Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Ado_Chto_takoe_antichnaya_filosofia

.pdf
Скачиваний:
37
Добавлен:
17.09.2019
Размер:
5.31 Mб
Скачать

ски организованное множество основополагающих догм, неприкосновенна, поскольку она неразрывно связана с эпикурейским или стоическим образом жизни. Отсюда не следует, что в этих двух школах исключаются всякие дискуссии; школа стоиков, в частности, скоро разделилась на различные течения. Но расхождения и споры не затрагивают изначального выбора и догматов, в которых он находит свое выражение. Они касаются лишь второстепенных вопросов, как-то: теоретическое объяснение небесных или земных явлений, способ доказательства и систематизации догматов, методы преподавания. И допускаются к этим спорам только хорошо подготовленные ученики, твердо усвоившие основные догматы1.

Поэтому эпикуреизм и стоицизм как догматические философские учения имеют общедоступный и миссионерский характер: обсуждения всевозможных тонкостей и теоретических вопросов — дело узкого круга людей, но результаты их могут быть подытожены и преподаны начинающим и продвинувшимся в виде небольшого числа взаимосвязанных формулировок, представляющих собой в основном правила практической жизни. Таким образом, эти философские доктрины проникнуты «миссионерским» и «общечеловеческим» духом учения Сократа. Если платонизм и аристотелизм предназначены для элиты, располагающей «досугом», чтобы изучать, исследовать и созерцать, то эпикуреизм и стоицизм обращаются ко всем людям, богатым и бедным, мужчинам и женщинам, свободным и рабам2. Всякий, кто примет эпикурейский либо стоический образ жизни, всякий, кто станет его практиковать, будет считаться философом, даже если он не развивает философского дискурса ни в письменной, ни в устной форме. В известном смысле и кинизм — философия общедоступная и миссионерская. Со времен Диогена киники были горячими пропагандистами; они обращались ко всем классам общества и на собственном примере отвергали общественные условности, призывая вернуться к первозданной простоте жизни, согласной с природой.

1 См.: /. НайоХ. 1Ыс1., р. 351-352.

2 См.: Р. НайоХ. Ье§ щосШев с1е ЬопЬеиг ргоро8& раг 1е8 рЫ1о§орЫе$ апИЯие§. — «Ьа У1е 8ртШе11ё», I. 147, N 698, 1992, р. 40—41.

121

Киниэм

Вопрос о том, был ли Антисфен, ученик Сократа, основателем кинического движения, является спорным. Но, во всяком случае, исследователи единодушно признают его ученика Диогена наиболее значительной фигурой этого движения, которое, не принимая институционального характера, существовало до конца античности.

Кинический образ жизни1 зримо отличается не только от образа жизни людей, чуждых философии, но даже и от образа жизни других философов. Прочие философы отделяли себя от своих сограждан лишь в известных пределах, например потому, что они посвятили жизнь научным изысканиям (как аристотелики), или потому, что они ведут жизнь простую и уединенную (как эпикурейцы). Киник же резко противопоставляет себя обществу. Он отбрасывает то, в чем люди видят элементарные нормы, непременные условия социальной жизни: опрятность, благопристойность, вежливость. Он выказывает нарочитое бесстыдство, на глазах у всех занимаясь рукоблудием, как Диоген, или прилюдно ложась с женщиной, как Кратет с Гиппархией2, он пренебрегает всякими приличиями, не дорожит мнением окружающих, презирает деньги, не считает зазорным просить подаяния, не ищет в жизни ничего постоянного,

Лишенный крова, города, отчизны, Живущий со дня на день нищий странник3.

В его котомке лежит только самое необходимое. Он не страшится властителей и всюду высказывается с вызывающей прямотой (рагг11е81а)4.

В свете интересующей нас проблемы (природа философии в античном мире) кинизм являет весьма показательный пример, ибо он представляет собой крайность. Ан-

1 Собрание свидетельств см. в I. Радие(. Ье$ Сушяиев 8гсс$. Рга^шеШБ с1 гётодааде. Ауап1-ргоро$ <1е М.-О. Сои1е1-Сагё. Рапз, 19923*. См. также: М.-О. СоиШ-Са&. Ь'Ах&е сутцие. Рап$, 1986 и материалы симпозиума «Ье сушапе апаеп е1 $ез рл>1оп0етеп($» (цитированные на с. 109, примеч. 2).

*ДЛ., VI, 46, 69, 97. >ДЛ., VI, 38.

*ДЛ., VI, 69.

