Наказание детей в станичных судах

Если с непочтительными детьми родители не справятся своими средствами, то жалуются в станичный суд. Судьи либо склоняют поссорившихся на мир, либо постановляют: «сделать внушение» или наказать арестом на 3, 4, 5, 7 суток, или денежным штрафом. Вот пример мировой скаски:

« 1882 года, июня 14 дня, я, нижеподписавшийся, обязуюсь ни словом, ни действием не наносить оскорблений моей родной матери Марии Карповой, а равно ее дочерям девицам, а моим сестрам, вести себя кротко по отношению к моей родительнице и моим сестрам, если же я, после этого обязательства моего, причиню какое-либо оскорбление, и мать моя, принесшая вторичное заявление в Станичный суд на меня, покоряюсь ея воле и определению по ее усмотрению и по приговору Пятиизбинского Станичного Суда, по закону уложения о наказаниях в силу 1592 статьи; обязательство это я, по мере сил моих, должен исполнить свято и ненарушимо, не доводя ни до каких мать мою жалоб на меня, в том и подписуюсь в присутствии Станичных судей. Казак Александр Евсеев. Притом находились и во свидетельство подписуемся урядник Филипп Бирюков, урядник Максим Попов.»

За отказ кормить родителей суд присуждает давать средства пропитания, например: помесячно - каждый сын обязан давать 1 пуд 32 ф. муки и проч., или погодно по 25 руб. и т.п., или же отделить часть имения на обеспечение родителей и т.д. В одной из низовых станиц сыновья отказались принять вдову-мать потому только, что они не были самостоятельными хозяевами: один зависел от бабки, другой от тестя, и станичный суд обязал их содержать мать помесячно.

Имущество детей

Что касается семейных работ, то сыновья неотделенные работают сообща с отцом и «всякую копеечку несут отцу». Дурной сын, однако, нередко ворует потихоньку. Но у сына есть и свое имущество. Это, во-первых, «справа» (конь, седло, стремена, мундир) на царскую службу, во-вторых - все добытое им на войне, «нажитое на службе» и «приобретенное на стороне». Казаки привозят с похода деньги - случается, что отец забирает их, но станичный суд, по жалобе сына, постановляет отдать их обратно (насколько мне известно). Случается так, что вернувшийся с похода сын покупает на нажитые во время службы деньги 2 - 3 пары быков: «отец не воспрещает, а радуется этому». На ярмарку они гонят быков вместе с отцом, а продают каждый отдельно. Так, на хуторе Евсеевом был такой случай: казак Сергей Павлов имел 15 пар волов, а сын его 2 пары; гоняли они их с отцом вместе, а делили так, что отец получил 15 долей, а сын 2 доли. Так из году в год разживались, пока, наконец, сын не сравнялся с отцом. Молодые казаки ходят иногда на заработки (извоз, кузнечество), а прибыль обыкновенно приносят отцу: «он уже не растратит даром». Более мелкие заработки в праздничное или свободное от работы время сыновья в одних местностях оставляют себе, в других же - отдают отцу. Так, например, во многих местностях молодые казаки, получавшие от меня плату за снятие копий с решений станичных судов, относили деньги к отцу. Где заработок идет в пользу сына, там отец даже просит взаймы у неотделенного сына.

В-третьих, «каравайное», «даровочное», тоже принадлежит сыну вместе с его женой. В-четвертых - приданое и вообще имущество покойной матери принадлежит детям, под названием сиротского. Если дед подарит внуку скотину («прежде часто деды дарили внукам строевых коней к службе») и т.п., то, пока внук не отделился от отца своего, последний пользуется этим даровочным, а затем обязан выдать сыну. В окрестностях Пятиизбянской станицы мне говорили, что завещать внуку дед «через отца» ничего не может. Внук может дедовское имущество получить лишь после отца. Но на хуторе Караичеве сообщали, что завещанное дедом не может отнять отец.

За долги неотделенного сына обыкновенно платит отец, коли сыну нечем расплатиться, но «за то потом и расправляется с ним своим судом'.

