Билет №16

1. Барокко (ок. 1600—1720)

Немецкая литература XVII в. развивается в условиях, коренным образом отличных от условий, существовавших в других европейских странах. К началу века Германия еще не преодолела наследия средневековья — феодальную раздробленность и политическую децентрализацию, с которой уже давно покончили Англия, Франция и Испания. Так называемая Священная Римская империя германской нации представляла собой искусственное государственное образование, состоявшее из 296 феодальных княжеств, полутора десятков вольных имперских городов и бесчисленного множества мелких феодальных владений, формально независимых, но экономически и политически нежизнеспособных. Имперская власть и ее учреждения не оказывали никакого реального влияния на внутреннюю и внешнюю политику крупных князей. Политическая раздробленность пагубно сказывалась на экономике: бесчисленные таможенные границы, пересекавшие страну, препятствовали созданию единого внутреннего рынка. С внешних торговых путей Германия была вытеснена еще в XVI в., в эпоху великих географических открытий, выдвинувших на первый план крупные морские и колониальные державы — сначала Испанию и Португалию, потом Англию и Голландию. Когда-то могущественный и богатый союз ганзейских городов фактически распался и утратил свою роль в европейской торговле. Следствием этих обстоятельств были общая отсталость социального развития Германии, слабость немецкого бюргерства, не игравшего сколько-нибудь значительной роли в общественной и политической жизни страны.

Отсутствие единого политического центра, какими были Париж и Лондон для Франции и Англии, отразилось и на культурной жизни Германии, которая формировалась вокруг отдельных, порою незначительных, княжеских дворов и в университетских городах, носила провинциальный характер. В еще большей степени раздробленность страны сказывалась на языке. Образование единой нормы общенационального литературного языка, получившее могучий толчок в период Реформации, затормозилось на целых полтора столетия по сравнению с другими европейскими странами.

Ко всем этим отрицательным факторам исторического развития Германии прибавилась опустошительная Тридцатилетняя война (1618—1648), ставшая подлинной национальной катастрофой. Она истребила большую часть населения, разрушила города, уничтожила культурные ценности, привела к экономической разрухе, а долгожданный мир только закрепил феодальную раздробленность страны.

Официальной причиной войны была религиозная вражда между протестантскими и католическими князьями Германии, но истинные мотивы конфликта носили политический и экономический характер. Постепенно в войну оказались втянутыми почти все европейские страны. К протестантскому Союзу (созданному еще в 1608 г.) примкнули Швеция и Дания, преследовавшие в этой войне свои политические интересы. Католическую Лигу (созданную в1609 г.) возглавил курфюрст Баварский, получивший поддержку австрийских, а затем и испанских Габсбургов. Что касается Франции, то эта католическая страна выступила на стороне протестантских князей, ибо рассчитывала таким путем ослабить своего главного политического соперника — Испанию.

Реальным театром военных действий стали германские земли, в том числе Богемия и Силезия, подчиненные Австрии и особенно ощутимо пострадавшие от войны и контрреформации. Война и ее страшные спутники — голод, эпидемии, пожары — определили и общее трагическое мироощущение, и темы, и образную систему немецкой литературы XVII столетия.

Среди идеологических факторов, сформировавших духовную атмосферу эпохи, следует выделить прежде всего резко выступившее к этому времени противоречие между успехами естественных наук и религиозным мировоззрением. Большинство немецких писателей XVII в. были людьми широко образованными и начитанными. Наряду с традиционным знанием древних языков, истории и литературы, они изучали философию, юриспруденцию, астрономию, физику, математику, владели многими европейскими языками. Вместе с тем не следует забывать, что в университетском преподавании того времени не проводилась четкая грань между астрономией и астрологией, алхимией и химией, наряду с подлинными науками преподавалась хиромантия. В сознании многих писателей и мыслителей той эпохи научные теории уживались с суевериями, а религиозные догмы с такими «еретическими» взглядами, как учение Коперника и Галилея. Попытки примирить эти полярные позиции обычно оказывались несостоятельными, отсюда — ощущение кризиса и растерянности перед непостижимой сложностью мироздания и бессилием человеческого разума объяснить ее. Все это еще более усугубляло трагическое мироощущение, порожденное разрушительной и затяжной войной. Проповедуемая религией идея бренности человеческой жизни, суетности и мимолетности земных благ и радостей получала подтверждение в жестокой действительности Тридцатилетней войны. В поисках устойчивых нравственных ценностей мыслители и поэты той поры обращались к философии неостоицизма, к идее самопознания, самосовершенствования, стойкости и мужества перед страданиями и ударами судьбы, постоянства и верности своему нравственному идеалу. Эти идеи неостоической философии были свойственны как писателям-протестантам, так и католикам.

