Глава I с.М. Соловьев и его место в отечественной историографии

Исключительное место, которое занимает творческое наследие СМ. Соловьева в отечественной историографии, объясняется целым рядом причин. Во-первых, оно логически развивало и завершало идущую со времен великорусских летописцев и книжников XV-XVII вв. государственническую и москвоцентристскую традицию трактовки российского исторического процесса. Во-вторых, оно заключало в себе основное содержание гегельян­ского периода русской историографии третьей четверти XIX в. Вос­созданная ученым на основе новой методологии цельная картина ге­незиса общественных отношений восточного славянства IX-XIX вв. давала основание таким разным историкам, как, например, М.О. Ко-ялович и В.О. Ключевский, связывать с его именем зарождение рос­сийской исторической науки. В-третьих, содержавшиеся в филосо­фии истории СМ. Соловьева элементы позитивизма обусловили по­становку базовых тем (социально-экономические отношения, роль географического фактора и др.), которые составляли основу иссле­довательских интересов историков последующих поколений. И на­конец, в-четвертых, решение ученым ряда основополагающих про­блем истории России подготовило почву для их современной интер­претации.

Все это обусловило непреходящее значение сочинений СМ. Со­ловьева. Если в конце XIX в. «культ власти и апофеоз государствен­ности, проходящие красной нитью через всю его "Историю [России с древнейших времен]", мало соответствовали политическим на­строениям данной эпохи» и казались уже научным анахронизмом, представляющим исключительно историографический интерес¹, то глубокие социально-экономические перемены 1900-1910-х годов вновь (пусть даже на обновленном теоретическом и значительно бо­лее углубленном фактографическом уровнях) заставили обратить взоры к его творчеству. "Революция, которая в России была срывом не только власти, но и государства, вскрыла на месте кажущегося благополучия трагическую проблему государства в России. Историческая мысль углубляется в проблему о государстве, его носителях, его самостоятельном бытии. Лишь условия марксистской цензуры мешают пробиться наружу этой тенденции. Но она означает возвра­щение к Соловьеву, обогащенное всем социальным опытом и шко­ды, и жизни"², - отмечал Г.П. Федотов. Факт определяющего влия­ния "схемы" СМ. Соловьева на все последующее развитие россий­ской дореволюционной историографии признавался даже его поли­тическими и научными антагонистами. Ученик М.Н. Покровского, Н. Попов, отмечал в этой связи в 1931 г.: "Трудно найти историка второй половины XIX в. и начала XX в. (включая, конечно, маркси­стов), который не заимствовал бы в той или иной мере взгляды СМ. Соловьева"³.

II

Философские основы мировоззрения СМ. Соловьева являются ключом к пониманию его исторической концепции. "Мыслитель скрывался в нем за повествователем; его рассказ развивался на исто­рико-философской основе, без которой история становится забавой праздного любопытства"⁴, - отмечал В.О. Ключевский. Они форми­ровались под влиянием трудов западноевропейских авторов, совре­менной отечественной научной и общественно-политической мысли. Основным теоретическим источником работ СМ. Соловьева были идеи философии истории Г. Гегеля (М.М. Богословский упо­минал в этой связи и Ф. Шеллинга⁵). При этом его знание произве­дений Г. Гегеля не отличалось полнотой и всесторонностью. «Из Ге-гелевых сочинений я прочел только "Философию истории"; она произвела на меня сильное впечатление...»⁶ - вспоминал ученый. Однако та атмосфера, в которой проходило становление научного миросозерцания СМ. Соловьева, когда, по словам А.И. Герцена, ка­ждое произведение немецкого философа и его учеников зачитыва­лось до дыр, не могла не оказать влияния на историка: "...Время про­ходило не столько в изучении фактов, сколько в думаний над ними, ибо у нас господствовало философское направление; Гегель кружил всем головы... И моя голова работала постоянно; схвачу несколько фактов и уже строю на них целое здание"⁷. Выведенные в трудах Г. Гегеля законы перехода количества в качество, органического ха­рактера общественного развития, идея об определяющей роли госу­дарства в историческом процессе и образовании этого института в результате длительного развития "народного самопознания" были спроецированы на конкретные материалы отечественной истории. СМ. Соловьев в целом разделял гегельянскую периодизацию все­мирной истории, вывод о решающем значении внутренних источни­ков общественного прогресса.