Родительская власть в верховых и низовых станицах

в былое время и ныне.

Говоря об отношениях родителей и детей на Дону, необходимо отметить следующее. Во 1-х, в былое время, как помянуто, власть родительская была несравненно сильней и неограниченней, чем ныне; во 2-х, в верховых станицах она и поныне суровей, чем в низовых. Вот что по этому поводу рассказывает г. Михаил Сехюткин. «Родители пользуются у верховцев величайшим уважением... Почтенные отцы семейств выслушивают и исполняют с покорностью все, даже прихотливые желания своих престарелых родителей, предсмертные слова их имеют часто силу духовных завещаний, по форме составленных. Родители для верховцев почти то-же, что и святые. Нет письма, в котором бы казак не спросил бы у них заочного благословения, на веки нерушимого, нет важного случая на войне, где бы он ни считал себя спасенным их святыми родительскими молитвами. Бывали у верховцев примеры поразительного величия родительской власти... Так, не в слишком давние годы одна хоперская женщина за обыкновенный проступок против нравственности собственноручно наказала палкой своего богатыря-сына, генерала Лощина, и когда он вскричал; «помилуйте, матушка, вспомните, что я генерал» - спокойно отвечала: «не генерала бью, а сына!». «Правда, что в нынешнее время родительская власть у верховцев заметно ослабела против прежнего, но она все еще несравненно сильнее, чем у низовых казаков, где часто родители остаются бессильными перед самыми капризными прихотями своих детей». Еще в очень недавнее время власть отца не ограничивалась у казаков даже уходом сына на службу или отделением его на особое жительство, так как «отец властен в сынах своих до скончания века». Часто казаки, выделив сыновьям известную часть имения, затем снова отнимали его за непочтение сыновей.

«Прежде у нас, - говорили казаки Крепинской станицы, - отец сына раз до трех разорял; отделит, бывало, отец сына, только что он разживется, а старик поссорится с ним, да и отымет все назад; ныне этого нельзя». Но в настоящее время многие старики не считают преступлением расправиться и с отделенным сыном по-своему. Так, один казак в Малодельской станице со слезами рассказывал мне следующее: сына своего он, хотя и неохотно, отделил от себя и дал ему часть имущества, а сын, вместо благодарности, пришел, да и унес без спроса 150 р. денег. «Я, говорил казак, пришел к нему со стариками и с полицейским и говорю: сын, отопри сундук. Он не отпирает. Я говорю: братцы, да что же это? ужели ж я не волен в своем имуществе - сын ведь мой и все его мое. Взял я топор, да и разбил сундук: в деньгах оказалась недостача, тогда я еще кое какие вещи отобрал. Тут и старики были, и полиция наша станичная была - ничего же они мне не сказали, видно, по закону делал. А сын пошел к мировому жаловаться и теперь слышно с меня взыскивать будут за самоуправство. А какое же тут самоуправство»?!..

Обыкновенно ныне сын делается независимым и самостоятельным с выделом на особое жительство. Но бывает в этом случае, по словам казаков, так: «если отец отважный и сильный, то он держит сына в руках, даже когда тот в отделе живет, а если сын отважный, то рано начинает своею волею жить».

И над дочерью, вышедшею замуж, отец, по уверению самих казаков, сохраняет свою власть в том смысле, что может ее наказывать за проступки. «Дочь, даже выданная на сторону, должна слушаться отца. Отец ее часто учит. Если услышит, что она худо себя ведет там, в семье мужа, то он приходит туда и увещевает ее, а то и за косу отдерет, либо за щеки пощипет. А то дожидается, когда она сама к нему придет в гости, тут он ее и проучит».

