Л.Б. Алаев. Восточный феодализм

Отечественные медиевисты-восточники уже ряд десятилетий применяют концепцию "восточного феодализма", которая удобна тем, что подчеркивает как сущностное единство этапа развития Запада и Востока в средние века, так и наличие на базе этого единства определенной специфики. Однако концепцию эту нельзя считать разработанной, поскольку не определено, что же является общефеодальным, а что специфически восточным. Среди сторонников формулировки "восточный феодализм" нет единства в понимании существа этого строя.

В востоковедной литературе сохраняются две противоположные тенденции, старые, как само востоковедение. Ряд специалистов стремятся придать особенностям Востока решающее значение, оторвать Восток от европейского хода истории и с этой целью использовать концепцию "азиатского способа производства" и "азиатской формации". Другие же стремятся отрицать сколько-нибудь серьезную специфику Востока и найти там все западноевропейские институты соответствующих эпох.

Сторонники первой тенденции используют в основном два пути рассуждений. Одни, опираясь на многие высказывания К.Маркса, относят Азию как древности, так и средневековья к первой классовой формации, предшествовавшей рабовладению. Другие ставят Азию на ту же основную ступень развития, что и европейские рабовладельческие и феодальные общества, но пытаются обосновать идею о параллельном развитии двух или большего числа цивилизаций на протяжении периода чуть больше двух тысяч лет.

Вторая тенденция выражается в попытках найти везде, где только можно, частную собственность и отрицать или умалять значение государственной собственности на землю (объявив ее разновидностью частной); найти на Востоке рабовладение в античной форме, крепостное право, сословия, цехи, городское самоуправление, товарно-денежные отношения и зарождение капиталистических отношений. Даже выделение Востока как общности, с точки зрения ряда специалистов, неправомерно.

Оба эти подхода имеют существенные недостатки. Первый, по существу, не объясняет особенности Востока, а констатирует их, называет иначе и дает им законный статус под именем "азиатского общества". Кроме того, некоторые результаты такого подхода сложно согласовать с мировоззренческим постулатом о единстве всемирно-исторического процесса.

Второй, напротив, в интересах целостности мировоззрения жертвует особенностями, т.е. реальностью, и заводит в тупик, потому что приводит к неразрешимой проблеме: если Восток был так подобен Западу, то почему же он так сильно отстал и оказался периферией следующей, капиталистической формации?

Проблема "восточного феодализма" есть проблема общего, характерного для всех обществ, прошедших стадию очаговых цивилизаций, но не достигших капитализма, и специфического, характерного для обществ, которые задержались в этом состоянии и не сумели в исторически отпущенные сроки перейти самостоятельно к капитализму. Забегая вперед, следует оговориться, что вопрос о том, "могли ли" страны неевропейские самостоятельно преодолеть этот рубеж, является не историческим, а сугубо мировоззренческим. Историческим может быть лишь вопрос о том, накапливались ли в них элементы, несистемные с точки зрения гомеостаза. На этот вопрос различные исследователи отвечают по-разному, главным образом потому, что в их распоряжении нет четких источниковых данных, отчего над ними тяготеют все те же мировоззренческие постулаты. В принципе теория формаций построена на идее прогресса и на признании его неслучайности. С этой точки зрения переход к капитализму неизбежен. Но теоретически не невозможны и тупиковые варианты эволюции отдельных цивилизаций, и если исторические факты могут быть интерпретированы как свидетельствующие скорее об инволюции, чем об эволюции, отдельных этносоциальных организмов, это также не должно подрывать теорию, если дополнить ее учением о сочетании первичных, вторичных и третичных путей перехода к новой формации. См. Алаев о « восточном феодализме».

Васильев Л.С. История Востока. в 2 тт. М.. 2004, т.1

1. Что касается доколониальных обществ, то применительно к ним вопрос стоит ныне примерно так: как следует оценивать исторический процесс на Востоке, начиная с неолитической революции и урбанистической цивилизации (древнейшие первичные протогосударства) и кончая предкапиталистическими раннеколониальными временами (XVI—XVIII вв.)? Господствующий в отечественной историографии идеологический стереотип десятилетиями исходил из того, что примерно до нашей эры все государственные структуры были рабовладельческими, а после того — феодальными. За последние годы ситуация изменилась. Схему теперь стараются сделать более гибкой. Смягчается категоричность обобщающих определений. Признается большая роль общины и свободных земледельцев в древних (рабовладельческих) обществах Востока, фиксируется подчас даже преобладающая роль нерабского труда в них. Подчеркивается, что феодализм на Востоке в средние века был иным, нежели в Европе, в частности, без помещиков с их барским хозяйством, даже кое-где без влиятельной наследственной аристократии, титулованной знати. Делаются еще некоторые уступки, смысл которых нередко сводится к тому, что ведущую роль государства в системе производства на Востоке вполне возможно воспринимать как своеобразную модификацию феодализма («восточный феодализм», «государственный феодализм»).

