Ado_Chto_takoe_antichnaya_filosofia

Гость из Афин! Мы много уже наслышаны о твоей мудрости (зорШёз) и странствованиях, именно, что ты, стремясь к мудрости (рНИозорНеоп) и желая повидать свет, объездил много стран1.

Эти строки из Геродота проливают свет на то, как понимали тогда мудрость и философию. Солон отправлялся в путешествия, чтобы почерпнуть новые знания, обогатить свои представления о действительности и о людях, открыть для себя другие края и другие нравы. Еще раз заметим, что досократики, по-видимому, обозначали свою интеллектуальную активность словом Ызюпа — «исследование»2. Познания, подобные тем, какие приобрел Солон за годы странствий, могут сделать того, кто ими обладает, хорошим судьей во всем, что касается человеческой жизни. Поэтому Крез спрашивает у Солона, кто, по его мнению, самый счастливый человек. И тот отвечает: никто не может быть назван счастливым, покуда не окончит свои дни.

Итак, рассказ Геродота обнаруживает существование слова, которое или уже было в ходу, или, во всяком случае, должно было получить распространение в Афинах V в., Афинах победившей демократии и преуспевающих софистов. Со времен Гомера слова с корнем рЫ1ообозначали какую-либо склонность — когда человек находит интерес, удовольствие или даже смысл своей жизни в определенной деятельности. Например, рЫ1о-ро§1а — это расположенность к пьянству, рЫ1о-иш1а — склонность к стяжанию почестей, рЫ1о-8орЫа — соответственно влечение к мудрости, зорЫа3.

Философская деятельность, гордость Афин

Афиняне V в. гордились тем, что в их городе процветала интеллектуальная деятельность, поощрялись наука и культура. В надгробной речи над первыми воинами, павшими в Пелопоннесской войне, афинский государственный деятель Перикл восхваляет образ жизни афинян в таких выражени-

1Геродот. История, I, ЗО4*.

2См. выше, с. 25; если Гераклит во фр. 35 действительно говорил о философах (см. с. 30, примеч. 2), то это означает, что он связывал философию с исследованием.

3О слове рЫккорЬов см. также: ЕЛ Науе1оск. РгеГасе Ю Р1аЮ. СатЬгОДе, Маю., 1963, р. 280—283; Ж ВигкеП (статья, указанная на с. 30, примеч. 1),

8.172.

31

ях: «Мы поклоняемся прекрасному, соблюдая меру, и философствуем, не впадая в изнеженность»1. Два слова здесь имеют корень рЫ1о-: рЫ1ока1ет и рНИозорЬет. Попутно заметим, что перед нами косвенное свидетельство триумфа демократии. Высокое достоинство (аге1ё) теперь могут обрести не одни только исключительные личности, люди благородного происхождения, но и все прочие граждане, если они питают любовь к прекрасному и их влечет к себе мудрость, зорЫа. В начале IV в. оратор Исократ затронет эту тему в своем «Панегирике»: Афины открыли миру философию2.

Философская деятельность охватывает все, что относится к общей духовной культуре: умозрения досократиков, рождающиеся науки, теорию языка, риторическую технику, искусство убеждать. Иногда ее сводят к искусству аргументации — судя по тому, как упоминает о ней софист Горгий в «Похвальном слове Елене». Елена, говорит он, не была ответственна за свое деяние, поскольку действовала так либо по воле богов, либо подвергаясь насилию, либо поддавшись убеждению, либо, наконец, под влиянием страсти5*. Далее Горгий различает три вида убеждения посредством слова; один из них — «состязания философских речей». Вероятно, Горгий подразумевает публичные споры, которые софисты устраивали между собой, выставляя напоказ свои таланты. При этом обсуждались не конкретные правовые или политические проблемы, а отвлеченные вопросы общекультурного характера.

Понятие $орМа

Слова рЫ1о-8орНо8 и рЪПо-зорНет предполагают, таким образом, другое понятие — понятие 8орЫа, но важно уяснить, что тогда еще не существовало философского определения этого понятия.

