Уборка церкви казачками

Мыть и убирать церковь станичную или хуторскую (в некоторых больших хуторах есть свои церкви) лежит на обязанности казачек - женщин и девушек. Церковь «банят» под большие праздники: под Светлое Христово Воскресенье, к Троицыну, к Спасову дню или когда ожидают Преосвященного и т.п. Под Рождество же только посыпают пол снегом и потом метут. Работа эта всегда исполняется лишь по усердию, по желанию. Священник только объявит за несколько дней, что «нужно храм почистить - не найдутся ли желающие». Потом он уговаривается с казачками о дне и часе, в который им удобнее исполнить работу. В назначенное время раздается звон церковного колокола и казачки начинают собираться. Обыкновенно «бывает три звона». После третьего звона начинается работа, во время которой присутствует дьякон и староста. В алтаре мыть пол допускают только девушек, но они не смеют дотрагиваться до престола и жертвенника: за этим следит дьякон*.

Казаки вообще набожны. Поэтому и церкви их хорошо справлены и богато украшены: нередко свечи они передают один другому, пока стоящие ближе всех к подсвечнику не затеплят их перед иконой. Порядок и тишина во время богослужений замечательные. Вошед в храм, всякий становится на свое место (при чем, старшие по летам и чину становятся всегда впереди всех); здороваться во время службы со знакомыми и разговаривать не в обычае. Казачки, ведущие своих детей «к причастию», также соблюдают порядок: они не толпятся кучей перед Царскими дверями, а подходят по очереди одна за другой с правой стороны амвона и, причастив ребенка, отходят с левой стороны.

Плата священникам за требы

Священники, кроме достающихся на их долю земляных паев и вознаграждения при крестинах, свадьбах и похоронах, получают еще доходы, например, при общественных молебнах, бывающих обыкновенно весной. Священник с иконой обходит поля по просьбе общины. Обход полей продолжается дня два или три. За это община дает священнику травяной пай. Кроме того, всякий хозяин, приглашающий священника на свой участок, прибавляет особую плату либо плодами своих полей, либо деньгами. В ст. Аннинской священник поладился с казаками так: с 20 дворов 18 баранов, с 15 дворов - 5 баранов. Подобные молебны бывают в случае засухи или при появлении саранчи.

По своему усердию казаки нередко приносят священнику баранов и пр., «чтобы он на проскомидии поминал их родителей». Священник берет принесенное в свою пользу, но за то каждую неделю покупает просфору и, «вынув ее», после обедни отдает казаку, принесшему жертву.

Кроме того, для поминовения умерших родственников, казаки ставят в церкви «канон по умершим». Для этого они покупают круглые деревянные кубышки, так называемые каноницы, различной величины (смотря по степени благосостояния и усердия казака). Их наполняют медом (в сотах), закрывают плотно крышкой, а сверху прикрепляют восковую свечу. Все такие каноницы уставляются на особом столе в церкви: при каждой кладется записочка с именами покойников. Священник в «родительскую неделю» служит у этого стола панихиду, а затем открывает каноницы и выгребает из них мед в свою пользу. За панихиду казаки приносят священнику связку бубликов или деньги. Все это видено и слышано мною во многих станицах.

В просвирни выбирается общиной, обыкновенно, бедная вдова или старая девушка. В случае отказа выбранной на сборе идут к другой. Просвирне полагается либо денежное вознаграждение от общины, причем дрова она покупает на свой счет, либо топливо полагается от станицы. Станичники приносят просвирне муку, и она приготовляет из нее к воскресенью просфоры, а остаток берет в свою пользу. Просвирня в Мариинской ст. сама обходит дворы жителей, собирая муку. В ст. Ярыженской ктитор из пожертвованного прихожанами на церковь выделяет часть в пользу просвирни. В ст. Малодельской каждую осень «доверенные» от общества объезжают дворы для сбора: «один дает пшеницы меру, другой ведерушко, а иной и целый мешок - как кто поусердствует». Затем собранное продают перед станичным правлением, а на вырученные деньги покупают «крупчатки муки» на просфоры. Когда мука вся израсходуется, то объезжают еще раз все дворы станичников. Прежде здесь просвирня жалованья от общества не получала, а сопровождала она священника, когда он с крестом приход обходил, причем станичники ей по усердию давали: «кто муки, а кто стакан соли, воткнув туда грош; иной же даст семак, или пятак» и т.п.

От общественных повинностей станичники освобождают нередко тех, которым тяжело справляться с хозяйством либо по болезни, либо вследствие временного расстройства от пожара, падежа скота и т.п. Освобождают по усмотрению общества на один год и более (менее). Погоревшему иногда дают и лесу на постройку хаты. В случае крайней бедности иногда помогают и из общественной суммы.

Казаку, не имеющему средств справиться к службе, также помогает община. «Если у казака, наряженного на службу, не на что купить коня или аммуницию, то станичный атаман, прежде объявления об этом станичному правлению, идет по достаточным жителям своего поселка и предлагает им пособить сограждану, кто чем может. Охотники оказать пособие всегда найдутся: один дарит какую-нибудь нужную вещь - седло, шашку, подсумок, уздечку и пр., другой дает что-нибудь деньгами». Если же собранное не достаточно, то поселковый атаман объявляет станичному правлению, и оно справляет все, чего не достает, на станичный счет с тем, чтобы употребленные на это деньги были вычтены из жалованья казака и возвращены станице. В некоторых станицах (напр., в Гниловской) оставляется часть рыбных угодий для вспомоществования бедным вдовам. Неисправных в общественных повинностях сначала увещевают, а в случае неуспеха «грабят», т.е. отбирают часть имущества и продают с торгов.

Семен Номикосов. Статистическое описание земли Воска Донского. С-Пб. 1858г. ( публикация в журнале «ДОН», № 1-2, 1992г.)

Народный казачий быт.

«Жизнь каждого народа характеризуется особенностями, отражающимися в устройстве жилищ, домохозяйстве, пище, одежде, нравах, обычаях, говоре, преданиях, верованиях, суевериях и т.д.

Племена, живущие в различных местностях на незначительном иногда расстоянии, представляют отличие в быте, что происходит от того, что человек, как при устройстве жилищ, так и в приобретении пищи, пользуется тем, что дает ему ближайшая природа. Некоторое разнообразие в подробностях быта наблюдается не только в различных племенах, принадлежащих, несомненно, к одному народу, но даже в одном и то же племени, если только станем наблюдать жизнь одного в разных губерниях или в разных уездах одной и той же губернии. Но и за всеми разнообразиями в частностях, можно видеть общие черты народного быта.

Такое убеждение выносится из множества мельчайших подробностей в домохозяйстве, говоре, в воззрениях на природу одушевленную и неодушевленную, из поверий, суеверий и т.д. Задача этнографа в том именно и состоит, чтобы уметь, несмотря на многообразные различия, находить черты сходственные.

В частности, эти воззрения применимы и к населению Дона. Переезжая из одного округа в другой, а равно из одной станицы или слободы одного и того же округа в другую, находим разнообразие в подробностях быта, и чем дальше одна станица от другой, тем больше различия они представляют. Можно с некоторою уверенностью сказать, что почти каждая станица имеет свои обычаи и нравы.

Но при своде добытых данных можно видеть, что за всеми разностями, которыми отличаются жители одного округа от жителей другого, есть множество характеристических черт, которые до очевидности ясно показывают, что все казаки плоть от плоти и кость от кости великого народа русского; это не более, как отпрыск, принявший, сообразно местным и климатическим условиям, своеобразные черты, не встречающиеся ни у великорусов, ни у малорусов. Эти черты во всем складе жизни объясняются путем естественным, влиянием природы и исторически сложившихся обстоятельств.

Несомненно, что в казачество вошли члены различных народностей, как то: греки, армяне, грузины, татары, черкесы, калмыки, поляки, литвины, чехи, сербы, болгары и пр., но в настоящее время нет ни греков, ни армян, ни грузин, а есть только казаки, т.е. русские люди, которые в течение 300 лет исторического существования ассимилировали различные народности и образовали тип донского казака, грудью отстаивающего царство русское от напора врагов и сердечно преданного своему краю. И в самом деле, нигде, быть может, так не развита любовь и преданность к родному краю, как на Дону. Где бы ни жил казак, а прожить свои последние дни и сложить кости жаждет он на родине. Умереть в кругу родных и знакомых, в своей станице – заветное желание казака.

Хотя все казаки, несомненно, происходят от одного корня – народа русского, ассимилировавшего в себе различные народности племен финского, литовского и др., тем не менее, и между казаками есть разница, обуславливаемая происхождением от различных племен русского народа, влияниями топографическими и этнографическими.

Как в исторических актах, так и в общежитии казаки разделяются на верховых и низовых, и низовой казак отзывается с некоторым пренебрежением о верховцах. Верховцы живут в станицах, лежащих вверх по Дону, начиная от Цимлянской, а низовые – в низовьях Дона, т.е. в двух Новочеркасских станицах, Старочеркасской, Гниловской, Елизаветовской, Аксайской, Александровской, Манычской, Грушевской и Кривянской. Конечно, граничной черты между низовыми и верховыми казаками провести невозможно, по народному же воззрению, низовые казаки живут в Черкасском и отчасти в 1-м Донском округе, а верховые – во 2-м Донском, Хоперском и Усть-Медведицком округах. Округ же Донецкий стоит сам по себе. Некоторые аналитики, заручившись делением казаков на низовых и верховых, находят разницу не только в образе жизни, в пище, жилище, одежде тех и других, но и в самой их физиономии.

Казаки низовых станиц, игравших когда-то первостепенную роль в жизни Дона и дававших правителей войску в течении не одного столетия, привыкли ставить себя выше верховцев. В Старочеркасске, а после в Новочеркасске, сосредоточивалось Войсковое правительство, проживала донская знать и местная интеллигенция; эти центры давали тон остальному ближайшему казачеству, тогда как дальние городки жили прежнею суровою жизнью. Казаки низовых станиц исстари были склонны к промыслам легким и добывали свой насущный хлеб далеко не таким изнурительным и утомительным трудом, как верховцы.

Верховые казаки исключительно земледельцы, тогда как низовые отчасти рыбаки или скотоводы, отчасти огородники и садоводы и только отчасти земледельцы. Этим разнообразием занятий объясняется и разнообразие в типе низового казака, отличающегося от казака верхового.

Отрешение от старинной, суровой казачьей жизни началось именно в низовьях Дона, что объясняется влиянием на жителей низовых станиц сторонних элементов, именно:

1) частным пребыванием в Черкасском городе русских послов;

2) гощением в Москве больших и малых станиц

3) частыми приездами в Черкасск купцов и промышленников, жизнь и нравы которых отражались на жизни донцов. Употребление, например, чая, платья немецкого покроя и т. п. прежде всего явилось в низовых станицах и уже отсюда распространилось по всему войску.

Немало, конечно, влияло на различие жителей низовых и верховых станиц и различие происхождения тех и других казаков. Низовые казаки происхождения отчасти малороссийского, верховые все без исключения великороссы. Мягкий говор низовых казаков и более мягкие нравы показывают их происхождение.

Жители станиц Старочеркасской, Елизаветовской и др. произносят звук «ы» как «и», «а» как «я», «у» как «ю», «е» как «я», «ы» вместо «а», «ф» как «хв», «с» как «ш», иногда «ш» как «с», «ж» как «з», «у» иногда произносится как «в», и наоборот. Вот образчики выражений: Ваньки, чайкю, яму, тогда, Хведя, просю, ми, стозе, впали (упали), били у церкви.

К неправильному выговору присоединяется еще перенесение ударений в некоторых словах, например: потом, за Дунаем и др. В эту ошибку впадают даже люди, получившие, сравнительно говоря, порядочное образование.

В просторечии употребляется неправильное спряжение глаголов, к корню которых в настоящем времени прибавляется буква «л», например, купю, лупю, а также неправильно спрягается глагол «хотеть»: хочу, хотить, хочете, хочем…

Благодаря более привольной жизни и не столь изнурительному труду, низовые казаки выглядят красивее верховых; одеваются щеголеватее и изысканнее, в более ценные ткани; дома строят красивее и обставляют свои жилища комфортабельнее. Образ жизни в низовых станицах напоминает более горожан; казаки посещают друг друга чаще и любят угостить. Пища низовых не так сытна, как у верховых, но приготовляется и подается лучше.

Низовцы относятся к верховцам с некоторым пренебрежением и в то же время с некоторою завистью к их домовитости, более прочному хозяйству, трудолюбию и умелости. В верхах сохранились еще старинные обычаи, старые песни и предания, у низовцев все по-новому…

Говор у верховых казаков резкий, так называемый рязанский: таперича, жаних, чатыре, вядро и пр. Личное местоимение 3-го лица согласуется с существительными среднего рода неправильно, например: она – земство, правительства, молоко. И образованные люди не чужды в разговорах подобных неправильных согласований.