Власть родителей среди казаков и по сей день, нередко, бывает весьма суровою. Вот что, например, говорит один из местных наблюдателей народных нравов: «Я знаю богобоязненных родителей, строго соблюдающих посты, усердных к храму Божию и которые при этом, вследствие особенного понимания своих отношений к детям и к невесткам, довели своими жестокостями своих трех сыновей и их жен до того, что те, не имея сил более терпеть и выносить страдания, вместе с детьми в количестве 15 душ явились в станичное правление просить зашиты от своих кровных родителей... Станичное правление не может в этом случае оказать помощь уже потому, что не имеет на это законных оснований. Кроме того, сами станичные власти в большинстве держатся тех же взглядов, как и прочие станичники: вмешиваться в семейные дела другим нет никакого резона, а препятствовать «учению и даже противузаконно».

Но ведь покуда общественное мнение самих казаков-соседей и одностаничников одобряет ту степень, в которой проявляется родительская власть, от станичных судей нельзя и требовать таких решений, которые противоречили бы их собственному убеждению. За то, всякий раз, когда проявление власти со стороны родителей переходит границу, одобряемую общественным мнением — обиженные дети находят себе защиту и у станичных судей, и у соседей. Если действительно положение детей таково (так сказывали мне казаки), то они жалуются атаману и старикам. Тогда последние советуют разделиться: например, если отец буйствует, пьянствует, расточает имущество, а сыновья хорошей жизни, то старики и атаман сначала увещевают отца исправиться, а если это останется безуспешным, то атаман созывает стариков «больше из родственников» и принуждает силой к разделу: «сам, мол, не умел честью разделить, так мы велим». Но, насколько распространено это обыкновение общины вмешиваться в дела семейные, мне неизвестно. Вообще, насколько я успел заметить, влияние общины на семейный быт у казаков проявляется в значительно меньшей степени, чем, например, у великорусских крестьян. Что же касается до станичного суда, то он расточителей семейного имущества подвергает выговору и увещеванию, а потом, в случае неуспешности, наказывает арестом более или менее продолжительным (иногда на пище в уменьшенной порции) или же приказывает учинить семейный раздел.

Но год от году слабеет родительская власть в казацком быту, а идея личности всё более пробивается наружу как в среде верховцев, так и у низовцев. На всем пространстве Области мне приходилось слышать жалобы на неповиновение со стороны родных детей. «Сильно ослабела наша власть, говорили старики: теперь, к примеру, идет сын в кабак, отец зовет его домой, а он его срамно ругает, отца то своего!» «Родительское благословение ныне тоже дюже не почитается: я, мол, и без него человек». Нередко иные сыновья бить отцов стали и за бороды таскать: «воспитываешь, нянчаешь сына то, а он напоследях тебя же схватит за грудки да об земь»... В станице Малодельской, в которую мне случилось приехать в праздник, почему-то все население было в сборе, казаки собрались на майдане и послали ко мне атамана с просьбой выйти к ним. Перед зданием станичного правления меня ожидала толпа стариков. Обнажив свои седые головы, они мне стали жаловаться, что «с молодежью ладить не стало возможно», что «совсем от рук отбились сыновья», что «от сыновей ныне одно огорченье бывает, ласкового слова не услышишь от них, покорности отцу никогда не окажут теперь», что «ныне к выросту и то подступиться не моги: сейчас мировым стращает, скажет отцу: ты что здесь хозяйничаешь, аль у мирового не был, так побываешь, погоди!..» «Да мы в наше время и помышлять не смели, чтобы старшего ослушаться»... «Много тут и мировое судьи погрешили»... Старцы просили меня пособить им добрым советом. Многие плакали. «Нет, говорили они, поизвёлся наш Тихий Дон, все вверх дном пошло. Горько нам стало при конце жизни: уж и дети перестали уважать нас»...

Это был протест старого казачества против нарождающихся новых бытовых условий.

Починка и украшение церквей. Жертвы на Божий храм.

Починка церквей и украшение их производится на средства, скопленные усердием станичников. Иногда храмы отделываются иждивением отдельных богатых казаков, «усердствующих к храму Божию». Обыкновенно же для этой цели собираются со станичников добровольные приношения - хлеб, жито, полотно и пр. Собранное продается затем с публичного торга. В одних станицах сбор добровольных пожертвований на храм производится самим церковным старостой. Он обходит дворы станичников с книжкой, в которую записывает, что собственно пожертвовано: «кто дает муку, кто денег»... Сбор этот производится осенью, когда у всех есть в изобилии и припасы и деньги. По мере надобности, подобные сборы повторяются до двух, до трех раз в год.

