83Политической деятельности Николая I и Александра II, приведшей Россию на грань революционного кризиса, и предложения по выхо­ду из него355.

По наблюдению современника, у ученого "не было разлада ме­жду убеждением и делом"³⁵⁶. Сформулированные на основе изуче­ния огромного комплекса источников выводы о путях развития страны СМ. Соловьев широко использовал в своей административ­ной и общественной деятельности. Многие требовавшие разреше­ния проблемы ученый знал глубже правительственных чиновников, что давало ему моральное право выступать со своими разъяснения­ми и рекомендациями.

В основе теории всемирно-исторического процесса СМ. Со­ловьева лежал взгляд на человеческое общество как постоянно со­вершенствующуюся систему. Отсюда "как скоро известная форма правительства не удовлетворяет более потребностям народной жиз­ни в известное время, она изменяется с большим или меньшим по­трясением для всего организма народного"³⁵⁷. Приверженность ста­рине явилась одной из основных причин падения Бурбонов во Фран­ции, привела к упадку некогда могущественное Испанское королев­ство. "В истории нельзя успокаиваться на известной политической системе, известных принципах в политике, - говорил профессор сту­дентам. - Искусство государственных деятелей состоит в том, чтобы уметь вовремя держаться старого, уметь при обстоятельствах пере­менить старое на новое"³⁵⁸.

Период европейской истории с конца XVIII в. СМ. Соловьев ха­рактеризовал как время смены переставшей соответствовать "гос­подствующим началам жизни" неограниченной монархии "либе­ральными правительственными формами": "Деспотизм может при­готовить народ только к неправильным революционным движени­ям, к деятельности отрицательной, а не к твердой защите существу­ющего"³⁵⁹. Уже не единожды выродившаяся в "гнусные империи" (Древний Рим, наполеоновская Франция) республиканская форма правления "проявляется с новою силою и предъявляет свои права на существование". В рамках этого процесса ученый выделял сле­дующие общие для всей Западной Европы направления генезиса го­сударственных отношений: замена "тиранства... господством зако­на", "чисто полицейского управления более деятельным, более творческим", "оживление национальной промышленности" для "приготовления средств к улучшению экономического быта", унич­тожение сословного деления, местное самоуправление, просвеще­ние народа.

Россия не могла оставаться в стороне от этого движения. Одна­ко в рамках единого процесса каждая страна шла к этому общест­венному идеалу своими путями, выбор которых обусловливался осо­бенностями исторического существования и уровнем социально-экономического развития: "Не все народы в равной степени способ-

ны пользоваться одними и теми же учреждениями, при введении ко­торых, следовательно, надо соблюдать постепенность"³⁶⁰. Опираясь на опыт европейской цивилизации, ученый считал народовластие (демократическая республика) крайне неустойчивым, переходным звеном от "анархии" (революции) к деспотии. Негативно относился историк и к олигархии, приведшей к гибели Речь Посполитую, к ослаблению Россию после смерти Петра I. Идеалом государствен­ного устройства для него с юношеской поры была конституционная монархия. В своих мемуарах он причислял себя к сторонникам "ор­леанской династии и министерства Гизо", "приверженцам прусской ученой монархии"³⁶¹.

Проведение в жизнь предлагаемых историком мероприятий оз­начало бы установление в России конституционного строя. Первы­ми шагами к осуществлению этой долгосрочной программы призва­ны были стать меры по перестройке аппарата власти. В его фунда­мент должны быть положены идеи коллегиальности и "выборных начал", под которыми СМ. Соловьев имел в виду наделение Сената законодательными полномочиями, самоуправление "промышленно­го сословия" (магистраты) и крестьян (земства), автономию высших учебных заведений. В соответствии с реалиями времени должно из­мениться и место неограниченного монарха в системе государствен­ных институтов: "При Петре впервые выдвинулось понятие о госу­дарстве как общем благе"³⁶². Царь-вотчинник уступил место импе­ратору, подчиняющемуся "господству закона".

