Пд: Можете привести примеры этого – что нет места для символического выражения. Что Вы имеете в виду?

НП: В книге я говорю о трёх типах культур. Первая, культура использования инструментов, это культура, которая изобретает технологии для обслуживания социальных институтов, будь то религия, мифы, политика или т.п. Второй тип это культура, которую я называю технократией, которая существовала на Западе в основном в XVIII и XIX веках, когда новые требования технологии противоборствовали со старыми формами культуры. Было нечто вроде столкновения между нуждами новой технологической мысли и старыми мифологиями, политическими структурами и верованиями из культуры первого типа. И затем, наконец, технополия, которая полностью устраняет традиционную культуру. Так что когда теперь люди говорят об образовании, вопрос ставится так – как нам использовать компьютер в образовании? Как использовать телевидение, интерактивное телевидение? Как использовать факсы? Затем также подходят и к вопросу об образовании. Так что если бы кто-то сказал, подождите секундочку, для чего образование, возможно, там вообще не нужны ни компьютеры, ни телевидение, ни прочее? Давайте ответим на вопрос, для чего образование. В основном образование существует для обучения новым технологиям. В медицинской технологии, у меня есть потрясающие примеры – каждый четвёртый ребёнок в Штатах рождается посредством кесарева сечения. Кесарево сечение действительно спасает жизни – и детей, и матерей в рискованных случаях, но это также довольно сложная операция, и для женщины, рожающей через кесарево сечение, по статистике вероятность смерти в четыре раза выше, чем при обычных родах. Тогда почему каждый четвёртый ребёнок рождается через кесарево сечение? Потому что для этого существует техническая процедура. И это становится вопросом удобства. Один доктор, я интервьюировал докторов для своей книги. Один доктор сказал, что каждый, у кого болит голова, теперь хочет томографию. И он сказал, что в 6 случаях из 10 в томографии нет необходимости. Я спросил, зачем тогда делаете? Он сказал, во-первых, чтобы защититься от обвинений во врачебной ошибке. Во-вторых, пациенты ожидают от докторов использования высоких технологий, а иначе им кажется, что доктор не оказал достойное обслуживание.

Пд: Значит урок здесь в том, что если существует технология, то мы чувствуем обязанность ей пользоваться.

НП: Да, она командует. Вот то, что я имею в виду под технологическим императивом. То, что Жак Илюель имеет в виду по этим, а то, что я имею в виду под технополией – это культуру, которая больше не задаётся вопросом надо ли… – как мы можем использовать это, чтобы сохранить лучшее в нашей культуре, и в то же самое время максимизировать пользу от технологии. Понимаете, если бы у людей было такое внимание, Питер, то вот что было бы. Предположим, в 1903 году мы знали о двигателе внутреннего сгорания то, что знаем сейчас. Некто сказал бы, смотрите, мы изобрели автомобиль. Вот какую пользу он нам принесёт. Очевидно, что есть много пользы. А вот кое-что плохое. Он отравит воздух, перегрузит города, уничтожит красоту природного ландшафта, создаст пригороды. Вот хорошее, вот плохое. Давайте проголосуем. Предположим, у нас был бы референдум. Я знаю, как бы мы проголосовали – как прошло бы голосование в Штатах. Мы бы сказали «да» автомобилю. Но даже если бы мы сказали «да», следующим замечанием было бы, а нельзя ли – нельзя ли иметь автомобили, но в то же самое время устранить или ограничить часть негативных последствий. Можно было о многом подумать в 1903 году, если бы у нас было такое понимание. То же самое можно было бы сделать с телевидением. Сказали бы, смотрите, сколько замечательного в телевидении, но есть и опасное – мы можем потерять концепцию детства¹⁰, можем переопределить политику. Так что будем делать? Американцы сказали бы «да», но можно ли сделать что-нибудь для минимизации негативных последствий? Мы не спросили этого в 1948–1949 и 1950–х годах, когда начиналось телевидение. Все сказали «да», поскольку мы верим в технологию. С компьютерами сейчас происходит та же проклятая вещь. Все хотят поговорить о преимуществах, и преимущества будут. Любой, кто хочет поговорить о том, что компьютер сломает, воспринимается как брюзга или даже хуже – его называют Луддитом, тем, кто хочет разбить на части – кто хочет разбить? Мы не хотим разбивать томографы или компьютеры. Мы говорим только, давайте определим ограничения для всего этого,..

07:37:49

НП: Люди, которые говорят… – постоянно говорят об ограничении новых технологий, и что они управляют нашей жизнью вместо того, чтобы мы управляли ими, их часто называют брюзгами или, если хотят выразиться грубее, их называют Луддитами. На самом деле у Луддитов была довольно хорошая идея. Я знаю, что сейчас о Луддитах думают как о технологически наивных, о желающих повернуть часы назад – между прочим, я думаю, иногда неплохо повернуть часы назад – если часы неправильно идут. Эти люди пытались сохранить часть прав и привилегий, которые были у рабочего класса до того, как наступил век машинерии, и они могли бы дать очень полезные предложения о том, как нам контролировать машинерию. Но я думаю, нам всем нужно стать похожими на них – людьми, которые немного дистанцированы от технологии. Смотрите, вот интересная мысль, что бы я хотел увидеть в нашем образовании, это сделать всю технологию «незнакомцем». То есть когда Вам кто-нибудь говорил, знаешь, Питер, пошли ко мне домой. У меня там фантастическая машина. Ты не поверишь. Всё, что нужно сделать, это нажать эту кнопку и увидишь кого-то в Сан-Франциско, беседующего как если бы… – когда это было в последний раз? – нет, мы так больше не говорим. Хотя между прочим, когда мы купили телевизор в 1948 году, так всё и было. Я пригласил друзей просто посмотреть настроечные таблицы, потому что мы были так удивлены. Больше никто не удивляется телевидению. Мы принимаем его как должное, это не незнакомец. Компьютеры всё ещё немного незнакомцы, но через 10 лет так не будет, их будут воспринимать как должное. Как только технология перестала быть незнакомцем, то, если использовать термин Роланда Ботса, она становится мифической. Мы больше не думаем о ней как о человеческом творении, но как о части природы. Как и когда я спрашиваю своих студентов, могут ли они назвать мне с точностью до 500 лет, когда был изобретён алфавит, вопрос вгоняет их в ступор. Как если бы я спросил, когда были изобретены звёзды или когда были изобретены облака. Они не думают, что алфавит был изобретён. Он просто есть. Это часть природы. Так мы думаем о телевидении. И скоро будем так думать и о компьютерах. Проблема в том, что когда считаешь технологию мифической, частью природы, то… – то больше не интересуешься ни контролем над ней, ни даже вопросами.