1. Немного об истории вопроса

В древности интеллектуально-жреческая элита Индии - брахманы - сформировала и письменно зафиксировала в различных источниках (Веды, пураны, дхарма-шастры, эпос и т.д.) представление о том, что индийский субконтинент (Джамбудвипа - букв.: «остров [яблоневого дерева] джамбу»), является центром мироздания, наиболее цивилизованной частью которого является Арьяварта, Бхаратаварша (долина реки Ганги), где проживают цивилизованные люди, включенные в строго иерархизированную варново-кастовую систему, первые три варны которой и представляли собой ариев («благородных»), т.е. людей par excellance. Эти люди имели свою дхарму[5], неукоснительное следование которой обеспечивало им прочное и четкое положение в структуре всего мироздания. Собственно наличие этой дхармы и следование ей и делало, по мысли древних, человека человеком. Вне дхармы нет человека. Остальные обитатели Вселенной располагались в зависимости от близости к центру мироздания и степени приобщенности к высокой брахманско-индуистской культуре со всей ее совокупностью обрядов и ритуалов, знания священных текстов, участия в жертвоприношениях, брачно-семейных связей, пищевых запретов и предпочтений. За чистыми представителями высших варн шли шудры, или даса («слуги, рабы»), представлявшие собой на разных стадиях развития древнего и средневекового общества низшие слои населения, которые рекрутировались из местных автохтонных племен и постепенно входили путем естественной ассимиляции в сферу влияния сначала брахманизма, а потом и нарождающихся школ, сект и направлений, которые впоследствии получат аморфное название «индуизм». За пределами цивилизации (в брахманском ее понимании) с центром в форме брахманских институтов и периферией в виде «санскритизирующихся»[6] маргинальных диких племен и общин (недо-люди, не-совсем-люди), по представлениям носителей традиции, жили те, кого обозначали словом «млеччха» - варвары, в некотором смысле не-люди. С распространением ислама в Индии и включением в конце XII в. - начале XIII в. Северной Индии в мусульманскую умму ситуация не изменилась[7]. Об этом свидетельствует Абу Рейхан ал-Бируни в своем знаменитом сочинении «Книга об Индии»: «Индийцы убеждены, что земля - это их земля, люди - это представители только их народа, цари - только их правители, религия - только их вера, наука - только та, что у них имеется. Они кичливы, тщеславны и самодовольны, но невежественны. Все это в такой степени, что если им сообщают о какой-нибудь науке или ученом в Хорасане и Фарсе, то сообщившего эту весть они считают за невежду и не верят ему по причине вышеуказанной слабости» [8]. К этому периоду, очевидно, окончательно оформился запрет на морские путешествия для представителей брахманских каст. Любое подобное путешествие влекло за собой потерю ритуальной чистоты и, как следствие, кастового статуса[9]. Лишение касты приводило к социальной смерти человека, ибо отныне он не опускался ниже по общественной лестнице, а вообще оказывался вне человеческого общества, т.е. «не-человеком» (аварнья). Но несмотря на запрет для представителей чистых каст путешествовать морским путем и отмеченный Бируни культурный «снобизм», нельзя однозначно утверждать, что индийцы (по крайне мере, эпохи средних веков) начисто отрицали всякие контакты с внешним миром. Сам арабский историк приводит слова известного астролога Варахамихиры (VI в.), утверждавшего, что «греки, хотя и нечистые, должны быть почитаемы, так как они стали искусны в науках и превзошли в них других»[10]. А философ-мимансак Кумарила Бхатта (VII в.) полагал, что «у «варваров» нельзя заимствовать никаких духовных и социальных устоев, ибо они противоречат дхарме, но можно приобретать «мирские познания», поскольку многие искусства и ремесла, подобно шелкоткачеству, исходят от них[11]. В эпоху позднего средневековья и нового времени образованные индийцы стали проявлять более активный интерес к жизни обитателей западных стран, хотя на первых порах в представлениях индийцев преобладали «европейцы без Европы»: индийская мысль анализировала впечатления от «этих, в шляпах» на индийской территории[12]. Одна часть индийской интеллектуальной элиты интересовалась научными достижениями и религиозными воззрениями европейцев. Примером такого интереса является «Письмо мудрецам Запада», которое по приказу императора Акбара написал Абу-л Фазл. В послании могольский падишах просит европейских ученых