Непременным условием привлечения "лучших людей" из наро­да к управлению государством является развитие самодеятельности на местах, что было невозможно при существовании сословных пе­регородок. На примерах польской средневековой истории ученый показал, что основной причиной кризиса тамошней государствен­ности явилось существование неподкрепленных служебными обя­занностями привилегий шляхты. По той же причине резкое непри­ятие вызывала у ученого попытка верховников ограничить импера­торскую власть в пользу избранных княжеских фамилий. Столь присущего В.О. Ключевскому "антидворянского силлогизма" у СМ. Соловьева не было, однако в своих "Записках..." он недву­смысленно показал, что "высшее сословие" пережило свой век: "привычка жить чужим трудом, ничего не делая", привела русское дворянство к экономическому и политическому банкротству. Но­вой опорой государства призвано стать третье сословие. Однако в современной СМ. Соловьеву России оно было еще слабо и пере­ориентация верховной власти на его поддержку преждевременна. В этот переходный период правительство должно взять за образец "кадровую политику" Петра I, который, по его мнению, в чинопро­изводстве брал во внимание не происхождение, а "личное достоин­ство, благородство, талант, трудолюбие, святое исполнение обязан­ностей".

85Функционирование государственного организма невозможно без добровольного или принудительного принесения гражданами части своих прав в жертву общему благу. Первостепенными обязан­ностями подданных являются защита отечества и участие в делах го­сударства. В остальных же проявлениях частной и общественной жизни государство не должно ограничивать самовыражение лично­сти. Гарантами ее полного раскрепощения призваны стать "религия, семейство и собственность", составляющие "три крепости, посредст­вом которых личность отстаивает свою свободу и самостоятель­ность; и общество, для правильного установления своих отношений к личности, не должно касаться этих твердынь ее"³⁶³.

В годовщину смерти СМ. Соловьева неизвестными приезжими из северной столицы на его могилу в Новодевичьем монастыре был возложен венок со странной надписью: "12-го декабря 1777. 197". Расшифровывалась она как дата рождения императора Александ­ра I и страница исследования о нем историка, ключевыми словами которой были: "Чтоб не бояться ничего, правительство должно быть либерально и сильно"³⁶⁴. В этом вопросе СМ. Соловьев соли­даризировался с Б.Н. Чичериным, в 1861 г. так сформулировавшим свою позицию: "В настоящее время потребны две вещи: либераль­ные меры и сильная власть"³⁶⁵. Под "либеральным" здесь подразу­мевалось вставшее на путь реформ правительство; "сила" же ему не­обходима для обуздания правого и левого экстремизма. Основыва­ясь на опыте борьбы Петра I с боярской оппозицией и польского ко­роля Станислава Понятовского с аристократией, историк писал: "По известному закону всякая новизна встречает сопротивление в старом. Сила этого сопротивления зависит от того, как глубоко ста­рина пустила свои корни..."³⁶⁶ С другой стороны, "преобразователь­ные движения" в Западной Европе конца XVIII - XIX в., выйдя из-под контроля правительств, повели к "страшным переворотам" во Франции, Германии, Италии, Австро-Венгрии. Только с учетом этого негативного опыта радикальных реформ государственного строя нужно подходить к преобразованиям в России.

В этой связи становится понятной и логичной позиция СМ. Со ловьева в отношении цензурной политики, неудачно охарактеризо­ванная А.И. Герценом как ретроградная. С одной стороны, он в 1861 г. отказался поставить свою подпись под петицией на высочай­шее имя о введении свободы слова в России и требовал оградить об­щество от революционной пропаганды, с другой - выступал за пре­доставление широких возможностей к распространению своих взглядов "людям мысли и науки". Здесь следует отметить, что идеал сильной власти СМ. Соловьев искал не в деятельности Ивана IV или Николая I: "Давить и душить очень легкое дело... но другие приемы, потруднее и посложнее, требуются при охранении и развитии жиз­ни"³⁶⁷. Правительственная дисциплина должна быть основана не на насилии, а на широкой поддержке общества, уверенного, что неко-

86

торые ограничения самодеятельности допускаются ему во благо, и контролирующего власть путем делегирования в нее своих пред­ставителей.

Важнейшим условием обеспечения успеха реформаторской дея­тельности является общественная стабильность. Для ее достижения необходимо избегать как "излишней поспешности" в преобразова­ниях, так и увлечения их "внешней формой" (реформы ради ре­форм). Определяющими в преобразованиях должны стать последо­вательность и постепенность. Деятели Великой французской рево­люции, "вследствие стремительного желания оторваться от старины и создать новый, лучший мир отношений", пренебрегли этим прави­лом, результатом чего были якобинская диктатура, наполеоновская империя и европейский застой 1815-1855 гг. В этой связи ученый на­зывал предлагаемую им тактику "консервативной": "Всякие дела ■ совершаются в истории медленно, как в природе медленно развива­ется, растет все великое, и только слабое поднимается быстро, что­бы так же быстро разрушиться"³⁶⁸. Идеалом общественного пере­устройства СМ. Соловьев выставлял Англию: "Эта консерватив­ность, стремление не порывать исторической связи, не разрушать исторического права отличает историю политических движений в Англии в противоположность с историею этих движений во Фран­ции"³®.

