов научного описания и объяснения всё, что относится к субъекту и процедурам его познавательной деятельности; формируется в Новое время. Аналогом такой модели является борьба Ф.Бэкона с «идолами познания».

Эти признаки приобрели всеобщую мировоззренческую значимость. Так, Спиноза излагает этическую систему на языке Евклида, сознательно называя метод построения своей системы геометрическим. Полная независимость от чувственного опыта становится критерием не только научного знания, но и всей картезианской дедуктивной философии. Но Декартовское сомнение предполагает возможный выход за рамки механистического детерминизма и существования многовариантных концепций бытия. У Канта это разделение на ноумен и феномен, и неисчерпаемость мира природных форм, ограниченность разума, моральное долженствование.

Второй тип – неклассическая рациональность формируется к началу ХХ века, когда физика вышла на освоение микрообъектов. В соответствии с неклассической рациональностью научное изучение реальности предполагает учёт используемых средств (приборов, систем отсчёта, способов описания и обоснования). Стала очевидной искусственность раздела между естественными и техническими науками. Объекты стали рассматриваться не только в качестве подчинённых законам природы, но и в качестве «естественно-искусственных» систем, поставленных в зависимость от средств исследования.

В работах Н.Беккереля, Дж.Томпсона, М.Планка, Н.Бора, А.Эйнштейна и многих других учёных закладываются основы неклассической рациональности. Их усилиями создаётся квантово-релятивистская картина мира. Неклассический этап в развитии науки длился в течение двух первых третей ХХ столетия.

Третий тип – постнеклассическая рациональность предполагает, что знания об объекте соотносятся не только с материальными средствами, но и социальными целями и ценностями. Прочный статус приобретают категории – субъект, цель, знание, ценность и пр. Этот тип рациональности характерен для сложных саморазвивающихся систем. Методологией исследования таких объектов является синергетика. Она рассматривает мир как взаимодействие порядка (информации) и хаоса (энтропии), которые нестабильны и могут переходить друг в друга. Тенденция роста информации характерна для открытых систем, а энтропии –для закрытых, изолированных систем. Однако понятие «закрытая система» достаточно условно, ибо зависит от выбранной системы координат. В сфере постклассической рациональности формируются знания о современных биотехнологиях (в первую очередь генной инженерии), медико-биологических объектах, крупных экосистемах, биосфере, системах искусственного интеллекта и т.д. Здесь поиск истины затрагивает гуманистические ценности. Особую роль в освоении таких систем играет знание запретов на некоторые стратегии взаимодействия. Итак, создаётся новая основа для глубокой интеграции естественнонаучного, технического и социально-гуманитарного знания.