Пытаясь определить термин 8орЫа, современные интерпретаторы постоянно колеблются между понятием знания и понятием мудрости. Кто назывался 8орЬо8 — тот ли, кто многое знает, многое повидал, много странствовал, кто об-

1 Фукидид. Пелопоннесская война, II, 40, 1.

2 Исократ. Панегирик, § 47.

32

ладает энциклопедической культурой, или же тот, кто благоразумен в своих поступках и умеет быть счастливым? Мы еще не раз повторим, что эти два понятия отнюдь не исключают друг друга: подлинное знание — это в конечном счете умение, а подлинное умение — это умение творить благо.

Со времен Гомера слова зорЫа и зорЬоз употреблялись в самых различных контекстах, в связи с действиями и способностями, как будто бы не имеющими никакого отношения к «философам»1. В «Илиаде» Гомер2 упоминает о корабельном зодчем, который благодаря советам Афины «разумеет всю мудрость (зорЫа)», т.е. весьма искусен в своем ремесле. Точно так же в гомеровском гимне «К Гермесу»3 вслед за рассказом об изобретении лиры повествуется о том, что этот бог «изобрел искусство премудрости (зорЫа) новой» — придумал свирель. Таким образом, и здесь речь идет о некоем умении, о музыкальном искусстве.

Если судить по этим двум примерам, естественно возникает вопрос, не означает ли слово зорЫа применительно и к корабельщику, и к музыканту, скорее всего, практику, которая подчиняется строгим расчетам и правилам4 и предполагает наставничество и выучку, но, сверх того, требует еще и содействия какого-нибудь бога, милостиво открывающего ремесленнику или художнику секреты мастерства и помогающего им в их искусстве.

Аналогичным образом в VII в. до н.э. Солон5 употребляет слово зорЫё для обозначения поэтического творчества, которое, будучи результатом длительных упражнений, в то же время вдохновляется Музами. Могущество поэтического слова, внушаемого Музами и придающего смысл событиям человеческой жизни, ярко запечатлено у Гесиода, в начале VII в. Хотя Гесиод не использует самого слова зорЫа,

1 В. 01а<И%о\*. ЗорЫа ипс! Козтоз. НИдезЬеип, 1965; СВ. Кефгё. ТЪе 1шаве оГ 1Ье Мап ш Сгеесе т 1Ье Репос! ЪеГоге Р1а1о. — 1таве$ оГ Мап. Мё1ап^е§ УегЬеке. Ьоиуат, 1976, р. 18—28.

2Илиада, XV, 411.

3Гомер. К Гермесу, I, 511.

4/ . ВоИаск. Ше ЫзКмге <1е зорЫе (рецензия на книгу Б. Гладигова, см.

выше, примеч. 1). — «Кеуие дез ёШдез вгесяиез», I. 81, 1968, р. 551. 5 Солон. Элегии, I, 52.

33

он с большой художественной силой раскрывает содержание поэтической мудрости. Это свидетельство тем более интересно, что он проводит параллель между мудростью поэта и царя1. Именно Музы вдохновляют разумного правителя. Музы возливают на язык своего избранника сладкую росу: народы

Все на такого глядят, как в суде он выносит решенья, С строгой согласные правдой. Разумным, решительным словом Даже великую ссору тотчас прекратить он умеет.

Слова поэта также способны обращать сердца:

Если нежданное горе внезапно душой овладеет, Если кто сохнет, печалью терзаясь, то стоит ему лишь

Песню услышать служителя Муз, песнопевца, о славных Подвигах древних людей, о блаженных богах олимпийских, И забывает он тотчас о горе своем; о заботах Больше не помнит: совсем он от дара богинь изменился6*.

