Gerhard Macmillan

Последняя неделя выдавалась по всем параметрам просто замечательной. Ленивым утром моросил мелкий дождь, настроение поднималось вместе с появлением озона в воздухе и запахом осенней свежести. Было довольно прохладно, но Герхарда это не удручало, напротив – наверное, потому что ему нравились ощущения детской нелепой радости и уюта, когда закутываешься в шарф по самые глаза и утыкаешься носом в мягкую, немного колючую шерсть. Несмотря на то, что уже прошел месяц с начала учебы, студенты в большинстве своем еще не раскачались и чувствовали себя расслабленно и легко, на грани вседозволенности, потому представлялись отличные шансы прогулять историю магии и заняться любимым делом – устроить с друзьями гриффиндорцами и хаффлпаффцами внеплановую вылазку в Хогсмид или же почитать в уютном одиночестве и комфорте в совсем опустевшей в это время дня гостиной Рейвенкло. В общем, неделя должна была быть действительно замечательной. Но щемящее чувство тревоги не покидала Макмиллана все эти беззаботные деньки. Он знал, точно, с полной уверенностью – что-то не так.

Дело было в сестре, тут и к прорицателю не ходи – если Герри вдруг становилось дурно без видимой на то причины, значит, что-то происходит неладное с Рейни. Он давно уже научился правильно трактовать внутренние сигналы – в такие моменты будто слетали все внутренние барьеры, пульс учащался, сердце начинало биться с огромной скоростью или наоборот будто ухало куда-то вниз и пропускало удары, даже ладони потели. Герхард правда не знал, не мог дать внятное объяснение тому, что с ним происходит. Раньше пытался, а сейчас и не важно было, главное осознание того, что его крошке плохо и с этим нужно что-то делать.

Герхард тщетно пытался выцепить сестру в коридорах, но та как по волшебству то ускользала из его поля зрения, то вовсе не появлялась пред взором на протяжение всего дня. Юноша стал частым гостем в гриффиндорской гостиной, однако и там, просидев пару часиков в компании старых друзей, сестру так и не обнаруживал. На расспросы сокурсники сестры лишь пожимали плечами в большинстве своем и признавались, что Дора в последнее время действительно сторонится окружающих, но больше никак не выдает, что что-то с ней неладно. Рейвенкловец упорно продолжал свои тщетные попытки разобраться во всем этом.

В холодный субботний вечер, когда большинство обитателей замка весело проводили время в компаниях, ходили на назначенные свидания или устраивали посиделки в факультетских гостиных, сам не свой в последнее время Макмиллан курил в непривычном, гнетущем одиночестве за теплицей, но сейчас ему и не хотелось, чтобы кто-то был рядом. Кто-то, кроме его малышки Лоррейн. Внезапно юношу будто пронзило насквозь и повлекло за собой что-то, что не дано увидеть простому человеческому глазу, нельзя уловить на слух, можно лишь почувствовать этот маленький тонкий поток тепла – эта их связь с сестрой. Герри кинул так и не докуренную сигарету, затушил и рванулся туда, куда его влекло всеми фибрами души. Он знал, чувствовал, что найдет ее там. Он вновь не мог дать объяснение происходящему, и снова это было совсем не важно.

Макмиллан бежал по ступенькам башни вверх, как можно быстрее, пока не ускользнула, пока там… И лишь стоя перед дверью он замешкался. Открыл, как можно тише, проскользнул внутрь…и снова замер. Ему было страшно. Он увидел там, в дальнем темном углу , не свою сестру, лишь сгусток боли, отчаяния, ненависти к самой себе. «Что же ты натворила?» - пронеслось в его голове в ту же секунду, стоило пересечь порог.

- Я знала, что ты придёшь сюда. Знала. – сказано почти что шепотом, однако именно эти слова прорезали давящую тишину, но никак не избавляя от напряжения, повисшего в воздухе, наоборот, усугубляя его.

- Эй, крошка, ну что случилось? – голос не дрогнул, Герхард сдерживал себя, не позволил. Но показная беззаботность была настолько явной, что невозможно было не заметить. После минутного молчания он не выдержал, сломался – бросился к ней со всех ног, к его малышке Рейни, обнял, так, будто боялся, что она прямо сейчас раствориться в воздухе и больше не вернется, никогда. Он сидел с ней рядом на холодном каменном полу, тучи сгущались за окном, закрывая собой лунный свет, Герхард прижимал ее к себе, в полной, звенящей тишине и так было правильно. Слова подождут, все потом, когда она сможет, когда захочет – расскажет. «Я ведь знаю, детка, это так нелегко для тебя…Чувствую.»