122

тичный историк1 спрашивал себя, может ли кинизм называться философской школой, или же это всего только образ жизни. Конечно, киники — Диоген, Кратет, Гиппархия — не преподавали в стенах учебного заведения, хотя время от времени занимались литературной, в частности поэтической, деятельностью. И тем не менее они образуют школу, постольку, поскольку между различными киниками устанавливались отношения учителя и ученика2. На протяжении всей античности кинизм рассматривали как философию — такую, в которой философский дискурс сведен к минимуму. Сохранился, например, знаменательный рассказ: когда кто-то утверждал, что движения не существует, Диоген удовольствовался тем, что встал и начал ходить3. Киническая философия — это целиком и полностью жизненный выбор, выбор свободы, или совершенной независимости (аи(агке1а) в отношении мнимых потребностей, отказ от роскоши, сфечение от честолюбия (1урНо8). Подобный выбор явно предполагает определенное представление о жизни, но оно хотя, возможно, и раскрывалось в беседах между учителем и учеником или в публичных речах, никогда прямо не обосновывалось в теоретических философских трактатах. Конечно, существуют типично кинические философские понятия, но они не используются в какой-либо логической аргументации, а служат для обозначения конкретной позиции, касающейся жизненного выбора: аскеза, атараксия (невозмутимость), автаркия (независимость, самодостаточность), усилие, приспособление к обстоятельствам, простота, или непритязательность (а1урЫа), бесстыдство. Киник выбирает такой род жизни, поскольку считает, что естество (рНузю), проявляющееся в поведении животного или ребенка, выше установлений цивилизации (потов). Диоген выбрасывает свою миску и чашку, увидев детей, которые обходятся без этих предметов, и убеждается, что избрал верный способ существования, глядя на мышь, в темноте подбирающую

1 ДЛ.,

VI, 103; см. статью М.-О. Гуле-Казе, цитированную на с. 115,

примеч. 1: М.-О. Сои1е1-Са&. Ье сушзте е81-И ипе рЫ1о$орМе?

гДЛ,

VI, 36, 75-76, 82-84.

г ДЛ.,

VI, 38-39.

123

крошки. Противоположность между природой и человеческими установлениями была темой долгих теоретических споров в эпоху софистов, но для киников это уже не умозрительная проблема, а вопрос, имеющий прямое отношение к жизни. Их философия, таким образом, — всецело упражнение (а8кё818) и усилие. Ибо все искусственное, все условности и удобства цивилизации, роскошь и суетность расслабляют тело и дух. Потому кинический род жизни и состоит в почти атлетическом — по велению разума — упражнении способности переносить голод, жажду, непогоду, ради того чтобы достичь свободы, самодостаточности, внутренней силы, беззаботности, спокойствия души, умеющей применяться к любым обстоятельствам1.

Платон будто бы сказал о Диогене: «Это безумствующий Сократ»2. Было это или нет, такая характеристика дает нам пищу для размышлений. В известном смысле Сократ предвосхитил киников. Комические поэты вышучивали и Сократа — его наружность, его босые ноги и старый плащ.

Иесли, как мы видели, образ Сократа сливается в «Пире»

собразом бесприютного Эрота, то бездомный Диоген с нищенской сумой — чем не второй Сократ, отважный философ, ни на кого не похожий, чуждый миру скиталец? Как и Сократ, Диоген убежден, что на него возложена миссия заставлять людей мыслить, что своими язвительными выпадами и самим своим образом жизни он разоблачает человеческие пороки и заблуждения. Его забота о себе неотделима от заботы о других. Но хотя у Сократа забота о себе, открывая путь к внутренней свободе, рассеивает иллюзии и ложь, сопряженные с общественными условностями, он всетаки сохраняет известную ироническую учтивость; у Диогена же и у прочих киников от нее не остается и следа.

Пиррон

Пиррон3, современник Диогена и Александра Македонского, сопровождавший последнего во время похода в Индию и встречавшийся там с восточными мудрецами, —

1 ДЛ., VI, 22.

*ДЛ., VI, 54.

3 Д.Л., IX, 61—70. Собрание фрагментов см. в кн.: Р1гтопе. ТеЛнпошапге, ей. Р. Е>ес1еуа Са1221. №ро11, 1981; М. СопсНе. РуггНоп ои Гаррагепсе. УШегв- 8иг-Мег, 1973.

124

это тоже, можно сказать, чудачествующий Сократ. Во всяком случае, он заслуживает нашего внимания: перед нами опять-таки философ, который не занимается преподаванием, хотя он весьма искусно ведет споры, и даже ничего не пишет, а просто довольствуется тем, что живет, но при этом привлекает к себе учеников, подражающих его образу жизни.