Другой характерной особенностью идеологической атмосферы Германии XVII в. было возникновение множества религиозно-мистических сект, оппозиционно настроенных по отношению к официальной лютеранской церкви. Реформация открыла путь к критическому пересмотру веками сохранявшейся церковной догматики, к более свободному толкованию религиозных истин. В Германии соседствовали три религии: лютеранство, католицизм и кальвинизм. Уже сама эта множественность вероучений создавала почву для распространения сект, стоявших за пределами официальных религий и отражавших неудовлетворенность широких масс итогами лютеровской реформы. За сто лет своего существования лютеранство обросло собственными догмами, утратило видимость свободы и опоры на разум, которые поначалу привлекли к нему широкие массы простого народа. Одним из главных очагов этих «еретических» сект, нередко носивших социально-утопическую окраску, стала Силезия, область, в которой сосуществование разных религий расшатывало представление об абсолютном авторитете в вопросах веры и которая в ходе трагических событий Тридцатилетней войны приняла на себя особенно тяжелые удары.

Наиболее крупной фигурой в этом плане был Якоб Бёме (1575—1624), простой сапожник, родом из Силезии, не получивший никакого систематического образования, но приобщившийся к философии путем самостоятельного чтения. Отвергая всякие официальные авторитеты в области как научного познания, так и богословия, Бёме считал, что человек может постигнуть тайны природы, бога и мироздания интуитивно, без посредничества церкви и ее служителей. Его пантеистически окрашенное учение, отмеченное проблесками стихийно-диалектического мышления, опиралось на идеи натурфилософов XVI в. (в частности, известного врача и физика Парацельса). Оно оказало значительное влияние на силезских поэтов середины и конца XVII в. — Ангелуса Силезиуса и Квиринуса Кульмана. Впоследствии сочинениями Бёме увлекались молодой Гёте и немецкие романтики. Этому немало способствовала образно-эмоциональная форма изложения, обильно уснащенная метафорами и символическими иносказаниями. В отличие от своих предшественников и современников — ученых философов, пользовавшихся латынью, Бёме писал по-немецки. Его главное сочинение «Аврора, или Восходящая утренняя заря» (1612) может считаться в равной мере философским трудом и памятником художественной прозы.

Все эти факторы наложили заметный отпечаток на немецкую литературу, в особенности на лирическую поэзию XVII в., насыщенную религиозно-философскими и нравственными мотивами.

Особенности литературного развития Германии в XVII в. во многом определяются той культурно-исторической и идеологической ситуацией, которая сложилась в этой стране в предшествующем столетии. Ученый гуманизм здесь получил выражение преимущественно в публицистических и философско-религиозных сочинениях. На другом полюсе культурного развития находилась поэзия цеховых бюргеров — мейстерзингеров и народные книги. Слияния гуманистической культуры, творчески впитавшей античное наследие, с национальными традициями народной литературы в Германии не произошло. Те процессы, которые в Италии, Франции, Англии, Испании привели к созданию великих национальных литератур, протекали в Германии замедленно и носили более узкий, односторонний характер. Так, неолатинская поэзия, возникшая в Италии в XV в., выступает в Германии в начале XVII в. как своеобразный «ученический» период в творчестве будущих крупных поэтов — М. Опица и А. Грифиуса. Подражание Петрарке, охватившее всю европейскую поэзию в XVI в., проявляется в немецкой лирике лишь в середине следующего столетия. С этими запоздалыми всплесками гуманистических традиций связано и резко отрицательное отношение к поэзии мейстерзингеров, которых расценивали как невежественных, доморощенных стихоплетов: достаточно назвать комедию Грифиуса «Петер Сквенц», в которой пародируется «доморощенное» искусство мейстерзингеров и самого крупного из них — Ганса Сакса. За вычетом этой презираемой «невежественной» поэзии немецким лирикам XVII в. не на что было опереться в национальной культуре недавнего прошлого. Образцами для них послужили, наряду с античными авторами, Петрарка и Ронсар.

Процесс создания национальной литературы, и в особенности поэзии, осложнялся еще и языковой ситуацией. Отсутствие общенациональной языковой нормы, крайняя засоренность лексики иностранными (преимущественно французскими) словами уже с первых десятилетий XVII в. начинают вызывать тревогу в кругах, озабоченных состоянием национальной культуры. В 1617 г. в Веймаре было основано первое из многих немецких языковых обществ — «Плодоносящее общество» (позднее получившее название «Пальмовый орден»). Инициатором его создания был князь Людвиг Ангальт-Кетенский, взявший в качестве образца флорентийскую «Академию делла Круска» (основанную в 1582 г.). Первоначально членами общества были немецкие правящие князья и аристократы, но вскоре его состав пополнился рядом писателей из бюргерской среды. Быть принятым в члены «Плодоносящего общества» считалось высокой честью. Общество оказывало писателям — своим членам поддержку в издании их сочинений. Устав общества предусматривал наряду с заботой об очищении и совершенствовании немецкого языка облагораживание нравов и внешних форм поведения. Таким образом, в задачи общества входило формирование светской культуры нового типа в духе общеевропейского культурного развития. По образцу «Плодоносящего общества» позднее возникли другие: «Общество Ели» в Страсбурге (1633), «Немецкое общество» в Гамбурге (1643), «Пастушеский и Цветочный орден» в Нюрнберге (1644). Все эти общества ставили перед собой общую цель — очищение немецкого языка от иностранных и диалектных слов, его приспособление к запросам рождающейся литературы — изящной и утонченной. В русле этой деятельности возникают и многочисленные руководства по поэтике.

Отсутствие достаточно авторитетной национальной литературной традиции, на которую можно было бы опереться при выработке образцового литературного языка, заставляло многих писателей (в особенности в первой половине века) обращаться к переводам из древних авторов и из европейских писателей нового времени. Эти переводы служили материалом и своего рода «лабораторией» для шлифовки и создания изящного литературного стиля. Вообще для немецких писателей того времени характерны разносторонние культурные контакты с другими странами — Францией, Англией, Италией, Голландией. Общими предпосылками этих контактов следует считать внешнеполитические связи, вызванные ходом войны, и, с другой стороны, универсальность знаний и интересов многих немецких писателей XVII в., стимулировавшую их желание расширить свой кругозор и ближе соприкоснуться с культурой передовых европейских стран.

Периодизация немецкой литературы XVII в. определяется главным историческим событием эпохи — Тридцатилетней войной. Литература первой половины века целиком стоит под знаком трагических событий войны и того комплекса нравственных, философских и политических идей, который складывается в этих условиях. Это время расцвета прежде всего лирической поэзии, обнаруживающей большое идейное, жанровое и стилистическое разнообразие. Тогда же активно разрабатываются вопросы поэтической теории. На исходе войны создаются значительные драматические произведения (трагедии Андреаса Грифиуса), в которых насущные вопросы общественной, политической и нравственной жизни облекаются в обобщенную и объективную форму.

Вестфальский мир 1648 г., не оправдавший всеобщих надежд и чаяний, является логическим рубежом в литературном развитии. Литература второй половины века пытается осмыслить итоги войны, ее политические, социальные, нравственные последствия. В этот период заметно усиливается сатирическая струя, получившая отражение в разных жанрах — в лирике (эпиграммы Логау), бытовой комедии (К. Вейзе и К. Рейтер), романе (Гриммельсгаузен). В последней трети века все более ощутимой становится социальная поляризация литературы. В лирике проступают черты сословно-замкнутой аристократической культуры — формализация внешних приемов, утяжеленная словесная орнаментальность, вычурная метафорика при ограниченном круге тем. Отчасти эти тенденции получают отражение и в галантно-авантюрном романе. Бюргерская линия отчетливо прослеживается в комедии и бытовом романе, которые обретают, в особенности в конце века, грубовато-натуралистические черты.

