Глава 3 Личность в истории общества

Христианство отвергает индивидуализм поздней античности. Человек выступает в христианстве не как случайный атом, а как член религиозной общины. В духовных отношениях с богом личность выходит за рамки земной иерархии; перед богом все равны. Раб весь, целиком принадлежал своему господину, он рассматривался как вещь. Средневековый крепостной, как бы велика ни была его социальная зависимость, имеет нечто такое, что не может принадлежать никакому земному господину. Это его бессмертная, вечная душа, его духовная личность, противостоящая связанности и греховности земного существования. Социальная ценность человека определяется его сословной принадлежностью, и высшая социальная добродетель состоит в том, чтобы знать свое место. Но духовная ценность личности независима от ее общественною положения. Она выражается в способности человека утвердить свое духовное Я путем подчинения и преодоления своей естественной природы. Смирение в сфере социальной действительности сочетается здесь с духовным самовозвеличением.

Основное противоречие средневековой мысли — это противоречие между идеей всеобщей связанности (божественное провидение) и принципом свободы индивидуальной воли. Свобода человеческой воли ограничивает свободу воли бога, подрывает идею божественного всеведения и предопределения. С другой стороны, если божественное предопределение абсолютно, то тогда люди — не более, чем марионетки, и бог сам отвечает за все их деяния. Августин разрешает это противоречие тем, что признает за

205

человеком свободу творить зло, т. е. ответить «нет» божественным заповедям (грехопадение), тогда как бог является источником всякого добра (человек по природе своей больше тяготеет ко злу — следствие первородного греха).

Эта негативность христианского понимания свободы воли отражает всеобщность системы феодальной регламентации, не оставлявшей места для личной автономии. Тот, кто не мирится со своим социальным положением, кто отказывается признать его естественным определением собственной личности, тот посягает на самые устои общества. Не возносись, не стремись к невозможному, блаженны только нищие духом!

Но идея равенства перед богом признается недостаточной неимущими, отсюда — бесчисленные ереси, возрождающие в том или другом обличье оппозиционно-критический дух раннего христианства. Принцип смирения не только практически отвергается феодальной верхушкой, каждый представитель которой стремится увеличить свою власть и богатство, но и интеллектуально ставится под сомнение развивающейся человеческой мыслью. «Внутренний враг, не изучающий, а критикующий, не подражающий, а исправляющий», подрывает незыблемость церковной доктрины, стремясь, подобно Абеляру, «исследовать истину при помощи разума и следовать во всем не мнению людей, а доводам разума» 27.

Но «доводы разума», противоречащие «мнению людей», могут быть только внутренними доводами. Все люди, когда-либо выступавшие против господствующих норм, обладали высокой степенью доверия к себе, облекалось ли оно в

206

форму уверенности в своем интеллекте или в представление о своей пророческой миссии. Необходимые сдвиги в общественном сознании, связанные с развитием общества, задолго до того, как они обнаруживаются в консервативных по своей природе социальных институтах, преломляются в сознании и структуре отдельной личности. И поскольку эта личность не может органически «вписаться» в рамки устаревшей системы общественных отношений, ее самоутверждение принимает индивидуалистическую форму (в которой, однако, заключено определенное социальное содержание). Так было при разложении античного полиса. Так получилось, причем в гораздо больших масштабах, при разложении феодализма.

2. КАПИТАЛИЗМ И ПРОБЛЕМА СВОБОДЫ ЛИЧНОСТИ

Никто не является рабом в большей степени, чем тот, кто считает себя свободным, не будучи таковым на деле.

Гете

Зарождение капитализма вызвало серьезные изменения в положении личности и в природе социального характера. Развитие торговли и промышленности было несовместимо с феодальной регламентацией и прикованностью человека к своей природной и социальной среде. «В этом обществе свободной конкуренции отдельный человек выступает освобожденным от естественных связей и т. д., которые в прежние исторические эпохи делали его принадлежно-

207

стью определенного ограниченного человеческого конгломерата» 28.

Упала маска гнусная; отныне Повсюду будет вольным человек, Брат будет равен брату, все преграды Исчезли меж людьми; племен, народов,

Сословий больше нет; в одно все слились, И каждый полновластен над собой29.

