О талантах стихотворца {*}

  

   {* Из читанной в 1812 году первой половины "Курса словесности". Г. профессор, занимая слушателей и слушательниц своих правилами теории, старался сколь возможно избегать сухости. Он имел в виду различие между юношеством, ищущим единственно точных познаний о науке, и светскими образованными людьми, которые от чтений его ожидали для себя удовольствий другого рода. -- Изд.}

  

   В предыдущем чтении своем, милостивые государыни и милостивые государи, старался я доказать, что искусство и успехи в стихотворстве предполагают и великие таланты, и великие труды; я также опровергнул нелепое мнение тех, которые утверждают, что стихотворцу не нужно ученье и что талант его все заменяет. Подкреплю мысли свои словами знаменитейшего поэта, столь хорошо постигнувшего свое искусство:

  

   Natura fieret laudabile carmen, an arte?

   Quesitum est. Ego nec studium sine divite vena.

   Nec, rude quid prosit, video, ingenium... {*}

   {* Лучшую песнь создает ли природа или искусство?

   Вот вопрос. Но не вижу я, что без талантливой жилы

   В силах наука создать или даже талант без искусства? <лат.>¹}

  

   Какие же сии таланты исключительные, отличающие любимого питомца муз? По какому знамению допускается он к таинственному источнику Иппокрены² и восходит на крутую гору Парнасс, недоступную для тех, которых Минерва, в минуту их рождения, не освятила благодетельною своею улыбкою?..

  

   Quem tu Melpomene semei

   Nascentem placido lumine videris... {*}

   {* На кого в час рождения,

   Мельпомена, упал взор твой приветливый... <лат.>.²}

  

   Все измеряющие ученые, которые иногда, подобно человекам Вольтеровым, гнездящимся на ногте Микромегаса, дают системы тому, чего сами не постигают, делят обыкновенно способности души нашей на два рода, на высшие и низшие⁴. Одни называют умственными, другие чувственными; первые оказываются во всех высоких, или так называемых основательных науках; последними занимается эстетика, или наука вкуса, ибо все его творения, по словам сих ученых, имеют целию воспламенить воображение и чувства. Мы благодарны господам ученым. Они нехотя уступают нам много. Это значит, дают художникам и стихотворцам Амуровы стрелы, от которых иногда кружилась и выспренняя глава великого Юпитера. Когда воспламенено воображение, тронуто сердце; тогда, что значит гордость холодного ума, облеченного во броню силлогизмов? Не будем спорить и рассмотрим удел наш. Память ивоспоминание, способность растить идеи или соединять их, воображение, чувствительность и энтузиазм, разум, рассудок, ум, доброта сердца и вкус: вот таланты, из коих каждый более или менее участвует в произведениях изящного, и все, по различному смешению своему, составляют различия между гениями. В поэте воображение и чувство должны господствовать, но если разум не управляет ими, если не примет на себя труда быть скромным, невидимым их путеводителем, то они теряют настоящую свою дорогу и заблуждаются. Острый ум есть глаз гения; воображение и чувство его крылья. Державин в разобранной мною оде⁵ имел орлиный взор и, при всех видимых отступлениях, стремился быстро к солнцу. А г-н сочинитель драмы, который заставил страстного любовника в часы самые опасные отчитывать длинным монологом утопившуюся свою любовницу, кажется, в этом случае, имел только крылья без глаз⁶. И то надобно сказать, что все выше упомянутые мною способности не суть необходимые для каждого рода поэзии, но ум везде действует. Ум ложный искажает все таланты; ум поверхностный, мелкий не умеет ни одним из них пользоваться.

   Но сохраним порядок, принятый нами.

   Я имел честь сказать недавно пред сим, что каждое изящное искусство в особенности занимается чувственными способностями нашей души, хотя оно в то же время действует и на высшие силы нашего ума. Что же принадлежит к чувственным или низшим способностям души? Не одни только впечатления наружных чувств, но и все то, что рождается в уме чрез возобновление и сопряжение прежде полученных ею впечатлений: это производится посредством памяти и воображения. Не может быть того в уме, чего не было сперва в чувствах: они единственные питатели души нашей; они врата, чрез которые приобретает она свои сокровища. Впечатление, ощущение, чувствование: вот степени к ее святилищу. Встречаю цветок; он обратил на себя мое внимание: я ощущаю его действие посредством вида и запаха; я чувствую отвращение или любовь к нему и обнаруживаю свою волю приказанием садовнику, чтобы он сорвал его. Воля, производимая и удовлетворенная сладкими чувствованиями, составляет главный предмет всех представлений искусства.

