Обсуждение в Новое время (Зенон)

Полемика вокруг зеноновских апорий продолжилась и в Новое время. До XVII века интерес к апориям не отмечается, и их аристотелевская оценка являлась общепринятой. Первое серьёзное исследование предпринял французский мыслитель Пьер Бейль, автор известного «Исторического и критического словаря» (1696). В статье о Зеноне Бейль подверг критике позицию Аристотеля и пришёл к выводу, что Зенон прав: понятия времени, протяжённости и движения связаны с трудностями, непреодолимыми для человеческого ума^[21].

Сходные с апориями темы затронуты в антиномиях Канта. Гегель в своей «Истории философии» подчеркнул, что Зенонова диалектика материи «не опровергнута до сегодняшнего дня» (ist bis auf heutigen Tag unwiderlegt)^[2]. Гегель оценил Зенона как «отца диалектики» не только в античном, но и в гегелевском смысле слова диалектика. Он отметил, что Зенон различает чувственно воспринимаемое и мыслимое движение. Последнее, в соответствии со своей философией, Гегель описал как сочетание и конфликт противоположностей, как диалектику понятий^[22]. Гегель не даёт ответа на вопрос, насколько этот анализ приложим к реальному движению, ограничившись выводом: «Зенон осознал определения, содержащиеся в наших представлениях о пространстве и времени, и обнаружил заключающиеся в них противоречия»^[23]

Во второй половине XIX века анализом парадоксов Зенона занимались многие учёные, высказывавшие самые разные точки зрения. Среди них^[2]:

• Немецкий философ Эдуард Целлер.

• Французский историк науки Поль Таннери, рассматривавший парадоксы Зенона как аргумент в критике пифагореизма^[24].

• Французский историк Виктор Брошар (франц.). По его мнению, логика Зенона безукоризненна.

и многие другие.

ПРОБЛЕМА БЫТИЯ В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ 2.1. Отказ от метафизики. В новое время проблема бытия претерпела глубокие изменения. Отказ от метафизики – одно из важнейших событий, сопровождавших изменение отношения к проблеме бытия в Новое время. Термин метафизика (дословно: «то, что идет после физики») был введен одним из комментаторов Аристотеля – Андроником Родосским – для названия той части учения античного философа, содержание которого не относилась к познанию природы, выходило за рамки естественнонаучных изысканий. Тема бытия являлась главной в метафизике, начиная с античности. Продолжая и развивая сформулированную Парменидом проблему бытия, философы всерьез занимались выяснением соотношения бытия, как реальности, находящейся «за» миром чувственным, с вещами этого мира. Строились модели иерархического упорядочения вещей мира, критерием которого выступала степень их свободы от материи, или иными словами, степень их близости к подлинному, нематериальному бытию. Аристотель, например, располагал мертвую материю в самом низу, затем помещал растения, животных, человека – высшее из материальных существ. Способное более других к свободе от физической материальности. Далее следовали смертные духи и на вершине иерархической лестнице – Бог, абсолютно свободный от материи. А потому совершеннейший. Фома Аквинский тоже строил иерархическую лестницу, но уже как иерархию причастностей бытию. С его точки зрения, Бог и только он Один есть как таковое, подлинное. Все остальное – материальное и даже нематериальное, к примеру, ангелы, - имеет ограниченное, неподлинное бытие; мера же неподлинности определяется степенью причастности к бытию как таковому. Различные ступени причастности обусловливают способ существования: чем выше стоит вещь на шкале ценностей, тем она самостоятельнее, независимее от других, тем мене она есть частица многого, тем более она принадлежит себе самой. Одним словом, все уровни иерархии имеют ту или иную степень автономии, самостоятельности; между ними нет связи порождения и взаимной причастности: все они причастны только одному Богу. [2, с.132] М. Хайдеггер считал, что отказ от понимания бытия в его метафизическом смысле – не результат каких-то учений, философских построений. Совсем наоборот: философия отказалась от темы бытия в силу того, что в Европе произошли какие-то мировоззренческие сдвиги, которые сам он называл «Онтологическим нигилизмом». Нигилизм – отрицательное отношение к чему бы то ни было. «Онтологический нигилизм» означает отказ от признания существования такого бытия, а в пределе - отказ от Бога. Причем, по мысли Хайдеггера, этот «нигилизм» принял всемирно-исторические размеры. И в процесс отказа от Абсолюта (Бога) вовлечены многие народы Нового времени. Такова судьба Европы, и как всякая судьба, она не может быть причинно объяснена. Почему люди отказались от Абсолюта, Бога, почему они решили взять на самих себя функции Абсолюта? – эти вопросы остаются без ответа, и Хайдеггер честно о том говорит.

ХХ  ВЕК: СУДЬБА ПРОБЛЕМЫ БЫТИЯ Новое время – начало трансформировать античную идею объективного бытия: бытие стало субъективным. В ХХ в. этот процесс углубился и теперь даже Абсолют – Бог стал зависеть т априорной внутренней установки человека на поиски безусловного. И все же новое время не отказалось от античной традиции поиска опоры для человеческого существования. Место Бога занял человеческий разум. Пустынность и неуютность мира без Бога-опоры была закамуфлирована верой в могущество разума. И хотя речь при этом шла не о Разуме, Логосе, а о конечном разуме, имеющем человеческую размерность, но не вселенски-космическую (как это было у Парменида); попытка найти в разуме опору имела явно античные корни. ХХ век ознаменовался крестовым походом против разума, а это означало разрыв с античной традицией. «Наше ученичество у греков кончилось: греки не классики, - заявил в начале века Ортега-и-Гассе, - они просто арханичны – арханичны и конечно же ... всегда прекрасны. Этим они особенно интересны для нас. Они перестают быть нашими педагогами и становятся нашими друзьями. Давайте  станем беседовать с ними, станем расходиться с ними в самом основном. [2 с.149]. Что же представляет собой это «самое основное»? Во-первых греческое понимание бытия как чего-то сущного, неизменного, неподвижного, субстанциального. Отказ от всякого рода субстанциальности стал нормой философствования в ХХ в. Во-вторых, признание разума в качестве опоры человеческого существования; разуму было отказано в кредите доверия со стороны человека и общества ХХ в.

Софисты и элеаты:бытии и существование

Софисты появились в Греции во второй половине 5 в. до н. э. Древнегреческое слово “софистэс” означало знатока, мастера, художника, мудреца. Но софисты были мудрецами особого рода. Они учили искусству побеждать противника в тяжбах и спорах. Профессиональных адвокатов тогда не было. А “в судах, - скажет позднее Платон, - решительно никому нет никакого дела до истины, важна только убедительность”. Поэтому слово софист приобрело предосудительный смысл. Под софистикой стали понимать умение представлять чёрное белым, а белое чёрным. А философами их можно считать только в той мере, в какой эта их практика получала мировоззренческое обоснование.

По иному оценивает софистов Бертран Рассел. Он видит заслугу и преимущество софистов в их интеллектуальной честности. Он пишет “Поиск истины, когда он ведётся искренне, должен игнорировать моральные соображения. Мы не можем знать заранее, чем окажется истина по отношению к тому, что в данном обществе мыслится поучительным. Софисты были готовы следовать за доказательством, куда бы оно их не вело. Часто это приводило их к скептицизму”.

Основные тезисы софистов:

1 – человек вместо бытия (человек – центр универсума, но т.о. софисты разделили на мир природы и мир человека – Антифонт, что беды от этого) Сократ похоже думал также в плане закон – не истина скорее обыденность

2 – нет ничего истинного – все подвергать сомнению (скепсис - скептики)

3 – чувства+разум в комплексе

Протагор.

Если Гераклит утверждал, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, ибо на входящего текут всё новые воды, Кратил утверждал, что в одну и ту же реку нельзя войти и единожды, то Протагор распространил этот принцип абсолютной изменчивости материи и на познающий субъект, утверждая, что изменяется не только мир, но и воспринимающее его одушевлённое тело. Секст-Эмпирик пишет о Протагоре: “Этот человек говорит, что материя текуча, и при течении её, на месте утрат её возникают непрерывные прибавления, и восприятия перемешиваются и меняются, смотря по возрасту и остальному устройству тел”. Из всех этих онтологических принципов релятивизма Протагор сделал смелый гносеологический вывод. Если всё меняется и переходит в противоположное себе, то о каждой вещи возможно два противоположных мнения. Человек может совершать выбор между двумя противоположными мнениями. Человек свободен. Из этих соображений и следует знаменитый тезис Протагора. У Секста-Эмпирика читаем: “В начале своих “Ниспровергающих речей” Протагор провозгласил: “Человек – мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих же, что они не существуют”. Платон, приводя эти слова Протагора поясняет: Протагор “говорит тем самым, что-де какой мне кажется вещь, такова она для меня и есть, а какой тебе, такова же она, в свою очередь, для тебя”. Далее следует пример: “разве не бывает иной раз, что дует один и тот же ветер, а кто-то мёрзнет при этом, кто-то нет. И кто-то не слишком, а кто-то – сильно?”. Одному человеку ветер “кажется”, продолжает Платон, холодным, а другому нет. Но “казаться” значит “ощущаться”. Возникает вопрос: можно ли сказать, что ветер холодный сам по себе или же только холодный относительно кого-то? Второе обоснование релятивизма Протагором говорит о том, что ничто не существует и не возникает само по себе, а лишь в отношении к другому. Поэтому вопрос о том, холоден ли ветер сам по себе или нет, бессмыслен, как и вопрос о том, существует ли сам ветер, ибо для одного он ветер, а для другого может и не быть им, одного он сбивает с ног, а другой его не замечает. Позиция Протагора о том, есть ли здесь какой-то критерий выбора и отбора между этими мнениями не совсем ясна. Секст-Эмпирик утверждает, что Протагор вообще не имел никакого критерия. Однако Платон утверждал, что для Протагора, хотя никто не имеет ложного мнения, но одно мнение может быть если не истиннее, то лучше. Мнение мудреца лучше мнения обычных людей.

Все-таки главным критерием при выборе из двух мнений по Протагору, является выгода. Конечно, критерий выгоды ограничен ибо он действует лишь в том случае, когда мы определяем, что хорошо, а что плохо. Подобно тому, как нет объективного тепла и холода, так нет и объективного добра и зла. Добро и зло относительны. При определении того, что хорошо, что плохо, надо исходить из своей пользы и выгоды, как личной, так и в лучшем случае, государственной. Так Протагор обосновывал деятельность софистов, которые стремились не к истине, а к победе над своими противниками в споре или тяжбе. Природу нельзя обмануть, а человека можно. Господство над природой нельзя построить на обмане, господство одних людей над другими – можно. Софистика в крайнем своём проявлении и служит этому.

Книга "О богах" начиналась словами: “О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду. Ибо многое препятствует знать (это): и неясность (вопроса), и краткость человеческой жизни”. Однако Протагор считал, что лучше верить в богов, чем в них не верить.

Горгий. Само название главного произведения Горгия – “О природе, или О несуществующем” - подчёркивало отличие позиции Горгия от позиции его современника элеата Меллисса, выраженной в его труде “О природе, или О существующем”. В отличии от элеатов, отождествляющих речь, мышление и бытие и отрицающих небытие, Горгий оторвал речь от мышления, а мышление от бытия. Он учил о том, что ничего не существует, а если и существует, то не постижимо, а если и постижимо, то невысказываемо и необъяснимо (для другого человека).

Говоря о том, что ничего не существует, Горгий не хотел этим сказать, что существует небытие. “Ничего не существует” означало у него утверждение, что нельзя доказать ни того, что небытие существует, ни того, что бытие существует, ни того, что бытие и небытие существуют вместе.

Парменид доказывая несуществование небытия, ограничивался указанием, что небытие немыслимо и несказанно. Для Горгия, раз он отрывал друг от друга мышление, речь и бытие, этот ход мысли был закрыт. Горгий обращает внимание на внутреннюю противоречивость суждения о том, что небытие (не-сущее) существует. В нём скрыто утверждение, что нечто должно и существовать и не существовать. Небытие не должно существовать, поскольку оно мыслится несуществующим, однако оно должно существовать, поскольку оно есть не-сущее, т. е. поскольку оно есть. Здесь Горгий делает логическую ошибку, отождествляя связку “есть” с предикатом “есть”, что неверно. Неизвестно, была ли эта ошибка у Горгия, невольной, или, как у софиста, намеренной, но так или иначе, делает вывод Горгий, совершенно нелепо чему-нибудь одновременно быть и не быть. Следовательно, тезис, что небытие существует, ложен.

