3 Ноября 1853 года Нахимов объявил по эскадре следующий приказ:

«Имею известие, что турецкий флот вышел в море в намерении занять принадлежащий нам порт Сухум-кале (за поисками которого отправлен из Севастополя с 6 кораблями генерал-адъютант Корнилов). Намерение неприятеля не может иначе исполниться, как пройдя мимо нас или дав нам сражение. В первом случае я надеюсь на бдительный надзор командиров и офицеров, во втором» с божиею помощью и уверенностью в своих командирах, офицерах и командах, я надеюсь с честью принять сражение и не допустить неприятеля исполнить свое дерзкое намерение. Не распространяясь в наставлениях, я вы­скажу свою мысль, что, по мнению моему, в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика».

После получения разрешения атаковывать неприятельские суда действия эскадры стали подчиняться одной цели: обнаружить противника и уничтожить его. На той же неделе были достигнуты первые успехи.

4-го числа с русских кораблей заметили у берега несколько одномачтовых турецких судов и один пароход, идущий по направлению к Константинополю. Сигналом с флагманского корабля «Императрица Мария» пароходу «Бессарабия» было приказано захватить турецкий пароход. «Бессарабия», чтобы скрыть себя, поставила все паруса и ими закрыла трубу. Турецкий пароход, не подозревая встречи с русским паровым судном, продолжал итти вдоль берега; когда же «Бессарабия» открыла себя и погналась за ним, противник бросился к берегу; по второму же выстрелу, сделанному с «Бессарабии», с турецкого корабля спустили шлюпки и съехали на берег командир, помощник его, турецкий подполковник и несколько солдат. В полночь «Бессарабия» возвратилась к эскадре Нахимова с захваченным турецким пароходом «Меджа-ри-Теджарет». Это был первый трофей (приз) Черноморского флота.

На следующий день на русских кораблях неожиданно услышали выстрелы, раздающиеся с запада. Предполагая, что в районе Амастро—Пендерекли происходит бой эскадры Корнилова с неприятельским флотом, Нахимов принял решение итти на запад. Штиль, наступивший с раннего утра, вызвал негодование всей эскадры. Тогда на помощь пришли пароходы: «Бессарабия» и «Меджари-Теджарет» поочередно буксировали русские корабли на запад. К вечеру эскадра продвинулась на 7 миль. Когда стало уже темнеть, поднялся легкий ветер, корабли поставили паруса. Через несколько часов в море были замечены суда; навстречу Нахимову шла эскадра контрадмирала Новосильского.

Утром 6 ноября контр-адмирал Новосильский прибыл на флагманский корабль «Императрица Мария» и сообщил Нахимову о событиях, случившихся во время крейсерства эскадры у румелийских берегов.

Оказалась, что эскадра Корнилова, вышедшая из Севастополя 29 октября, в течение недели крейсировала вдоль западного побережья Черного моря в надежде обнаружить турецкий флот. С парохода «Владимир» по приказанию Корнилова осмотрели Бальчик, Варну и Си-зополь, но неприятельских судов не обнаружили. 4 ноября при опросе купеческих судов выяснилось, что англо-французская эскадра стоит в нескольких милях от выхода в Черное море, а 31 октября три больших турецких парохода с десантным войском пошли из Константинополя вдоль анатолийского побережья к Трапезунду. Вице-адмирал Корнилов приказал Новосильскому возможно быстрее итти с эскадрой к Нахимову, чтобы сообщить об этих турецких пароходах, а сам на пароходе «Владимир» пошел в Севастополь, чтобы запастись углем и вновь быть наготове.

5 ноября Корнилов в районе Пендерекли заметил эскадру в составе шести больших судов и в отдалении — один турецкий пароход. Ошибочно приняв шесть судов за эскадру Нахимова Корнилов решил захватить турецкий пароход. Выстрелы, слышанные днем 5 ноября с кораблей Нахимова(6), знаменовали собой первый в истории бой паровых судов. В результате этого боя «Влади­мир» заставил турецкий пароход «Перваз-Бахри» спустить флаг.

Вместе с призом Корнилов отправился в Севастополь, не заходя к эскадре Нахимова. Контр-адмиралу Новосильскому он приказал передать Нахимову двухдечные корабли и тоже возвращаться в Севастополь.

Встреча двух русских эскадр была непродолжительна: обменявшись некоторыми кораблями с Нахимовым, Новосильский со своей эскадрой в составе 5 линейных кораблей и одного брига утром 6 ноября пошел к Севастополю. После крейсерства у румелийских берегов, в результате которого не удалось обнаружить неприятеля и дать ему сражение, на эскадре Новосильского «все считали кампанию оконченной и что до весны ничего не будет».

Иного мнения был Нахимов. Отсутствие турецкого флота в западном районе Черного моря лишний раз убеждало его в том, что турки должны появиться у анатолийского побережья с тем, чтобы итти на восток, к Кавказу. Выход из Константинополя 31 октября трех пароходов с войсками в Трапезунд еще раз подтверждал правильность его мнения.

О намерениях противника перебросить часть своего флота к кавказскому побережью свидетельствовали и сообщения из главной базы флота. В сообщении из Севастополя от 30 октября говорилось: «По константинопольским слухам в Трапезунде находятся четыре винтовые фрегата или парохода, предназначенные для экспедиции в Сухум-кале. По другим сведениям таковая экспедиция готовится в Босфоре для той же цели, и вытребованы туда из азиатских портов 18 или 20 шкиперов, хорошо знающих восточный берег». Наконец, допрос пленных с турецкого парохода «Меджари-Теджарет» также говорил о начавшемся передвижении турецких судов в восточную часть Черного моря.

Среди пленных с парохода «Меджари-Теджарет» были англичане, итальянцы, арабы, турки. Из допроса выяснилось, что «Меджари-Теджарет» шел из Синопа в Константинополь. В Синопе, как показывали пленные, находятся несколько турецких военных судов. Показания пленных подтвердились также при опросе купеческих судов: по словам шкиперов, в Синопе находились три фрегата, два корвета и один транспорт. Эти сообщения, наряду с информацией, полученной от Корнилова, были очень важны для командующего русской эскадрой. Отправив призовой пароход в Севастополь, он решил прекратить крейсерство в районе Амастро — Керемпе и итти к Синопу.

После полудня 6 ноября эскадра Нахимова, состоящая из линейных кораблей «Императрица Мария», «Чесма», «Храбрый», «Ростислав», «Святослав», фрегатов «Кагул», «Коварна», брига «Эней» и парохода «Бессарабия», взяла курс на восток. К вечеру, выйдя на траверз мыса Керемпе, Нахимов приказал фрегату «Кагул» отделиться от эскадры и оставаться в крейсерстве у Керемпе.

На следующий день, когда эскадра Нахимова проходила около порта Ниополи, прямо по курсу показалось трехмачтовое турецкое купеческое судно. Русские корабли догнали его, и оно было немедленно осмотрено.

Оказалось, что это судно, нагруженное английским углем, направлялось в Синоп. Нахимов решил не захватывать купеческий корабль, но уголь использовать для «Бессарабии». «Имея при отряде только один пароход и крайнюю надобность в угле, я приказал командиру парохода «Бессарабия» взять судно к борту, нагрузиться и потом отпустить его, вместе с тем дать ему квитанцию в получении угля». Впервые в истории русские моряки осуществили погрузку угля в открытом море.