   Между наружными чувствами слух и зрение -- самые ревностные, неутомимые служители, обогащающие художника. Первый есть тонкий и строгий судия поэзии, красноречия и музыки; другое ценит искусства образующие. Непостижима премудрость божественная, устроившая столь чудесно сии органы и одарившая их толикою нежностию и быстротою! Они обнимают весь мир и приносят от него дани на алтарь ума с непонятною силою, скоростию и многоразличием. Но положим, что взор созерцал и кончил свои наблюдения; слух закрылся и не внимает более. Тогда душа наша, как добрый хозяин, обращается на бесчисленные свои стяжания, дабы расположить их по порядку, дабы пользоваться ими с благоразумием. Место первых сменяет другая служебная сила души. Она представляет умному взору все совершенные ею труды, наблюдения и опыты. Прошедшее становится настоящим: чрез нее возобновляется все, что вы прежде читали, слышали, чувствовали, видели. В картинах ее соблюдены все подробности, самые мелкие, вся живость и разительность, все отношения предметов. Она ничего не теряет: все в порядке и целости. Как же называется сей столь благотворный сокровищехранитель души? Это память. Иногда самая богатая память уподобляется кремнистой горе, в неприступном сердце которой заключено золото; или походит на скупца, который бережет свое сокровище за замками и не пользуется ими. Надобно, чтобы она была щедрою, всегда открытою. При первом мановении ума должна отверзать она свою храмину и представлять ему все, что будет нужно. Такое свойство памяти, быстро возобновлять тысячи предметовкстати, весьма необходимо. Оно называется воспоминанием. Многие помнят, но не умеют припоминать в свое время.

   Вы, без сомнения, много раз изволили видеть людей восторженных, исполненных своего предмета, которые в исступлении своем, как говорится, из мухи делают слона. Чего не придумывают они в минуты своей меланхолии, своего гнева, боязни или сильных желаний! Взволнованная душа, перебирая собственные свои мысли, умножает их более и более. Размышление в поэте может производить подобное действие. Положим, что он намерен живописать корабль среди бури в решительную минуту крушения. Сначала сия картина представляется ему в некотором мраке, в отдалении; но он хочет ее приближить к себе: он озаряет ее светом размышления. Пред очами его постепенно открываются все ее части относительно к воде, к воздуху, к самому кораблю. В воздухе видит он бурные ветры, которые борются сами с собою; тучи, помрачающие небо, сходятся, сливаются, из челюстей, воспламененных молниею, изрыгают разрушительные громы. В море являются ему пенистые валы, как горы, возносящиеся до облаков, гладкие хребты их отсвечиваются, подобно хребтам огромных змиев, лежащих при сиянии луны; громады вод, висящие над безднами; корабль, который, кажется, готов уже быть их жертвою, но он вдруг восхищен на крутизну ближайшего вала и снова наклоняется в бездну. Обратитесь к земле: вам представляются острые высокие скалы, о которые разбивается море с ужасным ревом, около которых плавают отломки корабля, недавно погибшего: несчастные мореходцы видят в них собственный свой жребий! Грозное предвестие! Что видите вы наконец в корабле? Раины, которые гнутся от усилия парусов полуразодранных, мачты переломанные, упадающие; бока корабля, ударяемые волнами, трещат, угрожают раствориться; кормчий, истощив все свое искусство, предается отчаянию; матросы, изнуренные бесполезною работою, висят на веревках и жалостными криками молят небо способствовать последним их усилиям. Подле главной мачты виден герой: он ободряет их; он желает внушить в сердца их надежду, которой сам не имеет. Хотите ли еще сделать картину сию более трогательною, более ужасною? Представьте на корабле отца, сжимающего в оцепенелых объятиях единственного своего сына; представьте супругов, любовников нежных, которые не словами, но взорами говорят последнее прости!... От вас зависит сделать корабль театром страстей и возбуждать все движения ужаса и сострадания!.. Таким образом от одной мысли родились многие: обильный запас для целого сочинения! Стихотворец не видал Куликова поля, но он рассуждал, собирал все то, что могло происходить на сем поле российской славы по всему возможному вероятию -- и составил картину. Таким же образом начертался "Водопад" Державина, со всею прелестною своею дикостию, со всеми величественными эпизодами. Чем более размышляете, тем более картина раскрывается пред вашими очами. Сия драгоценная способность, дарованная каждому человеку, называется совокуплением идей и способностей растить идеи. Она даже не предполагает особенной силы воображения. Случается иногда, что она вредит успехам сочинения самым своим изобилием. Образованный вкус никогда всего не живописует; о некоторых предметах довольно намекнуть. Величайшее искусство не в том, чтобы все живописать, но уметь выбрать самые разительные, самые пламенные черты, которые рассеяны в природе и которые возбуждают в воображении нашем полную, совершенную картину. Душа наша свободна и любит свободу. Предоставляя ей самой дорисовывать, мы ей делаем удовольствие. Изображая все подробности, мы ее утомляем, мы поступаем с нею точно так же, как тиранствующий этикет с некоторыми королями, предписывая им время, час, меру и качество их наслаждений! Чего не можно прибрать, например, для описания всемирного потопа? Всякий может сделать из сего всеобъемлющего предмета картину, для которой невозможно сыскать рам! но живописец-поэт весь всемирный потоп помещает в маленькой группе -- в одном семействе,-- и картина бесконечна! Чем долее на нее смотрите, тем более видите: вы дополняете ее беспрерывно собственным вашим воображением. Петров овладение всем лагерем турецким под предводительством графа Румянцева описывает одним стихом: Я вижу, говорит он: