- •Глава I
- •Глава II
- •Глава III
- •Глава IV
- •Глава V
- •Глава VI
- •Глава VII
- •Глава VIII
- •Глава IX
- •Глава X
- •Глава XI
- •Глава XII
- •Глава XIII
- •Глава XIV
- •Глава XV
- •Глава XVI
- •Глава XVII
- •Глава XVIII
- •Глава XIX
- •Глава XXI
- •Глава XXII
- •Глава XXIII
- •Глава XXIV
- •Глава XXV
- •Глава XXVI
- •Глава XXVII
- •Глава XXVIII
- •Глава XXIX
- •Глава XXX
- •Глава XXXI
- •Глава XXXII
- •Глава XXXIII
- •Глава XXXIV
- •Глава XXXV
- •Глава XXXVI
- •Глава XXXVII
- •Глава XXXVIII
- •Глава XXXIX
- •Глава xl
- •Глава xli
- •Глава xlii
Глава XXXVI
В ту ночь, как только все уснули, мы спустились во двор по громоотводу,
затворились в сарайчике, высыпали на пол кучу гнилушек и принялись за
работу. Мы расчистили себе место, футов в пять или шесть, вдоль нижнего
бревна. Том сказал, что это будет как раз за кроватью Джима, под нее мы и
подведем подкоп, а когда кончим работу, никто даже не узнает, что там есть
дыра, потому, что одеяло у Джима висит чуть не до самой земли, и только
если его приподнимешь и заглянешь под кровать, тогда будет видно. Мы
копали и копали ножами чуть не до полуночи, устали, как собаки, и руки
себе натерли до волдырей, а толку было мало. Наконец я говорю:
- Знаешь, Том Сойер, это не на тридцать семь лет работа, а, пожалуй, и на
все тридцать восемь.
Он ничего не ответил, только вздохнул, а после того скоро бросил копать.
Вижу, задумался и думал довольно долго; потом говорит:
- Не стоит и стараться, Гек; ничего не выйдет. Если бы мы были узники, ну
тогда еще так, потому что времени у них сколько угодно, торопиться некуда;
да и копать пришлось бы пять минут в день, пока сменяют часовых, так что
волдырей на руках не было бы; вот мы и копали бы себе год за годом, и все
было бы правильно - так, как полагается. А теперь нам дурака валять
некогда, надо поскорей, времени лишнего у нас нет. Если мы еще одну ночь
так прокопаем, придется на неделю бросать работу, пока волдыри не пройдут,
- раньше, пожалуй, мы и ножа в руки взять не сможем.
- Так что же нам делать, Том?
- Я тебе скажу что. Может, это и неправильно, и нехорошо, и против
нравственности, и нас за это осудят, если узнают, но только другого
способа все равно нет: будем копать мотыгами, а вообразим, будто это ножи.
- Вот это дело! - говорю. - Ну, Том Сойер, голова у тебя и раньше здорово
работала, а теперь еще лучше. Мотыги - это вещь, а что нехорошо и против
нравственности, так мне на это ровным счетом наплевать. Когда мне
вздумается украсть негра, или арбуз, или учебник из воскресной школы, я
разбираться не стану, как там по правилам полагается делать, лишь бы было
сделано. Что мне нужно - так это негр, или арбуз, или учебник; если
мотыгой ловчее, так я мотыгой и откопаю этого негра, или там арбуз, или
учебник; а твои авторитеты пускай думают, что хотят, я за них и дохлой
крысы не дам.
- Ну что ж, - говорит, - в таком деле можно и вообразить что-нибудь, и
мотыгу пустить в ход; а если бы не это, я и сам был бы против, не позволил
бы себе нарушать правила: что полагается, то полагается, а что нет
- то нет; и если кто знает, как надо, тому нельзя действовать без разбору,
как попало. Это тебе можно откапывать Джима мотыгой, просто так, ничего не
воображая, потому что ты ровно ничего не смыслишь; а мне нельзя, потому
что я знаю, как полагается. Дай сюда нож!
У него был ножик, но я все-таки подал ему свой. Он швырнул его на землю и
говорит:
- Дай сюда нож!
Я сначала не знал, что делать, потом сообразил. Порылся в куче старья,
разыскал кирку и подаю ему, а он схватил и давай копать и ни слова мне не
говорит.
Он и всегда был такой привередник. Все у него по правилам. Я взял тогда
лопату, и мы с ним давай орудовать то киркой, то лопатой, так что только
комья летели. Копали мы, должно быть, полчаса - больше не могли, очень
устали, и то получилась порядочная дыра. Я поднялся к себе наверх, подошел
к окну и вижу: Том старается вовсю - хочет влезть по громоотводу, только
ничего у него не получается с волдырями на руках. В конце концов он сказал:
- Ничего не выходит, никак не могу влезть. Как по-твоему, что мне делать?
Может, придумаешь что-нибудь?
- Да, - говорю, - только это, пожалуй, против правил. Ступай по лестнице,
а вообрази, будто это громоотвод.
Так он и сделал.
На другой день Том стащил в большом доме оловянную ложку и медный
подсвечник, чтобы наделать Джиму перьев, я еще шесть сальных свечей; а я
все слонялся вокруг негритянских хижин, поджидая удобного случая, и стащил
три жестяные тарелки. Том сказал, что этого мало, а я ответил, что все
равно никто этих тарелок не увидит, потому что, когда Джим выбросит их в
окно, они упадут в бурьян около собачьей конуры, мы их тогда подберем, - и
пускай он опять на них пишет. Том успокоился и сказал:
- Теперь надо подумать, как переправить вещи Джиму.
- Протащим их в дыру, - говорю, - когда кончим копать.
Он только посмотрел на меня с презрением и выразился в таком роде, что
будто бы отродясь не слыхал про такое идиотство, а потом опять стал
думать. И в конце концов сказал, что наметил два-три способа, только
останавливаться на каком-нибудь из них пока нет надобности. Сказал, что
сначала надо поговорить с Джимом.
В этот вечер мы спустились по громоотводу в начале одиннадцатого,
захватили с собой одну свечку, постояли под окошком у Джима и услышали,
что он храпит; тогда мы бросили свечку в окно, но он не проснулся. Мы
начали копать киркой и лопатой, и часа через два с половиной вся работа
была кончена. Мы влезли под кровать к Джиму, а там и в хибарку, пошарили
ощупью, нашли свечку, зажгли ее и сначала постояли около Джима, поглядели,
какой он, - оказалось, что крепкий и здоровый с виду, - а потом стали
будить его потихоньку. Он так нам обрадовался, что чуть не заплакал,
называл нас "голубчиками" и всякими ласковыми именами, потом захотел,
чтобы мы сейчас же принесли откуда-нибудь зубило, сняли цепь у него с ноги
и убежали бы вместе с ним, не теряя ни минуты. Но Том доказал ему, что это
будет не по правилам, сел к нему на кровать и рассказал, какие у нас планы
и как мы все это переменим в один миг, если поднимется тревога; и что
бояться ему нечего - мы его освободим обязательно.
Тогда Джим согласился и сказал: пускай все так и будет. И мы еще долго с
ним сидели; сначала толковали про старые времена, а после Том стал его про
все расспрашивать, и когда узнал, что дядя Сайлас приходит чуть ли не
каждый день и молится вместе с ним, а тетя Салли забегает узнать, хорошо
ли ему тут и сыт ли он, - добрей и быть нельзя! - то сказал:
- Ну, теперь я знаю, как это устроить. Мы тебе кое-что будем посылать с
ними.
Я ему говорю:
- Вот это ты напрасно, про такое идиотство я отроду не слыхал!
Но он даже не обратил внимания на мои слова, и продолжал рассказывать
дальше. Он и всегда был такой, если что задумает. Он сказал Джиму, что мы
доставим ему пирог с лестницей и другие крупные вещи через Ната - того
негра, который носит ему еду, а ему надо только глядеть в оба, ничему не
удивляться и только стараться, чтобы Нат не видел, как он их достанет. А
вещи помельче мы будем класть дяде в карманы, и Джиму надо только будет их
оттуда незаметно вытащить; будем также привязывать к тесемкам теткиного
фартука или класть ей в карман, когда подвернется случай. Сказал ему
также, какие это будут вещи и для чего они. А еще Том научил его, как
вести дневник на рубашке, и всему, чему следует. Все ему рассказал. Джим
никак не мог понять, зачем все это надо, но решил, что нам лучше знать,
раз мы белые; в общем, он остался доволен и сказал, что так все и сделает,
как Том велел.