Земледелие составляет главнейшее занятие жителей верховых станиц. Живут здесь скупее и скуднее, чем в станицах низовых, но зато нет бобылей и бездомников. Благосостояние верховцев с виду неказисто, но зато более прочно.

В низовых станицах среди простых казаков попадаются богачи, ворочающие многими тысячами, и рядом – едва добывающие насущный кусок хлеба. В верхах благосостояние разлито ровнее, нет особенно крупных состояний и нет нищеты. Верховая казачка прядет шерсть и приготовляет сукно, вяжет перчатки и чулки; низовая этими работами не занимается, ибо она, в большинстве случаев, «барысня». Стол у верхового казака обилен и сытен, но однообразнее; угостить он не мастер, хотя истинно русское хлебосольство и радушие развиты здесь более, чем у низовых. Верховец накормит всякого, кто нуждается в пище, а низовец сортирует своих гостей по их положению в обществе.

Были на Дону исследователи, пытавшиеся решить вопрос о происхождении казаков из того или другого уголка России. Призывали они на помощь этнографию, археологию, архитектуру, пускали в ход более или менее остроумные соображения, но вопроса не решили. Да и решить вопрос этот едва ли возможно, ибо все, что было строго характерного в древнем обитателе Дона, ныне сгладилось.

Остается на лицо факт, что, несмотря на столкновения и постоянную борьбу с другими народностями, казак остался русским; никакие влияния не могли изгладить в донцах тяготение к одному общему отечеству – России, которая постоянно давала им жизненные силы, поддерживала их, ассимилировала и содействовала переработке и ускорению всех разнородных народностей воедино.

В старину казак был исключительно воин, а земледелие и вообще мирные занятия воспрещались войсковым правительством под страхом тяжелых наказаний. Но время постоянных бранных тревог прошло, и из казака – воина сформировался мало – помалу воин – гражданин.

Этот воин - гражданин в настоящее время представляет несколько типов, среди которых преобладает - земледелец. Громадное большинство жителей войскового сословия занимаются земледелием, которое и составляет, таким образом, господствующую отрасль добывающей на Дону промышленности. Жизнь земледельца исполнена постоянных трудов и забот, особенно в летнее время, а доходы подвержены значительному риску вследствие частых неурожаев. Земледелец – вечный труженик, ибо весьма часто одна работа у него заходит за другую. От зари утренней до зари вечерней он на работе, ибо дорожит не только каждым днем, но и каждым рабочим часом. Из-за отдаленности пахотных полей от жилищ казачьи семьи выезжают в поле и по несколько дней не бывают дома, перенося и жар, и сырость, и дождь, и всякую непогодь.

В среднем выводе состояние казака – земледельца не велико, но, говоря относительно, оно в достаточной мере устойчиво и прочно. Недаром же говорят на Дону: «От земледелия сыт не будешь, но и с голоду не умрешь». Труд земледельца тяжел, утомителен, упорен, но при благоприятных обстоятельствах вознаграждается очень хорошо; только настоящие лентяи не заработают себе насущного куска хлеба. К сожалению, неурожаи последних лет и, в связи с этим, падежи скота, сильно пошатнули благосостояние жителей Дона. Семейству, пришедшему в скудость, когда нет ни хлеба на посев, ни рабочего скота, весьма трудно подниматься.

В этом отношении верховые казаки отличаются гораздо большей устойчивостью и удары судьбы в виде неурожаев и падежей скота переносят легче. Среди земледельцев, особенно в отдаленных хуторах, попадаются домохозяева, хозяйство которых может быть оценено в 10 -15 тысяч рублей; в среднем хозяйство может оцениваться в 1000 или 1500 рублей. Обстановка казака – земледельца и весь строй его жизни стоит в зависимости от степени его зажиточности, а она бывает притом различна в разных станицах, изменяясь еще и по мере приближения к большим центрам области. В глухих станицах обстановка жилищ, утварь и одежда просты и даже скудны; в местах, ближайших к центрам, обстановка улучшается, но это не значит, что казаки становятся здесь богаче.

От казака – земледельца переходим к казаку – рыболову и возьмем, для примера, рыболова средней руки. Такой рыболов весной нанимает двух работников, а в остальное время работает один. Весною он плавает со снастью на красную рыбу, а также на чебака, сулу, сельдей. Почти все лето и часть осени проходит у него в безделье; разве только изредка закинет сетку на белую рыбу. С наступлением заморозков работа оживляется. Чуть только река замерзнет, а рыболовы уже проламывают лед и ставят свои сети. Если лёд крепок, то рыболов продвигает себя с помощью багров, а сеть спускает под воду с помощью длинной жерди, топора с длинной рукояткой и веревкой саженей 40. Такой образ деятельности свойственен мелкому рыболову. Чтобы не умереть с голоду, он должен выловить рыбы рублей на 400, из которых выплачивает работникам рублей 50.

Обстановка такого рыболова весьма не богата. Домик у него в две комнаты с холодным чуланом. В доме окна, столы, стулья, кровать, сундуки, поставец с чайной и столовой посудой. Живет рыболов с базара, даже хлеб дома не печет, чем и отличается от земледельца, довольствующегося почти исключительно своими продуктами. Имея четырех работников, рыболов в благоприятную зиму может отложить рублей 200 – 300. Некоторые рыболовы в помощь к своему коренному занятию имеют еще и огороды, часть продуктов с которых продают на сторону. Снасть мелкого рыболова стоит не дорого: сеть обходиться всего в 2 руб., но каждый рыболов имеет по несколько сетей.

Крупный рыболов ведет дело на широкую ногу; у него от 8 до 25 работников, и выезжает он в море с неводом стоимостью в 200 – 300 руб., а зимой ставит от 50 до100 вентерей (рыболовные снасти и сети), стоимостью каждый рублей по 20. Для плаванья имеет несколько дубов (тип лодки) ценностью до 100 руб. и несколько каюков ценностью до 20 руб. Сверх того, подобный рыболов обязательно должен иметь свой рыбоспетный завод, который с посудой обходится в 400 руб. Капитал для крупного рыболова нужен не маленький, но бывали годы, когда такие рыболовы зарабатывали до 10 тысяч руб.

Жизнь рыболова полна всевозможных лишений, сопряжена с большим риском для здоровья и представляет много опасностей. Часто приходится недосыпать и недоедать, в ночь и в непогодь быть на работе. Простудиться очень легко. Мы не скажем, чтобы труд рыболова был трудней труда земледельца, но он рискованнее и опаснее. Сила привычки, с одной стороны, и ожидание богатого вознаграждения – с другой – вот стимулы, побуждающие жителей низовых станиц заниматься рыболовством, несмотря на обилие земель. Есть на Дону множество семейств, посвятивших свой труд исключительно этому занятию. Мелкие рыбаки продают рыбу в сыром виде, а крупные весною солят и коптят, зимою продают в сыром виде, а летом выдерживают в садках.

Тип казака – скотовода в чистом его виде не встречается, хотя почти каждый земледелец есть в тоже время и скотовод, ибо каждый имеет кобылу, две - три коровы и десяток - другой овец. Казаки из калмыков есть скотоводы по преимуществу. Посевы хлебов у них не велики, питаются они преимущественно продуктами скотоводства. Зажиточные калмыки считают свои стада лошадей, крупного рогатого скота и овец сотнями голов.

Виноградарство на Дону, строго говоря, не может считаться специальным промыслом, но представляет важную подсобную статью к основному занятию – земледелию. Собственно этим промыслом занимаются жители немногих станиц и хуторов.

Уход за виноградом хлопотлив, но важно то, что он почти не требует труда взрослых людей; достаточно для этого труда стариков, старух, молодых девушек. Весною виноград поднимают с земли, вбивают сохи и привязывают к ним виноградные плети, летом прорывают листья и погоны, что совершают два раза: в июне и августе; потом его подбивают мотыгами, а на зиму, срезавши ягоды, снова уклакдывают в землю и закрывают старым сеном.

Есть владельцы виноградников, имеющие до восьми отдельных садов. В станице Раздорской и в хуторе Крымском редкий казак не имеет виноградника, и число их увеличивается все более и более. В садах виноградных обыкновенно находятся от 20 до 400 кустов, а куст дает от ½ до 3 пудов ягод. Большинство казаков продают виноград в сыром виде; вино же выделывают только люди зажиточные, и то немного – бочку или две. Виноградарь средней руки может заработать от 200 руб. в год, затрачивая труда, по оценке земледельческой, не свыше, как на 50 руб.

В Цимлянской станице, где растет лучший виноград и приготовляются лучшие вина, более тысячи домохозяек занимаются виноградарством, но исключительно живут этим трудом только старики, вдовы и престарелые девицы. В этой станице виноградники разводятся не кустами, как в других местах, а рядами или шпалерами.

Только богатые владельцы виноградников нанимают сторонних лиц для ухода за ними; в большинстве случаев с этим делом управляются сами хозяева, разве только для караула наймут иногда какого-нибудь старика. Для средних и зажиточных виноградарей профессия их представляется очень выгодною, ибо они сами давят вино. Мелкие хозяева продают виноград крупным промышленникам и выгод извлекают гораздо меньше. Виноградарство у мелких домохозяек является делом второстепенным и служит только подспорьем к земледелию. Заработок в сотню или две рублей от виноградного сада весьма желателен, но направить все силы на виноградарство считается делом рискованным. Исключения составляют хозяева, вырабатывающие от 100 до 350 ведер вина и продающие от 4 до 12 руб. за ведро.

Тип казака – огородника в чистом виде встречается только в станице Старочеркасской, где есть семейства, выручающие с огородов, и в особенности от разведения огурцов, большие деньги, благодаря, с одной стороны, местной почве, весьма удобной для огородничества, а с другой – всегда хорошему сбыту в городах Новочеркасске, Ростове и Нахичевани. Огородничество – занятие менее рискованное, чем земледелие, но занимается этим промыслом весьма ограниченное число семейств.

Из мелких промыслов заслуживает внимание ломка камней для выделки молотильных катков и мельничных жерновов. Промысел это сосредоточен в станице Калитвенской, где им занято до 40 казаков, вырабатывающих в год до 280 руб. на каждого.

Содержанием постоялых дворов занимаются немногие казаки, но заработки имеют хорошие. Прасольство и извозный промысел весьма любимы казаками низовых станиц; и тот и другой промысел могут дать годовой заработок в 400 руб., т. е. не менее того, что получит семья, занимающаяся земледелием при среднем на хлеб урожае.

В Новочеркасске есть один казак, продающий конфеты собственного изделия с лотка; он получает на своем товаре 40% барыша и вырабатывает в год около 550 руб. Более крупные промышленники занимаются сплавом леса, судоходством и пр. Есть ремесленники, и очень искусные, но их мало, и ремесла сосредоточены преимущественно в руках иногородних.

Имущественное положение жителя области, как и всякой другой провинции в государстве, определяется словами: зажиточный, среднего состояния и бедный. Но самые слова эти дают понятия растяжимые, весьма трудно поддающиеся точному определению. Одного точного мерила для уяснения бедности и богатства быть не может. Житель великороссийской губернии, зарабатывающий 400 руб. в год, считается богатым, а казак донской при таком заработке едва сводит концы с концами.

В станицах чисто земледельческих, не имеющих подсобных промыслов, бедным казаком считается такой, у которого стоимость усадьбы не превышает 100 руб. Из рабочих животных он имеет лошадь и пару волов, 5 голов гулевого скота и столько же овец. Засевает такой хозяин не свыше 5 десятин хлеба. Среднего состояния казак имеет усадьбу стоимостью 450 руб., рабочих животных у него от двух до трех пар волов при двух лошадях; в посеве не менее 8 десятин хлеба. Гулевого скота он держит 10 голов, а овец 20. Имущество зажиточного казака состоит в усадьбе стоимостью в 800 или 900 руб, а иногда гораздо дороже; волов он имеет пар пять или шесть, лошадей до десятка, гулевого скота около полусотни голов, а овец около сотни; в посеве не менее 20 и до 30 десятин хлеба.

В приведенный расчет не входят люди с выдающимися состояниями, размеры посевов у которых считаются многими десятками или сотнями десятин и которые ведут свое сельскохозяйственное дело на основаниях чисто коммерческих. У таких казаков – земледельцев можно встретить в домах множество икон в серебряных ризах, отличную мебель, картины, ковры и прочее, а на дворе прочные, целесообразно устроенные службы. Рядом с таким богачом бок обок живёт подчас казак – бедняк, у которого курень покривился на сторону, а на дворе никакого пристроя, кроме ветхого сарайчика.