В записке на имя наследника престола, великого князя Алексан­дра Александровича, ученый подчеркивал, что реформаторство уместно лишь в том случае, если оно направлено на качественное улучшение государственного механизма. Злоупотребление "переме­ной форм" приучает народ к неуважению к общественным институ­там и ведет к потере политической стабильности. Примером подоб­ных "мелочных реформ" СМ. Соловьев выставлял деятельность Станислава Понятовского и Иосифа II Австрийского.

Необходимость приведения "государственного организма" Рос­сии в соответствие с обнаружившимися в полной мере после "страш­ного потрясения" во Франции 1789-1793 гг. новыми европейскими реалиями обнаружилась в конце царствования Екатерины II. Алек­сандр I вынужден был постоянно балансировать между старым и но­вым, между "разрушением и охранением": "Русский император от­личался либеральным направлением, т.е. думал, что революции должны быть прекращены уступками нового на счет старого, уступ­ками правительств законным требованиям народов"³⁷⁰. Однако эти благие пожелания самодержца не были воплощены в жизнь, резуль­татом чего было отчуждение части "просвещенного общества" от правительства. Застой в развитии вызвал к жизни декабристское

движение.

Политический курс Николая I СМ. Соловьев рассматривал как неадекватную реакцию на восстание в Петербурге 1825 г. и "евро­пейские смуты" 1830,1848 гг. Император встал на путь консервации

87нуждавшегося в обновлении режима. Следствием этого был пора­зивший все звенья российского общества кризис, падение авторите­та власти, коррупция, казнокрадство. Внешним проявлением его явилось унизительное поражение в Восточной войне, высветившее всю глубину экономического и политического отставания России от соседей по континенту и острую необходимость проведения ради­кальных внутренних преобразований.

Режим Николая I еще более углубил пропасть между правитель­ством и обществом и тем самым создал себе широкую оппозицию. Одно из направлений ее (к которому СМ. Соловьев причислял и се­бя) выбрало долгий путь "нравственного воспитания" народа, сот­рудничества с властью в деле реформирования России; другое вста­ло в открытую конфронтацию государству, пошло по "легкой доро­ге отрицания". Сначала В.Г. Белинский увлек за собой "вздорную толпу ленивцев, неспособных к серьезному, усиленному занятию ни­чем ... способных к деятельности отрицательной, как самой легкой". В 1860-е годы его знамя подхватил Н.Г. Чернышевский, который уже "вел за собою чуть не целое молодое поколение"³⁷¹.

После смерти Николая I в России сложилась ситуация, вызывав­шая у современников аналогии с началом царствования Петра Але­ксеевича. Эти общественные настроения СМ. Соловьев использо­вал в своих чтениях 1872 г. дабы, играя на тщеславии вечно колебав­шегося монарха, побудить его не отступать от реформаторского курса. Иную характеристику дал СМ. Соловьев императору в своих не предназначенных для прижизненного издания "Записках...". "Великий реформатор" предстает в них человеком посредственных способностей, начисто лишенным гражданского мужества и полити­ческой смелости. Судьба не послала ему мудрых советников, вроде Ришелье и Бисмарка. Ни император, ни его окружение не имели взвешенной программы преобразований и форсировали на первых порах их проведение не из внутренних побуждений, а из желания по­скорее восстановить подмоченную Парижским миром репутацию монархии. Вывод ученого был неутешителен: "Преобразования проводятся успешно Петрами Великими, но беда, если за них прини­маются Людовики XIV-ые и Александры И-ые. Преобразователь, вроде Петра Великого, при крутом спуске держит лошадей в силь­ной руке - и экипаж безопасен; но преобразователи второго рода пускают лошадей во всю прыть с горы, а силы сдерживать их не имеют, и поэтому экипажу предстоит гибель"³⁷².