Следует заметить, что смягчение жесткой схемы— все это свидетельство стремления преодолеть жесткость схемы вчерашнего дня, но при всем том обязательно сохранить единство всемирно-исторического процесса. После дискуссии 60—70-х годов в отечественном обществоведении с особой силой проявила себя тенденция к пересмотру устоявшихся схем и стереотипов. Появилось несколько новых концепций. Авторы одних предлагают видеть в истории докапиталистических обществ единый социально-экономический этап развития, именуя его то феодальным (Ю. М. Кобищанов), то рентным (В. П. Илюшечкин), то неартикулированным, т. е. нечетко выраженным с точки зрения способа производства (М. А. Чешков). И хотя все эти концептуальные подходы сущностно различны, по-разному разработаны, в них есть и нечто общее. Положительным в них является, безусловно, то, что все они подчеркивают сущностную одинаковость древних и средневековых неевропейских обществ. Но их недостатком следует считать то, что, стремясь к сохранению иллюзии всемирно-исторической одинаковости пути развития, авторы упомянутых концептуальных схем склонны стереть принципиальную разницу между Европой и неевропейским миром.

С этих позиций более предпочтительными выглядят те концептуальные схемы, которые созданы историками, признающими в той или иной мере теорию «азиатского» способа производства. Ю. И. Семенов отстаивал идею неразвитости традиционных восточных и современных африканских обществ, видя именно в этом соответствие их эталону «азиатского» способа производства. Г. А. Меликишвили, не делая слишком ощутимого акцента на термине («азиатский» способ производства), особо подчеркивал важность роли государства на традиционном Востоке и незначительную роль рабовладения на Древнем Востоке. Резюмируя, можно заметить, что к идее «азиатского» способа производства склонялось в разное время довольно значительное число серьезных специалистов. И если количество здесь долгое время не переходило в качество, то причины этого следует в политическо-идеологическом неприятии идеи о всевластии государства.

В наше время те, кто считает, что с позиций способов производства, формаций исторический процесс на традиционном Востоке, не объяснишь, склоняется к цивилизационному подходу, т. е. к выдвижению на передний план историко-культурных процессов или к многофакторному анализу, в процессе которого цивилизационным особенностям будет уделяться главное внимание. Какой вид примут соответствующие исследования, особенно имея в виду богатый опыт Тойнби, пока не очень ясно. Будущее покажет.

2. Вторая группа проблем касается колониального Востока, стран Востока в период колониализма, т.е. примерно XIX и первой половины XX в. Здесь тоже немалый простор для споров. Перечислим хотя бы некоторые из проблем, которые заслуживают внимания. Можно ли считать колониальные общества Востока феодальными или полуфеодальными, как это до последнего времени у нас было принято? И если да, то в чем их «феодальность», чем она отличается от западноевропейского феодализма, который считается классическим? И везде ли была эта «феодальность», какую роль нечто похожее на нее сыграло, скажем, в судьбах Турции и какую — в Японии? Далее. Правильно ли мы оцениваем феномен колониализма? Но мало сказано о той исторической роли, которую сыграл колониализм в трансформации внутренней структуры традиционного Востока. А именно это следовало бы рассмотреть и оценить в первую очередь .

Наивен в свете современных событий европоцентризм, используемый при попытках периодизации истории стран Востока в XIX—XX вв. Конечно, это в каком-то смысле новая для Востока история. Но сам термин «новая» и его интерпретация в отечественной историографии неубедительны потому, что искусственно привязывают Восток и все серьезные происходившие в странах традиционного Востока процессы внутренней трансформации к произвольно выбранным датам европейской истории, например к датам, связанным с революциями в Англии или Франции. Для Востока важны и первостепенны критерии, сыгравшие решающую роль в процессе упомянутой трансформации. Поэтому гораздо уместнее говорить не о «новой истории» Востока и даже не об «истории Востока в новое время» (в обоих случаях имеются в виду европейская «новая история», «новое время» для капиталистической Европы), но именно о колониализме как эпохе, спровоцировавшей внутреннюю трансформацию.

Все стало решительно меняться только с XIX в., когда начался век машинной индустрии, фабричного производства, конкурировать с которым восточное хозяйство, в частности ремесло, не могло. И если иметь в виду колониализм в полном смысле этого слова — тот колониализм, который стал коренным образом деформировать структуру зависимых неевропейских регионов,— то его следует датировать примерно именно рубежом XVIII— XIX вв. Именно к XIX в. относится и вызревание на Востоке комплекса социально-цивилизационной неполноценности, под знаком которого протекали основные реформы, усиливались различного рода вестернизаторские влияния, закладывались основы частнокапиталистического национального хозяйства и, как итог всего этого, обретали силу революционные национально-освободительные идеи, опиравшиеся прежде всего на заимствованные из Европы доктрины, от христианства до социализма, и проявившие себя в полную силу уже в начале XX в ., в эпоху «пробуждения Азии».