Особое место в литературе занимают произведения, стоящие за пределами художественных жанров, но ставшие значительными культурными событиями своего времени. Это прежде всего знаменитая книга Адама Олеария «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию» (1647), содержащая подробные сообщения о России, увиденной глазами образованного и наблюдательного иностранца.

Борьба и размежевание художественных направлений не получили в немецкой литературе такого резкого и принципиального выражения, как в литературе Франции. Хотя первый трактат по поэтике — «Книга о немецком стихотворстве» Мартина Опица (1624) — опирался на Аристотеля и Горация, а также на французских и итальянских теоретиков XVI в. и шел в целом в русле классицистской традиции, последующая разработка поэтической теории и вся художественная практика немецких поэтов развивались в духе эстетики барокко. Соблюдение отдельных положений поэтики классицизма (правила трех единств, учения о разделении жанров и т. д.) не противоречит этой тенденции. Общие принципы подхода к слову, образная система, композиционная структура поэтического текста отражают исходные позиции барочного видения мира: его трагическую разорванность и полярность, символическую многоплановость каждого схваченного явления жизни, его динамическое восприятие и изменчивость. С течением времени художественные формы, органически выражающие барочное мировосприятие, утрачивают связь с наиболее жгучими проблемами современности, превращаются в штампы. Именно эта вторичная, эпигонская литература конца века навлекла на себя резкую критику в период раннего Просвещения, обвинения в «напыщенности», затемненности словесного выражения. Она дискредитировала в глазах последующих поколений немецкую поэзию XVII в. в целом, в том числе и ее величайшие достижения. Из всех поэтов XVII столетия эпоха Просвещения признала лишь Логау, чьи эпиграммы были изданы Лессингом. Их остросатирическая направленность и обличительный пафос были близки демократическим тенденциям зрелого Просвещения. Эпизодическое увлечение отдельными поэтами (Фридрихом Шпее, Грифиусом) наблюдается в эпоху романтизма, но подлинное открытие поэзии немецкого барокко и связанный с этим пересмотр и переоценка всего литературного развития Германии XVII в. наступают лишь в XX столетии.

Приступая к изучению литературного процесса в Германии XVII века, необходимо понять, насколько драматичной была жизнь этой страны в течение всего периода, но особенно в первой половине столетия. Катастрофическое развитие событий Тридцатилетней войны особенно сильно и непосредственно воздействовало на Германию, хотя война эта велась практически всеми странами Европы, но конкретные военные действия велись на территории немецких княжеств. Нужно осмыслить исторические, политические последствия Тридцатилетней войны, раздробленности Германии, конфессиональных противоречий между протестанскими и католическими землями, отсталости социально-экономического развития, но главное - понять неоднозначные, порой неожиданные культурные и духовные последствия всех этих факторов, формирующих противоречивый и весьма своеобразный литературный облик Германии изучаемой эпохи. Специалисты отмечают, например, что в XVII веке даже усиливается "стремление формирующейся нации к известному культурному единству - стремление, обостренное именно из-за тех экономических и политических препон, которые реально существовали". Усилия немецких деятелей культуры были еще и потому достаточно успешными, что в отличии от Испании, где, по крайней мере, официальные круги были нацелены на культурную изоляцию, Германия стремилась включиться в общеевропейский культурный процесс, преодолеть провинциальность, была открыта различным литературным влияниям. Кроме того, " соревнование немецких государств в области культуры и образования…было…одной из немногих положительных сторон разъединения страны". Иными словами, следует помнить, что драматические обстоятельства развития германии в XVII веке также полны "событий-оборотней", как и история других стран Европы.

Для понимания закономерностей историко-литературного процесса данной эпохи необходимо также знать и о философских идеях в Германии, большей частью вызревающих в русле религиозных исканий, осмыслить роль мистических учений, пиэтизма в процессе культурной эволюции страны. В этом должно помочь обращение к дополнительной литературе, прежде всего новейшей. Современные ученые подчеркивают своеобразную попытку синтеза традиционно-религиозного и научно-философского мировоззренческих принципов в некоторых философских системах того периода, сосуществование противоположных течений мысли и т.д.

Сложным дискуссионным является и вопрос о литературных направлениях XVII века в Германии. Не следует, думается, недооценивать своеобразного порыва к классицизму, которым отмечена деятельность определенного круга немецких писателей этого периода, прежде всего М. Опица. Ориентация на античные образцы, а также на французские, итальянские каноны классицизма понималась, помимо прочего, как наилучший способ преодолеть культурное отставание Германии. Так что, хотя барочная немецкая литература XVII века - явление более многочисленное и более яркое, чем немецкий классицизм, его существование не менее важно в общей картине литературного развития.

Необходимо разобраться в сложной динамике литературных направлений в социокультурных условиях Германии, понять, отчего ранняя манифестация классицизма не привела к его последовательному росту и расширению, напротив, он "был смят сокрушительным вихрем грозных событий"^, барокко же оказалось художественным "средством непосредственного отображения и осмысления значительных общественных сотрясений и переломов".

Необходимо иметь представление и об основных периодах развития литературы XVII века в Германии: здесь, по общему мнению, главный рубеж приходится на начало 1640-х гг., т.е. немецкая литература до и после заключения Вестфальского мира, военная и послевоенная, составляет относительно самостоятельные этапы.

Надо познакомиться с деятельностью различных языковых культурных обществ, сыгравших важную роль для немецкой литературы, особенно с историей "Плодоносящего общества", членом которого был и М. Опиц. Обратите внимание и на чрезвычайно заметную функцию переводной литературы в Германии: самобытное творчество немецких писателей практически всегда в это период предполагало стадию переводов-подражаний.

Обращаясь к анализу творчества М. Опица, следует познакомиться с его главным теоретическим трудом - "Книгой о немецкой поэзии", ставшей, по словам немецкого ученого, "главным учебником всего XVII века" для немецких стихотворцев. Текст нормативной поэтика Опица помещен в сборнике "Литературные манифесты западноевропейских классицистов" (М., 1980). Нужно помнить, что широкое привлечение традиций античных мыслителей, прежде всего Аристотеля, поэтических теорий ренессансной эпохи - Ронсара, Скалигера и др. - имеет своей целью создание теории немецкой поэзии, включает рассуждение автора о путях достижения художественной самобытности. Но при этом Опиц вводит в процесс творчества осознанное стремление к упорядоченности, защищает рационалистические правила, иерархию жанров, предлагает новые, более строгие принципы стихосложения и т.д. Сопоставьте теоретическую позицию Опица с его поэтической практикой. Это позволит почувствовать как рационально-логическое, аллегорическое и дидактическое начала сочетаются в его стихотворениях со скорбными интонациями, с позицией трагического стоицизма. Не случайно исследователи говорят о своеобразном "бароккизирующем" классицизме Опица.

Нужно познакомиться и с последователями Опица - классицистическим поэтом-сатириком Логау (прежде всего с его антивоенными стихотворениями) и с лириком П.Флемингом, своеобразно трансформирующим традиции европейского петраркизма. С другой стороны, поэзия Германии периода Тридцатилетней войны дает и яркие образцы барочной поэзии, прежде всего поэзии А.Грифиуса. В поэтических созданиях Грифиуса воплощена эстетика барокко с ее идеями бренности человеческой жизни, трагического смятения перед катастрофичностью бытия. Отсюда пристрастие поэта к резким образным и интонационным контрастам, неожиданным сравнениям, эффектным метафорами т.д. Специалисты отмечают, что в стихотворениях Грифиуса напряженная эмоциональность и экспрессия проявляются даже в александрийском стихе. Полезно особенно тщательно проанализировать знаменитый сонет Грифиуса "Слезы отечества".

Важно иметь представление и об особенностях развития театра, драматургии в немецкой культуре этого времени. И здесь чрезвычайно отчетливо выделяется на общем фоне деятельность Грифиуса, которого называют зачинателем немецкой трагедии. Обращаясь к исторической тематике (давней - византийской, как в трагедии "Лев Армянин", или недавней - персидской, как в "Екатерине Грузинской") или же рисуя "горячие" политические события ("Убиенное величество, или Карл Стюарт"), Грифиус насыщает свои произведения этико-философскими обобщающими раздумьями, стремится потрясти читателя и зрителя, вызвать у него сильную эмоциональную реакцию. Как в своих стихотворениях, Грифиус следует в трагедиях принципам барочной поэтики, опираясь на опыт драматурга голландского барокко Вондела.

Особое внимание следует сосредоточить на изучении немецкого романа XVII века. Как и в случае с французской литературой изучаемого периода, в нашем литературоведении лучше изучен роман низового демократического барокко - Мошероша, особенно Гриммельсгаузена, и очень мало исследована романистика "высокого барокко". Однако следует знать, что оба крыла романной прозы барокко в Германии активно участвуют в развитии жанра - и его практики, и его теории. Необходимо познакомиться со статьей А.В. Михайлова "Роман и стиль" , в которой важные проблемы теории этого жанра решаются на материале в том числе и высокого романа немецкого барокко. Это даст возможность глубже и полнее представить себе тенденции развития романной прозы в Германии XVII века.

Следует знать о проблематике и поэтике сатирико-дидактического романа Мошероша "Удивительные и истинные видения Филандера фон Зиттевальда". Специалисты справедливо говорят о том, что, отталкиваясь от "Сновидений" испанского писателя Кеведо, немецкий романист создает в целом оригинальное острокритическое произведение, изобилующее гротескной образностью.

Особое внимание следует уделить центральному явлению немецкой литературы XVII столетия - романистике Гриммельсгаузена. Полезно знать, что писатель пробовал свои силы не только в "низовом", но и "высоком" жанровом варианте романа. Но его подлинный художественный успех, выражение достигнутого проблемно-эстетического синтеза - роман "Симплициссимус". Необходимо тщательно изучить, обращаясь к дополнительной литературе, творческую историю романа, основные компоненты генеалогии жанра, процесс вбирания автором разных жанровых традиций и т.д. Но прежде всего надо проследить, как художественно трансформируется в произведениях материал действительности, как писатель организует сюжет вокруг истории персонажа, обладающего протеистической изменчивостью, лишенного жизненной устойчивости в жестоком мире бед. Интересно сопоставить структуру романа Гриммельсгаузена с композицией испанского плутовского романа; это позволит увидеть и определенные моменты схождения и глубокое своеобразие "Симплициссимуса", предстающего широким и пестрым действительности, хроникой эпохи, воссозданной в сложной веренице типов, ситуаций, отношений. В конечном счете роман Гриммельсгаузена оказывается не просто более или менее пространной историей одного персонажа и даже множества других, а обобщенно – типической картиной исторической судьбы страны. Не стоит при этом отождествлять масштабность и горькую трезвость изображения судьбы человека в романе с «реализмом», но необходимо проанализировать разнообразные черты барочной низовой комической прозы, проявившейся в «Симплициссимусе», чему поможет обращение к исследованию А.А. Морозовой³⁴.

2.В то время как Дефо и Ричардсон пытались скрыть вымышленный характер своих произведений под прикрытием «мемуаров» и «литературных произведений», соответственно, Генри Филдинг занял позицию, которая представляла собой некое новое отклонение в прозаической беллетристике, что ни в коей мере не являет собой усилия, для того чтобы скрыть литературные приемы его романов. На самом деле, он был первым крупным писателем, который открыто признал, что его проза была чистой выдумкой. Кроме того, по сравнению с его главным соперником и современником, Ричардсоном, Филдинг представляет своему читателю гораздо более широкий спектр характеров, взятых из всех социальных классов.

Отсутствие у Филдинга психологического реализма (чувства и эмоции его героев, редко анализируются очень глубоко) можно, пожалуй, простить, ввиду его острой озабоченности выявлением универсального порядка вещей. Можно утверждать, что роман «Том Джонс» отражает основные неоклассические взгляды автора — характер есть нечто, чем индивидуум одарен при рождении, часть естественного порядка жизни или системы. Персонажи в романах Филдинга также, в значительной мере типичны, например: Сквайр Вестерн — это типичный грубый и неотесанный сквайр Тори, одержимый лишь лисиной охотой, выпивкой и приобретением новой собственности.

Так комический эпос Филдинга, содержит целый ряд прекрасных, но по существу неизменных (статичных) характеров, чьи мотивы и поведение в значительной степени предопределены. В их изображении мало эмоциональной глубины, и сложные реалии интерактивных человеческих отношений, которые являются столь же неотъемлемой частью современного романа, не представляют для Филдинга значительной важности. Возможно, характер, который мы узнаем лучше всего, является всезнающий рассказчик (то есть Филдинг), чьей компанией наслаждаются некоторые из его читателей.