Такое разнообразие состояний встречается и у казаков – виноградарей, и у рыболовов, и вообще среди всех профессий, которым казаки посвящают свой труд. Существующее мнение о более равномерном распределении благосостояния среди донских казаков неосновательно. Здесь так же, как и в других местах, зажиточность идет рядом с бедностью. Но нищих, в буквальном смысле слова, среди донских казаков нет. За незначительными исключениями, имеющими место в крупных населенных пунктах.

Жилища в казачьем населении области весьма характерны. Казаки называют свои дома куренями, вероятно потому, что в глубокую старину они действительно были курны, как курные избы. Ныне курени не похожи ни на русскую избу, ни на малороссийскую хату. Это домики городской архитектуры снаружи, с оригинальным внутренним расположением. Бедный казак при постройки своего жилища пользуется материалом сподручным: глиной, диким камнем, иногда хворостом, мелом и проч.; но предпочтительнее пред другими материалами употребляется дерево, а кирпич только у наиболее зажиточных.

Деревянные дома у зажиточных людей строятся из хороших бревен или из толстых барочных пластин, иногда из вербовых, ольховых или вязовых бревен, срубленных в собственной леваде, т. е. роще. Наружные стены обиваются деревянными плоскими гвоздями, в промежутки между которыми набивается глина, а затем все стены смазываются аккуратно, также глиною и белятся мелом или глиною же белою. Такой дом отличается теплотою и сухостью. Если стены довольно толсты, то дом не смазывается, а просто натирается раствором охристых глин, отчего стены желтеют. Это желтый цвет - есть любимый цвет казачьих жилищ, особенно в низовых станицах.

В больших станицах, каковы Аксайская, Гниловская, Елизоветовская, Старочеркасская, Цимлянская, Каменская, Нижнее-Чирская, Пятиизбянская и др. – дома преимущественно деревянные, иногда двухэтажные, всегда прочно и довольно красиво выстроены; у зажиточных людей в доме от 3-х до 5-ти комнат, а у бедных 2-е, иногда 3-и. Среди легких деревянных построек настоящего времени резко выделяются своей архитектурою старинные дома, некогда принадлежащие войсковым старшинам. Они выстроены из кирпича, снабжены железными ставнями и таковыми же дверями; потолки изукрашены лепной работою, а кое – где и стены; печи сложены из старинных пестрых изразцов; в нижних этажах таких домов находятся крепкие кладовые и шкафы, выделанные в толстых стенах.

В станице Старочеркасской есть дом, которому, считают, более 150 лет. Он в два этажа: верхний разделен на две половины, в первой из которых прихожая, зал и спальня, а во второй половине три небольших комнатки, не имеющих определенного назначения, из которых в самой задней две железные двери; в нижнем этаже три комнаты, погреб и ледник.

Толстые железные крыши, крепкие железные двери, запираемые громадными железными болтами, узкие окна с железными ставнями, толстые стены домов, - все это переносит нас во времена, еще полные бранных тревог.

Современный казачий дом весьма характерен. Он всегда снабжен рундуком – род навеса, на столбах или крытого балкона, побольшей части с той стороны дома, где находится входная дверь; если нет рундука, то, во всяком разе, есть открытое крылечко с перильцами, на котором проводят свое свободное время казачки, грызя подсолнечные и арбузные семена. Первая от входа комната есть род передней и в тоже время кухни и столовой; здесь семья стряпает и ест, и здесь же у земледельцев помещаются работники, если только для их ночлега не имеется особенной на дворе землянки. Следующая комната есть общая спальня, в которой на пространстве в 15 или 20 кв. аршин спит вся семья, за исключением самого главы семейства с его женою. С другой стороны дома также две комнаты: залик и парадная спальня. В залике принимают и угощают гостей вином и чаем, здесь же принимают священника, служат молебны и панихиды. Чистота в залике и парадной спальне, где стоит кровать с кучею пуховых подушек и одеял, из которых одно непременно сшито из разноцветных, сложенных симметрически кусочков ситцу, - может поспорить с прославленной голландскою чистотой. Заботливая хозяйка не позволит упасть здесь ни пылинке, ни соринке. Скромные комнаты эти выглядят всегда уютно и комфортабельно. В залике никто не спит, а в парадной спальне, где, помимо убранной кровати, стоит еще другая, попроще, а также сундук с более ценными вещами, спят старик со старухой, пока не женили сына или не приняли зятя в дом, в последнем случае парадная спальня предназначается для спанья молодым.

Домик в четыре комнаты есть признак некоторой зажиточности или прочно сложившегося хозяйства; неудачники в жизни или молодые, недавно отделившиеся люди, обыкновенно строят курень о двух комнатах, и тогда залик отсутствует вовсе, а брачная спальня отделяется какою-нибудь перегородкой, за которой негде повернуться, но убранную кровать все-таки втиснут и туда.

Казачки – охотницы к цветам и особенно любят олеандры; в низовых станицах в редком доме не встречаются на балконе несколько горшков или кадок с этими цветами. Балконы и ставни украшаются незатейливой резьбою. Карнизы домов и ставни очень часто выкрашиваются в синий цвет, иногда в красный или белый, а стены куреней, как мы сказали выше, окрашиваются охристою глиной в желтый цвет. Железные крыши на куренях встречаются в виде исключений, деревянные очень редко, а чаще всего они покрываются соломой или камышом.

Чувство изящного не особенно развито в казаке, но если имеет он средства, то всегда не прочь устроить свой курень, как полную чашу. Техническим выражением этим обозначается дом, в котором ни в чем нет недостатка, а, напротив, без которых можно бы было и обойтись.

Во святом углу в залике всегда можно встретить несколько икон в киотах, и более или менее ценных окладах; на стенах картины с изображением святых или мирские.

Портреты Государей встречаются и в самобеднейшей хижке, т. е. в крошечном домике какого-нибудь одинокого старика или вдовы. Затем следуют портреты лиц царствующего дома, государственных деятелей и военачальников; далее изображение битв народов, осады крепостей и пр. Стол стоит в переднем углу и всегда накрыт чистой скатертью; от стола вдоль стен в одну сторону идут лавки, а у более зажиточных - простые деревянные стулья. В левом углу от входной двери стоит поставец или шкаф, с дверцами или без дверец, со столовой и чайной посудой, с ложками, у богатых - с серебряными, у менее зажиточных - мельхиоровыми или британского металла. Зеркало, хотя самое дешевое, есть непрменная принадлежность в залике. Сундуки деревянные, прочно окованные железом, в которых храниться имущество, у зажиточных покрыты более или менее ценными коврами и стоят в парадной спальне или залике. На стенах иногда развешивается казачье оружие: винтовки, шашки, пистолет и пр.

В кухне, помимо печи для печения хлеба, устраивается плита; количество утвари на полках, по сравнению с жилищем крестьянским, поражает своим обилием. Здесь встречаются медные кастрюли и чугунки, горшки и глечики, чашки весьма красивые, металлические и красивые деревянные ложки, ножи и вилки, старинные медные ведра, называемые казанами, объемистые медные кубы для воды, медные кружки и прочее.

В низовых станицах, сверх того, во всяком курене можно встретить самовар или кофейник. Двор казака далеко не везде содержится с такой чистотою, как дом, и низовые казаки в этом отношении далеко неряшливее верховых, у которых усадьба выглядит всегда хозяйственнее, домовитее. Казак первее всего выстроит себе кухоньку или землянку, т.е. вырытый в земле и обложенный камнями домик, покрытый деревом или каменными плитами. В этой землянке русская печь, лавки, стол, одна или две иконы в переднем углу. Здесь помещаются работники, а летом пекут и варят, столько же в видах предосторожности от пожара, сколько и в видах соблюдения чистоты в большом курене. У казака – земледельца невдалеке от дома находиться амбар, один или два, смотря по степени зажиточности; далее следует сарай, в котором размещаются сельскохозяйственные орудия, а затем базы или загоны для скота с особым катухом для свиней и овчарником для овец. Надворные постройки и сама ограда строятся из подручных материалов: камня, лесу, самана хворосту и пр. К скотским базам в некоторых станицах непосредственно примыкают гумна, называемые токами; в других местах гумна помещаются за станицами и хуторами.

Самобеднейшие из казаков устраивают свои жилища таким образом: основа из тонкого дерева вершков двух в отрубе заплетается камышом, а затем стены, пол и потолок обмазываются глиной, и жилище готово. У таких бедняков, кроме хижинки, на дворе обыкновенно никаких более построек не бывает.

Питание и кухня. Рассматриваемый в массе, казак не имеет гурманских наклонностей, а в случае крайности может долгое время выдержать на самой суровой пище – жидкой кашице с сухарями или сухарях с водой. Но казак не аскет и не утрированный скопидом, почему у себя дома, если есть к тому возможность, он любит потешить свою душеньку разнообразными яствами. Господствующий в пределах области хлеб печется из пшеничной муки собственного приготовления; в прежнее время ржаной хлеб был большой редкостью, но ныне, после целого ряда неурожайных лет, он приобрел право на гражданство. Борщ или щи с салом или мясом со сметаной и крутая пшеничная каша дома, а в поле жидкая кашица с салом и картофелью – такова обыденная пища казака – земледельца. Разнообразится стол лапшой – любимым кушаньем казаков: пойманная рыба, застреленная птица или заяц попадают на столе редко, точно также, как и домашняя птица. Потребление баранины имеет свой сезон, и зря, без времени, казак зарежет барашка, или убьет свинью только в исключительных случаях. Молоко и яйца, в громадном большинстве случаев, не составляет предмета роскоши; это обыденная пища всех, за исключением самобеднейших семейств. Говядина, напротив, есть большая роскошь и доступна только в больших станицах, где есть базары. В захолустных хуторках крупный рогатый скот режут только лица с выдающимися состояниями, да и то в особенных случаях: на свадьбы, похороны, поминальные обеды и пр. Затем говядиной лакомятся разве в несчастных случаях: захудает скотина так, что нельзя рассчитывать на поправку, сломает бык ногу и пр.

Наичаще на столе казака можно встретить нижеследующие яства:

пирог с сыром, яйцами, капустой или картофелью, реже с мясом, студень с квасом, борщ, лапшу, вареное или жареное мясо, кашу с маслом, кислое и пресное молоко, взвар из терна и лесных груш, соленые и свежие огурцы, арбуз, дыни, и печеную тыкву.

В низовых станицах лакомое блюдо составляет каймак, род кипяченых сливок, которые едят с хлебом и кофе. Огурцы, арбузы и дыни, а также молоко казаки едят и за завтраком, и за обедом, и полдничают этими же продуктами; в горячую рабочую пору казак, да и то не всякий, приедет разве повечерять (поужинать) домой. В станицах, богатых виноградом, плод этот также составляет постоянную пищу казака.

На торжественных обедах попадают по нескольку перемен пирогов: холодных, горячих, жарких, и взваров, заменяющих пирожное. Кисель тоже составляет весьма обыкновенное блюдо, как на обыденных, так и на торжественных обедах, точно так же и блины, блинцы, ленивые и простые вареники.

Водка, вино сантуринское, фабрикуемое на разные лады, и донские вина различного качества составляют неизбежную принадлежность торжественных обедов.

Есть станицы, в которых блюда несколько видоизменяются. Так, например, в станице Кагальницкой подают особого рода похлебку с рисом, черносливом, изюмом и морковью; лапшевник, приготовляемый из вермишели. В других станицах едят тюрю, т. е. хлеб, размоченный в просоленной воде; сладкое тесто с грушами, терном, сухими вишнями, яблоками; в иных местах употребляют овсяный кисель. Молочные скопы употребляются в виде масла, кислого и пресного молока, творога, каймака и сюзьмы, т. е. особый род творога, приготовляемого из кислого молока. Некогда на пространстве всей области из сюзьмы, разведенной водою, приготовлялся весьма употребительный, хорошо освежающий напиток – арьян. Нынче употребление его помнят разве только старики.

Костюм и одежда. Казаки, давно отрешившиеся от национального русского костюма и выработавшие себе в былое время своеобразную одежду, смесь восточной с русской, ныне в покроях своих платьев следуют образцам западноевропейским. Сорочка у казака всегда пестрой бумажной ткани, преимущественно сарпинковая, с прямым воротом, застегивающимся на две пуговицы.