У Джима было много табаку и трубок из маисовых початков, так что мы очень
неплохо провели время; потом вылезли обратно в дыру и пошли спать, только
руки у нас были все ободранные. Том очень радовался, говорил, что еще
никогда у него не было такой веселой игры и такой богатой пищи для ума; и
если бы только он узнал, как это сделать, он бы всю жизнь в нее играл, а
потом завещал бы нашим детям освободить Джима, потому что Джим, конечно,
со временем привыкнет и ему все больше и больше будет здесь нравиться. Он
сказал, что это дело можно растянуть лет на восемьдесят и поставить
рекорд. И тогда все, кто в нем участвовал, прославятся, и мы тоже
прославимся.
Утром мы пошли к поленнице и изрубили подсвечник топором на мелкие части,
и Том положил их вместе с ложкой к себе в карман. Потом мы пошли к
негритянским хижинам, и, пока я разговорами отводил негру глаза, Том
засунул кусок подсвечника в маисовую лепешку, которая лежала в миске для
Джима, а после того мы проводили Ната к Джиму, чтобы посмотреть, что
получится. И получилось замечательно: Джим откусил кусок лепешки и чуть не
обломал все зубы - лучше и быть не могло. Том Сойер сам так сказал. Джим и
виду не подал, сказал, что это, должно быть, камешек или еще что-нибудь
попалось в хлебе - это бывает, знаете ли, - только после этого он никогда
ничего не кусал так прямо, а сначала всегда возьмет и потыкает вилкой
местах в трех-четырех.
И вот стоим мы в темноте, как вдруг из-под Джимовой кровати выскакивают
две собаки, а там еще и еще, пока не набралось штук одиннадцать, так что
прямо-таки негде было повернуться. Ей-богу, мы забыли запереть дверь в
пристройке! А негр Нат как заорет: "Ведьмы!" - повалился на пол среди
собак и стонет, точно помирать собрался. Том распахнул дверь настежь и
выкинул на двор кусок мяса из Джимовой миски; собаки бросились за мясом, а
Том в одну секунду выбежал, тут же вернулся и захлопнул дверь, - и я
понял, что дверь в сарайчик он тоже успел прикрыть, - а потом стал
обрабатывать негра - все уговаривал его, утешал и расспрашивал, уж не
померещилось ли ему что-нибудь. Негр встал, поморгал глазами и говорит:
- Мистер Сид, вы небось скажете, что я дурак; только помереть мне на этом
самом месте, если я своими глазами не видел целый мильон собак, или
чертей, или я уж не знаю кого! Ей-богу, видел! Мистер Сид, я их
чувствовал, - да, сэр! - они по мне ходили, по всему телу. Ну, попадись
только мне в руки какая-нибудь ведьма, пускай хоть бы один-единственный
разок, - уж я бы ей показал! А лучше оставили бы они меня в покое, больше
я ничего не прошу.
Том сказал:
- Ладно, я тебе скажу, что я думаю. Почему они сюда прибегают всякий раз,
когда этот беглый негр завтракает? Потому что есть хотят - вот почему. Ты
им испеки заколдованный пирог - вот что тебе надо сделать.
- Господи, мистер Сид, да как же я испеку такой пирог? Я и не знаю, как
его печь. Даже и не слыхивал отродясь про такие пироги.
- Ну что ж, тогда придется мне самому печь.
- Неужто испечете, голубчик? Испеките, да я вам за это что угодно - в
ножки поклонюсь, вот как!
- Ладно уж, испеку, раз это для тебя: ты ведь к нам хорошо относился,
беглого негра нам показал. Только уж смотри будь поосторожней. Когда мы
придем, ты повернись к нам спиной, и боже тебя упаси глядеть, что мы будем
класть в миску! И когда Джим будет вынимать пирог, тоже не гляди - мало ли
что может случиться, я почем знаю! А главное, не трогай ничего
заколдованного.
- Не трогать? Да господь с вами, мистер Сид! Я и пальцем ни до чего не
дотронусь, хоть озолоти меня!