3. Третьей и последней группой проблем, связанных с концептуальными построениями в современном востоковедении, следует считать те, с которыми наука стала иметь дело после второй мировой войны и особенно в связи с деколонизацией Востока и формированием феномена развивающегося мира. Феномен развивающегося мира можно поставить рядом с процессом колонизации Востока, Америкой южнее США, в определенном смысле демонстрирует единство всего неевропейского мира, противостоящего развитым странам.

Современные концепции в отечественной науке - главные из них. Дело даже не в том, как объяснить причины отсталости Востока, как оценивать его современную структуру—делать ли акцент на многоукладности экономики, на силе общинных связей и корпоративных традиций, на мощи государства при слабости частнособственнической активности, на нищете быстро увеличивающегося населения и т.п. Важнее определить, в чем же ключ к решению всех этих и многих других проблем.

Если считать, что современный развивающийся мир, и в частности современный Восток, идет в основном по капиталистическому пути и отличие его от европейского капитализма более в количестве, нежели в качестве, скорее в темпах, нежели в принципе,— а такая точка зрения имеет немалое число сторонников,— то ключ поневоле приходилось искать в становлении европейского капитализма. Если ставить вопрос о синтезе традиционного и современного в развивающемся мире, и в частности на Востоке, то опять-таки важно найти ключевой элемент: в традиционном он или в современном? Здесь могут быть разные ответы: одни делают акцент именно на синтезе, как то наиболее полно отражено в монографии коллектива авторов во главе с Н. А. Симонией «Эволюция восточных обществ: синтез традиционного и современного» (М., 1984), а другие предпочитают обратить внимание на структуру традиционного Востока и на его великие цивилизации, отнюдь еще не утратившие своего влияния.

Если принять во внимание, что конец XX в. резко изменил господствующие тенденции в развивающемся мире, практически покончил с существовавшим там прежде комплексом неполноценности и сильно ограничил западное влияние на соответствующие страны, которое практически почти не затрагивает фундаментальные стороны жизни, мировоззрения и традиций, основанных на религии, то станет очевидным, что многие из проблем современного Востока тесно связаны именно с фундаментальной традицией, мировоззрением, влиянием религии и культуры, с мощным воздействием цивилизаций, в русле которых веками и тысячелетиями рождались, вызревали и существовали страны и народы Востока. Фиксируя упомянутые сложности, некоторые специалисты (наиболее обстоятельно сформулировал эти позиции В. Л. Шейнис) поставили вопрос о невсеохватывающем характере формационного подхода.

Говоров Ю. Л. История стран Азии и Африки в средние века. Основы лекционного курса. - Кемерово: Кемеровский госуниверситет, 1998. Дискуссия 60-70 гг. об АСП завершилась выходом монографии В.Н.Никифорова "Восток и всемирная история" с изложением всех высказанных по проблеме точек зрения - сам автор согласился с мнением известного китаеведа В.П.Илюшечкина, что "АСП - это мертвая буква марксизма". Однако дискуссия продолжалась. Л.Б.Алаев так описывает борьбу: идея АСП сыграла свою положительную роль противовеса "западному марксизму", но когда сторонники АСП развили эту идею в направлении "разрыва мировой истории на две не связанные между собой части", то это "явно выводило размышления за пределы здравого смысла" с точки зрения сторонников всемирно-исторического подхода и усиливало их позиции - "по иронии историографии борющиеся стороны усиливали друг друга".

Примечательны взгляды на восточный феодализм Л.В. Васильева, изложенные в широко известных «концепциях» государственного способа производства и феномена власти-собственности . Ю.И Семенов выдвинул тезис о так называемом «политарном» способе производства . Довольно интересно мнение В.П. Илюшечкина, о существовании «единой» докапиталистической формации в странах Востока в древности в средние века. Согласно мнению Л.В Васильева, феодализм восточный следует непременно отделять от такового на западе, ввиду ряда следующих причин: структурообразующую роль на Востоке сыграли отношения ренты-налога, который землепользователь платил непосредственно государству в лицу чиновника, а не своему господину, редистрибуции – восточного варианта отработочной ренты, трудовой повинности, призванной организовывать население на необходимые, а потому «принудительные» работы, и архаичного принципа реципрокности – эквивалентного обмена деятельностью между общиной и государством. То есть, по мнению Васильева, «феодалом» на востоке выступало само государство, воспринимаемое населением как возросшая община. Также автор уделяет много внимания различиям в характере частной собственности в культурной традиции Востока и Запада, на чем следует остановиться подробнее, ибо как отмечал Маркс, именно вопрос о восточной частной собственности являлется «ключом к восточному небу».