После полудня 7 ноября эскадра Нахимова уже находилась недалеко от Синопского полуострова. «7 ноября в 4 часа пополудни, — записано в шканечном журнале корабля «Императрица Мария», — велено сигналом рас-кликать людей по боевому расписанию и вслед за сим было велено зарядить орудия ядрами».

8 ноября русские корабли прошли мимо бухты Ак-Лиман, оставили позади себя мысы Инджебурну и Пахиос и приблизились к Синопу. В предвечерней мгле Нахимов с севера подошел к перешейку и через него осмотрел бухту. С русских кораблей ясно

различили мачты турецких судов—в Синопе действительно стояла неприятельская эскадра. «Так вот же она наконец!»—с востор­гом восклицали, по свидетельству очевидцев, многие моряки на русских кораблях при виде турецкой эскадры. «А уж насчет Кавказа,— смеясь, приговаривали матросы, — так отложи попечение, не видать тебе его как своих ушей».

На рейде удалось заметить четыре неприятельских судна, стоявших на якоре вдоль берега. Большое расстояние, отделявшее русские корабли от южной стороны полуострова, не дало возможности точно определить состав турецкой эскадры, а наступившая темнота заставила прервать наблюдение. Русская эскадра повернула обратно в море с тем, чтобы на следующий день вновь осмотреть Синопскую бухту и установить точный состав сил противника.

На следующий день не пришлось произвести вторичный осмотр Синопа. В ночь с 8 на 9 ноября погода резко ухудшилась. Барометр упал. Начался жестокий шторм. Порывами ветра рвало паруса, бушующие потоки воды перекатывались через палубы. Матросы, героически выдерживая жестокую непогоду, стойко несли вахту, исправляли и чинили повреждения. Но разбушевавшаяся стихия свирепствовала со всей силой: на корабле «Святослав» отломилась фок-рея и с грохотом обрушилась в море; на «Храбром» сломало грот-рею; на фрегате «Коварна» ветром вырвало грот-марсель. Другие корабли также испытывали на себе удары грозного моря.

Около двух суток не утихал шторм. Корабли держались вдали от берега. Промокшие, усталые и обессиленные матросы, сменившись с вахты, сразу же спешили переодеться и отдохнуть. Но отдых был непродолжителен. Раздавался свисток боцманской дудки, и мгновенно все бросались наверх, чтобы вновь приняться за исправление повреждений.

Наконец к вечеру 10 ноября шторм стал утихать. Нахимов приказал судам держаться соединенно; корабли легли в дрейф; командиры донесли флагману о повреждениях, полученных во время шторма. Оказалось, что на всех кораблях ветром изорвало паруса, расшатало такелаж, появилась течь, а на «Святославе», «Храбром» и «Коварне» повреждения были настолько серьезны, что понадобился срочный ремонт. Нахимов принял решение отправить эти корабли в Севастополь.

Вечером 10 ноября линейные корабли «Святослав», «Храбрый» и фрегат «Коварна», обменявшись прощальными сигналами с эскадрой Нахимова, направились к Севастополю. Спустя несколько часов вслед за ними пошел и пароход «Бессарабия», чтобы пополнить в Севастополе запасы угля. С командиром «Бессарабии» Нахимов отправил донесение, в котором сообщал, что обнаружил четыре неприятельских судна в Синопской бухте, и там же докладывал о повреждениях своих кораблей во время шторма. Нахимов извещал командира Севастопольского порта о своих дальнейших планах. «На время я останусь в крейсерстве у Синопа,—писал Нахимов, — и когда погода установится, осмотрюсь, не возможно ли будет уничтожить неприятельские суда, стоя­щие здесь». Одновременно он просил скорее исправить корабли, пострадавшие во время шторма, и вернуть их после ремонта обратно к эскадре.

Между тем в 70 милях к западу от Синопской бухты боролся со штормом фрегат «Кагул», оставленный Нахимовым в крейсерстве у мыса Керемпе. После полудня 8 ноября с фрегата заметили невдалеке четыре неизвестных парусных судна, но в густом тумане, сокращавшем видимость до полукабельтова, невозможно было разобрать, эскадра ли это Нахимова или турецкие суда. Когда туман несколько рассеялся, капитан-лейтенант Спицын, командир «Кагула», неожиданно увидел в нескольких кабельтовых от своего корабля силуэты четырех турецких фрегатов, полным ходом идущих на сближение с русским судном. Медлить было нельзя ни секунды, требовалось сделать все, чтобы уйти от преследования и сообщить в Севастополь об обнаружении турецких военных судов. На «Кагуле» тотчас же сыграли боевую тревогу и, несмотря на штормовой ветер, мгновенно поставили все паруса.

«Любо было смотреть на молодцов матросов, понимающих всю серьезность положения, быстро и отчетливо, без суеты и в строгом молчании исполнявших каждый свое дело».

Турецкие фрегаты бросились в погоню; «Кагул», зарываясь в волны, уходил от преследования, но вскоре ход пришлось убавить, так как усиливался шторм. Однако наступившая темнота скрыла русский фрегат от преследовавшего неприятеля. «Кагул» выдержал шторм в открытом море, а 10 ноября пошел к Севастополю, чтобы сообщить о местонахождении неприятельских судов.

В эскадре Нахимова после ухода «Святослава», «Храброго», «Коварны» и «Бессарабии» осталось только три линейных корабля: «Императрица Мария», «Чесма», «Ростислав» и один бриг «Эней». 11 ноября, когда утих шторм и на кораблях исправили повреждения, эскадра пошла к Синопской бухте, чтобы вновь разведать силы неприятеля. На этот раз русские корабли направились не к северной стороне Синопского перешейка, а, пройдя мимо восточной оконечности полуострова, с юго-востока вступили в Синопскую бухту.

Две мили отделяли русские суда от синопского рейда, на котором стояла неприятельская эскадра. Несмотря на туман, значительно ухудшавший видимость, с кораблей удалось рассмотреть турецкую эскадру: недалеко от берега на рейде стояло более десяти вражеских судов. Несколько береговых батарей, расположенных на берегу бухты, охраняли спокойствие города и эскадры. Значительное превосходство сил турок в Синопе над силами русского отряда стало очевидным.

На турецких судах и береговых батареях заметили появление кораблей Нахимова. В растерянности турки сигналами запрашивали флагмана, орудия береговых батарей стали медленно разворачиваться в сторону нахимовских судов. Но черноморские моряки продолжали внимательно изучать позицию неприятеля, стараясь возможно точнее снять расположение турецкой эскадры, количество береговых батарей, число орудий на судах. Только после того, как над эскадрой пролетело неприятельское ядро, адмирал дал сигнал лечь на обратный курс.

«В исходе 3-го часа, — записано в шканечном журнале корабля «Императрица Мария», — по сигналу поворотили оверштаг все вдруг, находясь от Синопа на SO в 3/4 милях. На рейде стояло: фрегатов 7, корветов 3, пароходов 2 и транспортов 2. Город укреплен батареями на моле, на мысе Киой-Хисар и несколькими незначительными на полуострове; когда мы приближались к месту якорной стоянки, то оба парохода снялись с якоря и пошли к нам навстречу, а суда, стоящие в боевой позиции, вытягивали заведенные с кормы шпринги; когда мы стали отходить от Синопа, то пароходы поворотили назад...».

Успешно разведав силы неприятеля, русские корабли вышли из бухты. (Впоследствии Нахимов еще более точно установил состав турецкой эскадры: она состояла из 7 фрегатов, 3 корветов, 2 пароходов, 2 транспортов, 2 бригов. Кроме этого, в Синопской бухте стояла одна купеческая шхуна под ионическим флагом.) .