Поведение его совершенно непредсказуемо. То он удаляется от людей и живет в полном уединении, то отправляется странствовать, никого не предупредив, и бродит с кем попало. Вопреки всякому благоразумию, он ничего не сторонится и подвергает себя всевозможным опасностям. Он продолжает говорить, даже если от него отходят, недослушав. Однажды, увидев, что его учитель Анаксарх попал в болото, он прошел мимо, не подав руки, и Анаксарх его одобрил, похвалив за безразличие и нечувствительность. Однако, в отличие от киников, Пиррон держался просто, без вызова, и вел себя подобно большинству людей, как рассказывает античный историк: «Он добронравно жил со своей сестрой, повивальной бабкой, сам носил продавать на базар кур и поросят и сам прибирался в доме, сохраняя полное безразличие; говорят, он даже свинью купал по своему безразличию»1. Мимоходом заметим, что рассказ этот напоминает то, что Чжуан-цзы сообщает о китайском философе Ле-цзы, хотя тут не может быть никакой исторической связи: «Он вернулся домой и три года не показывался на людях.

Сам готовил еду для жены. Свиней кормил, как гостей. Дела мира знать не хотел.

Роскошь презрел, возлюбил простоту»2.

Поведение Пиррона соответствует жизненному выбору, который можно охарактеризовать одним словом: безразличие. Пиррон живет в совершенном безразличии ко

1 Д.Л., IX, 66.

2 РЫ1о$орЬе8 (аоУ$1е$. Тех1е8 (гаёшК раг 1лои Юа Ншау е( В. Сгупраз.

Рап8, 1980, р. 1414*. На этом примере П. Рикман показывает, что высшая даосская простота — это чистая виртуальность и отсутствие желаний (см.: ЗНИао. Ье$ ргороз 8иг 1а рещШге <1и тоше СкгоиШе-атёге. Тга<1. е1 соттепише ёе Р. Кусктапз. Рапз, 1984, р. 12).

125

всему. Он всегда пребывает в одном и том же состоянии1 — не испытывает никаких эмоций, не ощущает ка- кой-либо перемены в своих наклонностях под влиянием внешних обстоятельств; он не придает значения тому, что он находится в таком-то или таком-то месте, встречается с таким-то или таким-то человеком; не полагает различия между тем, что обычно считается опасным или, наоборот, безобидным, между работой, почитаемой чистой или грязной, между тем, что зовется страданием или удовольствием, жизнью и смертью. Ведь оценочные суждения людей основываются лишь на соглашениях. Им не дано знать, хорошо или дурно нечто само по себе. И несчастья их происходят на поверку оттого, что они стремятся обрести то, что они считают хорошим, или избежать того, что представляется им дурным. Если человек не станет проводить такие различия между вещами, если он воздержится от оценочных суждений и от предпочтения одного другому, сказав себе: «Не более это, чем то», он обретет покой и безмятежность, и ему уже не придется себя в чем-то убеждать. Важны не дела -г- важно относиться к тому, что ты делаешь, с безразличием. Итак, цель философствования Пиррона — утвердиться в состоянии совершенной самотождественности, полнейшего безразличия, абсолютной независимости, внутренней свободы, бесстрастия; подобное состояние он почитает божественным2. Иначе говоря, для него все безразлично, за исключением безразличия к безразличным вещам, которое в конечном счете есть добродетель3 и, следовательно, абсолютная ценность. Достичь такого безразличия — задача непростая: для этого, по словам Пиррона4, необходимо «всецело отрешиться от человеческих свойств», т.е. полностью отказаться от челове-

1 дл., IX, 63.

2 См. стихи его ученика Тимона у Секста Эмпирика, «Против этиков», 20:

...О том, как вечно пребывает природа божественного и благого, Из которой следует для человека всегда одинаковая жизнь.

Здесь Пиррон предстает догматиком, как верно подчеркивают Ф. Деклева Кайцци: Р. Г>ес1еуа Са'тл. Ршопе, р. 256—258 и В. Гёрлер ОУ. ООйег) в рецензии на книгу Ф . Деклева Кайцци, «АГСЫУ Шг СеасЫсЬге бет РЫкхорЫе», Вё 67, 1985, 3. 329 Г.

3 Цицерон. О пределах... И, 13, 43 и IV, 16, 43. 'ДЛ . , IX, 66.