В качестве примера СМ. Соловьев проанализировал итоги судь­боносной для России крестьянской реформы 1861 г. Необходимость этого шага закономерно вытекала из проводимого правительством с XVIII в. курса на "освобождение сословий". В числе непосредст­венных побудительных причин этой меры был страх властей пре­держащих перед открытым бунтом: "Крестьяне не будут долго сно­сить своего положения, станут сами отыскивать свободу, и тогда де-

88

ло может кончиться страшною революциею"³⁷³. Крепостное право превратилось в "пятно позора, лежащее на России, исключающее ее из общества европейских, цивилизованных народов". Однако эконо­мически страна еще не доросла до "освобождения труда" и крестья­не нуждались в государственной и владельческой опеке. Факты же злоупотреблений помещиков относительно своих "рабов" и насилия вассалов в отношении своих владельцев СМ. Соловьев считал еди­ничными. Манифест 19 февраля 1861 г. Александр II подписал под непосредственным нажимом "красных".

Каковы же реальные итоги реформы? Личная свобода была пу­стым звуком для "мужичка", и поэтому деревня равнодушно воспри­няла ее дарование. Крепостное состояние было в тягость лишь для капиталистах крестьян, которые и ранее могли выкупиться у вла­дельца. Основной же массе сельского населения "без денег воли не надобно". Наделы крестьян не обеспечивали возможности самосто­ятельного ведения хозяйства, а в ряде районов они были даже уреза­ны: "Переворот был совершен с обходом самого трудного дела -земельного". Деревня враз оказалась предоставленной самой себе, что повело к ее неконтролируемой люмпенизации и вызывало уси­ление социальных антагонизмов. Больно ударила реформа и по об­разцовым помещичьим хозяйствам, что повело к общему падению производства³⁷⁴.

Взгляд на рецидивы реформы как следствия "свободы", а не многовекового рабства, характерен для представителей правого крыла тогдашнего русского либерализма. Несомненному влиянию славянофильской идеологии следует приписать выдвижение ими в качестве одного из аргументов в пользу крепостного права испуга перед ростом капиталистических отношений: "господство матери­ального интереса", "судорожная промышленная деятельность" в 1860—1870-х годах привели к росту социальных антагонизмов между рабочими и "богатыми мужиками" - заводчиками³⁷⁵. Признавая за государством инициативу введения крепостного права, СМ. Соловь­ев не видел иного пути его отмены, как только вследствие указа пра­вительства, отвергая любое давление на него извне, прежде всего со стороны радикальной демократии.

В целом СМ. Соловьев характеризовал реформаторский курс Александра II как "неправильное поступательное движение". В зна­чительной мере эти настроения подогревались крахом администра­тивной и педагогической карьеры самого ученого, контрреформами министерства Д.А. Толстого в области просвещения и тем, что пре­образования 1860-1870-х годов еще не дали конкретных результа­тов, тогда как свойственные всякой радикальной ломке обществен­ного быта негативные последствия уже не замедлили сказаться (биржевые спекуляции, банковские аферы и крахи, рост численно­сти деклассированных элементов города и деревни, "падение нрав­ственности"" ■ . . ....... ;

89В этой связи вопрос о повороте вправо политического миросо­зерцания СМ. Соловьева стал общим местом в историографии. В качестве примеров приводились разновременные оценки ученым смысла Петровских реформ (революция-эволюция) и пропагандиру­емая им в 1870-е годы программа ужесточения противодействия ре­волюционному движению в стране. Подобные упреки СМ. Соловь­ев слышал еще от современников и в своих воспоминаниях отмечал: "Раздался свисток судьбы, декорации переменены, и я, из либералов, нисколько не меняясь, стал консерватором"³⁷⁶. Политическое миро­созерцание СМ. Соловьева в 1870-е годы не претерпело принципи­альных изменений. Он отказался не от курса преобразований, а лишь от поддержки непоследовательных и необдуманных шагов Александра II в их осуществлении. Усиление критики в адрес прави­тельства в неспособности сдерживать им же порожденное и выпес­тованное революционное движение шло параллельно со все бо­лее настойчивыми требованиями продолжения реформирования общества.

СМ. Соловьеву принадлежит заметное место в разработке стра­тегии и тактики отечественного либерализма. Ученый являлся пред­ставителем умеренного крыла демократической общественной мыс­ли западнической ориентации. Неприятие правого и левого экстре­мизма для него вовсе не означало согласия с "мерзостями" сущест­вующего строя. Предлагаемые историком в рамках либеральных ус­тупок "духу времени" меры вели в конечном итоге к перерастанию российской монархии в демократическое государство. В качестве переходного этапа, по мнению ученого, как нельзя более подходил конституционно-монархический строй. Несмотря на известное свое­образие, в целом можно говорить о тождестве политических взгля­дов СМ. Соловьева и таких видных общественных деятелей того времени, как В.П. Безобразов, И.К. Бабст, В.И. Герье, К.Д. Каве­лин, М.Н. Катков, Б.Н. Чичерин.