Итак, продолжительное и тяжелое крейсерство у анатолийского побережья Турции привело к важному результату: турецкая эскадра была обнаружена, ей не удалось незаметно пройти мимо русских кораблей. Правильно подчеркивая настойчивость черноморских моряков в достижении поставленной цели, И. Шестаков писал: «На море, чтоб увидеть и победить, нужно долго ходить, и никакой адмирал никогда не мог

кстати привести тирады Цезаря (пришел, увидел, победил). Все почти решительные успехи были плодом долгого бдительного крейсерства...»

Обнаружение неприятельской эскадры в Синопской бухте явилось закономерным следствием предыдущих действий всего Черноморского флота. Черноморский флот вел непрерывную и одновременную разведку в нескольких направлениях, в различных районах моря; это определяло напряженный и насыщенный характер деятельности флота, но вместе с тем обусловливало полный контроль за действиями противника на всем театре. Нахимов, находившийся в важнейшем районе Черного моря, получал

обстоятельную информацию об обстановке и поэтому мог принимать правильные решения.

Успешное плавание у незнакомых берегов стало возможным только благодаря высокой морской выучке черноморцев. Весь поход русской эскадры протекал в тяжелых метеорологических и навигационных условиях, но русские моряки с честью выдержали это тяжелое испытание. Дружная и слаженная работа всех моряков — штурманов, рулевых, сигнальщиков, боцманов, марсовых — обеспечила выполнение задач, поставленных перед эскадрой.

В продолжение всего плавания русским морякам приходилось постоянно бороться с непогодой и штормами, ко, несмотря на это, не было ни одного случая, чтобы русские корабли сбивались с курса или теряли друг друга. В тяжелой навигационной обстановке, в условиях плохой видимости, при полном отсутствии маяков и знаков на побережье в районе Амастро—Керемпе, штурманы рус­ских кораблей умело держались на курсе. Большая заслуга в этом принадлежала флагманскому штурману эскадры Ивану Некрасову, который «исполнял свой долг с совершенным знанием дела и отличным усердием».

Крейсерство русской эскадры осложнялось не только тяжелыми метеорологическими и навигационными условиями, но и удаленностью от своих баз. В течение долгого времени русские моряки были лишены отдыха и возможности освежить запасы, однако это не отражалось на боеспособности эскадры.

В западноевропейских флотах продолжительные крейсерства сопровождались, как правило, массовыми болезнями команды, и командиры вынуждены были заходить в ближайшие порты для отдыха и пополнения запасов. Незнание района плавания и неумелое управление кораблями нередко приводили к серьезным навигационным авариям. У берегов Англии, например, только за один 1853 год произошло 832 кораблекрушения. На русской же эскадре больных не было; повреждения, причиняемые сильным норд-остовым ветром, тут же исправлялись умелыми руками матросов; как флагман, так и командиры судов проявляли неустанную заботу о здоровье моряков, об их пище, отдыхе и тепле.

Экипажи русских кораблей, закаленные в многолетних плаваниях по Черному морю, мужественно переносили все трудности похода. Ни на минуту не ослабляя наблюдения за противником, черноморцы совершенствовали свою боевую выучку. На эскадре постоянно шли парусные, артиллерийские, шлюпочные учения, производились эволюции, объявлялись учебные тревоги. Бата­рейные командиры проверяли готовность канониров; абордажные партии тренировались в быстроте и сноровке. Старшие офицеры на кораблях постоянно наблюдали, надежно ли укреплены гребные суда, якоря и орудия, закрыты ли порты и полупортики, туго ли обтянуты снасти. Сам адмирал, — вспоминал один из моряков нахимовской эскадры, — «был неутомим, не давал нам заснуть, беспрестанные ночные тревоги, днем сигнал за сигналом, то

то, то другое делать, ну и действительно надобно отдать справедливость, его эскадра была подготовлена замечательно, почему встреча с турецким флотом было наше страстное желание...»

В бурную и дождливую ночь перед решающим сражением русская эскадра продолжала блокаду Синопской бухты. Корабли находились в дрейфе. Свободные от вахты матросы отдыхали, готовые по первому сигналу броситься по своим местам. Зорко всматривались вдаль вахтенные офицеры, время от времени окликая часовых, стоявших на баке. В каюте флагмана на линейном корабле «Императрица Мария» за тяжелыми занавесками долго горел свет: Павел Степанович Нахимов обдумывал мельчайшие детали предстоящей битвы.

Наступило утро 18 ноября 1853 г. Мрачными серыми тучами был затянут горизонт, в парусах шумел холодный осенний ветер, лил дождь. В туманной мгле скрывались очертания турецких берегов. Но ничто не могло нарушить особой торжественности, царившей в эти часы на кораблях нахимовской эскадры.

В безмолвной тишине, прерываемой лишь порывами ветра и равномерным шумом морской волны, стояли на палубах кораблей тысячи русских матросов, внимая напутственным словам своих командиров. Потомки тех, кто ходил против врагов России с Ушаковым, Спиридовым, Сенявиным, они знали, что в предстоящем сражении нужно биться насмерть: на русских кораблях, как и прежде, трубачи будут играть «до последнего».

По кораблям передали последний призыв Нахимова перед боем: «Россия ожидает славных подвигов от Черноморского флота; от нас зависит оправдать ожидания». Эти слова, исключительные по своей силе и простоте, имели глубочайший смысл и огромное моральное воздействие на экипажи: Нахимов передавал им свою уверенность в победе, он говорил о России — близкой и родной сердцу каждого русского матроса...

Все ждали сигнала адмирала. Наконец в 9 часов 30 минут на флагманском корабле взвились долгожданные флаги. Адмирал Нахимов лаконично приказывал: «Приготовиться к бою и итти на синопский рейд». Корабли снялись с дрейфа, и тотчас же начались окончательные приготовления к бою.

Канониры раскрепили все пушки, оставив их только на боковых и задних талях; к орудиям поднесли банники, ганшпуги, прибойники, пыжи; в ведра налили воды; у люков сложили запасные колеса и тали, предназначенные для замены поврежденных в бою. В камбузе затушили огонь; на палубах приготовили баки с водой для питья; батарейные палубы полили водой и посыпали песком. Трюмные унтер-офицеры с плотниками спустились вниз, чтобы быть в готовности заделывать пробоины. В баркасы и полубаркасы, заранее спущенные на воду, сложили верпы с кабельтовыми.

Получив доклады командиров кораблей о готовности к бою, Нахимов дал сигнал о построении кораблей в ордер похода двух колонн. Флагманский корабль Нахимова «Императрица Мария» возглавил правую, наветренную колонну; в кильватер ему пошли корабли «В. к. Константин» и «Чесма». Во главе левой колонны встал корабль «Париж» под флагом Новосильского; за ним последовали корабли «Три святителя» и «Ростислав». Немного поодаль от линейных кораблей шли фрегаты «Кагул» и «Кулевчи». При свежем восточно-юго-восточном ветре русская эскадра пошла в Синопскую бухту; на мачтах кораблей развевались национальные флаги.

В двенадцатом часу дня обе колонны русских кораблей, следуя движениям флагмана, легли на курс NWtW, направляясь в центр синопского рейда. С корабля «Императрица Мария» передали приказ флагмана; учитывая порывистый ветер, адмирал приказывал командирам при постановке на шпринг вытравить цепи на 10 саженей больше, чем было указано накануне.

Не изменяя первоначально поставленной фрегатам задачи, командующий эскадрой стремился поставить их на возможно близкое расстояние от рейда. «В начале (двенадцатого) часа фрегат «Кагул» спрашивал у адмирала, держаться ли ему у адмирала, на что сигналом адмирал отвечал «да».

С русских кораблей стала ясно видна турецкая эскадра, стоявшая в Синопе. Турецкие суда были поставлены на самом незначительном расстоянии от берега; береговые батареи прикрывали фланги и центр боевой линии неприятельской эскадры. Турецкие фрегаты и корветы, расположенные вогнутой линией параллельно берегу, растянулись на целую милю, и такая протяженность боевой линии противника затрудняла сосредоточенное действие артиллерии больших русских кораблей, которым необходимо было для направления бортового огня разворачиваться на шпринге.

Почти в центре боевой линии неприятельской эскадры стоял адмиральский фрегат «Ауни-Аллах» под флагом Османа-паши. Рядом с ним, немного вправо и ближе к берегу, находился 22-пушечный корвет «Гюли-Сефид». Влево от турецкого флагманского фрегата были расположены 44-пушечный фрегат «Фазли-Аллах», 24-пушечный корвет «Неджми-Фешан» и 60-пушечный фрегат «Неси-ми-Зефер». Один из лучших фрегатов

турецкого флота, 60-пушечный «Навек-Бахри» замыкал левый фланг турецкой эскадры, находясь под прикрытием береговой батареи № 4.

Батарея № 6 прикрывала правый фланг неприятеля. Здесь стоял второй флагманский фрегат турок «Низа-мие» под флагом адмирала Гуссейна-паши, 24-пушечный корвет «Фейзи-Меабуд», 54-пушечный фрегат «Каиди-Зефер» и 56-пушечный фрегат «Дамиад». Между фрегатом «Дамиад» и корветом «Гюли-Сефид» был оставлен значительный интервал, чтобы открыть сектор артиллерийского обстрела для орудий крупного калибра, расположенных в центральной батарее № 5.

Между первой боевой линией турецкой эскадры и берегом находились пароходы «Таиф», «Эрекли», транспорты «Ада-Феран», «Фауни-Еле» и купеческие бриги. Оба парохода были поставлены вблизи центрального интервала, разделявшего линию турецких судов на два фланга; пароходы были защищены от обстрела русской артиллерии впереди стоящими турецкими судами и имели возможность выйти на середину рейда, используя не только центральный проход, но также интервалы между судами.

Все неприятельские суда стояли на якоре, правым бортом к приближавшимся русским кораблям. Между берегом и эскадрой по рейду непрерывно сновали шлюпки, на пароходах разводили пары, на всех судах было заметно большое движение. Неприятель заметил русскую эскадру. Турецкая эскадра лихорадочно готовилась к бою, но на береговых батареях все было тихо.

Русские корабли, стремительно сближаясь с неприятелем, уже выходили на траверз турецкой береговой батареи № 1, расположенной на мысе Боз-Тепе.

С минуты на минуту ожидался приказ флагмана открыть огонь по противнику. Наконец, ровно в 12 часов дня на гротбрам-стеньге флагманского корабля взвился сигнал, но когда его разобрали, то оказалось, что это не долгожданный красный флаг, означавший сигнал «открыть огонь», а обычный полуденный флаг: верный морскому обычаю, Нахимов спокойно показывал полдень... В самый последний момент перед сражением Нахимов вновь воодушевлял моряков своей выдержкой, спокойствием, непоколе­бимой уверенностью в победе.

Во время приближения к рейду сигналом было приказано уменьшить ход, т. к. с большого хода русским линейным кораблям при попутном ветре трудно было бы встать на якорь согласно диспозиции. На кораблях убрали брамсели, отдали марса-фалы. Фрегаты «Кагул» и «Кулевчи» с расрешения флагмана отделились от эскадры и пошли на назначенные для них места у входа в бухту. На линейных кораблях раздались дробь барабанов и протяжные звуки труб — по приказу командующего эскадрой играли боевую тревогу.

Эскадра уже прошла мимо турецких береговых батарей № 1,2, 3, находившихся на южном побережье Синопского полуострова, однако с берега не было сделано ни единого выстрела. Вскоре выяснилось, что стремительный прорыв русских кораблей в Синопскую бухту оказался внезапным для неприятеля. Противник не ждал сражения на второй день после того, как было замечено прибытие подкреплений к Нахимову. В ненастное и дождливое утро 18 ноября турки меньше всего опасались атаки со стороны русских. Стремительность, напористость, решительность русских моряков дала свои результаты: расчеты береговых орудий были застигнуты врасплох. В шканечном журнале корабля «Три святителя» записано: «Проходя построенные на внутренней стороне полуострова батареи, означенные номерами 1, 2, 3, 4, на них не было видно ни малейшего движения, но бежавшие из деревни Ада-Киой турки спешили, вероятно, занять свои места: однако же эскадра наша успела пройти мимо батарей...».

Но вот зловещая тишина была нарушена. В 12 час. 28 мин. с турецкого флагманского фрегата «Ауни-Аллах» раздался первый выстрел: адмирал Осман-паша приказывал своей эскадре открыть огонь по русским кораблям, быстро приближавшимся к центральной части синопского рейда. Еще мгновение, и сотни

неприятельских орудий обрушили свой удар по русской эскадре. Синопское сражение началось.

Русские корабли попали под сильнейший перекрестный огонь турецких судов; вскоре заговорили и береговые орудия. Стоявшие на левом фланге боевой линии турок фрегаты «Навек-Бахри», «Несими-Зефер», батареи № 3 и 4 били по правому борту русских кораблей; фрегаты «Ауни-Аллах», «Дамиад», «Кайди-Зефер», «Низа-мие» и батарея № 6 поражали русские корабли продоль­ными залпами. Противник, наблюдая за эскадрой Нахимова, ожидал отступления прорвавшихся кораблей. Турки были уверены, что русские не выдержат мощного огня всех турецких судов и береговых батарей, не смогут прорваться на близкую дистанцию к боевой линии турецкой эскадры. Однако их расчеты не оправдались.

Уверенно и спокойно шла на рейд Синопа русская эскадра. Каждый понимал, что наступил один из ответственнейших моментов сражения, когда противник имеет большое превосходство: его огонь был прицельным, в то время как русские корабли стреляли с хода, и огонь их орудий был не столь метким. Русские моряки стремились как можно быстрее прорваться сквозь зону заградительного огня, стать на якорь и начать прицельный огонь.

Зная приемы турецких адмиралов, командующий русской эскадрой заранее предвидел, что огонь неприятеля при подходе эскадры к рейду будет сосредоточен не по палубам кораблей, а по рангоуту. Этот прием всегда использовался турками в расчете на то, чтобы вывести из строя большинство матросов на русских кораблях именно в тот момент, когда они будут убирать паруса пе­ред постановкой на якорь. И действительно, Осман-паша действовал по старым шаблонам: турецкие ядра летели вверх, ломали на русских кораблях реи и стеньги, дырявили паруса, рвали фалы и ванты. Но русские матросы в это время были внизу: Нахимов решил становиться на якорь, не крепя парусов, он не послал людей по мачтам, а приказал взять на гитовы и гордени. Благодаря этому была спасена жизнь многих моряков и сохранена боеспособность русских кораблей в один из ответственнейших моментов сражения.