Здесь уже явно выражена одна из основополагающих идей античности — идея о психагогическом7* значении дискурса

иоб исключительной важности владения словом2. Слово оказывается действенным в двух совершенно различных сферах: в правовых и политических спорах (цари творят суд

ипрекращают раздоры) и в поэтических грезах (поэт свои-

ми песнями завораживает души людей). Мнемозина, матерь Муз, есть «забвение зла и отдохновение от забот»3. В завораживающем действии поэзии можно усмотреть и предвосхищение тех философских духовных упражнений, как дискурсивного, так и созерцательного порядка, которые будут практиковаться позднее. Ибо Музы заставляют людей забывать о горестях не только красотой своих песен

ивеличием воспеваемых ими деяний: они наделяют поэта

итого, кто ему внимает, космическим видением. И если они «радуют разум великий отцу своему на Олимпе»4, то именно потому, что в своих песнопениях вещают ему, «что

1	Гесиод. Теогония, 80—103.
2	См.: С. Котеуег-йИегЬеу. Ьез 5орЫз1ез, р. 45—49; Р. Ьат Еп1га1&>. ТЪе
ТЬегару оГ 1Ье >Уок1 т С1аз51са1 АпНяш1у.		Науеп, 1970 (рецензия
Ф. Кудлиена — «Спотоп», 1973, 8. 410—412).

3Гесиод. Теогония, 55.

4Гесиод. Теогония, 378*.

34

было, что есть и что будет». То же воспевает в «Теогонии» и сам Гесиод. Одна эпикурейская сентенция, приписываемая ученику Эпикура Метродору, гласит: «Помни, что, будучи смертным по природе и получив ограниченное время (жизни), ты восшел, благодаря размышлениям о природе, до бесконечности и вечности и узрел "то, что есть и что будет, и то, что минулоV. И еще до эпикурейцев Платон говорил, что душа, которой присущи возвышенные помыслы и которая созерцает целокупное время и бытие, не будет считать смерть чем-то ужасным2.

8орЫа может обозначать, кроме того, и умение обращаться с людьми — умение, порой доходящее до хитрости и притворства. Например, в принадлежащем Феогниду (VI в. до н.э.) собрании сентенций, обращенном к юноше Кирну и по порядку излагающем азы аристократического воспитания, мы находим такой совет:

Каждому из твоих друзей, о Кирн, выказывай разный характер. Приноравливайся к различным мнениям. Нынче следуй одному, а завтра яви иную склонность. Ведь ловкость (зорЫё) лучше™*, чем даже великая доблесть (аге1ё)3.

Итак, мы видим, насколько богато и многообразно содержание понятия зорЫа. Все это многообразие отражено в легендарном представлении о Семи мудрецах4, сохранившемся в памяти народа и ставшем достоянием истории. Упоминание о Семи мудрецах встречается у некоторых поэтов VI в., а затем у Геродота и Платона. Фалес Милетский (конец VII—VI вв.) обладает, прежде всего, знанием, которое мы могли бы охарактеризовать как научное: он предсказывает солнечное затмение 28 мая 585 г., утверждает, что Земля покоится на воде; но, помимо того, он отличается и своими техническими познаниями: ему приписывают изменение русла реки; наконец, Фалес обнаруживает политическую дальновидность, он пытается спасти греков Ионии, советуя им объединиться в союз. О Питтаке из Митилены

1 См.: Еркиге. Ьепгез, тахипез, земепсез. Тгайик е! соттеп1ё раг .Г-Р. Ва1аи<1ё. Рапа, 1994, р. 210 («степсе 10)9*.

2Платон. Государство, 486 а.

3Феогнид. Элегические стихи, 1072 и 213.

4В. 8пе11. ЬеЬеп цпс! Мешипвеп йст 51еЬеп \Уе15еп. МОпсЬеп, 1952.

35

известно немногое: мы располагаем сведениями лишь о его политической деятельности. Афинянин Солон (VII—VI вв.)

— это тоже, как мы видели, государственный деятель, чье благотворное законодательство оставило по себе долгую память, но это еще и поэт, выражающий в стихах свой нравственный и политический идеал. Спартанец Хилон, Периандр из Коринфа, Биант из Приены (самый активный период их жизни приходится на начало VI в.) — также государственные мужи, прославившиеся своей законодательной или же ораторской и судебной деятельностью. Сведения о Клеобуле из Линда наименее достоверны: до нас дошло лишь несколько стихов, связываемых с его именем. Семи мудрецам приписывались изречения, «краткие и достопамятные слова»1, произнесенные каждым из них, когда, собравшись в Дельфах, они решили посвятить Аполлону, в его храме, лучшие плоды своей мудрости и сделали надписи, которые повторяют все: «Познай самого себя» и «Ничего сверх меры». Действительно, весь список изречений, принадлежащих, как считалось, Семи мудрецам, был высечен у входа в Дельфийский храм. Обычай высекать на камне эти изречения, дабы их читали прохожие, получил в греческих городах широкое распространение. Так, например, в 1966 г. в АйХануме, на границе нынешнего Афганистана, при раскопках одного из городов древнего Греко-Бактрийского царства была найдена полуразрушенная стелла, которая, как доказал Л. Робер, первоначально содержала полный список из ста сорока дельфийских изречений. Они были высечены в III в. до н.э. по распоряжению Клеарха2, последователя Аристотеля. Отсюда ясно, какое значение придавали греки нравственному воспитанию3.