Частное предпринимательство требовало личной инициативы, энергии, предприимчивости. И оно действительно стимулировало появление этих

качеств и, соответственно, нового типа личности.
Если в обществе, основанном		на традиции, решающее	значение
придается	единообразию поведения,	соблюдению некоторых общих норм и
ритуалов,	то теперь это становится	недостаточно: слишком часто личность

оказывается вне группового контроля или в ситуации, не предусмотренной традицией; она должна иметь внутреннюю ценностную ориентацию, достаточно устойчивую в любых ситуациях. Цель, направляющая деятельность такого человека, является «внутренней» в том смысле, что она внушена ему старшими еще в детстве, и, как бы ни менялись обстоятельства, жизненная цель остается неизменной.

Этот акцент на внутренней определенности личности прежде всего проявляется в религиоз-ном сознании. В противовес средневековой установке, что человек постигает собственную личность через растворение в боге и познание бога, протестантизм выдвигает принцип внутренней достоверности, согласно которому бог постигается через внутренний мир личности. Средне-

208

вековая церковь подчеркивала сходство человека с богом и его право рассчитывать на божественную любовь и милосердие. Протестантизм, отражая разрушение патриархальных связей и стихийность товарноденежных отношений, наоборот, утверждает греховность человеческой природы, отчуждение человека от бога (Кальвин употребляет именно этот термин). Человек не хозяин своей судьбы, она заранее во всех деталях предопределена богом, и никто не знает, определен ли он к спасению или к геенне огненной. Но именно эти чувства сомнения и неуверенности в своей судьбе побуждают кальвиниста к активной земной деятельности: в успешности своих светских начинаний кальвинист видит знак своей предызбранности, своей угодности богу. Задача состоит в том, чтобы найти бога не в священных текстах, а в собственной душе. Земная деятельность, труд осмысливаются как призвание, как интернализованное веление бога. Пусть кругом бушует стихия, моя опора в моей деятельности, и каждый мой успех — подтверждение правильности избранного пути не только по человеческим, но и, главное, по божественным критериям. Ведь все, что я делаю, я делаю по воле божией. Место средневекового аскетизма и смирения занимает принцип: «Полагайся сам на себя, и бог тебе поможет!»

Индивидуализм молодого капитализма проявляется и в философском мышлении.

Гуманисты эпохи Возрождения, когда, по выражению Мишле, произошло «открытие человека», провозглашают освобождение индивида от всяких обязанностей по отношению к анонимному целому и противопоставляют феодаль-

209

ному идеалу человека как носителя сословных добродетелей идеал целостной, всесторонне развитой личности. Индивид становится целью, общество — средством развития. Идея свободы личности, первоначально ограниченная сферой интеллектуальной деятельности, в дальнейшем, по мере развития буржуазно-революционных движений, перерастает в требование гражданской и политической свободы. В противоположность «универсализму» средневекового мышления, просветители XVII—XVIII вв. самое общество и государство рассматривают как продукт договора между индивидами. Любые общественные отношения, с их точки зрения, правомерны лишь постольку, поскольку они соответствуют разумным потребностям и интересам их участников. «Интерес и потребность — таков источник всякой общительности. Только одно это начало... объединяет людей между собой» 30.

Просветительская теория личности отражает реальный процесс разрушения феодальных связей, основанных на личной зависимости, и зарождения нового общества, где все подчинено законам товарного производства и «различные формы общественной связи выступают по отношению к отдельной личности просто как средство для ее частных целей, как внешняя необходимость. Однако эпоха, которая порождает эту точку зрения — точку зрения обособленного одиночки,— есть как раз эпоха наиболее развитых общественных (с этой точки зрения всеобщих) связей» 31.

Индивидуализм просветительской философии был исторически прогрессивен. Выдвигая на первый план интересы личности, просветите-

210

ли отнюдь не понимали их узко-эгоистически, подчеркивая, что правильно понятые интересы личности в конечном счете всегда совпадают с общественным благом. Но эта концепция, как и породившие ее общественные отношения, была внутренне противоречива. Личность мыслится как самостоятельная и высшая социальная ценность, как цель, по отношению к которой все общественные институты и другие люди выступают лишь как средства. Но это значит, что для другого человека я тоже не более, чем средство. Отношения, основанные на взаимном использовании, неизбежно будут эгоистическими, а всеобщий интерес, о котором говорит просветительская философия, «есть именно всеобщность эгоистических интересов» 32.

То, что отношения между людьми мыслятся теперь как рациональные отношения, основанные на взаимном использовании, означает, что индивид не сводится более к своей социальной роли, что социальные функции выступают по отношению к личности лишь как средства для ее частных целей, которые, следовательно, автономны от этих функций. Так, например, «безразличие к определенному виду труда предполагает весьма развитую совокупность действительных видов труда, ни один из которых не является более господствующим» 33. Социальное положение лица переживается теперь как нечто случайное, не связанное с его индивидуальностью. Но именно поэтому выполнение этих функций воспринимается личностью как несвобода, как господствующая над ней внешняя необходимость.

Капиталистическая конкуренция освобожда-

211

ет индивида из-под власти групповых общинных связей. Но оборотной стороной этой свободы является бессилие и одиночество. Вместе с расширением своего мира человек потерял уверенность в его устойчивости, которую давало чувство «принадлежности» и фиксированное место в общине. Индивид не стеснен больше мелочной . цеховой и т. п. регламентацией, но зато он должен полагаться только на собственные силы в жестокой конкурентной борьбе, результат которой от него не зависит.

В каждом из своих общественных отношений человек выступает не как целостный индивид, а лишь как средство, как воплощение определенной функции. Есть качественная разница между отношениями мастера и подмастерья в ремесленном цехе и отношением капиталиста и рабочего. Основа отношений в обоих случаях объективна и не зависит от воли участников. Но в первом случае общественное отношение выступает как отношение конкретных индивидов; не ограничиваясь рамками производства, оно охватывает и быт, и семью, и религиозные обряды; во втором случае оно откровенно безлично: капиталисту нет дела до личности рабочего, а для рабочего капиталист не человек, а безличная «фирма». Товарный фетишизм, вырастающий из недр капиталистического общества, отражает это положение, персонифицируя вещи и обезличивая человека. Отсюда — трагическое противоречие между самосознанием личности, ее идеальным «внутренним миром» и ее «социальной средой». Противоречие это в самых различных вариантах отражается в философии и искусстве нового времени,

212

У Руссо оно ставится в форме вопроса: «Становится пи человек счастливее по мере развития цивилизации?», и ответ дается отрицательный. У Канта оно выступает в виде антитезы эгоистического благополучия и нравственного закона. Романтики осмысливают это противоречие как противоречие между разделением труда и потребностями человека как целостной индивидуальности.

Капитализм как формация не был регрессом по сравнению с феодализмом. Не был он регрессом и с точки зрения положения личности. Освободив индивида от большинства форм личной зависимости, разрушив феодальную иерархию, он расширил автономию личности в плане социального общения и деятельности. Разрушив национальную замкнутость (создание мирового рынка, сближение народов), он расширил автономию личности в плане ее культурной идентификации. Разрушив монополию церкви, подорвав власть традиции, облегчив распространение идей и информации, он расширил автономию личности в плане формирования ее ценностных ориентаций. Все это необычайно увеличило многообразие и богатство индивидов как личностей, вызвало рост материальных и духовных запросов и потребностей. Но именно в свете этих выросших запросов, выражающих прогрессивную тенденцию общественного развития, капиталистическое общество оказалось совершенно неудовлетворительным, потому что перечисленные выше возможности оно объективно не в состоянии претворить в действительность.

Формально каждый индивид может выбрать любой род занятий, получить любое образова-

213

ние. Фактически же эти возможности определяются его классовым, имущественным положением. В принципе, в тенденции капитализм облегчает общение народов и культурный обмен; фактически же он сохраняет «цветной барьер». В идеале множественность источников информации дает индивиду возможность свободного интеллектуального самоопределения; на деле могущественные средства массовой коммуникации (печать, радио, телевидение и т. д.) служат оболваниванию людей в духе, угодном правящим кругам.

Эти противоречия общественной жизни не могут не вызывать болезненных явлений у личности. Ее Я, интегрирующее в себе систему общественных ценностей и идеалов, вступает в противоречие с ее ролевой структурой, обусловленной фактической системой общественных отношений. Автономия от роли, обусловленная выросшим многообразием общественных связей индивида, требует вместе с тем, чтобы все эти связи были интегрированы в целостную систему. Когда этого не происходит,— а антагонистичность общественных отношений делает это крайне затруднительным (возьмем в качестве примера положение американского негра-юриста: юридически он равен всем остальным гражданам, интеллектуально стоит выше многих и имеет право на высокий престиж, свойственный его профессии, а социально является совершенно бесправным,— каково будет его самосознание?),— внутренние конфликты неизбежны. То, что раньше переживалось единицами (большинство не поднималось над уровнем традиции), теперь стало судьбой многих,

214