15. Лирика Лермонтова 1828-1836 гг. Трагедия романтической личности. Лирика Лермонтова 1837-1841 гг. Пути преодоления трагедии романтической личности.

Судьба не баловала Лермонтова. Ему еще не исполнилось и два с половиной года (он родился 3/15 октября 1814 года в Москве), когда умерла его мать (24/II 1817 г.). С этого времени неприязнь между его отцом (Ю. П. Лермонтовым) и бабушкой (Е. А. Арсеньевой), свойственная им и раньше, усугубилась борьбой за Михаила. Распря глубоко любимых им людей психологически травмировала мальчика. Позднее ему пришлось переживать утрату горячо любимого отца (1/Х 1831).

Бесспорно, что разлад в семье, тягостно переносимый поэтом, сказался на ранних его произведениях. Самые первые из известных нам поэтических опытов Лермонтова относятся к 1828 году. Собрания его сочинений обычно открываются одним из этих произведений под названием «Осень». Это ученическое стихотворение хорошо вводит в раннюю лирику поэта, лирику пессимистических раздумий об окружающем мире.

Исследователи намечают различные периоды эволюции лирики Лермонтова: с 1828 по 1832 и с 1833 по 1841; с 1828 по 1835 и с 1836 по 1841; с 1828 по 1832, с 1833 по 1836 и с 1837 по 1841 год. На наш взгляд, первый период лирики Лермонтова убедительнее ограничить 1828—1836 годами. Основные темы юношеских стихов Лермонтова: природа, дружба, любовь, взаимоотношения людей, социально-политическая борьба, жизнь и смерть, человек и мироздание. Среди них не без влияния отечественной (Пушкин, Баратынский, Веневитинов) и западноевропейской (Шиллер, Байрон, Т. Мур, Гете, Гейне) литератур особо важное значение приобретает философское осознание бытия, места и роли в нем человека.

Уже в самых ранних своих стихах Лермонтов, превосходный знаток литературы, предстает поэтом ярко выраженной интеллектуальности, глубокой внутренней сосредоточенности, деятельной, протестующей мысли. Он провозглашает: «Жизньскучна: когда боренья нет… Мне нужно действовать». Его основной лирический герой, выражающий чувства и мысли поэта, мятущийся, совмещает в себе «священное с порочным“ (“1831-го июня 11 дня»). Во всем разочаровавшийся, противопоставленный окружающей его повседневности, возвышающийся над толпой жалких, мелких и пошлых людей, он превосходит их пылкой душой, пытливым умом, силой воли и, чем дальше, тем больше проявляет черты духовного величия, титанизма и демонизма.

В юношеской поэзии Лермонтова большое место занимает любовь — «страсть сильнейшая“ (“1831-го июня 11 дня»): пламенная, глубокая, нежная, по чаще неудовлетворенная, несчастная, омраченная безответностью, коварством, изменой, приносящая лишь муки и страдания. В том же романтическом ключе раскрываются и другие переживания лермонтовского лирического героя. Его дружеская доверчивость обманута, натолкнулась на зависть, клевету и злобу. Попытки понять тайны бытия ограничивались малыми человеческими возможностями ( «Письмо“). Уделом лирического героя ранней лермонтовской поэзии стали трагический разлад между мечтой и действительностью (“1831-го июня 11 дня», «Чаша жизни»), горестное сознание невозможности «употребить» свои дарования и силы ( «Монолог»), глубокая разобщенность с землей и небом ( «Земля и небо», «Ангел», «Я не для ангелов и рая»), замкнутость в себе, угрюмое, безысходное одиночество («Одиночество», «К***» — «Дай руку мне, склонись к груди поэта»).

В раздумьях о жизни, полной страданий и мук, лирический герой приходил к скорбным суждениям о ее скоротечности («Метель шумит, и снег валит», «Ангел»). В 1830 году тот же герой признавался: «Гляжу назад — прошедшее ужасно; Гляжу вперед — там нет души родной» ( «К***» — «Не думай, чтоб я был достоин сожаленья»). Прошел год, и он, не видя в своей жизни просвета, восклицает: «Жалок мир! В нем каждый средь толпы забыт и сир; И люди все к ничтожеству спешат“ (“7-го августа»).

В полном соответствии с романтическим пафосом начальных стихов Лермонтов рисует идеализированный образ Наполеона,«дивного героя», стоящего «выше и похвал, и славы, и людей!» ( «Наполеон»), павшего «жертвой вероломства и рока прихоти слепой», хотя и побежденного, но великого ( «Св. Елена»).

Поэт очень рано проникается идеями богоборчества. Но не в смысле прямого отрицания существования бога, а как сомнения в идеальности его разума ( «Ночь 1», «Ночь 2»), в справедливости его деяний. Осознавая несовершенства людей и губящих их обстоятельств ( «Монолог»), всего мирового порядка, герой лермонтовских стихотворений испытывает мучительные колебания между религиозной верой ( «Кладбище», «Исповедь», «Ангел») и сомнениями ( «Молитва», «Смерть»), влечением к блаженству потустороннего мира ( «Письмо», «Настанет день — и миром осужденный») и жалостью утраты земного счастья ( «Земля и небо»). В своих раздумьях Лермонтов приходит к отрицанию загробного мира ( «Отрывок» — «На жизнь надеяться страшась», «Я видел тень блаженства», «Смерть»).