Начиная с VI в., с развитием «точных» наук — медицины, арифметики, геометрии, астрономии — в содержании понятия зорЫа появляется еще одна составляющая. Люди «многоопытные» (зорНоО есть теперь не только в искусстве или в политике, но и в сфере науки. Далее, со времен Фа-

1Платон. Протагор, 343 а—Ь.

2Ь. КоЬегХ. Е)с Е)с1рЬе8 к ГОхиз. ЫзспрИопз вгесяиез поиуе11е8 с!е 1а Вас1папе. — «Асадёпие ёез т8спр1юп$ е1 Ъе11е5-1еПге§. Сотр1ез гепдиз», 1968,

р.416-457.

3См.: I. Наёо1. ТЪе ЗртШа! Сшс1е, р. 441—444.

36

леса Милетского вырабатывалась все более и более строгая рефлексия в области того, что греки именовали словом рЬу818, обозначающим явление развития живых существ, человека и вселенной, — рефлексия, которая, впрочем, зачастую была тесно связана (как, например, у Гераклита и особенно у Демокрита) с этическими размышлениями.

Что касается софистов, то это название они носят оттого, что преподают молодым людям «мудрость», 8ор\\\а*. «Мое ремесло — мудрость», — гласила эпитафия Фрасимаха1. Для софистов слово 8орЫа означает, в первую очередь, ловкость

вполитических делах, но в его значение входят также вс* отмеченные нами элементы, и в том числе осведомленное

внауках, хотя бы постольку, поскольку она составляет час1 общей культуры.

III

ФИГУРА СОКРАТА

Сократ оказал решающее влияние на определение «философа», данное Платоном в диалоге «Пир» и свидетельствующее о глубоком понимании парадоксального положения философа среди прочих людей. Поэтому мы должны уделить особое внимание этому мыслителю — не историческому Сократу, о котором трудно составить сколько-нибудь верное представление, а той мифической фигуре Сократа, что изображена у первого поколения его

последователей.

Образ Сократа

Сократа нередко сравнивали с Христом1. Помимо других аналогий, верно то, что оба они имели огромное историческое влияние, хотя их деятельность была ограничена ничтожно малым, по меркам мировой истории, пространством и временем: небольшой город, маленькая страна; верно и то, что у них было совсем немного учеников. Оба ничего не написали, но мы располагаем свидетельствами «очевидцев»: о Сократе мы знаем из «Воспоминаний» Ксенофонта и диалогов Платона, о Христе — из Евангелий; при этом, однако, нам очень трудно с достоверностью восстановить облик исторического Христа и исторического Сократа. Приверженцы их2 после смерти своих учителей основали школы, чтобы распространять их идеи, но очевидно, что школы, созданные «сократиками», разнятся между собой гораздо больше, нежели общины первых христиан, — за этим угадывается сложность сократовской мысли. Сократ вдохновил таких несхожих мыслителей, как Антисфен, основатель школы киников, который проповедовал воздержанность и строгий образ жизни и тем самым

1 ТН. Е>етап. 5осга1е е1.1&и8. Рапа, 1944. О Сократе см.: Р.	5осга1е.
Рапз, 1985; Е. МаПепз. 01е 8асЬе дез 8окга1ез. 8шП8аП, 1992.

2 См. кн. Ф. Вольфа (Р. НЫ& 5осга1е, р. 112—128), раздел «Семейный альбом», где прекрасно охарактеризованы различные ученики Сократа и Христа.