Не может не обратить на себя внимание и близость политиче­ских взглядов Г. Гегеля и СМ. Соловьева. Она объяснялась во многом схожестью условий общественно-политической жизни Герма­нии первой четверти XIX в. и России периода подготовки и проведе­ния реформ 1860-х годов - постепенной эволюции самодержавной монархии в сторону конституционализма. Оба они выступали пред­ставителям)! взглядов правого крыла либерального лагеря, провод­никами исторически прогрессивных реформ "сверху". Современни­ки упрекала историка за симпатии к консервативной стороне гегель­янского учения. Студент В.О. Ключевский отмечал на его лекциях: «Принцип исторической необходимости, основывающийся на поло­жении Геге!Я "все действительное разумно", положении, стоя на ко­тором, так легко справиться со всем в мире, - что этот принцип во­все не лучше» мертвящего фатализма, потому что ровно обезоружи­вает свободою деятельность во имя каких-то неисповедимых и не­отвратимых путей истории»⁸. Однако "разумными" в сочинениях СМ. Соловьева в первую очередь выступали частная собственность и государств- В защите целесообразности их существования ви­дится основное социально-политическое содержание концепции ученого.

Нельзя, однако, не согласиться с мнением ряда исследователей о том, что историческая концепция СМ. Соловьева испытала и оп­ределенное ;воздействие позитивистской философии, в частности в плане внимания к социально-экономической проблематике. В ра­ботах Г. Cneicepa исследователя заинтересовали идеи об объектив­ном характер общественного прогресса, теория возрастов челове­чества. В приведениях Г. Бокля он выделял выводы о влиянии природных условий на исторические судьбы народов. Вслед за ука­занными авторами СМ. Соловьев не разделял взгляд Г. Гегеля на государство $к реальное воплощение божественной идеи; для него ; это лишь необходимая форма народной жизни⁹. В целом же подобные различи* не могли существенно повлиять на общую гегельянскую основу гиросозерцания ученого. Доказательства А.Н. Ерыги-1 на о сближении СМ. Соловьевым методов естественнонаучного и i исторической познания, основанные на выборочном цитировании ученым "Наблюдений над исторической жизнью народов", не всегда выдерживают критику. В своей многолетней практической работе метода "эмпи]Ической наблюдаемости явлений" СМ. Соловьев не г применял. Сомнительно также отнесение принципов всесторонноссти и комплекяости исследования к разряду только естественнона-уучных¹⁰.

Большое воздействие на формирование мировоззрения С.М. Соловьева оказии лекции профессоров Московского университета ,ПД.Л. Крюкова* Т.Н. Грановского. Молодой исследователь почерпнул в них MbicjH о прогрессивном, поступательном характере общественного развития, общности исторических судеб русского и западноевропейских народов, роли географического фактора и личности в в истории. Прйнавая "сильное впечатление" от прослушанных курсов, СМ. Соловьев был склонен преувеличивать влияние гегельян­ства на своих преподавателей: "Грановский, как и Крюков, не был самостоятелен, являлся поклонником... Гегеля..."¹¹ Не нашли откли­ка у СМ. Соловьева их высказывания об активном непосредствен­ном воздействии народных масс на общественный прогресс.

Если Д.Л. Крюков и Т.Н. Грановский пропагандировали учение Г. Гегеля на примерах античной и средневековой европейской исто­рии, то профессор Дерптского университета Г. Эверс делал это на русском материале. Закономерность общественного развития пони­малась им как процесс перехода семьи, рода, племени в государство. По собственному признанию СМ. Соловьева, работы Г. Эверса заставили его "думать над русскою историею"¹². Выводы Г. Эверса составили теоретическую базу магистерской и докторской диссерта­ций ученого.