Огонь противника усиливался: на русских кораблях появились первые повреждения, и с каждым залпом, турецких орудий они увеличивались. Вскоре на головном корабле «Императрица Мария» была перебита большая часть рангоута и стоячего такелажа. Фалы беспомощно повисли на разбитых реях, только одна нетронутая ванта оставалась у грот-мачты. Русский флагманский корабль, принявший основной удар противника, почти лишился возможности передавать сигналы; связь между русским флагманом и эскадрой была затруднена. Корабль «Константин», шедший вслед за флагманом, также подвергся жестокому обстрелу, приняв правым бортом град ядер, книпелей и картечи.

Несмотря на серьезные повреждения, флагманский корабль Нахимова уверенно продолжал итти вперед, увлекая за собой и другие корабли эскадры. Проходя мимо фрегата «Навек-Бахри», корабль «Императрица Мария» открыл огонь правым бортом. Не останавливаясь, флагман прошел дальше, в глубь бухты, осыпав градом снарядов другой неприятельский фрегат, и стал приближаться к турецкому адмиральскому фрегату «Ауни-Аллах». Подойдя к нему на расстояние около 200 саженей, Нахимов приказал стать на шпринг. Матросы во главе с флаг-штурманом И. Некрасовым мастерски вытравили якорь-цепь, уладили шпринг, и русский адмиральский корабль стал разворачиваться, готовясь открыть огонь всеми орудиями правого борта против турецкого флагмана.

Вслед за «Императрицей Марией» становились на шпринги и другие корабли нахимовской эскадры. Корабль «В. к. Константин» стал против турецких фрегатов «Навек-Бахри» и «Несими-Зефер»; корабль «Чесма» — против береговой батареи № 4. Корабли левой колонны, равняясь по флагманскому кораблю и следуя за кораблем Новосильского, также занимали места по на­меченному плану.

Капитан I ранга Истомин точно привел свой корабль на заранее указанную позицию: «Париж» встал против центра боевой линии турок и начал разворачиваться против фрегата «Дамиад» и корвета «Гюли-Сефид». Шедшие за «Парижем» корабли «Три святителя» и «Ростислав», развернувшись веером влево от головного корабля, заняли места против правого фланга турецкой эскадры. Корабль «Ростислав» встал против мыса Киой-Хисар, на котором была расположена береговая батарея № 6, а «Три святителя» — против неприятельского фрегата «Низамие» и корвета «Фейзи-Меабуд». Учитывая глубину синопского рейда и ост-зюйд-остовый ветер, почти все корабли нахимовской эскадры встали против боевой линии турецкой эскадры на расстоянии 150—200 саженей.

Таким образом, под жестоким обстрелом сотен неприятельских орудий русская эскадра успешно прорвалась на рейд Синопа, и все корабли заняли свои места в точном соответствии с планом атаки. Этим был завершен.период тактического развертывания русской эскадры, в котором русские корабли находились в значительно худших условиях, чем неприятель. Успешное осуществле­ние прорыва на синопский рейд блестяще доказало правильность замысла флагмана, построившего эскадру в две колонны. С первых же минут сражения проявились мужество, инициатива и решительность командиров кораблей, смелость, выдержка и прекрасное знание дела всеми офицерами и матросами. Ни ожесточенный огонь противника, ни ветер, самый неблагоприятный для точной постановки кораблей на шпринг, не помешали русским морякам завершить тактическое развертывание эскадры. На синопском рейде между двумя эскадрами разгорелся ожесточенный артиллерийский поединок, который должен был решить исход сражения. Грохот шестисот орудий потряс Синопскую бухту, скрывшуюся в сплошных облаках порохового дыма. «Гром выстрелов, рев ядер, откат орудий, шум людей, стоны раненых — все слилось в один общий адский гвалт. Бой был в «разгаре».

На русские корабли обрушивалась огненная лавина неприятельских снарядов. Теперь турки стали бить не по рангоуту русских кораблей, а стремились поразить батарейные палубы. После нескольких залпов противник пристрелялся, и его снаряды стали весьма удачно накрывать цели. На кораблях «Императрица Мария», «Париж», «В. к. Константин» и др. повреждения все увеличивались.

Особенно сильный огонь неприятеля был направлен по флагманскому кораблю Нахимова. С фрегатов «Ауни-Аллах» и «Фазли-Аллах», корветов «Неджми-Фешан» и «Гюли-Сефид» один за другим следовали залпы по «Императрице Марии». Но русский флагман являл собой геройский пример для всей эскадры. Руководя боем и внимательно наблюдая за действиями своих кораблей, адмирал Нахимов восхищался и инициативными решениями командиров, и прекрасными действиями артиллеристов, посылавших по врагу снаряд за снарядом.

В ответ на непрерывную пальбу с турецких судов и батарей русские корабли обрушивали на противника до 200 снарядов в минуту. Четкая и слаженная работа комендоров, самоотверженно действовавших на батарейных палубах кораблей под непрерывным обстрелом неприятеля, обеспечивала мощный сокрушительный огонь русской артиллерии. Возле каждого орудия дружно действовала небольшая матросская семья, объединенная общим делом: один подносил картузы и ядра, другой заряжал орудие, третий метко палил по врагу. Выстреле И снова у пушки повторяется четкий, стремительный маневр; эта тщательность и точность, эта привычная хладнокровная и размеренная работа поддерживала в матросах бодрость и уверенность в победе.

На русские корабли градом сыпались неприятельские снаряды, но в батарейных палубах у каждого орудия попрежнему, в том же строгом порядке двигались люди, подносили снаряды, производили выстрел, и все они знали, что с каждой минутой, с каждым снарядом, выпущенным из русских орудий, ослабляется сопротивление противника.

Прекрасная, невозмутимая смелость артиллеристов — Якова Грибарева и Василия Корчагина, Григория Астафьева и Дмитрия Семенова, Павла Минакова и Алексея Лескотова, и многих, многих других — сочеталась с той незаметной, но ответственной работой, которую делали те, кто находился в трюмах, на марсах, у люков, в кубриках. Так же, как и у орудий, все матросы с рвением исполняли свои обязанности, заделывали пробоины, исправляли повреждения, наносимые огнем неприятельской ар­тиллерии.

Флагманский корабль «Императрица Мария» с самого начала сражения сосредоточил свой огонь по неприятельскому адмиральскому фрегату «Ауни-Аллах». Русские моряки, следуя заветам Ф. Ф. Ушакова, понимали, что с поражением флагмана турецкая эскадра лишится основного руководства и будет сильно дезорганизована. Поэтому перед комендорами корабля «Императрица Мария» была поставлена задача: парализовать сопротивление турецкого адмиральского фрегата, уничтожить или вывести его из строя.

Матросы и офицеры русского флагманского корабля умело действовали под жестоким огнем неприятельских орудий. Командиры батарейных палуб лейтенанты Петр Прокофьев и Дмитрий Бутаков, отмеченные Нахимовым за «личную храбрость и распорядительность во время боя, при метком и быстром действии их деков», самоотверженно руководили огнем корабельной артиллерии. В батарейных палубах четко и размеренно действовали расчеты орудий, и с каждым залпом корабля «Императрица Мария» адмиральский фрегат Османа-паши получал все новые и новые повреждения.

Турецкая эскадра, однако, не ослабляла своего огня, и на «Императрице Марии» число раненых и убитых увеличивалось. В разгар сражения сильно контузило командира корабля капитана II ранга Барановского, стоявшего на верхней палубе рядом с«Нахимовым; прапорщику Павлу Плонскому, находившемуся у флага, неприятельским снарядом оторвало руку; многие матросы были ранены. Однако ничто не нарушало равномерных действий личного состава корабля; комендоры метко целили по неприя­тельскому флагману, и адмирал Нахимов особо отметил искусные действия кондукторов корпуса морской артиллерии Григория Савина, Алексея Самотоева, Ивана Кондратьева, Петра Верещагина, Василия Стрельникова, Артемия Попова.