прислать в Индию свои книги, отмечая при этом исключительную полезность обмена идеями между мыслителями разных стран для «строительства зданий согласия и державы просвещения»[13]. Другую часть тогдашних интеллектуалов интересовали политическое устройство стран Запада и тонкости взаимоотношений европейских государств: побывавший при дворе Аурангзеба на Декане посол английской Ост-Индской компании сэр Уильям Норрис, отвечая на вопросы императора, долго и в деталях освещал современное политическое положение и расстановку сил в Европе. Однако контакты индийцев с внешним миром вызывали не только познавательный интерес. С началом колонизации Индийского субконтинента европейскими державами появилось и ощущение угрозы и резкого неприятия. Особенно сильное противодействие в различных слоях общества вызвала деятельность инквизиции в португальских владениях на западном побережье Индии. В ответ индийские авторы стали создавать произведения, в которых жестко критиковали европейцев, насильно насаждающих свою веру. В конце XVI в. Шейх Зайн уд-дин Малабари, мусульманин из Кералы, описал в своей книге невероятную жестокость португальцев. А спустя столетие появилась написанная на санскрите «Повесть о созерцании достоинств мира», где в форме диалога обсуждается поведение европейцев в Мадрасе. Один из участников диалога относится к представителям Запада вполне положительно, говоря, что европейцы обладают многими диковинами, никогда не отнимают насильно чужое добро и наказывают преступников согласно закону. А вот второй собеседник описывает белых людей как демонов-ракшасов, которые жестоки, грубы, не почитают брахманов и не соблюдают чистоту[14]. Вместе с тем в эту эпоху среди наиболее образованной части индийского общества стали распространяться и противоположные идеи: на фоне общего кризиса старых устоев и социальной нестабильности европейцы воспринимались как носители более передовых взглядов, научно-технического прогресса, цивилизации в широком смысле этого слова. Часть индийской интеллектуальной элиты, значительно идеализируя Запад и его достижения (в первую очередь, научно-технические и военную силу), начала ориентироваться на европейское: на систему образования, культуру, образ жизни и внешний вид. Эта тенденция усилилась к XIX в. в Бенгалии. Ярким примером тому служит история семьи Тагоров. Атмосфера идейных споров о будущем Индии, месте и значении национальной культуры, традиционных ценностях в свете распространяющей свое влияние на индийское общество западной цивилизации красочно воспроизведена в романах Рабиндраната Тагора. Подобные противоречивые установки определяли культурный климат индийского общества и его отношение к Западу (под которым до обретения независимости в первую очередь понималась Британия) вплоть до второй половины XX в. С появлением на исторической арене такой ключевой для индийской истории XX в. фигуры, как Махатма Ганди, спектр национально-политических идей и лозунгов обогатился программой «свадеши»[15], который «отец» индийской нации выдвинул в противовес местной прозападнической/пробританской интеллигенции. По мысли Ганди, Индия с ее многомиллионным населением, богатыми природными и человеческими ресурсами вполне могла бы обеспечивать саму себя, не обращаясь к ввозимым в страну европейским товарам. Основу национальной экономики должна составить кустарная промышленность, в первую очередь, ткацкая. Символом гандистской политики стала ручная прялка, а сторонники Ганди облачились в кхаддар, домотканую грубую материю. Кроме призыва к экономической независимости от Запада, движение «свадеши» основывалось на необходимости постоянного труда как фундамента морально оправданной жизни. И хотя отношение самого Ганди к машинному производству на протяжении его политической карьеры менялось, тем не менее, выдвинутая им, но не получившая массовой поддержки среди тогдашних политиков и широких слоев населения идея «свадеши» в том или ином виде просуществовала вплоть до настоящего времени. Так, например, в 1991 г. была учреждена организация под названием «Свадеши джагаран манч» («Платформа национального пробуждения»), отстаивающая идею самообеспеченности Индии. Основной ее целью является либерализация экономики наряду с протестом против присутствия на территории Индии западных монополий типа Coca-cola или Kentucky Fried Chicken. По своей идеологии эта организация близка к националистическим партиям типа «Бхаратия джаната парти»[16].