126

ческой точки зрения. Формулировка, надо полагать, весьма многозначительная. Возможно, здесь подразумевается, что, «отрешаясь от человеческих свойств», философ в корне меняет свое мировосприятие, преодолевая^ ограниченность человеческой, слишком человеческой, точки зрения и возвышаясь до всеобъемлющего взгляда, взгляда в некотором смысле не человеческого, открывающего наготу существования, проникающего глубже частных противоположностей и всех тех мнимых ценностей, что привнесены в мир людьми, и, быть может, способного вернуть человека в состояние простоты, предшествующее всякому различению.

Тот, кому не удается достичь столь полной отрешенности, должен упражняться, прибегая к внутреннему дискурсу, т.е. оживляя в памяти принцип «не более это, чем то» и аргументы, которыми он обосновывается. Таким образом, Пиррон и его ученики практикуют методы медитации. О самом Пирроне рассказывали1, что он искал одиночества и, бывало, разговаривал в голос сам с собой; когда же у него однажды спросили, в чем дело, он ответил: «Учусь быть добрым». А одного из его учеников, Филона Афинского, изображали так:

Сам с собой утешается, сам с собою болтает, Не обольщаясь Филон искусного спорщика славой2.

Итак, философия Пиррона, как и философия Сократа и, позднее, киников, есть прежде всего живая философия повседневности, упражнение, цель которого — изменение образа жизни.

Эникуреиэм

Эпикур3 (ок. 342—271 до н.э.) в 306 г. основал в Афинах школу, которая существовала в этом городе по крайней мере до II в. н.э. Поэма Лукреция «О природе вещей» и датируемые I в. до н.э. или II в. н.э. гигантские надписи, высеченные в городе Эноанда по распоряжению эпику-

1 Д.Л., IX, 63-64. гДЛ., IX, 69.

3 Еркиге. Ье«ге$, шахипе$, $еп(епсе$. 1п1го4., 1гш± е( сошш. раг.Г-Р. Ва1аис1ё. Рап5, 1994, в дальнейшем: Ва1аис16. Этот труд — прекрасное введение в

эпикурейскую философию. Греческий текст с итальянским переводом см. в кн.: Ергсиго. Ореге, её. О. АгН^ЬеШ. Топпо, 1973, в дальнейшем: АглвЬеШ5*.

127

рейца Диогена1, пожелавшего ознакомить сограждан с сочинениями и доктриной Эпикура, — свидетельства тому, с каким миссионерским рвением приверженцы этого философа, даже те, что жили далеко от Афин, распространяли его идеи.

Опыт и выбор

Отправным пунктом эпикуреизма послужили некоторый опыт и некоторый выбор. Опыт «плоти»:

Голос плоти — не голодать, не жаждать, не зябнуть. У кого есть это, и кто надеется иметь это и в будущем, тот даже с Зевсом может поспорить о счастьеа.

«Плоть» здесь — не анатомическая часть тела, а в почти что феноменологическом и, кажется, совершенно новом для философии смысле субъект страдания и наслаждения, т.е. индивидуум. Как хорошо показал К. Диано, Эпикур, для того чтобы изъяснить свой опыт, непременно должен был говорить о «страдании», «удовольствии», «плоти», поскольку

[...] не было иного способа добраться до человека, указать на него рукой в безусловной историчности его бытия в мире и открыть наконец то, что мы называем «индивидуумом» и без чего невозможно говорить о человеческой личности [...] Ибо только в «плоти», страждущей или ублаготворенной, проявляется наше «я» — наша душа, — открываясь себе самому и другим людям [...] Вот почему величайшие деяния милосердия [...] — те, что направлены на плоть, те, что утоляют ее голод и жажду /.../3

Впрочем, «плоть» не отделена от «души», если верно, что не бывает неосознанного удовольствия или страдания и состояние сознания отражается, в свою очередь, на «плоти».

Итак — опыт. Но в то же время и выбор: важно, прежде всего, избавить «плоть» от страданий и, таким образом, дать ей возможность наслаждаться. Для Эпикура сократи-

1Ою&епе$ оГ Ошоапёа. ТЪе Ер1сигеап 1п$спр1юп, её. М.Р. 8тИН. №роН,

1992.

2Эпикур. Ватиканское собрание изречений, § 33, Ва1аиёё, р. 2136*. Я воспроизвожу перевод Ж.-Ф. Балоде, добавляя упоминание Зевса, кото-

рое, будучи, по-видимому, позднейшей вставкой в текст рукописей, представляется мне оправданным, ввиду того что в греческом тексте стоит кап7*.

3 С. О1апо. Ьа рЫ1о$орЫе <3и рЫ51Г е( 1а 8осгё1ё ёе§ агшз (см. с. 113, примеч. 1).

128

ческий и платоничес!сий выбор в пользу стремления к Благу есть самообман: в/действительности индивидуумом движет лишь стремление к наслаждению и личный интерес. Задача философии — подвергнуть наслаждение рациональному исследованию, т.е., по сути, исследовать единственное подлинное наслаждение, чистое наслаждение существованием. Ибо все человеческие горести и беды объясняются тем, что люди не ведают, в чем состоит истинное наслаждение. Стремясь к наслаждению, они неспособны достичь его — или оттого, что не могут удовлетвориться тем, что имеют, или оттого, что стремятся к недостижимому, или же оттого, что отравляют себе всякое удовольствие постоянным страхом его лишиться. В некотором смысле можно сказать, что страдания людей происходят по большей части от вздорных мнений и, следовательно, главная их виновница — душа1. А посему миссия философии, миссия Эпикура — прежде всего врачевание: надо исцелить болезнь души и научить человека наслаждаться.

Этика

Основополагающий выбор оправдывается, в первую очередь, с помощью теоретического дискурса в области этики, дающего определение подлинного наслаждения и призывающего к ограничению желаний. В эпикурейской теории наслаждения историки философии правомерно находят отголосок тех споров о наслаждении, которые велись в платоновской Академии2; о них свидетельствуют диалог Платона «Филеб» и X книга «Никомаховой этики» Аристотеля. Согласно Эпикуру, существуют удовольствия «движения», «приятные и сладостные», которые, проникая плоть, вызывают сильное, но кратковременное возбуждение. Когда человек ищет единственно таких наслаждений, это становится причиной неудовлетворенности и страдания, поскольку жажда подобных удовольствий ненасытима и к тому же, достигнув определенной силы, они

1 Цицерон. О пределах... I, 18, 57—59, 63. См.: А.-А Уое1ке. Ьа рНОозорЫе сотте 1Нёгар1е <1е Г&те... р. 59—72, «Орхшопз Ук1е5 е11гоиЫе5 <1е Г&те».

2 Я.-/. Кгйтег. Р1а1ош5ти5 ипс! НеПетзйБсЬе РЬПозорЫе, 8. 164—170,

188-211,216-220. .

129

оборачиваются страданиями. От этих преходящих удовольствий следует отличать устойчивое наслаждение, удовольствие покоя как «состояние равновесия». Это состояние ублаготворенного тела, избавленного от страданий — не испытывающего ни холода, ни голода, ни жажды:

Все, что мы делаем, мы делаем затем, чтобы не иметь ни боли, ни тревоги; и когда это, наконец, достигнуто, то всякая буря души рассеивается, так как живому существу уже не надо к чему-то идти, словно к недостающему, и чего-то искать, словно для полноты душевных и телесных благ. В самом деле, ведь мы чувствуем нужду в наслаждении только тогда, когда страдаем от его отсутствия: а когда не страдаем, то и нужды не чувствуемх.

С этой точки зрения удовольствие как отсутствие страдания есть абсолютное благо: оно не способно возрастать, к нему не может прибавиться новое удовольствие, «как чистота безоблачного неба, сверкающая и не замутненная, не может блистать ярче»2. Это постоянное удовольствие имеет иную природу, нежели удовольствия скоропреходящие. Оно противоположно им, как бытие — становлению, определенное — неопределенному и бесконечному, покой — движению, вневременное — временнбму3. Кому-то, наверное, покажется странным, что Эпикур возносит на такую высоту простое отсутствие голода или жажды и удовлетворение насущных жизненных потребностей. Но можно предположить, что это состояние свободы от телесного страдания, состояние равновесия, вызывает у человека глобальное, синестезическое9* чувство собственного существования: избавившись от состояния неудовлетворенности, которое понуждало его растрачивать себя в погоне за какимто частным благом, он наконец обретает возможность осознать нечто неизъяснимое, что неосознанно уже присутствовало в нем, — наслаждение своим существованием или, по выражению К. Диано, «подлинностью чистого существования»4. Состояние это сходно с «достаточным, совершенным и полным счастьем», о котором говорит Руссо в «Прогулках одинокого мечтателя»:

1 Эпикур. Письмо к Менекею, § 128, Ва1аис1е, р. 194'*.

1 Сенека. Письма к Луцилию, ЬХУ1, 45. См.: С. Э1апо. Ьа рЫ1о$орЫе с1и р1а181Г е( 1а зосШб <1е$ аш1$, р. 358.

3Я.-/. Кзгйтег. Ор. ск., 8. 218.

4С. Вито. Ьа рЫ1о$орЫе <1и р1а1$1г е11а 8ос1ёгё <1е8 апив, р. 364.

130