79Ний, в его характеристиках на первом месте взаимоотношения князя и дружины, а не помещиков и зависимых крестьян340.

Россия, где земля не представляла реальной ценности в качестве платы войску, по мнению СМ. Соловьева, избежала участи боль­шинства европейских государств: "Дружинники не усаживаются на выделенных им земельных участках в самостоятельном положении землевладельцев, обеспеченных доходом с этих земель... Дружинни­ки кормились не от земли, но получали от князя денежное жалова­нье..."³⁴¹ Факт феодальной зависимости крестьянина по земле отри­цался ученым. Крепостничество в Европе - результат завоевания; у нас - одна из государственных повинностей. До конца XVI в. смерды оставались лично свободными. Функцию "опеки над новорожден­ным государством" в России обеспечивала не система иерархиче­ской зависимости землевладельцев, а родовые отношения внутри клана Рюриковичей - собственников всей недвижимости в стране. СМ. Соловьев полагал, что частная собственность дружины на зем­лю появилась не ранее XVI в.

Историк никак не отреагировал на замечания И.Н. Болтина, А.-Л. Шлецера, Н.А. Полевого, Н.И. Костомарова о принципиаль­ной общности удельных порядков на Руси и феодальных - в странах Западной Европы. Однако ряд его высказываний оставляет возмож­ность для двоякого толкования. Так, в характеристике роли боярст­ва в Галичском княжестве XII в. налицо все признаки феодализма, как его понимал историк, но он ограничился здесь лишь констатаци­ей фактов, избегая выводов³⁴². Отдельные характерные для евро­пейского феодализма элементы СМ. Соловьев находил и в Москов­ском государстве. Сущность вотчинной собственности состояла в "отношениях по владениям и зависимости", способствовавших нару­шению политического единства Руси, дроблению верховной власти внутри княжеского рода (именно в этом Н.И. Костомаров видел од­ну из черт российского феодализма). Процесс наделения дворян зе­млей за службу СМ. Соловьев сопоставлял с "испомещением гер­манцев в областях Римской империи", а поместья - с бенефициями. Как и на Западе, оседлость дворян вела к утрате ими военных функ­ций и делала необходимым переход к наемному войску. Одновре­менно намечалась тенденция к усилению политической самостоя­тельности землевладельцев-бояр. Ученый зафиксировал стремле­ние служилых людей Московского царства "не расставаться с свои­ми землями, отбывать от воинской службы"³⁴³.

Элементы феодальной зависимости СМ. Соловьев находил и в закладничестве, т.е. стремлении людей, имевших независимое хо­зяйство, "закладываться за людей сильных для приобретения защи­ты и освобождения от тяжелых государственных повинностей". При этом производитель "лишается известной доли своих личных и иму­щественных прав, иногда всех личных прав". Однако закладничест-во не имело глубокой экономической основы вследствие отсутствия

80

майората: "Все это (закладничество. -А.Ш.) начало тех самых отно­шений, которые на Западе развились в феодализм; у нас же не раз­вились именно потому, что у нас сильные не были достаточно силь­ны для соделания себя центрами больших частных союзов..."³⁴⁴ Зачастую историк характеризовал отличия в положении закладни-ков от остальных категорий населения не по линии зависимости, а по "величине хозяйственных средств", подчеркивая тем самым их отличие от феодальных вассалов. К тому же указанные элементы в России не смогли развиться в стройную систему в силу быстрого усиления центральной власти, а закладничество получило наиболь­шее распространение только в городах³⁴⁵.

Подобные высказывания СМ. Соловьева характерны для всего периода его творчества, а не только рубежа 1860-1870-х годов, как утверждал Н.П. Павлов-Сильванский. Отдельные параллели СМ. Соловьева не обобщены, порой внутренне противоречивы. Они не могли оказать сколько-нибудь существенного влияния на об­щеисторическую концепцию ученого. Тем более что к 60-м годам XIX в. европейская наука в целом уже преодолела упрощенные взгляды Ф. Гизо и О. Тьерри на феодализм как раздел завоеванных земель между членами княжеской дружины. СМ. Соловьев не раз­делял взглядов К.Д. Кавелина о наличии феодальных отношений у восточных славян в IX-XII вв., Б.Н. Чичерина о близости вотчинных и феодальных порядков³⁴⁶. Признание факта существования феода­лизма на Руси, в котором современники СМ. Соловьева видели при­чину антагонистических противоречий и классовой борьбы в сред­невековой Европе, повлекло бы за собой необходимость пересмот­ра основных положений исторической концепции СМ. Соловьева.

XIII

По темпераменту, складу ума и характера СМ. Соловьев не имел тяги к политической ("площадной", как он ее называл) дея­тельности. Однако его научная и педагогическая карьера совпали с таким переломным периодом в истории России, когда исследователь прошлого и организатор науки в силу своего особого положения в общественно-политической жизни страны объективно не мог не реагировать на важнейшие внутри- и внешнеполитические события современности. С большим на то основанием Н.Г. Чернышевский имел право говорить, что "ни один сколько-нибудь сносный историк не писал иначе, как для того, чтобы проводить в своей истории свои политические и общественные убеждения"³⁴⁷.

В условиях цензурных гонений 1848-1855 гг. дискуссии по осно­вополагающим проблемам российской действительности велись, как правило, в сугубо академических рамках. Однако ни для кого не было секретом, что расхождения западников и славянофилов в тра­ктовке реформ Ивана IV, Петра I, роли и места сельской общины,

81московского и петербургского периодов носили не столько науч­ный, сколько политический характер. Спор шел о выборе оптималь­ных путей последующего развития России. Т.Н. Грановский в этой связи указывал критикам на глубокий "политический смысл" науч­ных разысканий своего коллеги, а Н.П. Павлов-Сильванский нахо­дил в родовой теории "искусно скрытые мысли о конституции"³⁴⁸.

Реформирование всех сторон русского общества в 1860-х годах еще более подогрело общественный интерес к исторической науке: соловьевский анализ деятельности Петра I как нельзя более совпа­дал с задачами государственного строительства. Наблюдательный В.О. Ключевский отмечал: "Редко работа историка так совпадала с текущими делами его времени, так прямо шла навстречу нуждам и запросам современников. Соловьеву пришлось описывать один из крупных и глубоких переломов русской жизни в те именно годы, ко- ; гда русское общество переживало такой же перелом, даже еще бо- | лее крутой и глубокий..."³⁴⁹ Сам Александр II всемерно поощрял по­добные аналогии³⁵⁰. Прямым ответом на события современной дей­ствительности явилась публикация "Истории падения Польши" СМ. Соловьева (1863). Ознакомившись с выводами названной моно­графии и обнаружив в ней исторические обоснования своего внеш­неполитического курса, тогдашний министр иностранных дел Рос­сии A.M. Горчаков высоко оценил ее политический смысл. "Истори­ческие письма" СМ. Соловьева рецензенты охарактеризовали как непосредственный отклик на злобу дня, а статьи 1870-х годов по во­сточному вопросу были самым непосредственным образом связаны с современными ученому событиями на Балканах. "Константино­поль наш, должен быть наш и больше ничей..."³⁵¹ - записал Ф.М. До­стоевский по их прочтении.

Московский университет с середины XIX в. стал не только веду­щим научным учреждением страны, но и центром ее политической мысли. Об огромном общественном интересе к творчеству СМ. Со­ловьева говорят постоянно переполненные аудитории во время его публичных лекций. Чтения о Петре Великом, приуроченные к 200-летнему юбилею императора, были написаны в форме рекомен­даций правительству в деле последовательной реализации реформа­торского курса. Автор наметил его средства, направления, перспек­тивы, требования к царю-преобразователю. "Да не будет праздник нам только воспоминанием прошедшего!" - заявил СМ. Соловьев с кафедры Благородного собрания. То же самое можно сказать и о цикле его публичных лекций 1863 г. по новой и новейшей истории Европы.

Об эффективности деятельности правительства можно судить по ее конкретным результатам. Авторы пусть даже отвергнутых проектов государственного переустройства могут найти удовлетво­рение в промахах оппонентов. Однако какой мерой оценить труд профессора, более 30 лет знакомившего слушателей не только с

82

конкретным материалом, но и со своей "схемой" исторического раз­вития страны, подводившей его итоги и определявшей направления дальнейшего движения цивилизации? Причем это воздействие уси­ливалось благодаря научному авторитету лектора, его незапятнан­ной административной и педагогической репутации. На выдержан­ных в соответствующем "направлении" курсах и семинариях СМ. Соловьева, его переизданной пятнадцать раз "Учебной книге русской истории" воспитано не одно поколение российской молоде­жи. Для второй четверти XIX в. чтение "Истории государства рос­сийского" Н.М. Карамзина являлось признаком хорошего тона. В той же мере для второй половины столетия это относилось к "Ис­тории России с древнейших времен".

Для СМ. Соловьева история - ведущая общественная дисципли­на, "от направления ее преподавания зависит политический склад будущих граждан". Прошлое России являет многочисленные приме­ры для патриотического воспитания подрастающего поколения, по­казывает, как "брошенные на край Европы, оторванные от общест­ва цивилизованных народов, в постоянной борьбе с азиатскими вар­варами, подпадая даже игу последних, русские люди неутомимо со­вершали свое великое дело"³⁵². В то же время исследователь высту­пал как против выпячивания "черных, непривлекательных сторон древнерусской жизни", так и против ее идеализации, стремления "нашить яркие заплаты... на простую одежду наших предков". Вы­воды науки, по мнению ученого, призваны помочь учащемуся лучше ориентироваться в современном ему мире, не принимать на веру все без разбора, а "самостоятельно относиться к каждому явлению, про­верять его, отличать истинные авторитеты от ложных"³⁵³.

СМ. Соловьев был в числе первых московских профессоров, приглашенных к преподаванию в царской семье. В разные годы он давал уроки великим князьям Николаю, Александру, Владимиру, Сергею, Александру (будущему императору) Александровичам, Константину Константиновичу (будущему президенту Академии на­ук). В этой связи СВ. Ешевский в письме своему коллеге подчерки­вал общественную значимость его деятельности в плане формиро­вания политического миросозерцания своих воспитанников³⁵⁴. Именно на "философско-практическое" преподавание ориентиро­вал профессора и опекун великокняжеской четы С.Г. Строганов. В этом направлении СМ. Соловьев и построил свои чтения в Зим­нем дворце, преподнося слушателям не прагматический материал, а конкретные уроки управления государством, извлеченные из мно­говекового опыта цивилизации и этим опытом освещенные. Наблю­дения над российской действительностью 1840-1870-х годов поло­жены СМ. Соловьевым в основу составленной им по просьбе К.П. Победоносцева записки "О современном состоянии России" (1879). Это предназначенное для ознакомления наследника престола произведение представляет собой нелицеприятный анализ внутри-