I am the only specialist in the world.'

Я единственный в мире специалист.

'Aha!

– А а!

You're a historian?'

Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.

Berlioz asked with great relief and respect.

– Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!

'I am a historian,' the scholar confirmed, and added with no rhyme or reason: This evening there will be an interesting story at the Ponds!'

И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

Once again editor and poet were extremely surprised, but the professor beckoned them both to him, and when they leaned towards him, whispered: 'Bear in mind that Jesus did exist.'

– Имейте в виду, что Иисус существовал.

`You see. Professor,' Berlioz responded with a forced smile, `we respect your great learning, but on this question we hold to a different point of view.'

– Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.

`There's no need for any points of view,' the strange professor replied, 'he simply existed, that's all.'

– А не надо никаких точек зрения! – ответил странный профессор, – просто он существовал, и больше ничего.

'But there's need for some proof...' Berlioz began.

– Но требуется же какое нибудь доказательство… – начал Берлиоз.

"There's no need for any proofs,' replied the professor, and he began to speak softly, while his accent for some reason disappeared: 'It's all very simple: In a white cloak with blood-red lining, with the shuffling gait of a cavalryman, early in the morning of the fourteenth day of the spring month of Nissan...'[27]

– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему то пропал: – Все просто: в белом плаще…

CHAPTER 2.

Глава 2

Pontius Pilate

Понтий Пилат

In a white cloak with blood-red lining, with the shuffling gait of a cavalryman, early in the morning of the fourteenth day of the spring month of Nisan, there came out to the covered colonnade between the two wings of the palace of Herod the Great' the procurator of Judea, [2] Pontius Pilate. [3]

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

More than anything in the world the procurator hated the smell of rose oil, and now everything foreboded a bad day, because this smell had been pursuing the procurator since dawn.

Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета.

It seemed to the procurator that a rosy smell exuded from the cypresses and palms in the garden, that the smell of leather trappings and sweat from the convoy was mingled with the cursed rosy flux.

Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя.

From the outbuildings at the back of the palace, where the first cohort of the Twelfth Lightning legion, [4] which had come to Yershalaim [5] with the procurator, was quartered, a whiff of smoke reached the colonnade across the upper terrace of the palace, and this slightly acrid smoke, which testified that the centuries' mess cooks had begun to prepare dinner, was mingled with the same thick rosy scent.

От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух.

'Oh, gods, gods, why do you punish me? ...

О боги, боги, за что вы наказываете меня?

Yes, no doubt, this is it, this is it again, the invincible, terrible illness... hemicrania, when half of the head aches ... there's no remedy for it, no escape ...

«Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения.