Пд: Но каковы последствия преобладания изображения над словом? в чём опасность, если изображения важнее слов?

НП: Я думаю, это делает людей тупее. Если грубо выражаться. Де Токвилль, когда писал свою знаменитую книгу «Демократия в Америке», сказал, что политика Америки есть политика печатного слова, это была очень серьёзная политика. Я имею в виду, что люди читали книги, они читали газеты, журналы, памфлеты. Они всегда имели дело с идеями, альтернативными жизненными возможностями. Если взять культуру изображения, скажем, в отношении политики, то получите что-то похожее на то, что у нас в Штатах называется дебатами на телевидении… во время последней кампании Буш и Дукакис перед телекамерой, и один из репортёров спрашивает: «Скажите, вице-президент Буш, как Вы думаете, в чём причина проблем на Среднем Востоке и какие решения Вы можете предложить? У Вас две минуты на ответ, после чего у губернатора Дукакиса будет минута на комментарий». Если бы мы были вменяемыми людьми, Буш должен был бы повернуться к репортёру и сказать: «Как Вы смеете задавать такой вопрос в такой форме и давать мне две минуты на ответ и минуту губернатору Дукакису на комментарий? За кого Вы нас принимаете?» Или он мог бы сказать: «За кого Вы принимаете нашу аудиторию, если думаете, что они могут представить, что на такой вопрос можно серьёзно ответить за две минуты?» Но конечно, Буш такого не говорит, и Дукакис не сказал бы, поскольку…

Пд: …аудитория не согласилась бы.

НП: Аудитория – можно предположить – не согласилась бы. Все, похоже, знают, что этот дискурс не надо воспринимать всерьёз. Не надо внимательно слушать. Что мы обращаем внимание на что-то другое – как они выглядят, даёт ли имидж чувство уверенности, решительности и авторитета. Так что мы все это знаем. Так что когда мы крутим наши политические рекламы, Джорджа Буша или Роджера Эйлеса³ или кого хотите, то видим рекламу с участием Уилли Хортона⁴. Тот выглядит жёстко, к тому же чёрный, что делает его в глазах многих американцев ещё жёстче. И ничего объяснять не нужно, даже того, каковы предложения по изменению «отпускного» законодательства. Или у скольких штатов есть такое законодательство. Изображение всё объясняет. Так что в одной области, скажем в политике, перемена от печатной культуры к культуре изображения, я думаю, очень опасна, поскольку она переопределяет политику из вопроса логики или анализа или социологии или чего-то близкого (т.е. того, чем политика традиционно была) в вопрос эстетики. И с религией мы видим то же самое, что религия на телевидении есть форма шоу-бизнеса. Если посмотреть на успешных проповедников на телевидении, у них там нет – нет истории, нет теологии, нет догм, нет традиции. Они успешны, поскольку являются (или являлись, пока у них в шкафу не нашли скелет) харизматичными, а на телевидении это прекрасно.

06:19:46

НП: Моя точка зрения, скажем, в отличие от взглядов Камиллы⁵, может быть охарактеризована тем, что я пожилой человек, защищающий старые формы сознания. Это я не стану отрицать. Я имею в виду, мне совершенно понятно, что люди, рождающиеся сегодня, не будут знать того, о чём я говорю, о преимуществах чёрных каракулей на белой бумаге. Так что я не уклоняюсь от признания, что моя ориентация, кто я есть и что я есть, на самом деле исходит из печатного слова. И я думаю, Маршалл Маклюэн называл людей вроде меня ЗОПами, Засранцами, Ориентированными на Печать. Но у человека есть право защищать свою культуру. И кроме того, это ценно для молодых людей в том смысле, что это – эта точка зрения служит чем-то вроде тормоза – ТОРМОЗА – или балансира, или балласта, если хотите, для всех эксцессов, причиняемых новыми медиа.

ПД: Позвольте мне вернуться назад и продолжить с того места, где Вы говорили о том, что телевидение сделало с религией.

НП: Да, в общем, религия на телевидении это вопиющая форма шоу-бизнеса, так что Вы понимаете, что проповедники черпают свою силу посредством харизмы и личного влияния. Нет ни времени, ни места, ни нужды в теологии, догме, традиции, даже в ритуале. Это просто популярность личности. Так что религия, как и политика, также переопределена телевидением в этом смысле.

ПД: Но разве это обязательно плохо, переопределить религию или политику? Личность… аудитория, возможно, получит столько же комфорта и дружбы и утешения от проповедника на телевидении –

НП: Вот мой ответ. Возможно, кто-то уже упоминал об этом, но в V веке до н.э., когда Афины претерпевали трансформацию от устной культуры к культуре письменности, т.е. греки начинали переносить свою историю, философию и драматургию в тексты, там был спор о том, каковы будут преимущества и недостатки перехода к письменной культуре. Сократ был защитником устной традиции. И в своём «Фаэдрусе», о котором мы бы не узнали, если бы Платон его не записал, он выступает против письменности, прежде всего потому, что из-за письма люди потеряют память. Во-вторых, потому, что письменность изменить суть образования, уничтожит диалектику. Письменность заставляет учащегося следовать за аргументацией вместо участия в ней. Также письменность уничтожит традиционное чувство приватности, поскольку никогда не знаешь, кто прочитает написанное тобой. Итак, Сократ выступал против письменности. Чего не видел Сократ, но что, возможно, видел Платон, так это преимуществ, которые принесёт письменная культура. И преимущества были огромны. В то же время, были и огромные недостатки. Так вот моя… здесь можно очень длинно ответить, что возможно у культуры телевидения будут огромные преимущества, когда она переопределит, что мы понимаем под образованием, политикой, новостями, религией и т.д. Некоторые из этих преимуществ видны даже старым брюзгам вроде меня. Но я также вижу недостатки. И в своих книгах и выступлениях я предпочитаю подчёркивать недостатки, и вот по какой причине. Большинство людей, по крайней мере в Штатах, возможно также и в Канаде, когда думают о новых технологиях, то любят поговорить о том, что технология может сделать. Но вопрос того, что новая технология сломает, как минимум столь же важен. Так что, да, в ответ на Ваш вопрос можно сказать, что для человечества возможны потрясающие преимущества от компьютеров, например, так же как и от телевидения. Но об этом говорят достаточно много людей. Камилла Паглия может говорить об этом до Судного Дня. Но я думаю, что всегда важно, чтобы кто-нибудь напомнил остальным, что новые технологии дают и отнимают. Так что нужно больше концентрироваться на том, что мы теряем. Когда Вы говорите, давайте у нас будет новая политика, телевизионная политика, где политические кампании будут происходить в виде 30-секундных реклам, а дебаты будут проводиться в виде двухминутных ответов. Возможно, в этом есть преимущества. О Рональде Рейгане говорили как о великом коммуникаторе. Этот человек редко говорил аккуратно и никогда не выражался точно. И в то же время его называли великим коммуникатором. В каком-то смысле, Питер, это точное прозвище, поскольку хоть он не был точным на язык, он был волшебен на телевидении. И когда у людей спрашивали, почему они голосовали за этого человека, они отвечали, что доверяют ему, или что они неким образом видят в его изображении на телевидении, что он понимает их боль. Мой ответ на это – если посмотреть на его политику, то очевидно, что он не понимает Вашу боль. Но возможно, это старый стиль. Так говорит политика печатного слова.