Но нельзя доказать и того, что сущее существует. Из-за того, что это суждение непротиворечиво, Горгий доказывает ложность этого тезиса опосредовано, показывая неразрешимость тех проблем, которые связаны с сущим. Это проблемы единого и многого, вечности и временности и т. п. При этом Горгий не гнушается прямыми софизмами. Например, если сущее вечно оно не имеет никакого начала, а следовательно, беспредельно, а если оно беспредельно, то его нигде нет, а если его нигде нет, то его вообще нет. Здесь время подменено местом и сделан неправильный вывод из отсутствия места к отсутствию существования. Беспредельного в самом деле нет нигде, но это не значит, что оно не существует. Далее, временность сущего предполагает, что оно возникло. Но возникнуть оно могло или из сущего, или из не-сущего. Но не-сущее якобы ничего из себя породить не может. Происхождение же сущего из сущего не есть возникновение. При таком происхождении сущее вечно. Так же не разрешима проблема единого и многого. Из этого следует сделать вывод, что нельзя сказать, что существует сущее и не-сущее – ведь то, что не существует порознь, не существует и вместе. Отсюда следует у Горгия общий вывод – “не существует ничего”.

Онтология Сократа

Вторым мыслителем, поставившим вопрос о бытии, был Сократ. Сократ не употреблял термина "бытие", но то, что он исследовал, на что направлял внимание своего острого ума, и было бытием, тем бытием, о котором говорил Парменид, но рассмотренным совсем с другой стороны. Сократ также открывает реальность, которая не является ни природой, ни человеком, это третья реальность, которая дана в мышлении. Именно она соответствует тому, что стало называться бытием.

Сократ, например, пытался выяснить со своими собеседниками, что такое прекрасное, и получал ответы, что прекрасное - это прекрасная девушка или прекрасная лошадь, или что-нибудь еще. К таким же выводам приходили люди, i он спрашивал их, что такое добро и зло. Оказывалось, что то, что с одной стороны может быть добром, с другой - является злом, что злые поступки могут приводить к добру и т.д. Оказывалось, что вещи и поступки относительны, а л, идея, нечто общее в них - непреходящее и неизменное. Непреходящи и неизменны прекрасное вообще, добро вообще, справедливость вообще. Идеи, выражающие смысл, не отражают нечто, какую-либо реальность вне их. Никакая реальность идее, чистой мысли не соответствует, они сами являются реальностью, несводимой ни к миру, ни к усилиям субъективной мысли. Они - продукты сознания, но сознания особого, специфических усилий мысли, мышление здесь - жизнь в строгом и точном смысле этого слова Биологический и психологический смысл и содержание жизни лишь производны от онтологического. Это жизнь, когда нет готовых образцов, когда во всем нужно сомневаться, когда нечто принимается и кладется в основание моих поступков, потому что я так решил, а не кто-то за меня со стороны, потому что мне был голос, голос Бога или голос бытия, составляющего мою сущность. Когда я знаю из себя - это знание несомненное и достоверное, тогда я не могу совершить плохого поступка ни намеренно, ни нечаянно. Для святого нет закона - скажут много позже христианские мудрецы. Мудрый человек не делает ошибок

В то же самое время это знание имеет специфический смысл. Добродетель - знание, красота - знание, и в то же время я знаю, что я ничего не знаю. Знание о незнании есть самое глубокое знание, его нельзя передать другому, оно может вырасти из внутреннего осмысления. Это знание, постижение своего сознания, мышления, пытающегося удержаться в своем бытийственном, т.е. чистом статусе. Вещи не стоят того, чтобы их знать, Сократ, например, не интересовался астрономией, а бытие знать невозможно. Чем в большей степени мышление является мышлением, чем больше исследует само себя, чем очевидней и надежней его содержание, тем в большей степени оно существует, ибо тем более совпадает со своей собственной природой. Тем больше оно приобретает признаки бытия. То, что искала космология, было найдено в человеке. Чем истинней мы мыслим, тем в большей степени существуем.

То, что существует мысль, в строгом смысле слова не человеческая мысль, которая тождественна бытию - основная идея Парменида. Основная интуиция Сократа, подлинной мерой бытия может быть индивид, живущий в особом бытииственном режиме - в том режиме, в котором живут красота вообще, добродетель, ум. Добродетель Сократа - то же бытие Парменида, она однозначна, неделима, не имеет степеней, не может быть вчера и т.п. Обе концепции открывают особый вид реальности, не являющейся ни космосом, ни человеком, но относящейся к ним как действительность к видимости В обоих случаях мыслить и быть - одно и то же'.

Платон: бытие и сущность