- •Вольф Шмидт Нарратология
- •Глава I. Признаки художественного повествования
- •Глава III. Точка зрения
- •Глава IV. Нарративные трансформации: события — история — наррация — презентация наррации
- •Глава V. Текст нарратора и текст персонажа
- •Глава VI. Эквивалентность
- •Глава I. Признаки художественного повествования
- •1. Нарративность
- •3. Эстетичность
- •Глава II. Повествовательные инстанции
- •1. Модель коммуникативных уровней
- •4. Фиктивный нарратор
- •2. Монолог:
- •3. Нарративность:
- •Глава III. Точка зрения
- •2. Аукториалъная повествовательная ситуация:
- •3. Персональная повествовательная ситуация:
- •3. «Внешняя фокализация»:
- •Глава IV. Нарративные трансформации: события — история — наррация — презентация наррации
- •1) Эмоция, вызываемая материалом,
- •2) Выготский явно переоценивает значимость композиции.
- •2) Позиционные эквивалентности,
- •3) Словесные эквивалентности,
- •3. Четыре нарративных уровня Порождающая модель
- •1. Событи
- •2) Перспективация,
- •Глава V. Текст нарратора и текст персонажа
- •2. Орнаментальный сказ,
- •Глава VI. Эквивалентность
- •3. На уровне презентации наррации
- •3. Орнаментальная проза Звуковая и тематическая парадигматизация
- •1. Для реалистической прозы
- •2. Орнаментальная проза
- •3. Благодаря своей поэтичности орнаментальная проза
- •4. Повторяемости мифического мира в орнаментальной прозе
- •5. Лейтмотивность и эквивалентность
- •6. Иконичность приводит к принципиальной соразмерности,
- •7. Тенденция к иконичности,
- •8. Орнаментализация прозы неизбежно влечет за собой ослабление ее событийности.
- •9. Наивысшей тематической сложности орнаментальная проза достигает не в полном разрушении ее нарративной основы,
- •272 Ветловская в. E.
- •275 Евдокимова с.
2. Монолог:
2. Монолог: Диалогичность нарратором только инсценируется, она не переходит через границы его сознания. Здесь нет реального собеседника, который мог бы вмешаться непредвиденными репликами. Для настоящего, подлинного диалога воображаемому собеседнику, взятому из собственного «я», не достает автономности, подлинной «другости». Поэтому этот квазидиалог, по существу, остается монологом.
3. Нарративность:
3. Нарративность: Этот диалогизированный монолог выполняет нарративные функции. Как бы ни был занят оглядывающийся нарратор апологией самого себя и напалками на слушателя, он все же рассказывает историю, преследуя цель нарративную, невзирая на все диалогические отклонения.
В «Кроткой» и «Записках из подполья» повествуемая история — история крушения. Но откровенное и, в конечном счете, истинное повествование здесь опять-таки связано с диалогическими функциями, а именно с апелляцией и, в частности, с импрессией. Логика такова: если нарратор уже не способен выделяться благородными поступками, то он старается, по крайней мере, произвести впечатление откровенностью 107
и беспощадностью своего самоанализа, бесстрашным предвосхищением чужого обличительного слова. Попытка импрессии путем предвосхищения чужих реплик своего апогея достигает в «Записках из подполья», где нарратор вкладывает адресату в уста следующее обвинение: <...> Вы говорите вздор и довольны им; вы говорите дерзости, а сами беспрерывно боитесь за них и просите извинения. Вы уверяете, что ничего не боитесь, и в то же время в нашем мнении заискиваете. <...> Вам, может быть, действительно случалось страдать, но вы нисколько не уважаете своего страдания. В вас есть и правда, но в вас нет целомудрия; вы из самого мелкого тщеславия несете вашу правду на показ, на позор, на рынок... Вы действительно хотите что-то сказать, но из боязни прячете ваше последнее слово, потому что у вас нет решимости его высказать, а только трусливое нахальство. <...> И сколько в вас назойливости, как вы напрашиваетесь, как вы кривляетесь! Ложь, ложь и ложь! (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 5. С. 121—122).
Диалогизированные монологи Достоевского — явление парадоксальное. Слушателя нет, но весь монолог обращен к нему. Воображаемый собеседник не является другим человеком, но говорящий
спорит с ним, вкладывает в его уста самые уничтожающие реплики, после чего он парадоксальным образом его же присутствие одновременно отрицает и подтверждает:
Разумеется, все эти слова я сам сочинил. Это тоже из подполья. Я
там сорок лет сряду к этим вашим словам в щелочку прислушивался.
Я их сам выдумал, ведь только это и выдумывалось. Не мудрено, что
наизусть заучилось и литературную форму приняло...
Но неужели, неужели вы и в самом деле до того легковерны, что воображаете, будто я это все напечатаю да еще дам вам читать? (Там же. С. 122).
В диалогизированных нарративных монологах у Достоевского имеется еще одна парадоксальная черта: отсутствующая другость наррататора, который остается проекцией нарратора, другим «я», как бы замещается другостью повествующего «я» по отношению к самому себе. Парадоксальность заключается в другости субъекта по отношению к самому себе, в том, что идентичное оказывается «другим». «Я» предстает себе таким чуждым, что ужасается своих бездн сильнее, чем чужих. Солипсизм диалогичности, перемещение другости снаружи вовнутрь — это характерная черта концепции субъекта у Достоевского. 108
Другость субъекта по отношению к самому себе, чуждость своему собственному «я» придает диалогизированным нарративным монологам у Достоевского ту действительную диалогичность, которой их лишает неавтономность воображаемого собеседника.