В низовых станицах уже не редки белые сорочки или, по крайней мере, манишки с воротничками и рукавчиками. Исподнее всегда полотняное и в низовых станицах покупного полотна, а в верховых иногда домашнего изделия. Форменный мундир или чекмень синего сукна с красными выпушками, а в домашнем быту носят чекмени черкесиновые или панковые, такого же покроя, как и военные, т. е. однобортные, застегивающиеся на крючки. В низовых станицах черкесиновый чекмень почти совсем вытеснен черным сюртуком, пальто и пиджаком. Но стариков еще можно видеть в их типичных черного или синего сукна халатах с высокими стоячими воротниками. Форменные шаровары синего сукна с красными лампасами, а неформенные черкесиновые или нанковые штаны русского покроя или суконные брюки покроя западноевропейского. Фуражка форменная синяя с красным околышем и кантом, а зимние шапки сохранили еще свой оригинальный, староказачий покрой. Они круглые, с низкой тульей и опушены мехом «поречни» или речной выдры. Тулупы и обувь носят русского образца, но казаки никогда не употребляли лаптей. В верховых станицах летом носят башмаки из грубой кожи на толстых подошвах и всегда при шерстяных чулках собственного изделия.

Старинный женский казачий наряд – кубелек, ныне можно встретить разве только у бабушек. Кубелек есть род капора из шелковой или ценной шерстяной ткани, застегивающегося спереди на более или менее ценные пуговицы. Талия всегда поднимается очень высоко, и вся грудь охватывается тканью плотно. Наряд этот, стянутый у талии жемчужным поясом, бывает очень эффектен, но изящным его назвать нельзя, хотя и есть типичные фигуры, которым кубелек очень идет. Головной убор, употребляемый при кубельке, есть колпак из шелковой одноцветной или вытканной разными узорами ткани; убор этот очень идет к красивым женским головкам несколько восточного типа.

Колпак сохранил еще на Дону право гражданства и при платьях европейского покроя. Рубашки у простых казачек вверху из пестрого ситца, а низ полотняный. Затем следует юбка с кофтой или обыкновенного покроя европейское платье, в праздник шелковое или шерстяное, а в будни ситцевое. Хотя пальто и разного рода шубки теснят со всех сторон старинную донскую шубу, но, благодаря особенно удобному покрою, шубы эти все-таки не выходят из употребления.

Донская женская шуба – род халата на меху, без талии, с длинными рукавами, без воротника, но опушенная по краям каким-нибудь ценным мехом, преимущественно норечим. Мех на шубах бывает различный: лисий, беличий, овечий и пр., а покрываются они то бумажными, то шерстяными, то дорогими шелковыми и бархатными тканями. В былое время шубы и пояса казачек стоили бешеных денег, так что труднее было справить шубу и пояс, чем выстроить курень и обзавестись хозяйством. Атаман Денисов еще в двадцатых годах текущего (XIX-го) столетия читал простым казакам наставления о неприличии бедным людям рядиться в шелк и бархат.

В церкви, на улице, в саду, вообще на людях, колпаки и характеристические головные платочки уступают место шляпкам, кубельки или традиционная юбка с кофтой – тюрнюрам и папье, шуба – шубке и ротонде, но дома, а в глухих захолустьях и на людях, еще можно полюбоваться казачкой в ее исторически сложившемся костюме.

Перчатки, зонтики и щегольские ботинки среди низовых казачек, особенно среди дочерей и жен виноградарей, виноделов и рыболовов, приобрели ныне полное право гражданства, но женщины мало увлекаются этими побрякушками, сохраняя в одежде старинные придания. Низовая казачка, пока она девушка, вполне барышня – белоручка и белоличка. Недаром же она изобрела, в видах сохранения цвета лица, особенный состав, известный под именем жировки. Эта отвратительная смесь составляется из какого-нибудь животного жира, сулемы, селитры и выжимок из виноградных листьев. Лицо, смазанное жировкой, действительно не загорает, но кожа на нем, после нескольких лет практики, превращается в некое подобие пергамента.

Воинственный в массе, гордый прошлым казачества, донской казак чрезвычайно дорожит своим званием. Об этом звании поет ему мать в колыбельной песенке, рассказывает бабушка в сказке, говорят товарищи детских игр… Боевые предания поддерживаются старым дедом, повествующем о былом времени, и отцом, может быть, только вчера вернувшимся со службы царской. Слушает ребенок и отрок и поучается: становясь юношей – он уже сам царский слуга и воин – защитник отечества. На службе царской – казак у своего дела, на своем месте. Он несет ее, как долг, как священную обязанность, традиционно переходящую от деда к внуку.

Глубокая преданность Царю вошла в сознание масс, всосалась в плоть и кровь казака. Чинопочитание, уважение к старшим по службе, дисциплина – есть результат домашнего воспитания казака. По представлению казака, человек чиновный равнозначен человеку умному. Но это убеждение не мешает казаку в домашнем быту относиться к офицеру, как к равному, и общаться с ним, как со своим братом.

Казак никогда не знал крепостной зависимости, всегда был свободен от налогов и личных податей, пользуясь широким местным самоуправлением и выборным началом. Вот почему вне службы он держит себя свободно и независимо.

Веротерпимость присуща казаку, как и всякому русскому человеку; он про себя посмеется над чужою верою, но оскорблять магометанина, язычника или еврея потому только, что они не русской веры, не станет.

Гостеприимство, - иногда искреннее, радушное, в другой раз из тщеславия, весьма развито на Дону. Всякий казак старается угостить случайного гостя по мере сил, но богатые пиры частенько задаются из тщеславия.

Воровство среди коренного казачьего населения развито мало; особенно предосудительным проступком считается воровство хлеба или земледельческих с поля орудий. Доверие друг к другу настолько велико, что в иных хуторах вовсе не знают употребления запоров или замков. Иное дело в походе против неприятеля. Там за казаком нужен тщательный присмотр, иначе будет тянуть все, что под руку попадется. Это остаток древнего обычая – «добывать зипуны» от неприятелей. В сношениях со сторонними казак вносит известную долю хитрости и даже коварства.

К старшим казаки почтительны, а ко всякому начальству, хотя бы оно и не всегда стояло на высоте своего признания, относятся с уважением.

Безнравственность, в смысле половой распущенности, не в нравах донских женщин. Девушки дорожат своею девическою честью, что происходит, быть может, и оттого, что они довольно рано выходят замуж. Казачьи жены, живя в отсутствие мужей, ушедших на службу, довольно долгое время, сравнительно говоря, редко впадают в грех прелюбодеяния, но снохачество, т. е. незаконное сожитие свёкра с невесткой, развито на Дону в значительно степени.

Что касается до мужчин, то самою жизнью своею они поставлены бывают весьма часто в невозможность соблюдать строгую нравственность. Живя вдали от родины и семьи, казак поневоле втягивается в прелюбодеяния. К сожалению, знатоки народного быта говорят, что среди казачества нередко можно встретить противоестественные пороки – мужеложство и скотоложство.

Не будучи ворами и мошенниками по профессии, казаки склонны ко лжи и обману без всяких корыстных видов - в то же время они очень доверчивы и готовы верить подчас самым нелепым слухам.

Горьких пьяниц среди казаков очень мало, но, говоря вообще, казак любит выпить; водка и вино выпиваются при всяком удобном случае и иногда в неимоверном количестве.

В ряду своеобразных казачьих обычаев первое место занимают обычаи свадебные. Свадьбы бывают большей частью осенью, после Покрова. Высмотрев девушку лично или узнавши от сына, какая ему полюбилась, мать жениха отправляется в дом к родителям девушки и ведет дело более или менее тонкими намеками, хотя суть-то дела всем понятна. После этого делается формальное предложение, для чего отец и мать идут в дом уже с женихом. Жениха оставляют в сенях, а старики ведут в комнате беседу о посторонних предметах, пока кто-нибудь из родни девушки не скажет: «Да с чем же вы, сваты милые, приехали, где ваш товар?» Жениха вводят в комнату, и он становиться среди оной, потупив глаза в землю. «Вот наш товар, говорят родители жениха, нравиться ли он вам?.. Если бы к нашему товару да хорошую пару!» Из другой комнаты вводят невесту и становят ее рядом с женихом, а затем спрашивают: «Хороша ли пара?» - «Голова головы стоит», – отвечают те. После этого следует угощение водкой или вином, причем невеста и жених подносят напитки всем присутствующим по очереди, а в заключение откушивают, то есть отпивают понемногу сами и целуются друг с другом. Старики в это время меняются хлебами, в верхней стороне которых вырезаны четырехугольники, наполненные солью. Гулянье после этого обряда, т. е. постоянная выпивка, продолжается иногда целую неделю. Затем сваты, т. е. родители невесты, идут смотреть «попялишша» (пепелище), т. е. будущее жилище своей дочери. Здесь же назначается день, в который нареченные должны быть обвенчаны. Перед отъездом в церковь отец благословляет жениха иконой и говорит ему несколько наставительных слов; этот же обряд повторяется и у невесты. После венчания пируют в доме родителей жениха.

На свадьбу приглашаются обыкновенно все родные, иногда более 50 человек, и свадебный поезд состоит из десяти и более повозок. Специально приглашенный на свадьбу дружко обязан устранять молодых от порчи и дурного глаза и от различных чар колдовства, в которое казаки веруют. Одним из условий для лиц, участвующих в поезде, дружко обыкновенно наставляет не оглядываться назад, дабы молодым не причинить несчастья.

Интересен заимствованный с востока обычай продажи невесты жениху. Маленький брат или другой родственник невесты, вооруженный плетью, рогачом или чем ни попало, требует с жениха «золотую гривну да бутылку водки», грозясь, в противном случае, ударить жениха. Ему, обыкновенно, дают какую-нибудь монету, и тем дело заканчивается.

Заканчивается свадьба своеобразным обычаем «заливания пожара». Гости, приглашенные на свадьбу, собираются в последний раз в доме родителей жениха и изрядно выпивают. Берут затем платок, смоченный в водке, и зажигают его, а после льют воду и разбивают горшок или тарелку.

Хождение духовенства с иконами есть обычай весьма распространенный в пределах области, но самым важным в казачьем быту считается хождение по окончании посева. Носят обыкновенно крест, икону Божией Матери, св. Николая и св. Власия. Молебны служат св. Власию над скотом, св. пророку Науму пред началом учения детей и св. Иоанну-воину - пред выходом казаков на службу. Во время хождения с иконами, теми из жителей, у которых служатся молебны, устраиваются всенародные обеды.

На Дону свято чтится обычай по возвращении казаков со службы приносить с собою в местный храм хоругви, иконы, крест, Евангелие, священный сосуд и т. п. На встречу казаков выходит вся станица с местными властями во главе. Старший урядник рапортует начальству о благополучном возвращении со службы и затем все отправляются в храм, где служится молебен и передается принесенный дар. По возвращении к станичному правлению, служивым предлагается станичная хлеб-соль, и гулянье продолжается иногда довольно продолжительное время.

Обычаи, созданные экономическим строем станичных обществ, используются очень строго и имеют, так сказать, характер местного закона.

Станица заказывает, т. е. воспрещает до известного времени пользоваться лесными плодами: грушами, яблоками и терном. В известный день собирается вся станица, и тогда всякий рвет плодов, сколько может. Такой же обычай в некоторых станицах практикуется и по отношению к рубке леса, но, к сожалению, далеко не везде этот обычай строго выполняется. Напротив, по отношению к дележу сенокоса обычай используется строго. Все домохозяева выезжают в назначенный день, и сенокос делится по равной между всеми, как по качеству, так и по количеству части. Ранее срока никто не смеет начать покос.

Предрассудки и суеверия весьма распространены в казачьем населении области. Исчислить их здесь все не представляется возможным, почему мы и приводим только некоторые, наиболее характерные. Пред новорожденным младенцем, впредь до совершения над ним таинства крещения, горит постоянно восковая свеча для отогнания злого духа. Кто идет в качестве крестных отца или матери к незаконнорожденному дитяти, тот должен предварительно перевязать себя уздою. Во время крещения бросают в купель шарик из воску, в который завернуты волосы ребенка: потонет шарик - дитя умрет скоро, будет плавать - дитя проживет долго. Когда женщина готовиться родить – в доме отворяют все двери. Крик сыча и вой собаки предвещают кому-либо из хозяев дома смерть. Считается большим несчастьем, если заяц перебежит дорогу или перейдет священник. Если священник, пришедший напутствовать больного святыми дарами, положит свою палку – больной умрет, если поставит – больной будет жив.

Веником никого не нужно бить, иначе короста заведется. В понедельник не меняют рубашки и не чешут волос во избежание напасти. В четверг не солят сало, иначе в нем черви заведутся. В пятницу не варят квас, иначе дьявол будет купать в нем новорожденных. Отрезанные ногти носят за пазухой, чтобы было, чем цепляться на том свете при влезании на стеклянную гору. Если в марте не бить блох, они будут кусать. Казаки считают грехом топтать кузнечиков и саранчу, потому, что между ними есть Божий путеводитель. Если истребление производиться по приказанию начальства - грех ложиться на его душу, а не на душу исполнителей.

