Книга вторая

I. ...О глупейший из смертных, если фортуна обретет постоянство, она [утратит свою природу] и перестанет быть зависящей от случая,

1. Десницей гордою толкнула колесо

Стремительней, чем в скалах бег Эврипа⁶⁴.

Тиран раздавлен им, и вновь капризная

Чело униженного поднимает.

Всегда к слезам и горю равнодушная,

Виновница всего, – смеется стонам,

Играет так она своим могуществом.

Привычно ей свершать дела чудесные –

Паденье и подъем в один и тот же час.

II. Но я хотела бы немного обсудить это с тобой, пользуясь языком самой фортуны. Ты же примечай, каковы ее права. «Почему ты, человек, ежедневно преследуешь меня жалобами, какую несправедливость я причинила тебе? Какие блага отняла? Порассуждай же со мной об обладании богатствами и чинами и сравни [наши мнения]. И если ты докажешь, что хотя бы нечто из принадлежащего мне является неотъемлемой собственностью кого-нибудь из них, я тотчас сделаю так, чтобы стало твоим то, чего ты потребуешь.

Когда тебя природа произвела из материнской утробы, еще не владеющего ничем и беспомощного, я поддержала тебя, осыпала своими щедротами и благосклонно, с любовью и нежностью воспитала, свершив все, что было в моей власти, окружила тебя роскошью и блеском, – и все это делает тебя теперь нетерпимым по отношению ко мне…»

Книга третья

II. Потупив на мгновение взор и как бы побывав в священной обители разума, она (философия) продолжила: «Забота всех смертных, в которой воплотились их разнообразные усилия, устремляется различными путями, однако направляется к одной цели – блаженству. Блаженство есть благо, которое, когда оно достигнуто, не оставляет желать ничего большего. Оно то же, что высочайшее благо, содержащее в себе все другие блага, которое, если в нем чего-либо недостает, не может быть наивысшим, поскольку вне его остается нечто, чего можно пожелать. Очевидно, блаженство – это совершенное состояние, которое является соединением всех благ. Его, я сказала бы, все смертные стараются достичь разными путями, так как неявная жажда блага от природы присуща человеческой душе, однако ошибочное представление о нем приводит людей к заблуждению и увлекает в сторону от него. Так, некоторые полагают, что владеют высшим благом, когда ни в чем не ощущают недостатка, вследствие этого они трудятся, чтобы достичь богатства, другие, почитая за благо быть заслуженными и удостоенными почета, пытаются занять почетные должности и добиться уважения у своих сограждан. Есть и такие, которые видят высшее благо в незнающем предела могуществе. Эти или сами стремятся царствовать, или стараются приблизиться к правителям. Те, для кого известность кажется важнее всего прочего, спешат прославить свое имя искусством войны или мира. Большинство же людей измеряют благо по плодам радости и приятности, наивысшим счастьем они почитают пребывать в постоянном наслаждении…

VIII. Итак, нет никакого сомнения, что эти пути к блаженству на самом деле уводят в сторону от него. Они не могут привести человека туда, куда, как кажется, обещают…

Сколь горько людям знать, что жалким и несчастным

Незнание закрыло путь.

На дереве цветущем вам искать не стоит,

Конечно, золота [зачем?!].

Не стоит и срывать о лозы каменьев редких

И ставить сети на горах,

Чтоб рыбу выловить.

Вам коз в тирренских мелях,

Конечно, не искать. К чему?

В науку погрузившись, вы познали, люди.

Оливы моря, глубину

Морскую тайную, что жемчугом богата

И словно в пурпуре лежит.

Узнали вы, брега какие изобильны

Нежнейшей рыбой, брег какой

Ежами населен колючими морскими.

Познал и это человек.

Но где блаженство то, к которому стремятся

Все смертные? И знают ли,

И ведают в печальной слепоте несчастной

Они, что скрыто в небесах

Высоких, полных звезд, и в глубочайших недрах?

Туда проникнуть тщетно им.

Так что же у небес теперь просить мне должно

Для этих ослепленных душ?

Что пожелать мне нужно им? Быть может, – это:

Вокруг богатств кружатся пусть

И почестей. Пускай несут обмана злого

Ярмо – прозреют их глаза! […]

XII ...По-твоему, – продолжила она, – никто не может успокоиться в том, что не существует ничего, обладающего большим могуществом, чем Бог. – Имеющий разум не может отрицать этого. – Для того, кто всемогущ, нет ничего невозможного. – Ничего, согласен. – Тогда, значит, Бог может содеять зло? – Нет, – сказал я. – Стало быть, зло есть ничто, если его не может создать Тот, кто может все. – Не смеешься ли ты надо мной, создавая из рассуждений непроходимый лабиринт, из которого я не могу найти выхода. Ты то входишь туда, откуда вышла, то выходишь оттуда, куда вошла. Или же ты таким образом свиваешь удивительный круг божественной простоты? Только что, начав с рассуждений о блаженстве, ты говорила, что оно есть высшее благо и что оно должно находиться в Боге, затем ты доказала, что сам Бог есть высшее благо и совершенное блаженство, и как бы преподнесла мне своего рода подарок, сказав, что никто не может быть блаженным, если он не подобен Богу, затем ты говорила, что благо и блаженство есть сущность Бога, и его единство есть то же самое, что и благо, ибо к единству устремлена природа всего сущего. Ты рассказывала далее, что Бог благостным управлением правит миром, в котором все Ему повинуется по доброй воле, и утверждала, что зло есть ничто. […]