3. Капиталистическое мировое общество

Многие марксисты сочтут идею космополитической демо­кратии нереалистичной, указывая в первую очередь на то, что здесь этические проблемы смешиваются с политическими. Кри­тики утверждают, что в вопросе о горизонте идей и ценностей в рамках мирового общества теряются из виду транснациональ­ные экономические властные отношения, которые обостряют­ся процессами экономической глобализации. После окончания холодной войны и интеграции коммунистического блока в ми­ровой рынок в резкой форме заявляют о себе основные аспек­ты капиталистической динамики, которые “маскировались” в западном капитализме всеобщего благоденствия. Этот ход мыс­ли можно развернуть в следующих семи пунктах.

Во-первых, одновременность транснациональной интеграции и национальной дезинтеграции. В ходе победного шествия миро­вого рынка стираются немногочисленные “белые пятна”, ко­торые оставались на карте мира; все большее количество реги­онов и ниш интегрируются в капиталистическую систему, в результате чего ликвидируются локальные и национальные про­странства самообеспечения и экономики. Включение в миро­вой рынок, а также фрагментация, глобализация и территориализация суть взаимодополняющие процессы, точнее, две сто­роны одного и того же процесса — всемирного передела богат­ства, суверенитета, власти и свободы действий.

Во-вторых, транснациональные концерны заинтересованы в “слабых государствах”, т. е. — как сформулировал это Зигмунт Бауман — в государствах, которые слабы, но тем не менее оста­ются государствами. Намеренно или ненамеренно акторы ми­рового рынка осуществляют координирующее давление на все страны-участники этого рынка, либо страны, зависящие от него, а это приводит к систематическому устранению всего, что могло бы препятствовать, замедлять или ограничивать свободу движения капитала. “Широко распахнуть ворота и оставить вся­кую мысль об автономной экономической политике — вот пред­полагаемое условие, которому страны должны без сопротивле­ния подчиниться, если хотят, чтобы к ним относились как к достойным получения финансовой поддержки от Всемирного банка и финансовых фондов. Слабые государства — это именно то, в чем нуждается Новый мировой порядок (который слиш­ком часто ложно понимают как мировой беспорядок) для со< хранения и воспроизводства себя самого” 1. Здесь также корень возникающего противоречия интересов между образованием взаимодействующих транснациональных государств — экспе­римент “Европейский Союз” является в этом плане выдающим­ся примером — и неолиберальным капитализмом. ЕС — одно из мощнейших экономических пространств мира. Он мог бы оп­ределять правила мировой торговли, поощрять и осуществлять внедрение и соблюдение социальных и экологических норм.

В-третьих, европейские (континентальные) страны всеобщего благоденствия и страны с социально ориентированной экономи-

1. liauman Z. Schwache Staaten, a. a. 0. По анализу западных обществ в мировой сис­теме см.: BomschierV. Westliche Gesellschaften im Wandel. Frankfurt/New York 1988.

кой попадают в обратную спираль, если экономические акто­ры мыслят и действуют транснационально и таким путем из­бегают национально-государственного контроля и политики, возникает необходимость расхлебывать и переваривать по­следствия транснациональной экономики — растущую безра­ботицу и бедность. С одной стороны, с ростом давления ми­рового рынка приходит время испытать, крепки ли соци­альные сети и есть ли возможность их финансировать; с другой стороны, наступает момент истины, поскольку параллельно взрывному росту цен снижаются доходы от налогов на наем­ный труд и происходит глобализация прибылей транснацио­нальных предприятий.

В-четвертых, замена труда знанием и капиталом. Чтобы выя­вить новые области прибыльного производства, глобальный капитализм обходится все меньшим количеством рабочей силы. В результате этого рабочая сила и представляющие ее органи­зации - рабочие партии и профсоюзы — повсюду утрачивают свою роль на переговорах и в глазах общественности. Одновре­менно растет число тех, кто выброшен с рынка труда и лишен шансов на материальную и социальную безопасность и инте­грацию, которые там распределяются и о которых ведутся пе­реговоры. В результате не только нарастает неравенство, но и драматически меняется качество социальных неравенств, по­скольку все большие круги населения отбраковываются, как в принципе “экономически неактивные”.

В-пятых: двойная относительность бедности. Бедность в этих процессах обостряющегося взаимовлияния включения и исключения качественно меняет свое лицо: она драмати­чески возрастает и многократно фрагментируется. Как утвер­ждает Зигмунт Бауман, общественные нити коммуникации между богатыми, которые глобализуются, и бедными, кото­рые локализуются, вот-вот порвутся, поскольку между теми,

кто выигрывает в результате глобализации в самом верхнем слое наверху, и теми, кто проигрывает в результате глобали­зации в самом нижнем слое внизу, уже более не существует никаких авторитетных инстанций, где можно было бы доби­ваться компенсации и справедливости.

Отбракованные - в отличие от пролетариата в XIX и нача­ле XX века — лишились к тому же всякого потенциала влия­ния, поскольку они уже более не востребованы. Чтобы выз­вать скандал вокруг своего положения, им остается только применять голое насилие.

И наконец, различные градации бедности еще раз прелом­ляются в так называемой двойной относительности. “Простая относительность” бедности подразумевает относительность критериев; она говорит о том, что не существует абсолютных-критериев бедности, а есть только относительные, справед­ливые лишь для конкретных регионов мирового общества, например, Африки, Азии и Европы. В случае “двойной отно­сительности” относительность критериев преломляется и в межкультурных, транснациональных жизненных простран­ствах. “Транснациональная бедность” означает: человек про-. живает свою частную жизнь в противоречии с транснацио­нальными критериями бедности. Тот, кто в Великобритании числится бездомным, по критериям, которые действуют для его семьи в Индии или в регионе Карибского моря, может жить все еще благополучно 1. Эта фрагментация также явля­ется существенным условием обострения бедности.

В-шестых: противоречия высвобожденной, самоорганизуемой глокальной жизни действуют как критерии исключения. Часто подчеркивается (в частности, автором данной книги), что Вто­рой модерн по ту сторону надежности традиции и схематиз-

1. См. об этом: Buflbni L. Rethinking poverty in globalised Conditions, in: Eade J. (Ed.), Living the Global City, a. a. 0., p. 110-126.

ма “правый — левый” в политической деятельности предла­гает еще и новые шансы для свободы и развития. Вопрос толь­ко в одном: для кого? Ибо противоречия Второго модерна дол­жны также интерпретироваться как ужесточение требований общественной интеграции, от которого терпят крах все боль­ше людей — тех, кто уже сейчас в засасывающей воронке оже­сточенной конкуренции способностей считается “слабым”, “балансирующим на грани”, “находящимся под угрозой” или “неполноценным”; это люди без среднего образования или с неважным аттестатом зрелости, больные или индивиды, чьи возможности — например, моторные, мусические, техничес­кие — низко оцениваются по сегодняшней шкале способнос­тей. Всем им грозит попасть на наклонную плоскость и со­скользнуть в круг тех, кого отбраковали в соответствии с правилами допуска.

В-седьмых: капитализм без труда соответствует, однако, марксизму без утопии. Неомарксистская картина капиталис­тической мировой системы лишилась всякого утопического импульса, всякой систематической политической надежды и фантазии. Ибо этому анализу не соответствует, из этого ана­лиза не следует никакой политический субъект. Что остается такому космополитическому неомарксизму? Не придется ли ему в конце концов затянуть великий плач о неотвратимой гибели “Титаника”?