Сравнительный анализ поэтики старших и младших символистов

«Старших» и «младших» символистов обычно разделяют как эстетов и мистиков. Здесь важно сравнить, в первую очередь их отношение к символу. Если для «старших» символ – одно из средств словесного искусства, то для мистически настроенных «младших» это знак потустороннего («символ всегда многозначен и темен в последней глубине» Вяч. Иванов). М.Л.Гаспаров выделяет два возможных понимания символа: «светское»: символ как риторический прием, применимый к любому материалу, и «духовное»: связанный с религиозной тематикой земной знак несказуемых небесных истин. «Светское» понимание – у «старших», «духовное» - у «младших».

Соответственно, если для старших символизм – литературная школа, то для младших – мировоззрение и вера.

Но глухой преграды между двумя потоками символистского творчества не было. Участников обоих сближало, прежде всего, общее «нет» материализму, позитивизму и их эстетическим кореллятам – натурализму, измельчавшему реалистическому бытописанию, трафаретам гражданской поэзии. Всем символистам был близок романтический культ искусства как свидетельства высших духовных потенций человечества. Интуитивное постижение мира казалось всем символистам неизмеримо высшим, чем научное познание. Символистами особенно почиталась музыка как наименее рассудочный и наиболее «магический» вид творчества. Культ красоты и ее служителей у символистов, уверенных в том, что «именно искусство есть творчество жизни», позволяет также говорить о «панэстетизме» символистов (З.Г.Минц).

Символисты обеих «вер» выступили за обновление искусства слова. Стремясь к адекватной передаче сложных чувствований «современной души», зачинатели русского символизма впитали новации европейской лирики: субъективность знака и ассоциации, аллюзивное и «энигматическое» (загадочное) письмо, экзотизм метафоры и перифразы, магию» повтора и «напева» как средств «музыкального» внушения.

У «старших» в 90-е гг. преобладали в лирике переживания декадентского «сплина», тоска «томления» в земной юдоли, исчерпанности и одиночества человека., сетования на бессмыслицу бытия, страх перед житейский «трясиной». В качестве примера – см. стихотворения Гиппиус «Песня», «Посвящение», Сологуба – «В поле не видно ни зги…», «Недотыкомка серая», «Я живу в темной пещере…» и т.д. (практически все стихотворения Сологуба).

В начале нового века настроения общественного подъема повлияли на тональность символистской поэзии. Так, знаменательна метаморфоза Бальмонта, который из певца элегической печали «под северным небом» превратился в бунтаря, поющего гимны жесткой силе и примеряющего маску «художника-дьявола» (в 1900 г. выходит его сборник «Горящие здания»).

Тематика произведений «младших» символистов отличалась тем, что, во-первых, на становление «младших», в отличие от «старших» в большой степени повлияла традиция русской романтической поэзии, и особенно – философская лирика Фета и Вл. Соловьева. Пронизавшая поэзию Соловьева мифологема Софии, этого воплощения «всеединства», его культ Вечно-Женственного как идеального начала бытия определили и тип спиритуальной младосимволистской лирики, и смысл такого ее высшего создания как «Стихи о Прекрасной Даме» Блока. Эстетика Соловьева, видевшего художника мистическим посредником между горним и дольним в «теургической» (богодейственной) миссии «пересоздания» отдельной личности и тем самым, обновления бытия, соловьевское понимание искусства как силы, просветляющей и преображающей весь человеческий мир, определила контуры этико-эстетической утопии младосимволистов.