В других местностях сами станичники приносят пожертвования. Так, в ст. Митякинской в воскресенье, около 20 октября, называемое «кормное воскресенье», съезжается много прихожан с жертвами на храм. «До начала литургии, — сообщает очевидец, — прихожанин приносил и ссыпал в ограде перед входом в западные двери церкви по одной мерке пшеницы. По окончании же литургии над ссыпанным хлебом духовенство отслужило благодарственный молебен. Это уже третье воскресенье хлебного сбора, которого оказалось до 400 мер пшеницы. Хлеб продается, и деньги, получаемые за него, употребляются на украшение храма». В ст. Ярыженской внутри церковной ограды поставлен столб. Приходя в воскресенье к обедне, казаки приносят с собой «жертву» - барана, гуся, курицу, а иные - даже корову или быка. Никто обыкновенно не знает, от кого приношение. По окончании литургии выходит церковный староста и, увидав приношение, предлагает прихожанам купить его и станичники «часто по усердию дают больше настоящей цены». Деньги, полученные от продажи принесенного, употребляются на украшение храма. Подобные приношения бывают по воскресеньям и праздникам в течение круглого года.

В ст.Аннинской 14 августа 1883 года ставили на главы храма и колокольни новые кресты. Оба креста, заново позолоченные, были перед обедней выставлены при входе в западные двери церкви. Рядом с крестами поставлен был стол. Проходя мимо, казаки и казачки прежде, чем войти в церковь, клали на стол свои приношения: кто кусок холста, кто нитки, кто платок, рушник, восковую свечу, деньги (медные и серебряные), курицу и т.п. По окончании обедни вышел из храма священник в полном облачении и окропил кресты святой водой. После этого казаки начали обматывать кресты жертвенным холстом, рушниками, ситцевыми платками и нитками. Когда, наконец, оба креста плотно были окутаны, к ним привязали веревки и стали осторожно поднимать на верх. Некоторые из присутствовавших прихожан творили крестное знамение, говоря: «Господи благослови»... Когда кресты были подняты на купола, то находившиеся там рабочие сняли опять все навязанное на кресты и затем водрузили их. Все пожертвованное станичниками в этот день поступило в пользу четырех рабочих, поправлявших крышу и ставивших кресты. Обыкновенно, - как пояснили мне казаки, - из пожертвованного в подобных случаях рабочие получают только 1/3 или ½, остальная же часть идет на храм. Но, на этот раз распорядились иначе, потому что повздорили с попом.

Иногда, в случае крупной починки в храме и при недостаточности добровольных пожертвований, казаки постанавливают приговор на сходе - сделать сбор и т.д. с каждого станичника. В Аннинской ст. мне сообщали, что деньги в подобных случаях взимают с души мужского, равно как и женского пола, так как «церковь всякой душе нужна: в ней крестился, в ней и отпет»... В Евтеревской ст. общество сдавало часть станичной земли в аренду, чтобы на вырученные деньги отстроить церковь. В Аксайской ст. также станичный сбор «предложил лучшую сотню травы не пускать в дележ, а отдать с торгов желающим, и деньги обратить на церковь. Предложение это было принято очень сочувственно громадным большинством станичников, но, к сожалению, явились и такие, которым предложение это пришлось не по сердцу. Они возбудили спор, длившийся более двух часов. В рядах недовольных преимущественно были местные кулаки, скупающие у бедняков травяные паи за бесценок. Им очень хотелось заполучить в свои руки самую лучшую траву путем покупки паев у отдельных казаков. Думали - гадали станичники, и пришли к заключению: поставить церковь на ряду со всеми лицами, имеющими право на пай, и решить дело жребием. К счастию, на долю церкви досталась прекрасная сотня паев, давшая около 500 руб., доходу».