Масса населения верит в существование колдунов, знахарей, еретиков, т.е. людей, знающихся с нечистою силою. К сожалению, не только темный люд, но и лица более или менее цивилизованные, например, некоторые священники и народные учителя, верят в эту дребедень. Колдуньи могут портить людей, посылать на них, как равно и на скот, разные болезни. Нечистая сила может быть наслана на дом при его постройке, особенно легко портить людей во время свадеб.

Если мать бранит свое дитя непотребными словами и проклинает, то дитя может обратиться в нечистого и исчезнуть. Во время грозы не следует держать около себя собак и кошек, ибо колдун может поймать дьявола, гонимого молниею, и всадить его в одно из этих животных. Простонародные, а отчасти и средний класс, верят в дар колдунов или знахарей прозревать будущее, и особенно в их способность указывать, где находиться похищенное имущество. За эту чудодейственную силу легковерная толпа уплачивает колдунам большие деньги.

Знахари бывают злые и добрые, последние лечат людей и от злого духа, и от различных болезней. В действительности, если лечение производиться с помощью каких-либо растений или минеральных веществ, иногда получается если не совершенное выздоровление, то, по крайней мере, некоторое облегчение болезни, ибо нельзя отрицать того, что знахари подметили лекарственные свойства многих растений. Лечение же наговорною водою, причитаниями, заклинаниями, заговорами есть, конечно, бессмыслица, объясняемая только глубокою верою масс в сверхъестественные силы природы».

Традиционная одежда, костюм и форма донских казаков.

Материальная культура казаков формировалась под влиянием культур народов России, Польши и Литвы, Украины, народов Кавказа и Востока. Это влияние мы можем увидеть в одежде и костюме казаков и казачек, в их поэтапной трансфрмации.

Костюм XVI – XVII веков.

Казачий костюм XVI - XVII в.в. был весьма своеобразным. Дома, в обыденной жизни и в походах, донцы носили «одежду домодельную»: зипуны, плащи, бурки, штаны, рубахи, кожаные сапоги, ремни. На дружеские пиры наряжались по-праздничному. Одни появлялись в роскошных лазоревых атласных кафтанах с частыми серебряными нашивками. Другие щеголяли в камчатых полукафтанах без рукавов и в тёмно-гвоздичных зипунах. Многие казаки одевались в камчатые кафтаны с золотыми турецкими пуговицами и серебряными с позолотой застёжками. Многие казаки предпочитали басурманскую одежду русской, ибо эта одежда, широкая и просторная, не стесняла движения, была удобной в быту и в бою.

Казачий костюм XVII – XVIII веков

В XVII - XVIII в.в. это была самая разнообразная одежда, привезённая в основном из походов. Они носили: шаровары белого тонкого сукна, бурки «новыя индийскае», синие чекмени, кафтаны, шапки зелёного сукна с чёрным околышем, юфтевые сапоги.

К началу XVIII в. сложился традиционный тип мужской одежды, обязательной принадлежностью которой являлся зипун, с ним носили рубахи, бешметы, шаровары, сапоги. На зипун надевался кафтан, спускавшийся ниже колен. Кафтан изготовлялся из парчи, бархата, атласа. Шился с пышными у плеча и узкими от локтя рукавами, застёгивался серебряными или позолоченными пуговицами. Дополнением к кафтану служил пояс, украшенный золотом. Поверх кафтана надевали черкеску с разрезанными рукавами. На поясе носили булатный нож или шашку, сафьяновые ножны.

Завершала костюм шапка с околышем из меха соболя или куницы, верх которой изготавливался из синего или красного бархата и вышивался золотом.

В зимнее время казаки носили шубы, шитые из лисьего, собольего меха.

Походная одежда казака состояла из грубого суконного зипуна кавказского покроя, подпоясанного ремнём, широких шаровар, убранных в голенища сапог. На голове носили шапки с околышем из меха соболя. Шапка занимала особое место в комплекте мужской одежды. Шапка - продолжение головы. При возвращении с войны или службы, казаки приносили шапки в дар родовым рекам, бросая их в волны.

Помимо одежды, казаки заботились и о причёске. Волосы на голове постригали «кружком», под горшок.

В последней трети XVIII в. устанавливается форменная одежда (военная форма). Они носили на службе верхний суконный кафтан, подпоясанный цветным кушаком, суконный бешмет, суконные шаровары, заправленные в короткие сапоги, и шапку. Одежда полков отличались по цвету. Но в 1774 г. для всех полков ввели единые цвета форменной одежды. Верхние кафтаны голубые, с красным воротником. Бешметы, шаровары, верхи шапок - голубые. Края кафтанов и бешметов обшивались узкой жёлтой тесьмой. У офицеров кафтаны и верхи шапок отделывались золотой тесьмой

В 1801 г. была предписана обязательная военная форма всему Войску Донскому: куртка, шаровары, заправленные в сапоги, пояс с портупеей, чекмень, шинель, кивер, Куртку, чекмень и шаровары шили из синего сукна с красными выпушками и лампасами. На серых шинелях были синие воротники с красными выпушками. На голове кивер - высокая шапка из чёрных смушек с висячим красным верхом. У офицеров кивер украшался султаном из белых перьев. У рядовых казаков на киверах были шерстяные помпоны.

Одежда и военная форма казаков в XIX веке

В течение XIX в. форма постепенно упрощалась. В конце века она была заменена новой, которая просуществовала до революции. Перед войной обмундирование казака состояло из следующих предметов: гимнастёрки, мундира, шаровар, сапог, шинели, фуражки, папахи, башлыка, пояса.

Тёмно-синий, длинный мундир с разрезом для посадки на седле застёгивался на крючках левой полой наверх. На обшлагах его рукавов и стоячем воротнике была красная окантовка. Тёмно-синие шаровары с красным кантом заправлялись в сапоги. Летом с такими шароварами носили гимнастёрку из ткани защитного цвета со стоячим воротником и застёжкой на пуговицах. Удлинённая шинель из грубого сукна защитного цвета застёгивалась крючками левой полой наверх. На воротниках шинели – красные лацканы с серебрянными форменными пуговицами. Головные уборы – фуражки и папахи. Казачья донская фуражка с тёмно – синим верхом, красным околышем и чёрным козырьком носилась сдвинутой на правую сторону. Зимой носили серые папахи и башлыки.

Одежда донских дворян XIX века

В 1801 г. всем донским казакам была присвоена единая форма. Они носили куртки и чекмени, застёгивающиеся на крючках спереди, с красной выпушкой по обшлагам и воротнику. Вместо барашковой шапки на голову надевался кивер, на шаровары положено было пришивать широкие алые лампасы.

Донские дворяне, которые служили, носили военную форму. Офицеры шили султаны на шапках, шарфы, шпоры и перчатки.

С 1804 г. офицеры получили серебряное шитьё на воротники. В 1809 г. генералам Войска Донского дано было общегенеральское шитьё. В 1854 - 1855 гг. появляются офицерские галунные погоны.

Офицеры Атаманского полка носили голубые мундиры, а Лейб-гвардии казачьего полка - короткие до талии красные куртки со стоячими воротниками с серебряным фигурным шитьём по воротнику и обшлагам.

Украшало мундиры плетение из шнурков, обвитых золотой или серебряной канителью, крепившееся на правом плече в виде двух петель и двух концов с заострёнными металлическими наконечниками.

Изменения в военной форме донских казаков происходит только к началу Первой мировой войны. Казачьи мундиры уже ничем не отличаются от общеармейской формы русской армии.

Одежда и костюм донских казачек.

Женщины долго сохраняли одежду тех мест, откуда они пришли. На Дону существовало несколько различных комплексов одежды с кубелеком, понёвой, сарафаном и сукманом.

На Нижнем и Среднем Дону наибольшее распространение в XVII - XVIII вв. получил комплекс женского костюма с кубелеком, в котором чувствовалось влияние Востока. В. Д. Сухоруков писал, что одежда жён казачьей старшины отличалась восточной пышностью.

Верхнее платье кубелек напоминало по форме и названию татарское платье камзол. Шилось из дорогих тканей, парчи, шёлка. Эти ткани казаки привозили из военных походов или закупали в Москве. Кубелек до пояса застёгивался серебряными, позолоченными пуговицами. Под низ одевалась рубаха, шитая из тонкого полотна, шёлка, ворот, рукава и подол которого выглядывали из-под кубелька. Ворот рубахи украшался золотым шитьём. Выше талии, поверх кубелька, надевался пояс - татаур, шитый из бархата. Богатые казачки носили кованые серебряные пояса. При выходе из дома поверх кубелька надевался каврак (кафтан), который также застёгивался на груди. Многие женщины на татарский манер носили шаровары.

Кубелечный костюм, частично изменяясь, сохранялся в течение всего XVIII в. Обувью служили мягкие сафьяновые сапожки, украшенные на подъёме вышивкой. Поверх сапожек надевали туфли из сафьяновой кожи на невысоком каблуке.

Головы, как и все женщины России, казачки должны были покрывать. Обязательное покрытие женской головы идёт с давних времён и связано с поверьем древних славян о том, что волосы женщины обладают магической силой.

Женский головной убор отражал и возрастные различия в положении женщин: чёткое разграничение женских и девичьих головных уборов. На Дону головные уборы у замужних и незамужних казачек были различны, и были русского происхождения: девушки носили челоуч - налобную повязку, косу украшали лентами. Женщины носили повойники - мягкую шапочку, поверх которых повязывался платок.

Традиционным зимним нарядом казачек считалась донская шуба. Она шилась из меха лисы, а сверху покрывалась парчой или бархатом. Её длина доходила до пят. Она была без застёжки, с удлинёнными рукавами. Вместе с шубой носили шали, а по праздникам шапки.

Как и все женщины, казачки любили украшения. Самыми характерными были чикилики, которые представляли из себя алую ленту, украшенную жемчугом, к которой прикреплялась сетка из крупного жемчуга. Жемчуг являлся любимым украшением как россиянок, так и казачек.

Богатые казачки носили серебряные и золотые браслеты - безилики. Серебряное кольцо на пальце левой руки девушки означало, что она на выданье, на правой - просватана. Если кольцо с бирюзой - жених служит. Золотое кольцо на правой руке - замужняя, на левой - разведённая. Два кольца на одном пальце левой руки - вдова.

Одежда с понёвой, сарафаном и сукманом бытовала в верховьях Дона. В основном это была русская одежда. Красную понёву (юбку) из трёх полотнищ домодельной ткани казачки носили с рубахой и рогатой кичкой.

В России понёву начинали носить только девушки, достигшие возраста замужества. На Дону юбки начинали носить девочки с 15 лет и то при условии, если старшая сестра была просватана. Ежели она была не замужем, то младшие сёстры должны были ходить в платьях, чтобы « не посадить» старшую сестру под корыто.

Одежда казаков–некрасовцев была русская. Крой в своей основе имел простейшие геометрические формы: это круг, квадрат и прямоугольник, что свидетельствует о древности кроя.

Одежда казачки, жившей в верховьях Дона в начале XVIII в., состояла из рубахи, балахона, завески, пояса и мутозиков. Рубашка, как мы говорили выше, является самой древней одеждой обитателей Восточной Европы. Подол, ворот и рукава украшались вышивкой, выделялись цветом.

Рубашка казачки–некрасовки состояла из двух частей. Верх рубахи, который был не виден, шился из простой ткани, а подол и рукава – из ярких шёлковых тканей. Подол состоял из двух прямоугольных полотнищ, по бокам которых вшивались клинья. Низ подола украшался красной каймой – построчкой. Рукава имели пройму. Поверх рубахи надевался балахон, представляющий верхнюю распашную одежду на подкладке, сшитый из яркой полосатой ткани. Рукава балахона, как и рубахи, тоже имели прямую пройму, которые сшивались при помощи треугольников, называвшихся ластовицами. Сверху на рукава нашивались разноцветные яркие шёлковые ленты – наставки. На груди балахон имел застёжку, количество пуговиц превышало количество петель. Сверху балахона надевалась завеска. В повседневном наряде она выполняла утилитарную роль, защищала одежду от загрязенения, а в праздничном костюме была дополнительным украшением. Крой её был прост. Шилась она из яркого прямоугольного полотнища, сосборенного под обшивку, украшенного каймой – построчкой. Завеска шилась без завязок. Дополнительным украшением к костюму был мутозик – пояс длиной 2,5 м, сшитый из разноцветных лоскутов.