Применительно к 1860 - началу 1870-х годов политическая про­грамма СМ. Соловьева и его единомышленников не была утопич­ной и опиралась на исторические традиции России, накопленный к тому времени европейский опыт. Ученый имел перед глазами удавшийся пример реформ "сверху", проведенных в Пруссии канц­лером О. Бисмарком. В связи с изменением обстановки в стране в конце 1870-х годов изменилась и тактика российских либералов, ко­торые в основной своей массе перешли в оппозицию режиму. В ра­ботах ученого последних лет его жизни нельзя не отметить глубоко­го разочарования в результатах правительственного курса, привед­шего страну на грань революции и оттолкнувшего от себя либераль­ное общество. Написанные в период предсмертной болезни послед­ние главы мемуаров и подготовленная для ознакомления наследни­ка записка "О современном состоянии России" в достаточной мере отражали пессимистический прогноз на бесконфликтный выход

90

страны из политического кризиса. Мало надежд было у него и на по­литический разум наследника престола.

Охватившая страну "судорожная промышленная деятельность" имела следствием рост социальных антагонизмов в городе и дерев­не. Аналогичные явления в социальной жизни западного общества вселяли в СМ. Соловьева опасения за будущность европейской ци­вилизации вообще. Его сын вспоминал: «Что современное челове­чество есть больной старик и что всемирная история внутренне кон­чилась - это была любимая мысль моего отца, и когда я, по молодо­сти лет, ее оспаривал, говоря о новых исторических началах, кото­рые могут еще выступить на всемирную сцену, то отец обыкновен­но с жаром подхватывал: "Да в том-то и дело, говорю тебе: когда умирал древний мир, то было кому его сменить, было кому продол­жать делать историю: германцы, славяне. А теперь, где ты новые народы отыщешь? Те островитяне, что ли, которые Кука съели?"»³⁷⁷

* * *

Основную задачу науки середины XIX в. СМ. Соловьев видел в формулировке теории исторического процесса (он ввел в научный обиход и само понятие "историческая теория"), которая должна была лечь в основу пересмотра его конкретных проблем. Отдель­ные элементы взятого им на вооружение методологического под­хода к анализу событий русского прошлого, содержавшиеся в сочи­нениях его предшественников и современников, были переосмыс­лены, обобщены, приведены в систему, увязаны с текущими задача­ми научного познания, подкреплены широкими фактографически­ми изысканиями. Поэтому именно теоретическая основа составля­ла наиболее сильную сторону работ исследователя. На основе ге­гельянской философии СМ. Соловьеву удалось сформулировать принципиально новую схему отечественного исторического про­цесса IX-XVIII вв.

Ученый осознанно противопоставлял свою концепцию историо­графии первой половины XIX в. Не случайно направление, предста- . вленное СМ. Соловьевым и К.Д. Кавелиным, критика конца 1840-х ; годов назвала "новой исторической школой", а один из официаль­ных рецензентов неодобрительно отмечал, что ученый "желает пе- _; реработать всю русскую историю"³⁷⁸. Полемика с Н.М. Карамзи­ным, М.П. Погодиным, славянофилами во многом определяла тема- _v тику трудов СМ. Соловьева в предреформенный период.

Повсеместно подчеркивая объективный характер общественно- i го развития, СМ. Соловьев окончательно отказался от идей прови-денционализма. В своих трудах он выступал как последовательный * диалектик. Им впервые столь четко проведен взгляд на русский ис­торический процесс как систему взаимосвязанных и обусловливав­ших друг друга периодов, где каждый последний органически выте-

91кал из предыдущего, дополнял его новыми качествами. Он призна вал за развитием поступательный, необратимый характер, четкс формулировал и последовательно прилагал к объяснению факто] отечественного прошлого принцип историзма. Существенный недо статок научной литературы первой половины XIX в. ученый видел i признании определяющего влияния внешних факторов (варяжское призвание, монголо-татарское иго) на общественный прогресс. Иь опровергнут тезис об извечности самодержавной формы правления которая рассматривалась ученым лишь как один из этапов общест­венной эволюции.