Не удовлетворяясь окружающей его социальной действительностью, Лермонтов славит природу, исполненную безусловной вечной красоты ( «Прекрасны вы, поля земли родной», «Люблю я цепи синих гор», «Солнце»). Природа рисуется Лермонтовым одухотворенной, она воодушевляет, окрыляет человека.

С каждым годом взгляды Лермонтова, его основного лирического героя приобретают все более и более отчетливые социальные очертания: высшее светское общество им презирается ( «Посвящение»); простой народ вызывает нескрываемые симпатии.

Юношеская лирика Лермонтова не чужда поэтизации далекой Шотландии, с которой семейная легенда связывала происхождение его давних родичей ( «Гроб Оссиана», «Желание»). Но, лишь мелькнув в его начальных стихах как выражение еще неясных влечений, образ Шотландии уступил место конкретному облику России. Поэт с ранних лет, следуя заветам декабристов, предан идеям высокого патриотизма и героической гражданственности. Обращаясь к давно ушедшему, он рисует неравную борьбу своих соотечественников против иноземных захватчиков, их пламенную любовь к отчизне ( «В избушке позднею порою»). Поэт гордится мощью своего народа-великана, победившего грозного Наполеона, «трехнедельногоудальца» ( «Два великана»).

Поэзия Лермонтова все более и более кристаллизуется как поэзия страстно ищущей и беспощадно анализирующей мысли, как поэзия бунтарства, протеста, социально-политической борьбы. Следуя прежде всего Пушкину и декабристам, поэт с самого начала и до конца своего творческого пути воссоздает облик народного поэта-пророка, бескорыстного, смелого, активно вмешивающегося в жизнь, независимого гражданина-патриота, вдохновенного борца, воспламеняющего людей на битвы за свои человеческие права, за свободу ( «Цевница»; «Поэт»; «Русская мелодия»; «Смерть Поэта»; «Кинжал»;«Журналист, читатель и писатель»; «Пророк»). Лермонтов героизирует подвиги вольнолюбивых новгородцев ( «Приветствуютебя, воинственных славян…», 1832), связывая их с последующей освободительной борьбой, с восстанием декабристов («Новгород»). Он проникается болью за свою отчизну, в которой «стонет человек от рабства и цепей» ( «Жалобы турка»), славит тех, кто, жертвуя жизнью, выступал за свои человеческие права, за «дело общее» ( «Из Андрея Шенье“), приветствует французскую революцию 1830 года (“10 июля“) и обвиняет тиранов — царей (“30 июля»).

Противопоставляя тирании свободу ( «К***» — «О, полно извинять разврат!»), Лермонтов обращается к реальной символике, олицетворяющей свободу: белый парус ( «Парус»), парящая в небесах птица ( «Желание»).

В 1830—1831 годах поэзия Лермонтова формировалась под впечатлением французской революции, польских событий и непрерывно вспыхивавших в России в связи с холерой и чумой крестьянских восстаний. Она проникнута ожиданием народной революции ( «Предсказание»). Но, признавая право подъяремных на восстание и месть, поэт в то же время и боится их разрушительной силы. Лермонтов приходит к утверждению добра, призванного восторжествовать хотя бы и в далекой перспективе; он уносится мечтой к будущему, к «раю земли», в котором среди людей, чистейших существ, «… ни злата, ни честей Не будет. — Станут течь их дни, Невинные, как дни детей» ( «Отрывок» — «На жизнь надеяться страшась»).

Ранние стихи, относящиеся к 1828—1835 годам, не публиковались Лермонтовым, кроме «Весны», напечатанной в журнале«Ате-ней» за 1830 год, и «Паруса», обнародованного в 1841 году. Поэт воспринимал их в качестве ученических опытов, предназначенных лишь для себя.

По широте жанрово-видового диапазона ранний Лермонтов может сравниваться лишь с Пушкиным. Его привлекали формы элегии, романса и песни, мадригала и эпиграммы, монолога, обращения и письма, баллад и стансов, альбомных стихотворений и дум, эпитафий и сентенций, сатиры и сонетов. Но ведущими видами он избрал элегию, думу, монолог и послание.

В начальных стихах, стремящихся к максимальной экспрессивности, поэт охотно обращался к изобразительным средствам«поэтики ужасов»: «Везде шипят коварства змии» ( «К Д…ву»), «Проколет грудь раскаяния нож» ( «К N.N.»), «мрак земли могильный» ( «Молитва»), «слеза кровавая» ( «Farewell»).

Однако среди юношеских стихов, по преимуществу ученических, подражательных, находятся и такие высокохудожественные, как «Ангел», «Кавказ», «Желание», «Два великана», «Парус“, “1831-го июня 11 дня».

Обладающий выдающимся дарованием, обуреваемый все новыми творческими замыслами, Лермонтов не торопился печататься. Сознавая высокую ответственность писательского поприща ( «Поэт»), он готовился к нему, обогащаясь жизненным опытом, тщательно оттачивая и шлифуя свое мастерство.

В лирике 1837-1841 годов ощутимо изменяется отношение поэта к объективному миру. В зрелой лирике внешний по отношению к герою мир начинает занимать все более заметное место; Лермонтовтеперь стремится к тому, чтобы его личное переживание получало объективную основу, и не только в общем плане, но и как данное, конкретное чувство, обусловленное конкретными обстоятельствами. В стихотворениях появляются точные бытовые реалии, указываются время, те или иные социальные явления. Лермонтов отказывается от напряженного автобиографизма ранних произведений, стихотворения его приобретают более обобщенный смысл.

Герой Лермонтова чувствует свою полную разобщенность со светской толпой и с поколением, к которому он принадлежит. Трагическая коллизия еще более углубляется в результате разлада с самим собой, со своими мечтами, которые теперь кажутся вовсе несбыточными. Недовольство героя направлено и на внешний мир, и на себя. Конфликт в душе поэта обусловливается внешними обстоятельствами жизни и связан с общим развитием мира, идущего по пути «просвещенья». Тема противоположности чистой, младенческой непосредственности хитрым и коварным устремлениям века занимает теперь у Лермонтова гораздо больше места, чем в ранней лирике, где не было столь острого конфликта меж веком минувшим и веком нынешним.

Эта тема волновала не одного Лермонтова, но и Пушкина, и Баратынского, и ранних славянофилов. Для Пушкина итоги человеческого развития находятся не позади, а впереди. В отношении современного ему общества он исполнен глубочайшего пессимизма: «Где благо, там уже на страже Иль просвещенье, иль тиран». Баратынский же, напротив, склонен к принципиально иному решению: человечество движется к своему концу, и идеал заключен не в будущих итогах развития, а в начале его. Поэт выступил пессимистом и в отношении современного социального развития, и в отношении человеческого прогресса вообще. Исходя из тех же противоречий, славянофилы переключили внимание на иную сторону проблемы: только при сохранении истоков русской, национальной, самобытной культуры, только при возвращении к овеянным стариной славным народным обычаям допетровской Руси, еще не европеизированной, можно достичь идеала или рассчитывать на прогрессивное развитие русской национальности. При этом, конечно, волей-неволей закреплялись те формы и устои социально-экономической жизни, которые обусловливали национально-самобытное развитие.

Лермонтовская позиция в этом отношении не была достаточно ясной. И все же некоторые ее грани позволяют сделать вывод, что он искал самостоятельного пути, отличного от традиционных. В одном из ранних стихотворений («Кавказу»), воспринимая Кавказ в духе байронической традиции как прибежище вольности, свободных и нецивилизованных народов, далеких от европейской культуры и ее развращающего влияния, Лермонтов спрашивал:

• Ужель пещеры и скалы

• Под дикой пеленою мглы

• Услышат также крик страстей,

• Звон славы, злата и цепей?

Эта тема с особой остротой и напряженностью развивается в стихотворении «Умирающий гладиатор», где «буйному Риму», изменившему первоначальным «юношеским» грезам и ставшему «развратным», противостоит «жалкий раб», дитя природы. Гибель гладиатора, наделенного естественными человеческими чувствами, заранее предрешена, потому что ему противостоит уже извращенный цивилизацией мир, где он всего лишь «освистанный актер», а не человек. Гладиатор гибнет не в честном бою, а падает жертвой социальной несправедливости. Рим превратил его в «минутную забаву», в простую игрушку, до человеческих мучений ему нет дела («Надменный временщик и льстец его сенатор Венчают похвалой победу и позор... Что знатным и толпе сраженный гладиатор?»).

Лермонтову были созвучны байроновские мысли в «Паломничестве Чайльд-Гарольда». Рим в произведении Байрона и в переводе-переложении Лермонтова - колыбель европейской цивилизации, но Рим, уже клонящийся к закату. Естественные чувства «жалкого раба» несомненнее и человечнее мнимого прогресса и цивилизации. Вторая часть стихотворения, состоящая, как и первая, из двух строф, продолжает сравнение уже в историческом плане. Лермонтов видит историческую закономерность в том, что цивилизация, в основе которой лежат ложные достоинства, сама являет собой жалкое зрелище:

• Не так ли ты, о европейский мир,

• Когда-то пламенных мечтателей кумир,

• К могиле клонишься бесславной головою...

Дух скепсиса, жажда познания, проникшие в европейский мир, уничтожили наивную и безусловную веру, лишили его живой связи с естественными законами человеческого детства, с незамутненной чистотой «светлой юности». Теперь уже европейская цивилизация осмеяна «ликующей толпою». Лермонтов явно намекает на иллюзии просветителей, не заметивших внутренней ущербности своих разумных построений. Рядом «с язвой просвещения» идет образ «гордой роскоши», усвоенный от Руссо, считавшего, что счастье достижимо лишь при абсолютной бедности.