существенно повлиял на стоицизм; Аристипп, основатель киренской школы, для которого искусство жить состояло в том, чтобы извлекать как можно большую выгоду из всякой конкретной ситуации и который отнюдь не презирал изнеженность и наслаждения, что должно было оказать значительное влияние на эпикуреизм; Евклид, основатель мегарской школы, знаменитый своей диалектикой. Но только один из учеников Сократа, Платон, остался в истории победителем — потому, что он сумел придать своим диалогам непреходящую литературную ценность, или же, скорее, потому, что основанная им школа существовала на протяжении столетий, спасая от забвения его диалоги и развивая или, быть может, искажая его учение. Во всяком случае, все эти школы объединяет одно: с ними появляется понятие, или идея, философии, мыслимой как определенный дискурс, связанный с некоторым образом жизни, и как некоторый образ жизни, связанный с определенным дискурсом.

Возможно, наше представление о Сократе было бы совсем иным, если бы время сохранило для нас сочинения, созданные во всех школах, что были основаны его последователями, и тем более — если бы до нас дошли все литературные «сократические» диалоги, в которых выведен Сократ, беседующий со своими согражданами. Как бы то ни было, следует помнить, что основная особенность диалогов Платона, само построение этих диалогов, где Сократ почти всегда играет роль вопрошающего, допытывающегося, — это не выдумка Платона; его знаменитые диалоги принадлежат к определенному жанру — жанру «сократического» диалога, созданному последователями Сократа1. Успех этой литературной формы позволяет нам предположить, что личность Сократа и его манера вести беседы с афинянами произвели на современников, и особенно на его учеников, чрезвычайно сильное впечатление. Что касается сократических диалогов, написанных Платоном, то оригинальность этой литературной формы заключается не столько в использовании дискурса, разделенного на вопросы

1 Аристотель. Поэтика, 1447 Ь 10. См.: С. IV. МйИег. 01е Киг2<Иа1о8е <1ег АррепсИх РЫогиса. МИпсЬеп, 1975, 5. 17 Г.

39

и ответы (диалектический дискурс существовал и до Сократа), сколько в той роли, которая отведена центральному персонажу диалога — Сократу. Отсюда — весьма своеобразное отношение между автором и его произведением, с одной стороны, и между автором и Сократом — с другой Автор создает видимость, что его сочинение написано с позиции человека постороннего, он будто бы довольствуется тем, что лишь воспроизводит спор, в котором сталкиваются противоположные тезисы: мы можем, самое большее, предположить, что он отдает предпочтение тезису, защищаемому Сократом. Словом, он как бы надевает маску Сократа. Так обстоит дело со всеми диалогами Платона. Здесь мы никогда не видим платоновского «я». Платон не упоминает о себе даже затем, чтобы сообщить читателю, что это он записал диалог; он не включает себя и в число действующих лиц. Но он, конечно, и не уточняет, что в излагаемых им речах принадлежит Сократу, а что — ему самому. Поэтому в его диалогах часто очень трудно отделить учение Сократа от философской доктрины Платона. Так Сократ вскоре после своей смерти становится мифологической фигурой. Но именно этот миф о Сократе наложил неизгладимый отпечаток на всю историю философии.

Сократическое незнание и критика софистического знания

В «Апологии Сократа», где Платон по-своему воспроизводит речь Сократа перед судьями во время процесса, на котором он был приговорен, последний рассказывает, как один из его друзей, Херефонт1, спросил у дельфийского оракула, есть ли на свете человек более мудрый (зорНоз), чем Сократ, и оракул ответил, что нет никого мудрее Сократа. Тогда Сократ задал самому себе вопрос, что хотел сказать оракул, и пустился в долгое исследование; он стал присматриваться к людям, которые, согласно представлениям древних греков (о чем мы говорили в предыдущей главе), обладали мудростью, т.е. умением: государственным мужам, поэтам, ремесленникам, — чтобы отыскать между ними человека более мудрого, чем он сам. И вот Сократ приметил, что все эти люди думают, будто они всё знают, а

1 Платон. Апол., 20—23.

40