СМ. Соловьеву принадлежит заслуга обоснования всеобъемлю­щей теории о роли природного фактора в историческом развитии вообще и России в частности. Как ее неотъемлемый элемент высту­пает трактовка вопросов "борьбы леса со степью", колонизации, служивших обоснованием вывода о "бродячем" характере населе­ния (следствием чего было прикрепление сословий), внутренне обу­словленном характере государственной централизации. Поэтому обращение СМ. Соловьева к решению этой проблемы не может служить основанием для противопоставления его взглядов другим представителям "государственной школы" в отечественной исто­риографии. Присущий СМ. Соловьеву географический детерми­низм имел своим следствием вывод об объективном характере истс рического развития, способствовал поступательному движению на] ки и лег в основу теории соотношения общего и особенного в истс рических судьбах России и стран Западной Европы. Признавая един! ство основных периодов в жизни "исторических" народов (к кото­рым СМ. Соловьев, в отличие от Г. Гегеля, причислял и славянст­во), исследователь видел в русской истории до конца XVII в. преоб­ладание специфических черт: отсутствие завоевания и феодализма, природно-климатические условия, извечное противостояние с Ази­ей. Лишь с XVIII в. начинается европеизация страны, т.е. сближение с политическими формами остальной Европы, закончившееся в ос­новном к 1860-м годам. Несмотря на ограниченное решение пробле­мы даже в рамках современной ему науки, сама ее постановка гово­рила о глубоком разрыве с традициями историографии первой поло­вины XIX в.

Приложенные к конкретным материалам теоретические вы­кладки СМ. Соловьева повели к пересмотру как частных проблем, так и общей картины исторического развития страны. Они явились фундаментом оформления целого научного направления, занявшего во многом благодаря трудам СМ. Соловьева к середине XIX в. гла­венствующие позиции в отечественной науке. "Школа г. Погодина давно уже заслонена у нас школой г. Соловьева"³⁷⁹, - констатировал Н.А. Добролюбов.

Фундаментом философских взглядов СМ. Соловьева стало ге­гельянское учение. Это проявилось в решении кардинальных воп-

92

росов об источниках, движущих силах и целях общественного про­гресса. Отводя в нем решающую роль государству и его институ­там, ученый отрицал самостоятельную роль "общества" в решении стоявших перед страной задач. Подчеркнув связь деятельности лич­ности с потребностями человеческого развития, СМ. Соловьев противопоставлял их "толпе" - инертной, безынициативной, кон­сервативной. Особенно наглядно такой подход проявился в работах пореформенного периода. Вслед за западноевропейской либераль­ной научной мыслью середины XIX столетия СМ. Соловьев отка­зался от идей закономерности и неизбежности революционных взрывов вообще. Последние рассматривались исключительно как следствия промахов в правительственной политике, результаты де­ятельности "заговорщиков", а не народного большинства. В пос­ледние годы жизни СМ. Соловьев пришел к выводу о невозможно­сти насильственного ускорения развития общества, отказу от ради­кальных преобразований. Вслед за М.П. Погодиным он повторял, что отсутствие факта завоевания на заре исторического существо­вания восточного славянства исключает почву для революции

в России.

СМ. Соловьеву принадлежит приоритет в постановке и разра­ботке основополагающих проблем государственной теории. В рабо­тах 1845-1851 гг. он выступил с обоснованием концепции родового быта, составившей фундамент всех последующих построений исто­риков этого направления. Им дана наиболее полная характеристика общественного строя славян IX-XII вв. В рамках современной ему науки исследователь с максимальной последовательностью отстаи­вал взгляд на родовые отношения как общую для всех европейских народов на начальной стадии их развития черту, указал на историче­ский характер возникновения семьи на определенном этапе разло­жения первобытнообщинного строя. Им проанализирована роль ве­че как органа "народовластья". Родовая теория позволила по-ново­му взглянуть на процессы генезиса государства, сущность удельных

усобиц.

Хотя предложенная им родовая теория происхождения русского государства не была бесспорной, она сыграла решающую роль в критике научных построений оппонентов, прежде всего М.П. Пого­дина и славянофилов. Отдельные ее компоненты (характеристика рода, вече, отношений внутри княжеской семьи, взгляд на проблему местничества) вошли в научные концепции Б.Н. Чичерина, В.И. Сергеевича. Однако сведение русского исторического процесса IX-XVII вв. только к борьбе родового и государственного начал обедняло его понимание и препятствовало постановке новых иссле­довательских проблем. К.Д. Кавелин и Б.Н. Чичерин во второй половине 1850-х -1860-х годах внесли в нее существенные корректи­вы. Со значительной частью замечаний СМ. Соловьев согласился. Сыграв свою роль, в 60-е годы XIX в. родовая теория постепенно