Благодарности адмирала заслужили также матросы Федор Жемарин, Иван Дмитриев и Андрей Кириллов, которые «находились при доставании ядер из интюма и носке раненых из деков, что исполняли с особым рвением и смелостью».

Меткий огонь русского флагмана определил участь турецкого фрегата «Ауни-Аллах». Снаряды русского корабля отлично накрывали цель, разрывали палубу, ломали надстройки, выводили из строя английские орудия турецкого фрегата. Не выдержав обстрела, адмирал Осман-паша решил выйти из боя. «Ауни-Аллах», несмотря на поддержку других турецких фрегатов, корветов и мощной батареи № 5, оказался бессильным против русского-адмиральского корабля и, отклепав якорь-цепь, продрейфовал к западной части Синопской бухты, где надеялся укрыться от метких выстрелов русских кораблей. Но в тот момент, когда он проходил мимо корабля «Париж», капитан I ранга Истомин вдогонку ему дал прощальный залп, который довершил разгром, начатый флагманским кораблем русской эскадры. «Ауни-Аллах», разбитый и усеянный трупами, был выброшен на берег у мыса Киой-Хисар. Команда турецкого флагманского фрегата, ограбив своего адмирала, бежала на берег. Раненый Османпаша с развалин своего корабля мог только наблюдать за дальнейшим ходом сражения.

Таким образом, неприятельская эскадра по истечении получаса сражения потеряла своего флагмана, лишилась основного руководства и управления. Последний рейс адмиральского фрегата, на виду у всей турецкой эскадры относимого ветром к берегу, разрушенного и никем не управляемого, произвел ошеломляющее впечатление на

турок и способствовал понижению боеспособности неприятельской эскадры не менее, чем сотня удачных выстрелов, с русских кораблей.

В то время, когда корабль «Императрица Мария» боролся с флагманским кораблем турецкой эскадры, корабль «В. к. Константин» под командованием капитана II ранга Ергомышева открыл сильный батальный огонь правым бортом по батарее № 4 и по двум 60-пушечным фрегатам «Навек-Бахри» и «Несими-Зефер». «В. к. Константин» осыпал неприятельские фрегаты градом снарядов. Под руководством Николая Гаврилова и Николая Беклешева комендоры «Константина» метко поражали турецкие суда, нанеся им вскоре серьезные повреждения. По приказанию капитана II ранга Ергомышева был усилен огонь из бомбических орудий нижнего дека, и через 10—15 минут после начала сражения левый фланг боевой линии турецкой эскадры заметно снизил эффективность своего артиллерийского огня.

Основной удар «Константина» в начале сражения был направлен против фрегата «Навек-Бахри». Ергомышев принял правильное решение, стремясь последовательно уничтожить оба неприятельские фрегата: вначале разделаться с «Навек-Бахри», сосредоточив против него большинство орудий, а уже потом полностью перенести огонь на «Несими-Зефер». Поддержанный огнем «Чесмы», замыкавшей первую колонну русской эскадры, «Константин» наносил большие потери фрегату «Навек-Бахри», на котором было уже немало убитых и раненых. С русского корабля сквозь густые облака дыма удавалось рассмотреть серьезные разрушения на неприятельском фрегате, который вскоре превратился в сплошной костер. Безуспешны были попытки Али-бея — командира фрегата — остановить свою команду, покидавшую корабль и спасавшуюся бегством. Спустя 20 минут после открытия огня огромный столб дыма поднялся над Синопской бухтой и сильный взрыв заглушил артиллерийскую канонаду. Один из снарядов «Константина» попал в пороховой погреб неприятельского фрегата. «Навек-Бахри» взлетел на воздух. Взрыв этот осыпал обломками батарею № 4, которая, временно прекратила огонь и хотя начала потом действовать снова, однако уже слабее. Дружное русское «ура» пронеслось по синопскому рейду: моряки нахимовской эскадры радостно приветствовали славных комендоров «Константина», взорвавших один из лучших фрегатов турецкого флота.

Развернувшись на шпринге, «Константин» направил основной огонь по другому 60-пушечному неприятельскому фрегату — «Несими-Зефер». В 1 час пополудни якорная цепь фрегата была перебита, и ветром его понесло к берегу. С подбитыми стеньгами и реями, с поврежденным рулем и разбитыми орудиями неприятельский фрегат выбросился на остатки мола возле греческого предместья.

Против береговых батарей № 3 и 4, поддерживавших левый фланг турецкой боевой линии, вел огонь корабль «Чесма». «Подойдя к своему месту против турецкого фрегата и двух береговых батарей сажень на 50, — пишет мичман А. П. Обезьянинов, — мы бросили якорь и стали на шпринг, и тотчас же начали действовать: начали залпом из всех орудий, но в это время турецким ядром перебило у нас шпринг, и корабль стало поворачивать по ветру носом к неприятелю под его продольные выстрелы; положение критическое, но старший л-т Купреянов не зевал, тотчас распорядился завозом нового верпа, который на всякий случай был готов на барказе, достаточно было нескольких минут, чтобы все дело исправить. Новый верп был заведен, и корабль завернул бортом к неприятелю, тотчас открыли успешный огонь с другого, уже противоположного, борта».

В ответ на выстрелы крепостных пушек комендоры «Чесмы» мощным огнем сметали береговые укрепления неприятеля. После взрыва фрегата «Навек-Бахри» положение левого фланга турок значительно ухудшилось; корабль «Чесма» сосредоточил весь свой огонь исключительно на батарее № 4, которая стала терять одно орудие за другим.

Особенно инициативно действовали на «Чесме» лейтенанты Михаил Белкин и Михаил" Шемякин, командовавшие деками корабля. Ни один выстрел с русского корабля не пропадал даром, и огонь турецкой батареи становился все слабее. Разрушенные укрепления, подбитые и исковерканные пушки, множество убитых и раненых — такова была картина на берегу, где турки в замешательстве бежали от сокрушительного огня русской артиллерии. Корабль «Чесма», подавив сопротивление батареи № 4, перенес огонь всех орудий на батарею № 3.

Корабли второй колонны нахимовской эскадры противостояли правому флангу боевой линии турок. Корабль «Париж», возглавивший вторую колонну, сразу же после «Императрицы Марии» открыл огонь по неприятелю, поражая турецкий корвет «Гюли-Сефид», фрегат «Дамиад» и центральную береговую батарею № 5. Мужественно и смело сражались моряки «Парижа», руководимые капитаном I ранга Истоминым.

Пренебрегая опасностью, под градом неприятельских ядер, книпелей и картечи, матросы во главе со шкипером Иваном Яковлевым быстро исправляли такелаж и заделывали пробоины. Раненые отказывались уходить с боевых постов Когда осколок неприятельского снаряда, разорвавшегося на юте, ранил в лицо штурмана Семена Родионова, охранявшего кормовой флаг корабля, он не покинул своего поста и продолжал стоять у флага. Только после вторичного тяжелого ранения, когда вражеским снарядом Родионову оторвало руку, его унесли с верхней палубы...