Одним из источников научной концепции СМ. Соловьева вы­ступает европейская историография первой половины XIX в. Еще в студенческие годы он ознакомился и сделал комментированные выписки из сочинений Д. Вико, Э. Гиббона, Л. Ранке, Ф. Савиньи, Ж. Сисмонди, О. Тьерри, П. Шафарика. В 1843-1844 гг. в универси­тетах Гейдельберга, Берлина, Парижа юноша прослушал курсы Ки-нэ, Крейцера, Мишле, Pay, Раумера, Рильке¹³. СМ. Соловьев изучал труды французских просветителей, критика христианства в которых его весьма раздражала. Детальному анализу подверглись сочинения Ф. Гизо и О. Тьерри, которые, по словам В.О. Ключевского, явились фундаментом "общих исторических воззрений" будущего ученого¹⁴. СМ. Соловьеву импонировали их идеализм, склонность к широким научным обобщениям, признание общности исторических судеб всех европейских государств, постановка вопроса о роли народных масс и личности, интерес к социальной проблематике. Он обратил внимание на гипотезу о происхождении западноевро­пейской государственности путем завоевания, роли городов в гене­зисе родовых отношений. В "Записках..." СМ. Соловьев прямо на­зывал себя поклонником Ф. Гизо "за его сочинения"¹⁵.

Однако заимствование достижений европейской мысли не выли­валось в слепое копирование. Русская наука 1840-х годов оказалась подготовленной к творческому восприятию передовых идей. Назре­ла необходимость теоретического переосмысления богатого факти­ческого материала, добытого предшествовавшими поколениями российских ученых. Недоумевая о причинах успеха лекций Ж. Миш­ле, СМ. Соловьев писал в 1843 г.: "Чем заслужил признание? Где же введение в философию истории?"¹⁶ В трудах СМ. Соловьева от­дельные близкие ему положения западноевропейской историогра­фии приведены в систему, критически переосмыслены и увязаны с задачами отечественной науки. Так, ученый не распространял на Россию вывод о происхождении туземной государственности в ре­зультате завоевания и, как следствие, отрицал бытование здесь феодальных отношений. Серьезные претензии были у него к "Размыш­лениям об истории Франции" О. Тьерри, а "ложный патриотизм" Ф. Ротмана вызывал аналогию с трудами Н.С. Арцыбашева: "Как у нас производят варягов от славян, так во Франции... производили франков от галлов. Точь-в-точь наши венелисты..."¹⁷ В целом кон­цепция исторического развития России СМ. Соловьева носила ори­гинальный, самобытный характер и явилась закономерным резуль­татом развития российской науки.

III

К середине XIX в. в отечественной историографии стал резко ощущаться недостаток эмпирического знания. Этим во многом объ­яснялись критические отзывы СМ. Соловьева о своем предшест­веннике на кафедре Московского университета - М.П. Погодине, полагавшем, что без изучения всего комплекса фактических данных преждевременно обращаться к их осмыслению. Анализ частных проблем, по мнению ученого, не дает возможности подняться до глубоких теоретических обобщений, ибо выявление закономерно­стей общественного развития - прерогатива философии истории. В то же время он не впадал, подобно Н.А. Полевому, и в другую крайность, выступая против умозрительных, оторванных от кон­кретных фактов теорий. Переход от рассмотрения отдельных проб­лем к их философскому осмыслению должен привести, по мнению СМ. Соловьева, к превращению истории в инструмент познания особенностей национального характера. Последующие обобщения результатов изучения истории отдельных народов создадут усло­вия для превращения ее в "науку самопознания для всего челове­чества"¹⁸.

Во введении к первому тому "Истории России с древнейших вре­мен" (1851) СМ. Соловьев писал: "Русскому историку, представляю­щему свой труд во второй половине XIX века, не нужно говорить чи­тателю о значении, пользе отечественной истории"¹⁹. Однако слож­ность, дискуссионность поднимаемых в ней проблем вынуждали уче­ного вновь и вновь возвращаться к этой тематике. Наиболее полно и последовательно его взгляды на предмет и задачи науки изложены в "Исторических письмах" (1858-1859), "Наблюдениях над истори­ческой жизнью народов" (1868-1876) и, что особенно важно, с уни­верситетской кафедры. Поэтому нельзя согласиться с мнением, что СМ. Соловьев решал эти вопросы на уровне рефлексии в практиче­ской работе²⁰.

