Хронос культуры и цивилизации. Камо грядеши?

Извечный вопрос: Камо грядеши? — всегда имеет как цивилизационное, так и социокультурное измерение — топологическое (про­странственное) и хронологическое (временное). Но второе придает смысл первому. Примечательно, что время создания и обновления "осевых" культур — это как раз "расшатавшийся", переломный век. Творцы этих культур свято верили в возможность "восстановить" его и век от века осуществляли свое творческое Дело. Но всякий раз это был уже другой век.

Хронос культурно-цивилизационного бытия — это не предзаданное "вместилище событий", а деятельный процесс человекотворчества, обновления мира человека — самого себя (культуры) и в ре­зультате "своего другого" (цивилизации), постепенно становящегося "другим" и, в конечном счете, "чужим другим". Это не параллельная эволюция культуры и цивилизации и не их механическая сумма, а ко-эволюция, внутренняя, органическая взаимообусловленность дея­тельной жизни целостного культурно-цивилизационного комплекса, его драматическая "любовь-ненависть"...

Многоликая existentia этой драмы не обеспечивает прозрачно­сти ее essentia — сущности. Она остается под мистическим покры­валом с позиций признания неизменности человеческой природы. Рациональная разгадка существа проблемы заключается в объек­тивном характере разрешаемых человеком противоречий. По Фромму, он "единственное животное,.. для которого существование представляет проблему... У него нет врожденного "стремления к прогрессу"; противоречивость его существования — вот что застав­ляет человека продолжать путь, на который он вступил. Утратив рай, единство с природой, он стал вечным странником (Одиссей, Эдип, Авраам, Фауст); он вынужден идти вперед... Он должен да­вать себе отчет о самом себе и о смысле своего существования. Он вынужден преодолевать свой внутренний разлад, мучимый жаждой "абсолюта", другого вида гармонии, способного снять проклятие, отделившее человека от природы, от ближних, от самого себя... .это противоречия, которые человек не может устранить, но на кото­рые он может реагировать различными способами, соответственно своему характеру и культуре"¹⁸.

"Последняя" тайна этих противоречий — разлад между "доль­ним" и "горним" мирами, между ограниченным бытием и жаждой абсолюта — продукт творческой, универсальной и динамичной дея­тельности людей. Благодаря этому каждая удовлетворенная их по­требность является результатом и одновременно — исходным пунк­том иных, более зрелых потребностей, обретения знаний о лучшем мире, путях и средствах его достижения.

Какова структура этого движения как процесса? Ее можно смо­делировать, оперируя известными философскими категориями, пе-

¹⁸ Фромм Э. Человек для себя. Минск, 1992. С. 46—47.

52

 

реводя их на язык культурологии и при необходимости дополняя специфическими понятиями.

Исходными и универсальными являются изменения, т.е. различ­ные состояния культурно-цивилизационного комплекса, совокуп­ность взаимодействий его составных в двух различных временных точках. Их целостность можно обозначить как культурно-цивилизационную эволюцию (в реальном сопряжении составных — ко-эволюцию). Ее парным противоположным понятием является револю­ция как коренное изменение, культурный и (или) цивилизационный скачок, системное преобразование содержания, структуры и смы­слов человеческой деятельности. Единство ее эволюционных и рево­люционных изменений можно обозначить как развитие, но такая но­минация нередко затрудняет понимание парадокса развитых, но не развивающихся феноменов. Поэтому более адекватное обозначение такого единства — "динамика".

В культурной деятельности не столько обстоятельства творят людей, сколько люди творят обстоятельства. В цивилизации — строго наоборот. Пост-акматические, "уставшие" народы не способ­ны принять вызовы времени, жизнеспособные — прокладывают пу­ти к новому историческому творчеству.

Не трудно понять, по ком звонил колокол "Заката Европы" Шпенглера. "Цивилизация, — писал он, — есть неизбежная судьба культуры... это те самые крайние и искусственные состояния, осуще-

53

 

ствить которые способен высший вид людей. Они — завершение, они следуют как ставшее за становлением, как смерть за жизнью, как неподвижность за развитием, как умственная старость и окаме­невший мертвый город за деревней и задушевным детством... Они — неизбежный конец"¹⁹. Однако современная Европа восстала, как Фе­никс из пепла, и заметно "сосредотачивается", обретает новое цивилизационное дыхание. Станет ли оно культурным прорывом?

Для российской традиции и современности — это не академиче­ский вопрос, а Проблематика "своего другого". Культура, по Н. Бер­дяеву, "несет в себе семя смерти. В ней заключены начала, которые неотвратимо влекут ее к цивилизации... Цивилизация же есть смерть духа культуры". В. Розанов пошел дальше, подчеркнув основную

¹⁹ Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993. С. 69—70.

54

 

причину гибели исторически определенных культурно-цивилизационных комплексов. "Цивилизации, — писал он, — гибнут от извра­щения основных добродетелей, стержневых, на роду написанных, на которых все тесто взошло. В Греции был ум, в Риме — господствую, а у христиан — любовь"²⁰. Претендующую на самодостаточность цивилизационную, а не культурную, суть своего времени он усматри­вал в том, что "оно все обращает в шаблон, схему и фразу. Прогово­рили великие мужи. Был Шопенгауэр, и пессимизм стал фразою. Был Ницше: Антихрист его заговорил тысячью лошадиных челю­стей... Из оглоблей никак не выскочишь. — Вы хотите успеха? — Да. — Сейчас. Мы вам изготовим шаблон. — Да я хотел сердца. Я о душе думал. — Извините, ничего кроме шаблона"²¹. Но это не ги­бель мира, ибо он "не хочет быть плоским, как доска,.. как биржа". Ему нужны не только цивилизационные "длина" и "ширина", но и культурная "глубина" — христова "благая честь", гегелевская куль­турная субъективность, "большая, большая дорога" Ф. Достоевско­го, на которой "есть высшая мысль"²².

Сегодня эти идеи настолько узнаваемы, что их авторы в полной мере — наши современники. Уникальность тотального характера предапокалиптической ситуации нашего времени обусловлена гло­бальными проблемами, вселенским масштабом и напряженностью вопроса: "Быть или не быть?". Наличные цивилизационные системы оказались не способными к конструктивному ответу на этот вопрос. "Мы, — замечает Э. Тоффлер, — присутствуем при распаде Систе­мы. Не капиталистической системы. Не коммунистической системы. Но Системы, которая охватывает все"²³.

Суть такого диагноза — в обнаружении ставших несостоятель­ными альтернативных моделей индустриального общества и неот­вратимой потребности в постиндустриальном прорыве, способном укротить эдипов бунт цивилизации, возродить и обновить примат социокультурных ценностей.

Движение к единой цивилизации — категорический императив глобального мира. Но постепенно и неуклонно приходит осознание того, что культурно-цивилизационные ценности, по Ю. Лотману, не книги, которые переносят с полки на полку, а топливо, которое должно сгореть в горниле уникальных культурно-цивилизационных комплексов и стать энергией их органичной динамики. Реальная ди­лемма — мутация и уход на погост истории или трансформация как творческое освоение мирового опыта на основе и в контексте отече­ственных социокультурных ценностей и традиций. "То, что нацио­нальные институты разных государств стали более идентичными, — пишет Ф. Фукуяма, — означает, что в основе различий теперь будут лежать другие факторы, такие, например, как культура... В между­народном плане это приведет к переделу власти на планете, но уже не по политической модели, а по уровню культуры"²⁴. Степень ее зрелости в постмодернистском обществе будет определяться мерой отказа от цивилизационного своемерия человека и утверждения но­вой максимы: человек — мера всех вещей, поскольку каждый чело­век, каждая вещь — мера всех людей.

²⁰ Розанов В. Избран­ное. Мюнхен, 1970. С. 176—177.

²¹ Там же. С.126.

²² Там же. С. 491.

²³ Toffler A. Le maitre wot est reconversion par assistance // Xallurs actuelles. 1989. 2janvier. P. 31.

²⁴ Фукуяма Ф. Войны будущего // Независи­мая газета. 1995. 11 февраля.