В холодное время года казачки–некрасовки поверх балахона носили куфаенки или сарафаны. Куфаенки – это верхняя распашная, длиной до пояса, с короткими рукавами одежда, стёганная на шерсти. Сарафан имел такой же покрой, как и балахон, но впереди к нему пришивались две косые полки, и был он так же стёган на шерсти.

Головные уборы казачек – некрасовок демонстрировали их статус. Девочки и девушки – невесты с самого рождения носили связку, сложенную в несколько раз полоску ткани, украшенную бисером. Поверх связки надевали платок красно – жёлтой расцветки.

Женский головной убор некрасовки представлял собой более сложную композицию. Он включал каюк – наполненный шерстью валик из х\б ткани, поверх которого надевали шлычку – повязку особой формы, потом прилаживали связку, и завершал головной убор уруминский платок.

В середине XIX в. в комплекс женской одежды входил и сарафан. Он являлся символом русской национальной одежды. Сарафаны шили без спинки, с высоким нагрудником, множеством сборок сзади и украшали его цветными лентами. Такие сарафаны носили в верховьях Дона.

Кубелек, который носили казачки первого и второго Донских округов, прежде был в верховых станицах предметом роскоши и служил нарядом для женщин более зажиточных семейств. В XIX в. среди казачек получил распространение сукман – вид нераспашной одежды с узкими короткими рукавами. Сукман шился из шерсти синего или чёрного цветов. По прямому разрезу шеи он обшивался шёлковой лентой или тесьмой красного цвета. Под сукман надевали длинную домотканую рубаху, воротник, подол и рукава которой шились из красного ситца. Подпоясывался сукман плетёным поясом из красных ниток. Во второй половине 19 в. сукман носили женщины пожилого возраста.

Быстрый процесс экономического развития Дона в 80 – 90 гг. XIX в. сопровождался ростом численности неказачьего населения, ломал рамки казачьей замкнутости. Яркий красочный старинный женский костюм уходит из быта и преобладающим становится комплекс женской одежды с юбкой и кофтой.

В течение столетий одни женские уборы сменялись другими. И только платок во все времена оставался неизменной принадлежностью женского костюма. Платки в России появились только в XVI – XVII вв. Это большие шёлковые платки с разноцветными полосами. Их привозили с востока купцы. Наряду с парчёвыми повойниками, в описях имущества казаков встречаются и шёлковые платки – шали. Первоначально рисунок на платках был некрупным, многие шали имели восточный орнамент в подражание турецким. Но вначале XX в. цветение алых роз по чёрному, красному и белому полю становится всё более пышным.

С праздничными платьями носили покупную обувь – кожаные на пуговицах ботинки – гусарики, гетры на шнурках, полуботинки с узким носом – баретки. Рабочей обувью служили поршни – примитивные башмаки. Носили самодельные чирики – туфли на жёсткой подошве с широким каблуком и тупым носом.

Из тёплой одежды в ходу были традиционные донские шубы, покрытые чёрной блестящеё тканью (ластином) и отороченые мехом выдры, некоторые носили овчинные шубы, плюшевые пальто.

Эволюция и унификация традиционной одежды казаков Дона с конца XVIII до начала XX века

Костюм, о котором было сказано раннее, частично изменяясь, сохранялся в течение XVIII – XIX в.в. Европейские моды, которые стали проникать на Дон только после Отечественной войны 1812 г., коснулись лишь верхушки казачества.

Во 2-й половине XIX в. кубелеки шили не из парчи, а из различных шёлковых тканей. В конце XIX и даже начале XX в. кубелеки ещё бытовали. Кички и повойники стали выходить из употребления гораздо раньше кубелеков. Их заменил колпак, получивший распространение на Дону. Колпак был женским головным убором.

Другие комплексы женской одежды бытовали у казаков, живших на Верхнем Дону и по северным притокам. Одежда здесь была русская. В середине XIX в. в ряде верховых станиц в комплекс женской одежды входил сарафан. Яркий ситцевый сарафан назывался кумашником. Его шили с высоким нагрудником, без спинки, так что сзади он представлял собой юбку с большим количеством сборок. Ниже талии повязывали плисовый пояс в 5 – 6 см ширины. На сарафан надевали запон (фартук) с небольшой грудинкой. Праздничный запон украшался ткаными узорами.

Разновидностью сарафана был сукман – накладная одежда, чаще всего синего или чёрного цвета, шитая из четырёх полотнищ ткани, с узкими и короткими рукавами. Прямой разрез шеи обшивался широкой шёлковой лентой и застёгивался пуговицами с помощью петель, образуемых цветным шнуром. Сукман подпоясывался плетёным красным или синим кушаком. Под сарафан и сукман надевалась белая домотканая рубашка с невысоким стоячим воротником и небольшим разрезом спереди. Под подбородком рубаха завязывалась красным лоскутом, продетым в петельки. Рукава, узкие от плеча, сильно расширялись к концу. Ворот, подол рубахи и рукава ткались клеточным узором. Девушки, носившие рубаху в качестве верхней одежды, подпоясывали её красным пояском, плетёным из шерсти.

Обувь была самодельная. Самая распространённая рабочая обувь – поршни. Сшить их было совсем просто. В овальном куске сыромятной кожи вырезали угол, края которого сшивали. Таким образом, получался носок. По краям башмака прбивали отверстия, в которые продевали ремешок, выходивший концами в сторону пятки, и стягивали ремешок на ноге. Шили самодельно обувь и на подошве, с широким каблуком и тупым носом. Такие туфли назывались чирики, или чиряки. Женщины и девушки носили с чириками грубые белые бумажные чулки.

В верховых станицах, в XVIII – первой половине XIX в., казачки носили кички с небольшими рожками. Они их мастерили сами из белого или синего холста, который складывали четырёхугольником, прошивали густыми рядами суровыми нитками и долго варили их в молоке для затвердения. На рожки кички наматывали миткальный рушник, концы которого сначала проводили поверх кички, затем под подбородком и, наконец, подтыкали сзади за ухом. Спереди на кичку нашивали лобок, унизанный жемчугом, сзади привязывали на шнурке «подзатылен», расшитый узорами.

В северных округах, где зимы были холодные, головы укрывали очень тщательно. Сначала на узел волос надевали шлычку, туго затягивая её тесёмкой. Затем повязывали колотовочку – четырёхугольный платок с мелким рисунком. Один угол колотовочки загибался и закрывал рот, а два других туго натягивались и завязывались сзади узлом. На колотовочку надевалась тёплая шаль, сверх которой повязывали «знуздалку». Так назывался платочек, свёрнутый узкой полоской, который проходил под подбородком и завязывался на макушке. Знуздалка хорошо выделялась на шали.

Зимой носили белые овчинные некрытые шубы, отороченные по краям рукавов, по полю и низу узкой полоской курпея. Были шубы и без оторочки, подпоясанные вязанным шерстяным шарфом синего или зелёного цвета.

Несмотря на приверженность казаков старинным обычаям, в чём они видели своеобразные признаки самобытности и независимости, в XIX в. костюме появились изменения, которые постепенно привели к переходу на стандартные общеевропейские виды одежды: сюртуки, пиджаки, жилеты.

Основными факторами, влиявшими на эти изменения, стали участие казаков в боевых действиях в различных регионах империи и за её пределами (Франция Пруссия, Польша, Венгрия), усиление связей с Россией, унификация образа службы и жизни, как в самой административной столице – Новочеркасске, так и в окружных центрах и больших станицах, расположенных недалеко от городов Ростова-на-Дону, Нахичевани, Азова, Таганрога, Алексанровска-Грушевского, а также на Верхнем Дону - у г. Царицына и Воронежа.

Казаки Донского, Кубанского и Терского войск вначале XX в. носили форму, по стилю заимствованную у кавказских горцев: папахи, бешметы, черкески с газырями, кинжалы на поясе, бурки, шаровары с лампасами и шинели.

Каждое войско имело свой цвет лампасов и погон. Прибор у всех войск был серебряным. Были казаки вооружены пиками с гранёным остриём. Вооружение дополняла кавалерийская укороченная винтовка.

Помимо формы могли носить и фуражки, кители, сюртуки, гимнастёрки, шинели, сохраняя от казачьей формы только синие шаровары или бриджи с лампасами и шашку казачьего образца. Казаки, в мирное время живя по станицам, так же носили форму, заменявшую им обычную одежду.

Головным убором казака летом была бескозырка, после - фуражка с широкой тульей синего цвета, с цветным околышем, а после 1914 г. - защитного цвета. Зимой и при парадной форме казак надевал чёрную папаху.

Каждодневная форма - гимнастёрка белая, затем защитная, синие шаровары с красными лампасами, узкий затяжной ремень с пряжкой.

Этносоциальный потрет донского казачества в исторической ретроспективе 16 – 20 веков.

Серьёзный вклад в изучение этнической и социо-культурной истории казачества 16 – 20в. внесли современные исследователи этой интереснишей проблематики: А.И. Агафонов, Г.Н.Астапенко, Н.А.Миненков, В.Н.Королёв, М.А.Кузнецов, Б.Н.Проценко, В.Н.Сидоров, А.П.Скорик С.В.Черницын, С.В.Римский, Т.С.Рудиченко, М.А.Рыблова и другие. Для изучения и сравнения предлагаем наиболее интересные суждения и выводы, сделанные авторами этих исследований.

Весьма интересные и глубокие, хотя иногда спорные наблюдения и выводы, сделаны известным донским историком и краеведом В.Н.Королёвым в его самостоятельном исследовании: «Иноэтничные элементы в донском казачестве» ( см. Казачий сборник . Вып.№ 3,ДЮИ, Ростов н/Д, 2002г.с.399-420) которое к сожалению, до настоящего времени знакомо только узкому кругу специалистов. Считаем необходимым привести его практически в полном объёме.

«Согласно славянской (автохтонной в своей основе) теории, происхождения донских казаков, ко­торой придерживался В.Н. Королёв, первоначальным ядром донского казачества, по его мнению, были донские славяне.

« В XVI - XVII в.в., судя по большинству сохранившихся тогдашних донцов и их борьбе с внешним миром, основу казачьего сообщества составляли славянские и православные элементы. Но из-з­а потерь в перманентной войне казаки постоянно нуждались в по­полнении, и Войско Донское охотно принимало в свои ряды и затем всячески защищало своих новых сочленов – славян и неславян, рус­ских и нерусских, христиан и нехристиан. Сами казаки, излагая зна­менитый принцип «с Дона выдачи нет», говорили в XVII в., что «из давних лет повелось: которые русские люди и тотаровя, и всякие иноземцы из Азова или откуды-нибудь прибегут к ним на Дон от какова – нибудь воровства (противодействия существовавшим порядкам. - В.К.), и тех людей назад не отдают».

Таких охотников находилось немало и Войско Донское, имевшее тогда открытый характер, служило центром притяжения для вольнолюбивых представителей соседних и даже далеко не соседних этносов, а сильная и красивая «казачья идея» заставляла многих добровольно отказываться от своей этнической принадлежности, родного языка, собственной культуры, усвоенного с детства быта. Эта идея была столь же, если не более, привлекательна для людей из Восточной Европы и Азии, как в другое время «американская идея» для людей других стран и регионов.

По замечанию В.Д. Сухорукова, «привольная, разгульная, поэтическая, как юношеский возраст, жизнь (казаков.)… манила… людей, преизбыточествовавших силою, отвагою». Последних казачеству действительно требовалось немало, потому что-то казачья свобода и республиканско -демократическое устройство Войска окупались дорогой военной ценой крови, мучений и страданий. Далеко не все, стремившиеся к воле, выдерживали ее суровые своеобразные донские условия. Не один русский пришелец по возвращении из первого же казачьего морского похода, даже если потерь было немного, только из-за непреодолимого ужаса перед невиданным, огромным, волнующимся морем, давал зарок «вперед на море не ходить». Он возвращался к покинутому барину, падал ему в ноги и, получив батогов за побег, продолжал вести прежнюю полурабскую, но спокойную жизнь. К счастью для Войска Донского, было много и других людей.

По раннему периоду истории казачества сохранилось не одно свидетельство, касающееся его многоэтничного состава. Эти сведения носят общий характер и, разумеется, не дают опорных цифр, но весьма впечатляющи. Голландец И. Масса, побывавший на Руси в 1600-х г.г., писал, что в казачестве представлены люди «различных племён - из Московии, Татарии, Турции, Польшы, Литвы, Карелии, Неметчины, по большей части московиты».

Поскольку автор говорил не только о донских и волжских казаках, но и о днепровских, под «московитами», очевидно, следует понимать восточных славян, или же он оказался неточен в определении доли московитов. В 1628 г. российские послы в Крыму заявляли, что на Дону живет больше татар, литвы и черкас, нежели русских, и, если даже это было дипломатическим преувеличением, то далеко не беспочвенным.