Историческая наука "имеет дело с человеком, с его жизнью во всех ее проявлениях". Ее задача состоит в изучении законов разви­тия общества на основе переосмысления накопленного фактическо­го материала, сквозь призму идей о поступательном характере про­гресса, неразрывной связи и преемственности этапов развития, историзма в подходе к рассматриваемым явлениям. Стоящие перед ис­следователями проблемы он формулировал следующим образом: "...Первое дело, которым должна была заняться теперь наука, со­стояло в том, чтоб уничтожить это смешение эпох, выставить каж­дую из них с соответствующим ей характером, уяснить... постепен­ный ход истории, преемство явлений, естественный, законный вы­ход одних явлений из других, последующих из предыдущих"²¹. Прин­цип историзма в подходе к изучению событий прошедших времен не был принципиально нов в историографии первой половины и сере­дины XIX в., однако только в сочинениях СМ. Соловьева он нашел в рамках гегельянской методологии свое наиболее полное воплоще­ние. Ученый справедливо полагал, что ошибочные взгляды на исто­рические явления происходили чаще всего от "непривычки высво­бождаться от своих настоящих условий жизни и переноситься в ус- , ловия того времени, которое хотим понять, и которое никак не пой­мем, если не отстанем от этой привычки"²². С этой точки зрения он критиковал оценки царствования Ивана IV в трудах Н.М. Карамзи­на и славянофильское неприятие "ужасов" Петровской эпохи.

СМ. Соловьев неоднократно указывал на активную роль науки в жизни общества. Выявление закономерностей исторического дви­жения превращает историю не только в средство познания мира ("объяснительница"), но и его целенаправленного преобразования ("наставница")²³. Прошлое занимательно для ученого не яркими картинами "народного быта", а прежде всего возможностью выяс­нить смысл, первопричины современного положения вещей, выра­ботать независимую от временных, случайных обстоятельств миро­воззренческую ориентацию отдельного человека и общества в це­лом. "Народ непременно должен быть знаком с своей историей, ибо только тогда вполне сознает свое настоящее, когда поймет свое прошедшее"²⁴, - говорил он студентам. В той же связи СМ. Соловь­ев писал: "...Историк должен способствовать установлению пра­вильного взгляда на настоящее, установляя правильный взгляд на отношения настоящего к прошедшему"²⁵.

В то же время, "близость... к нашим существенным интересам", ярко выраженная идеологическая направленность науки несут в се­бе опасность для исследователя: "...История - это свидетель, от ко­торого зависит решение дела, и понятно стремление подкупить этого свидетеля, заставить его говорить только то, что нам нужно. Таким образом, из самого стремления искажать историю всего яс­нее ее важность, но от этого науке не легче"²⁶. Объективного зна­ния ученый достигнуть не может в силу несовершенства человече­ской природы: личность исследователя, его симпатии и антипатии так или иначе проявляются в сочинениях. Однако это вовсе не озна­чает отказа от поиска научной истины. "Только возможная много­сторонность спасает от грубых ошибок, - говорил он студентам. -•••Возможная многосторонность потому, что всесторонности не существует, кроме высшей силы, всезнающей; но мы обязаны стре­миться к всестороннему пониманию"²⁷. Приблизиться к "совершен­ному беспристрастию" можно также и за счет принципиального от­каза исследователя от участия в современной общественной борьбе и невмешательства последней в дела науки. "...Жизнь... не должна учить науку, а должна учиться у нее..."²⁸ — писал ученый.

Специфика предмета исторической науки, по мнению СМ. Со­ловьева, подразумевает и существование особых, присущих только данной области знания методов исследования. Ученый выступал против широко распространенной позитивистской точки зрения об абсолютном сходстве способов анализа в естественных и гуманитар­ных науках. "Внешний, окружающий нас мир легко поддается наше­му изучению: вооруженные могущественными орудиями, мы прони­каем и в небо, и в море, и в недра земли ... но существо человека для нас темно... В истории мы не можем наблюдать явлений непосредст­венно, мы смотрим здесь чужими глазами, слушаем чужими уша­ми"²⁹, - отмечал он. Изучение внешней природы важно с точки зре­ния познания ее воздействия на человека, но ограничиваться только этой стороной дела "опасно для науки", апеллирующей к познанию "внутренней сущности явлений"³⁰.