Владимир Иванович Истомин проявил «примерную неустрашимость и твердость духа, благоразумные, искусные и быстрые распоряжения во время боя» Орудия правого борта «Парижа» безостановочно громили неприятельские суда. Через полчаса после начала сражения турецкий корвет «Гюли-Сефид», стоявший рядом с фрегатом Османа-паши и оказывавший ему огневую поддержку против флагманского корабля Нахимова, был уже сильно избит русскими снарядами, потерял фок-мачту и несколько орудий. Командир корвета Сали-бей оставил свой корабль и предпочел спастись бегством. Вскоре на корвете возник пожар, и огонь стал постепенно добираться до крюйт-камеры. Наконец, в 1 час 15 мин. пополудни раздался сильный взрыв и «Гюли-Сефид» взлетел на воздух.

Уничтожив неприятельский корвет, Истомин оказал непосредственную поддержку своему флагманскому кораблю.

Покончив с неприятельским корветом, «Париж» усилил огонь по фрегату «Дамиад» и береговой батарее № 5. Бомбические снаряды русского корабля производили сильные разрушения на батарее и на неприятельском фрегате. Лейтенант П. Никитин, руководивший огнем бомбических орудий, проявил «отличное мужество и превосходные распоряжения при действиях бомбической батареи». Вскоре фрегат «Дамиад», не выдержав меткой прицельной стрельбы русских комендоров, обрубил цепь и вышел из боевой линии турецкой эскадры. Течением и ветром его отбросило к юго-западному берегу полуострова. Турецкая эскадра лишилась еще одного фрегата.

Корабль «Три святителя» обстреливал большие неприятельские фрегаты «Каиди-Зефер» и «Низамие», вооруженные 118 пушками. Расчеты орудия действовали четко и слаженно, посылая по врагу снаряд за снарядом. «Команда вела себя выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная хладнокровная храбрость!— вспоминает мичман А. Д. Сатин. — Как теперь вижу: стоит красавец-комендор знаменосец 32-го экипажа, Иван Дехта, и держит большим пальцем правой руки запал у только что выстрелившего орудия. Вырвало ядром рядом с ним двух человек, он бровью не пошевельнул, только скомандовал, когда орудие было готово: «к борту!» И этот же самый Дехта, бледный, как полотно, через две недели дрожащей рукой вынимал жребий на георгиевский крест. Достойных было слишком много!».

Фрегаты «Каиди-Зефер» и «Низамие» вели интенсивный ответный огонь, но более всего «Трем святителям» вредил огонь турецкой береговой батареи № 6. Одно из каленых ядер попало в кубрик, и только благодаря своевременным и быстрым действиям трюмных матросов удалось ликвидировать пожар. Так же быстро был

ликвидирован пожар на юте, где умело и самоотверженно действовал боцман Кузьма Пернов.

Неожиданно в разгаре сражения положение корабля «Три святителя» резко ухудшилось. Командиру корабля капитану I ранга К. Кутрову доложили, что одним из вражеских снарядов перебило шпринг, и корабль стал разворачиваться по ветру кормой к неприятелю. «Мы могли отстреливаться только половинным числом орудий... а передние орудия нашего корабля приходятся против корабля «Париж». Мгновенно оценив обстановку, Кутров дал приказание прекратить огонь из нескольких батарей левого борта. Десятки орудий корабля «Три святителя» замолчали, т. к. из-за разворота корабля вышли из угла обстрела цели.

Турки заметили, что шпринг русского корабля перебит, и усилили артиллерийский обстрел. Береговая батарея № 6 стала поражать корабль продольными залпами. Вместе с береговыми орудиями усилили свой огонь фрегаты «Низамие» и «Каиди-Зефер». Адмирал Гуссейн-паша, командовавший правым флангом турецкой эскадры, предвкушал поражение русского корабля, положение которого действительно становилось критическим.

В этот момент под жестоким неприятельским огнем мичман Петр Варницкий бросился к полубаркасу, чтобы вместе с матросами завести верп и восстановить шпринг. Однако неприятельское ядро попало прямо в полубаркас, разнесло его в щепы и ранило мичмана. Несмотря на это, Варницкий тотчас же перескочил в другой баркас, стоявший рядом у борта корабля, матросы налегли на весла, и под непрерывным обстрелом десятков неприятельских орудий смелые русские моряки завезли верп и вернулись обратно на корабль. Корабль «Три святителя», подтянувшись на новом шпринге, развернулся левым бортом против неприятеля и с новой силой обрушил на него огонь своих орудий. Вскоре 54-пушечный турецкий, фрегат «Каиди-Зефер» не выдержал огня русского корабля. С разбитым рангоутом и множеством бортовых пробоин он вышел из боевой линии, прошел между берегом и фрегатом «Низамие» и стал на мель невдалеке от береговой батареи № 6. Команда турецкого фрегата во главе с командиром вплавь бросилась на берег.

Крайние суда левого фланга турецкой боевой линии находились под непрерывным обстрелом орудий корабля «Ростислав», стоявшего в нескольких кабельтовых от мыса Киой-Хисар. Первые выстрелы «Ростислава» были направлены против фрегата «Низамие», корвета «Фейзи-Меабуд» и береговой батареи № 6, однако вскоре после начала сражения, когда капитан I ранга Кузнецов заметил критическое положение корабля «Три святителя», огонь «Ростислава» был сосредоточен исключительно по корвету и береговой батарее. Памятуя основное правило Нахимова «взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика», — Кузнецов сразу же принял решение: подавить береговую батарею, не дать ей продолжать обстрел корабля Кутрова. Старший офицер «Ростислава» лейтенант Н. Гусаков, выказавший «отличную храбрость и мужество по всем частям управления кораблем» повернул корабль левым бортом прямо против батареи № 6, и комендоры «Ростислава» обрушили на нее огонь своих, орудий.

Благодаря своевременной поддержке «Ростислава» на корабле «Три святителя» в это время успели исправить шпринг, а батарея № 6, до этого сильно вредившая «Трем святителям», значительно ослабила свой огонь.

Турки, взбешенные эффективной помощью, оказанной «Ростиславом» кораблю «Три святителя», сосредоточили сильный огонь по «Ростиславу», и один из неприятельских снарядов, разорвавшись в батарейной палубе русского корабля, разнес на куски одно орудие, сильно разбил палубу, зажег кокора и занавес, навешенный над люком, через который шла подача картузов нижнего дека. Около 40 русских моряков было ранено взрывом.

Горящие куски тента, - подожженные вражеским снарядом, начали попадать в крюйткамерный выход, что грозило взрывом крюйт-камеры. Кораблю угрожала страшная опасность. В этот момент мичман Николай Ко локольцов бросился в крюйт-камеру и, пренебрегая опасностью, хладнокровно начал тушить пожар. Быстро закрыв за собой двери, он выбросил горящие хлопья, накрыл люки крюйткамерного выхода и ликвидировал опасность. Корабль был спасен. «За особенное присутствие духа и отважность, оказанные им во время боя», адмирал Нахимов представил мичмана Колокольцова к боевой награде.

В исходе 5-го часа на флагманском корабле взвился сигнал: адмирал приказывал осмотреть уцелевшие неприятельские суда, перевезти пленных и озаботиться о раненых. Шлюпки с вооруженными матросами направились к турецким фрегатам и корветам, приткнувшимся к берегу..

Матросы с пароходо-фрегата «Одесса» во главе с лейтенантом Кузминым-Короваевым подошли на катере к турецкому фрегату «Несими-Зефер». «Взойдя на фрегат всего с десятью матросами, лейтенант нашел на судне около 200 турок, человек 20 раненых и столько же убитых. Труп капитана лежал у дверей его каюты. Беспорядок и паника невольно приковывали к себе внимание: турки сидели при своем багаже, разбросанном на батарейной палубе, порох был рассыпан по полу, крюйт-камера была отво­рена, а турки между тем курили...». Короваев тотчас же приказал прекратить куренье, закрыть крюйт-камеру и полить водой всю палубу. Одновременно с этим пленных перевозили на русские корабли, а раненых турок лейтенант решил отправить на берег под наблюдением доктора. «Отправляя людей, Короваев через переводчика объявил им, что здоровые под начальством доктора должны озаботиться помещением своих раненых товарищей в городской госпиталь. Восторгу турок не было предела. Все кинулись целовать руки русского лейтенанта...».

Около 6 часов вечера к турецкому фрегату «Дамиад» подошел пароход «Одесса». Командир парохода взял на неприятельском фрегате более 100 пленных, при допросе которых выяснилось, что «командир и офицеры оставили фрегат в начале дела, забрав все гребные суда и стараясь спастись постыдным бегством на берег».

Разбитые и полуразрушенные неприятельские суда, оставшиеся после сражения у берега Синопской бухты, продолжали гореть. В предвечерней мгле четко выделялись остовы горящих фрегатов и корветов, и отблески пламени отражались на гладкой поверхности бухты. Неразряженные орудия, раскалившись от страшной жары и пламени, палили ядрами по рейду, а по мере того, как огонь достигал крюйт-камер, неприятельские суда взрывались одно за другим.

Вечером 18 ноября взлетели на воздух фрегаты «Фазли-Аллах», «Низамие», «Каиди-Зефер», пароход «Эрекли» и корвет «Неджми-Фешан». Их горящие обломки не только вызывали пожары на берегу, но и представляли опасность для русских кораблей, стоявших не далее 150 саженей. В случае внезапного изменения ветра, русской эскадре грозили пожары, а это привело бы к самым серьезным последствиям.

Кроме того, следовало учитывать опасность, грозившую со стороны берега. Свыше тысячи турок, бежавших с эскадры во время сражения, могли ночью открыть огонь с берега по русской эскадре, подготовив предварительно часть уцелевших береговых орудий. Поэтому в 8 часов вечера пароходам «Крым» и «Херсонес» было поручено «отбуксировать корабли из-под выстрелов береговых батарей на случай, если бы неприятель вздумал возобновить ночью стрельбу». Пароход «Одесса» отвел от берега турецкий фрегат «Несими-Зефер» и сжег его. в море, т. к. его горящие обломки грозили и городу и русским кораблям.

Всю ночь пароходы отводили корабли от берега. По приказанию командующего была установлена новая позиция эскадры: теперь русские корабли встали на якорь в полутора милях от берега на глубине 20—25 саженей.

Ночь прошла спокойно. Несмотря на дождь, на берегу продолжались пожары, и лишь изредка над бухтой раздавались выстрелы турецких орудий. К утру 19 ноября на синопском рейде осталось только три турецких судна: фрегаты «Ауни-Аллах», «Дамиад» и корвет «Фейзи-Ме-абуд». Матросы с фрегата «Кагул» утром подошли на шлюпках к «Ауни-Аллаху» и «Фейзи-Меабуду», стоявшим рядом у мыса Киой-Хисар, взобрались на палубы неприятельских судов, и перед ними открылась картина полного развала: турецкий адмиральский корабль был весь изрешечен русскими снарядами и медленно погружался в воду, кренясь на правый борт.

Когда последние партии пленных с фрегата «Ауни-Аллах» были отправлены на «Кагул», русские моряки собрались покинуть неприятельские суда. Но в этот момент внизу, у самой воды, был обнаружен командующий лежал почти без чувств и не надеялся на спасение. Но не прошло и 10—15 минут, как его уже доставили на «Кагул».

Осману-паше сделали перевязку. Оправившись после бессонной ночи, он рассказал русским морякам, что турецкие матросы обокрали его, сняли с него шубу, вытащили ключ от каюты. Спустя некоторое время Осман-паша сообщил некоторые подробности сражения и предшествующих событий и в частности очень интересовался русским фрегатом «Кагул».

Он обратился к капитан-лейтенанту Спицыну — командиру «Кагула» — с вопросом: «Какой это русский фрегат был у мыса Керемпе 8 ноября и едва не попался его эскадре, ускользнув тогда, когда он считал его уже совсем в своих руках?» Командир отве­тил, что это именно и есть тот фрегат, на нем Осман-паша находится в настоящее время в плену...

Вскоре на русскую эскадру доставили пленных с корвета «Фейзи-Меабуд» и других неприятельских судов. На корабле «Чесма» были размещены пленные турецкие матросы, а на пароходе «Одесса» — турецкие офицеры. Таким образом, после сражения было захвачено в плен несколько сот турок и в их числе—командующий эскадрой адмирал Осман-паша, а также командиры фрегата «Фазли-Аллах» и корвета «Фейзи-Меабуд». Общие потери неприятеля составляли несколько тысяч человек: по утверждению Османа-паши турки потеряли до 3000 одними убитыми и утонувшими во время сражения.

Русские моряки проявили самое гуманное и великодушное отношение к пленным туркам. Турецкие матросы, в головы которых годами вбивалась ненависть к России, со страхом следовали на русские корабли, однако здесь не оказалось ничего похожего на то, чем их запугивали раньше. Забота о раненых, благородное поведение русских моряков,—все это было неожиданностью для них. «Матросы наши отдавали пленным даже куртки свои»(28). К Нахимову тогда же обратилась греческая делегация с просьбой о переселении в Россию.

Между тем при осмотре фрегата «Ауни-Аллах» и корвета «Фейзи-Меабуд» выяснилось, что они так сильно повреждены, что не представляется возможным довести их до Севастополя в качестве трофеев. Поэтому было решено сжечь их. Оба неприятельских судна были отведены от берега и взорваны фрегатом «Кагул».

56-пушечный турецкий фрегат «Дамиад» казался наименее пострадавшим по сравнению с другими судами неприятельской эскадры. Сигналом с «Императрицы

Марии» было приказано пароходу «Одесса» отвести фрегат от берега, осмотреть и принять меры к исправлению повреждений с тем, чтобы доставить его в Севастополь. Однако «при внимательном осмотре оказалось, что фрегат «Дамиад» имел 17 подводных пробоин, вся подводная часть, рангоут и снасти до того повреждены, что без зна­чительных исправлений, потребовавших бы много времени, его невозможно было бы привести до Севастополя...»(29). Поэтому пароходу «Одесса» было приказано сжечь турецкий фрегат — последнее военное судно турецкой эскадры в Синопе.

К 9 часам утра 19 ноября на рейде Синопской бухты не осталось ни одного турецкого корабля. Лишь обломки кораблей, плавающие по рейду, и высокие мачты, торчавшие над водой, напоминали о минувшем сражении.

Некоторые источники показывают, что перед сражением между Османом-пашой и Слейдом были разногласия по вопросу о диспозиции эскадры. Слейд предлагал поставить суда на расстоянии 1,5—2 кабельтовых от берега; Осман-паша считал, что выгоднее расположить суда в самом минимальном расстоянии от берега 15 саженей); судя по фактической диспозиции турецкой эскадры 8 ноября, предложение Слейда. было или отвергнуто, или не выполнено в связи с появлением русских кораблей. Осуществление же предложения Слейда привело бы к ослаблению позиции турок, т. к. создало бы возможность прорыва русских кораблей между берегом и флотом, а также ослабило бы фланги турецкой эскадры.