Основным методом исторического анализа, многократно апро­бированным в практике конкретной работы, у СМ. Соловьева вы­ступало стремление к всесторонности, комплексности исследования, базировавшееся на привлечении всей совокупности имеющихся в его распоряжении фактов в их взаимосвязи и взаимовлиянии. "Взгляд вполне правильный есть взгляд всесторонний"³¹, - любил повторять он. Знание законов общественного развития невозможно получить из "отдела" науки. С этой точки зрения он критиковал "Историю цивилизации в Англии" Г. Бокля, начавшего свой труд с освещения событий XVI в.: "История цивилизованного народа име­ет важное значение и тогда, когда интеллектуальное развитие еще не началось"³².

Признавая всеобщность проявления главных закономерностей развития, СМ. Соловьев полагал, что в основе любого исследования должен лежать сравнительно-исторический метод: "...Самый луч­ший способ для народа познать самого себя - это познать другие на­роды и сравнить себя с ними"³³. Причем этот метод не только декла­рировался ученым, но и широко применялся на практике. Вл.С Со­ловьев вспоминал: "По его мнению, непременным условием научно­сти должно быть сравнительное изучение однородных явлений, по­этому он очень скептически относился к тем, которые, читая сво­бодно только по-русски, не знают ничего, кроме своего предмета. Сам он, владея (для чтения) восемью иностранными языками, осно­вательно и всесторонне изучал всемирную историю, а в виде отдыха любил читать сочинения по географии, этнографии, языковедению и общим вопросам естествознания"³⁴. Энциклопедичностью познаний СМ. Соловьев удивлял и своих современников: "Он обладал та­кими широкими и обстоятельными знаниями по всеобщей истории, как это очень нечасто встречается у нас среди русских историков, и, конечно, эта особенность в его занятиях и интересах весьма благо­творно отражалась на его специальности"³⁵.

Труды СМ. Соловьева завершали этап перехода от моралисти­ческой, основанной на идеях провиденционализма описательной "истории", к объяснению всего хаоса фактов и явлений предшество­вавших эпох действием всеобщих законов общественного развития. "...Пора оставить толки о сказках, о мифах и подмечать общие зако­ны исторических явлений"³⁶, - отмечал ученый, положив в основу своей философской системы тезис о поступательном, закономерном характере развития природы и человеческой цивилизации.

Под прогрессом он подразумевал развитие объекта от низших форм к высшим путем усложнения его внутренней структуры: "Пер­вый шаг в развитии обозначается появлением различия между час­тями... вещества; потом каждая из развивавшихся частей начинает в свою очередь обнаруживать различие частей. Процесс этот бес­прерывно повторяется, и через бесконечное умножение такого вы­деления частей образуется, наконец, сложная сеть тканей и органов, составляющая животное или растение в полном его развитии"³⁷. Ученый был далек от понимания этого процесса только как механи­ческого, количественного роста составляющих системы, включив в его определение их сложное взаимодействие между собой. "Чем развитее организм, - писал он, - тем развитее его члены, органы, тем в более тесной связи находятся они друг с другом, тем менее для них возможности одиночного существования"³⁸.

В своих трудах СМ. Соловьев выступал как последовательный диалектик. Основной источник развития он видел во внутренних противоречиях объекта, которые, постепенно накапливаясь количе­ственно, переходят в новое качество. На этом пути усложнения форм общество прошло этапы: 1) "первоначальной пустоты", или "небытия"; 2) появления различий между мужчиной и женщиной; 3) господства родового строя — "низшая ступень развития"; 4) обра­зования государства, принятия христианства³⁹.

В магистерской (1845) и докторской (1847) диссертациях ученый проводил мысль о необратимости прогресса, невозможности возвра­щения к отжившим общественным формам. "Политическим буддиз­мом" именовал историк славянофильскую пропаганду идей сель­ской общины, их "пристрастие к первоначальным простым, нераз­витым формам быта". По той же причине для него были неприем­лемы взгляды немецкого философа А. Риля за его приверженность к "земледельческому сословию" и "непримиримую вражду городу". Для СМ. Соловьева образование городов - важный этап общест­венного разделения труда. При этом ученый все же не исключал возможности временного замедления в поступательном движении,