Через 15 лет другой московский посол, И.Д. Милославский, говорил турецкому великому визирю, что «на Дону и на запольных речках живут в казачьих юртах многих государств люди – татаровя крымские и нагайские, и азовские, и Казыева улусу, и калмыки, и темрюцкие, и горские, и запороские черкасы, а все те воры ... называютца донскими козаками. В грамоте царя Алексея Михайловича крым­скому хану 1647 г. отмечалось, что с казаками «вместе живут ... ли­товцы, немцы». В 1659 г. Войско Донское упоминало в своих рядах турок, татар, греков и «иных розных земель людей». Известный государственный деятель и публицист Г.К. Котошихин писал в 1660-х г.г., что донские казаки «породою москвичи и иных городов и новокрещеные татаровя, и запорож­ские казаки, и поляки, и ляхи».

«Хотя корень населенности Донской страны, - считал историк В.Д. Сухо­руков, основываясь на известных ему преданиях и документах, - составляют великороссияне и малороссияне, но жребий войны, которую старинные казаки вели почти в продолжение двух веков с окружавшими их азиатцами, и разные обстоятельства, сроднили здесь волею и неволею множество и других людей обоего пола, как-то: татар, турок, греков, калмыков, черкесов, персиян, грузинов, поляков и даже гер­манцев».

Помимо названных, на Дону были выходцы из южнославянских народов, белорусов, итальянцев и др. Попадали в состав казачества и отдельные евреи. По преданию, первые из них, ремесленники, появились в Войске в XVII в. вместе с переселенцами с Украины. Предполагается, что среди переходивших на Дон сечевиков находилось какое-то число оказачившихся евреев.

Вопреки мнению Е. Мовшовича о том, что последние в XVIII в. «скорее всего» на Дону не жили, именно в источниках этого столетия встречаются конкретные факты о вступлении в казачество некоторых «выкрещенных» иудеев. В журналах решенных дел по Войску Донскому за 1796 - 1797 г.г., например, упоминается о приеме в казаки евреев Я. Нестерова, И. Перехрестова, И. Добровольского.

Как отмечал историк Н.А. Мининков, в XVII в. на Дону гораздо меньше русских, запорожцев и азиатов заметны выходцы из европейских стран, хотя два таких пришельца получили широкую известность: герой Смутного времени атаман А. Корела, лифляндский уроженец финского происхождения, и руководитель подкопных работ при взятии казаками Азова в 1637 г. И. Арадов, бывший родом «из немецкие земли». К этому следует добавить, что число выходцев из народов Западной и Восточной Европы в рядах казачества становится всё больше.

Значительно более заметным во второй половине XVII - XVIII в. становится наличие в Войске донцов греческого и польского происхождения. Грек Н. Юрьев, ставший казаком, в 1655 г. уча­ствовaл в морском набеге на Крым. Поляки фигурируют среди разинских казаков. По утверждению неко­торых западных историков, успешные морские сражения донцов способствовали тому, что к ним толпами стекались «всевозможные авантюристы всяких национальностей, особенно греки и итальянцы, чтобы в их службе приобрести себе как славу, так и, в особенности, богатую добычу»

Довольно значительный приток европейцев в Войско замечается во время «европейских» войн России в XVIII в., в частности, в годы Северной войны, преимущественно за счет натурализовавшихся пленников. В 1704 г. с возвращавшимся из Финляндии атаманом Е. П. Петровым шли 12 пленных финнов. При отряде атамана М. Ф. Кумшацкого находились до 30 человек «свейского полону чухны» (эстонцев). В 1705 г. 260 донцов, возвращавшихся из Польши, вели с собой 300 человек местных «хлопцев».

В Войске нередко случались удивительные сочетания «кровей». Когда в 1717 г. казак Федор Аксёнов, крестник известного старшины А. Фролова, получал разрешение вывезти из России на Дон для женитьбы «девку Палагею Иванову дочь», выяснилось, что сам Аксенов «был напред сего армянин», «торговой человек персицкой стороны» Асподур Асканов, а Пелагея Ивановна – новокрещенная «полонная шведка». Замечание «Словаря географического Российского государства» о том, что вряд ли «сыщется какой народ (в числе находившихся «на слуху»), из которого бы не было его уроженца» у запорожцев, полно­стью относится и к донским казакам. Л.М. Щетинин, исходя из данных антропонимики, утверждает, что среди донцов присутствовали представители не менее 30 национальностей.

Не все пришельцы-нехристиане, по крайней мере, сразу принимали христианство, и Войско в отношениях с Москвой даже спекулировало на этом, отказываясь приносить присягу под тем предлогом, что многие донские казаки не могут целовать крест из-за своего иноземного происхождения и иной религиозной принадлежности. В 1632 г. донцы заявляли московским дворянам, что «креста целовати ... не уметь, потому что на Дону многих земель люди, а когда русские люди, и те живут с бусурманками, а иные прижиты от бусурманок».

Большинство в составе донского казачества, за исключением старинного ядра, все же оказалось за русским элементом. На втором месте по численности, видимо, находились украинцы и запорожцы. Похожие во многих отношениях Войско Донское и Войско 3апорожское являлись боевыми союзниками в борьбе с Османской империей и Крымским ханством и не препятствовали пополнению своих рядов соответственно запорожцами и донцами, переходившими из одного казачьего сообщества в другое, в том числе и на постоянное жительство. В Войске Донском всегда было много запорожцев, а в XVII - XVIII в. в. отмечался массовый наплыв украинцев на Дон. Даже в последнем из названных столетий, когда доступ в состав донского казачества был затруднен, для ук­раинцев он оказывался гораздо более легким, чем для великороссиян. Третье место следует отдать восточным – азиатским и кавказским - элементам.

Со временем свободное и массовое поступление в казачество различных иноэтничных представителей, среди которых были и русские, резко ограничивается. Но и в XIX - ХХ в.в. это поступление не прекращается полностью, только теперь речь идет об индивидуальном приёме в казаки отдельных лиц или семей, которые принесли или могли принести какую-либо пользу Войску и конкретной станице, уже находились в какой-то связи с казаками и т.п. (как и прежде, казачками независимо от происхождения становились после бракосочетания казачьи невесты). К примеру, в 1815 г. Войсковая канцелярия рас­сматривала дела о приеме в казачество крестьян Курской губернии, мещанина Киевской губернии, казака Полтавской губернии, уроженца Виленской губернии, уроженца Варшавского герцогства, 30 татарских семей, выходца из турок, австрийского подданного, уроженцев Пруссии и др.

Нас вообще интересует предбуржуазный период казачьей истории, но хотелось бы привести данные первой всеобщей переписи населения 1897 г., хотя и выходящие за рамки указанного периода, но свидетельствующие об этническом содержании такого приема в казачество и, в принципе, характерные для предшествующего времени. Этническое происхождение казаков перепись не учитывала, но отме­чала их родной язык, который, если не был русским, безусловно, свидетельствовал о недавнем вступлении в казачество.

Группы Языков	Языки			Число казаков		Число Казачек		Всего
Славянские	Русский			484014 482857		514863		998877
						513608		996465
	украинский 6елорусский			1109 46		1198 46		2307
								92
	Польский			2		11		13
Другие индоевропейские				15		19		34
	Армянский			10		13		23
	Греческий			-		2		2
	Немецкий			-		2		2
	Цыганский			-		1		1
	Прочие			5		1		6
Монгольские				13872		13327		27199
Группы языков	Языки			Число казаков		Число казачек		Всего
		Калмыцкий		13872	13327		27199
Тюркские				61	59		120
		Татарские		58	59		117
		Прочие		3	0		3
Кавказские и горские				9	1		10
Балтийские				2	0		2
Семитские				0	1		1
		Еврейский		0	1		1
Неуказанные				6	0		6
Итого				497990	528273		1026263

Таким образом, русский язык являлся родным для подавляющего большинства донских казаков (приблизительно 97°/о), прочие языки - для меньшинства, составлявшего примерно 3%. Оговоримся, что в таблице представлена только рядовая казачья масса, поскольку перепись вычленила из нее считавшихся в иных, удобных для царской власти случаях, единым сословием донских казаков-дворян, но отдельно их не фиксировала, а объединила со всеми другими, недонскими дворянами, которые жили и служили тогда на Дону.

Для казачества была характерна поразительная сила ассимиляции, претворявшая этническую пестроту в однородное, единое, солидарное и организованное целое. Очень высокая ассимиляционная способность казачества способствовала превращению Донской земли, как говорили здесь, в своеобразный котел, куда попадали русские, украинцы, татары, турки, кавказцы, поляки, но откуда, переварившись, выходили уже не русские, украинцы и прочие, а донские казаки. Переварившаяся же масса легко принимала в себя вновь поступавшие неказачьи, иноэтничные элементы и растворяла их, «как капли вина растворяются в большом сосуде с чистой водой». Современные этнологи называют подобный процесс интеграцией и консолидацией различных этнических элементов на основе важных интегрирующих факторов - общности экономических отношений, военной службы, быта, системы управления и образования. Упомянутая интеграция осуществлялась на Дону быстрыми темпами и в рамках донского диалекта русского языка и казачьей культуры. Авторы в ХIХ в. выражaли сожаление, что уже невозможно в точности проследить «физиологический процесс переработки племенных особенностей» в общий тип донского казака, вскрыть и обозначить все группы, сплотившиеся в одну массу, и указывали на единственную возможность «иногда распознать следы происхождения того или другого казачьего рода» по прозвищам и фамилиям казаков. Последнее замечание не совсем верно, поскольку определенный материал дают еще и семейные предания, и некоторые письменные источники (правда, преимущественно позднего времени). И.М. Сулин в своём «Кратком описании станиц Области Войска Донского» подбирал характерные для отдельных станиц старинные казачьи фа­милии, которые встречались ему в документах XVIII - начала XIX столетия. Приведем выборку из этих сведений, относящуюся к 1740 - 1790-м г.г. и касающуюся нерусского происхождения (последнее либо прямо указывается в источнике, либо определенно или предположительно вытекает из фамилии).

Этническое происхождение iеиие	Фамилии	Станицы
Болгары	Болгаровы	Вешенская
Венгры	Мажарцев, Юзев (его потомки Андреевы)	Орловская, Тишанская
Грузины	Грузиновы	Калитвенская, Перекопская,Черкасск
Даргинцы	Даргинцев	Черкасск
Кавказцы	Савченковы	Калитвенская
Калмыки	Кaлмык, Калмыковы, Калмыцков, Калмычкин, Кунделеков, Лабенцев, Ремезов, Слюсаревы	Гугнинская, Заплавская, Зотовская, Калитвенская, Островская, Распопинская, Усть-Медведиц-кая, Черкасск
Касымовцы	Касымонцев	Етеревская
Кубанцы	Ку6анцевы	Перекопская, Трехостровянская
Латыши	Латыш	Вешенская
Литовцы	Лефлянцев, Литвенов	Михайловская, Черкасск Черкасск
Македонцы	Македонсков
Мещеряки	Мещеряков	Островская
Мордовцы	Мардвинин, Мардовкин, Мордвиновы, Мордвинцевы, Мордовины	Етеревская, Заполянская, Зотовская, Островская, Пятиизбянская, Тишанская, Трехостровянская, Усть-Медведицкая Урюпинская
Персы	Персицков

Этническое происхождение	Фамилии	Станицы
Поляки	Коротков, Поляки, Поляковы	Алексеевская, Верхне-Чирская, Гугнинская, Зотовская, Иловлинская, Кременская, Мигулинская, Усть-Хоперская
Сербы	Сербинов	Черкасск
Татары	Татарин, Татаринов, Татаров	Гугнинская, Клецкая, Нижнее-Чиркская
Турки	Благуродовы, Дементьев, Михайлов, Турсков, Тюрюк	Вешенская, Малодельская, Михайловская, Тишанская, Усть-Хоперская
Туркмены	Трухменов	Пятиизбянская
Украинцы	Вандурин, Гриценков, Запорожцев, Запороцко- вы, Кaливаненков, Киевский, Левко (его потомки Леоновы), Ноженко, Пуцуренко, Сидоренков, Суржин, Хохлачи, Хохлачевы, Хозлачин	Бурацкая, Есауловская, Заплавская, Зимовейская, Зотовская, Михайловская, Нижне-Чирская, Усть-Медведицкая, Филипповская, Цимлянская,Черкасск
Черкесы	Ерагузов, Поповы, Черкесов Кесов	Вешенская, Зотовская, Терновская
Чуваши	Чувашин	Старогригорьевская
Шведы	Швед, Шведиков	Еременекая, Черкасск

Возможно, среди фамилий И.М. Сулина фигурируют также прозвания казаков, вышедших из греков, чеченцев и др., но сведения на этот счет неопределенны. В целом, в таблице представлены выходцы из тюркских, северо-кавказских, финно-угорских и калмыцкого народов современной России, народов Закавказья и зарубежной Азии, Восточной, Южной и Западной Европы.

Списки чинов нескольких донских полков 1799 г. показывают есаула В.В. Васильева из молдавских бояр, капитана И.П. Волошеневского - из дворян Ахтырской округи Харьковской губернии (по всей вероятности, украинца), прапорщика Ф.И. Минервина - «из греческой породы», сотника А.М.Фефилова - русского, «Пермского наместничества горного корпуса из унтер-шихмейстерских детей», квартирмистра П.У. Ульянова - тоже русского, а из дьяконов г. Казани, поповского сына, полкового писаря И.П. Косоротова - сына польского квартирмистра. Во многих общих и послужных списках казачьих офицеров XIX в. отмечено, что П.П. Апостолов, А.Е. Егоров, М.М Мануйлов, А. Е. Мержанов были по происхождению греками, С. И. Семенченков – украинцем, Н. М. Евсеев – русским, Л. И. Иванов, О. П. Карчевский и Я. И. Лисевский – поляками и т.д.

Происхождение можно выяснить только применительно к основателям отдельных казачьих родов, да и то позднего времени. Что же касается детей подобных лиц, то в списках уже не будет фиryриро­вать иноэтничное происхождение и, к примеру, сын есаула Васильева из молдавских бояр будет значиться следующим образом: «Войска Донского из обер-офицерских детей». И если не сохранись документы - фамилии Волошеневского, Карчевского, Лисевекого, Семенченкова, в известной степени Минервина, Апостолова, Мержанова еще дают возможность заподозрить у них нерусских предков, то фамилии Васильева, Иванова, Косоротова, Егорова выведут на неверную дорогу.

Имеются еще донские фамилии такого рода: внешне, по форме, выглядят вполне русскими, но при изучении оказываются с «иноземным» корнем. Например, фамилия XVIII - ХХ в.в. Вихлянцевы (Вифлянцевы) происходит не от глагола «вихлять», как можно было бы предположить, а от «Лифляндии», ибо в документах первой четверти XIX в. встречаются другие написания этой фамилии: Вифляндцев, Лифлянцев, Лефлянцев и, наконец, Лифляндцев. Для отдельных фамилий можно предложить замысловатые, но, кажется, вполне вероятные русские или восточные корни, а оказывается, что происхождение надо искать совсем в другой стороне. Так, Х.И. Попов, заинтересовавшийся казачьей фамилией Лаверженцевы, пришел к выводу, что она ведет свое начало не от какого-либо русского, вос­точного или венгерского слова (в станице ее основателя звали «вен­герцем»), а от конкретного француза Лаверже.

Роды	Родоночальники
Агеевы	Русский
Бобриковы	русский из Новгорода
Боковы	Неизвестен
Грековы	грек с острова Патмоса, захваченный вместе с 3 своими судами в Азовском море в XVII В.
Денисовы	русский, новгородец-раскольник грек армянин (по И.Л. Краснову) или русский, сын московского купца (по Л.М. Савелову)
Егоровы
Ефремовы
Иловайские	русский, посадский человек г. Темникова, в действительности г. Козлова. - В.К.)
Краснощековы	Русский
Кутейниковы	некто Кутеско, по семейной легенде – венгр (фамилия Кутеску, однако, румынская. - В.К.)
Лютенсковы	Неизвестен
Марковы	Неизвестен
Машлыкины	грек (по И.И. Краснову), турок или татарин по Л.М. Савелову)
Орловы- Денисовы	Русский
Илатовы	Неизвестен
Родионовы	неизвестен (по другим сведениям, вывезен из Швеции. – В.К.)
Себряковы	серб, убитый под Азовом в XVII в.
Сенюткины	Неизвестен
Сулины	Русский
Сысоевы	Калмык
Фроловы	русский поляк (по И.И. Краснову), неизвестен (по Л.М. Савелову)
Хрещатицкие
Чеботаревы	Неизвестен
Яковы	один род пошел от грека Венедикта Яна, другой от поляка

Сколько на Дону «скрытных» фамилий, неизвестно, и подсчитать пофамилиям или как-то иначе, с привлечением других источников ‑ процент казаков, имеющих иноэтничных предков, разумеется, невозможно. Доля донцов, не считавших русский язык родным в момент переписи 1897 г., ни о чем не говорит из-за непрерывного процесса полного «оказачивания» детей тех иноэтничных элементов, которые вливались в казачество в предшествующее время. Можно попытаться сделать грубую, сугубо приблизительную «прикидку» процента иноземных предков у части донского дворянства. И.И. Краснов и, позже, Л.М. Савелов, опираясь главным образом на семейные и местные предания, указали происхождение или отсутствие сведений о происхож­дении 24 известных казачьих родов. Родословным преданиям, как источнику, конечно, не следует доверять безоговорочно (например, сомнительно происхождение Кутейниковых от Кутеско). Однако, в отличие от преданий русских дворян, многие из которых выдумывали себе знатных иностранных предков, донские предания кажутся более реалистичными - предки в них часто имеют простое происхождение. И.И. Краснов и Л.М. Савелов упомянули далеко не все казачьи дворянские роды, хотя учтенные, действительно, занимали видное положение в обществе (достаточно сказать, что семьи Грековых, Денисовых, Ефремовых, Иловайских, Краснощековых, Кутейниковых, Машлыкиных, Платовых, Сулиных, Фроловых и Яновых дали Войску Донскому войсковых и наказных атаманов). Надо ещё иметь в виду, что у названных авторов во многих случаях речь идёт о родах, возникших на Дону сравнительно поздно, не ранее конца XVII в.

Тем не менее, по представленной таблице получается, что из 24 родов 8 - 9 имели русское происхождение, 6 - 8 - неизвестное и 7 - 10 – нерусское. Если даже посчитать неизвестное происхождение не за старинное автохтонное или нерусское, а за русское, то на 14 - 17 русских предков придутся 7 - 10 нерусских, то есть окажется, что в пред­ставленных родах весьма солидная часть донского дворянства, 40-70%, была нерусского происхождения. К сожалению, неизвестны полные списки донских казаков за какой-либо период XVII в., но, по сохранившимся реестрам Войска Запорожского, перечислявшим в 1649 г. только заслуженных запорожцев, Ф.П. Шевченко подсчитал, что едва ли не каждый десятый из них (более 6%) являлся иноземцем. Это, однако, выводы, сделанные на основе антропонимов, часть которых, будучи украинскими по форме, скрывала пришельцев иного происхождения.

Из материалов первой Всероссийской переписи 1897г. видно заметное число казаков, говоривших по-калмыцки. Донские калмыки являлись одной из двух этнических групп казачества, не ассимилированных основной его массой и её культурой, не перешедших на русский язык и сохранивших свои религии. Калмыцкая орда, прикочевавшая из Азии, в 1647 - 1648 г.г. переправилась из Заволжья на правый берег Волги и вошла в со­прикосновение с Войском Донским (первый договор о6 их союзе заключен в 1648 г.), после чего начались «перебежки» отдельных калмыков к казакам. Уже во время Разинского восстания одним из виднейших казачьих атаманов был калмык по происхождению Ф.И. Шелудяк. Первый массовый переход калмыков произошел в 1670 г., когда улус Бока в результате феодальных распрей в орде перекочевал к Азову и остался в Войске на постоянное жительство. Между 1675 и 1682 г. на Дон перешли два новых улуса, в 1686 г. - 200 семей, в 1690 г. - два улуса. В 1694 г. на донских калмыков был официально распространен статус казаков.

В 1733 г. казаков-калмыков насчитывалось 800 человек мужского пола, в 1822 г. - 13,6 тыс. обоего пола, в 1834 г. - 16,5 тыс. и в 1861 г. 21,4 тыс. обоего пола. Кочевники по роду хозяйственной жизни и буддисты по вероисповеданию, они в XIX в. были сосредоточены в Сальских степях, где впоследствии образовался Сальский округ, в значительной степени калмыцкий в этническом отношении. Численность прочих казаков в округе к концу XIX в. несколько превышала численность казаков-калмыков, но у последних имелось семь станиц, а у первых две. Донские калмыки, до самой ликвидация Войска Донского, верно служили казачеству.

Второй из упомянутых этнических групп были казаки-татары, мусульмане по вероисповеданию. Время их появления в Войске Донском согласуется с татарской гипотезой происхождения казачества. Во всяком случае, прав Н.А. Мининков, отметивший, что на Дону русский и тюркский элементы «нашли в казачестве свое соединение». В источниках донские казаки-татары впервые фиксируются не в 1630-х г.г., как считают некоторые авторы, а ещё в XVI в.

Эти татары говорили на языке, о котором Х.И. Попов писал, что он «смешанный … Близко подходит к языку нагайских и крымских татар и значительно отличается от языка татар казанских». С конца XVII в. известна станица Татарская, как часть г. Черкасска (впоследствии переселилась к Новочеркасску на Тузлов). В первой половине XIX в., помимо данного, у донских татар было еще одно небольшое поселение - улус Дарьевский, между реками Манычем и Куго-Еей. В 1733 г. численность казаков-татар составила 126 человек мужского пола, в 1820 г. - 1117 человек обоего пола и затем уменьшалась, хотя в Татарскую станицу записывали и часть поступавших в Войско различных выходцев из мусульманских народов. В 1859 г. насчитывалось 490 татар обоего пола и 190 причисленных к Войску кавказских горцев также обоего пола.

Выполняя в течение столетий важнейшие войсковые поручения, в том числе в борьбе против своих «собратий» - враждебных казакам татар, донские татары в первой половине XIX в. стали испытывать значительные демографические затруднения из-за ограничений, которые накладывали Коран и обычаи при женитьбе и замужестве (соответственно только на мусульманках и за мусульман). Мирный Дон уже не был окружен исламским миром, пополнение татарской казачьей общины оказывалось недостаточным, а ее численность мала. Пытаясь выйти из этой невольной изоляции, казаки-татары в числе 480 человек обоего пола в 1861 г., с согласия правительства и Войска Донского, переселились из Войска Донского в Турцию, причем Войско в благодарность за прежнюю верную службу оказало переселенцам финансовую помощь.

Довольно долго пополнение «женским полом» поступало к казакам больше с юга и востока, чем с севера. В Войске широко бытовали термины «тума» и «болдырь», обычно означавшие происхождение казака от «восточной» матери. Было как-то на Нижнем Дону, что янычарский ага Азова Алходжа Селимага в 1713 г., на переговорах с представителями Войска Донского, среди ­которых находился и будущий войсковой атаман А.И. Лопатин, склоння их к выступлению против Москвы, считал возможным гово­рить.. «… свои вы ... казаки ... и ежели вы оное зделаете, и мы ... вас не такими чекменями наградим, какие ныне на вас, а на некрасовцов… вы не смотрите, что ... они голы ходят, для того что ... они мужики, а вы ... наши природные тумы...». Думается, понятно без особых пояснений, что долголетние браки ранних казаков с ино­земками наложили заметный отпечаток на этническую природу донского казачества.

Историк Н.А. Миненков, говоря о периоде XVI - XVII в.в., отметил, что у основной массы донских казаков, русских по происхождению, не было враждебного отношения к собственному меньшинству - казакам нерусского происхождения, даже к выходцам из тех народов, с которыми Войско Донское постоянно воевало, и что взаимная терпимость, являющаяся существенной историко-культурной особенностью донского ка­зачества, выделяла его на фоне средневековых обществ, где этниче­ская рознь играла весьма заметную роль. В самом деле, это было удивительно в условиях обычного тогдашнего недоброжелательства и необъективности в межэтнических отношениях. «Отсутствие объективности, когда это касается других наций, - утвер­ждал известный психолог и социолог Э. Фромм, - является вопиющим... В сущности ... рассмотрев ... отношения между народами ... можно прийти к выводу, что объективность - это исключение, а иска­жение, обусловленное самолюбованием, в большей или меньшей степени является правилом». Выходит, что казачество было таким исключением, причем пронесло соответствующие особенности своего сознания через века.

Отношение казаков к входившим в их среду иноэтническим элементам в литературе обычно определяется, как терпимость. Однако, на наш взгляд, это понятие, как бы подчеркивающее некоторую вынуждённость и снисходительность отношения, необходимость терпеть и потакать, отражает не все нюансы межэтнической ситуации внутри Войска. Здесь уместно более понятие «толерантность», но не в старом его понимании, которое идентично терпимости, а в новейшем, расширительном толковании (в духе Декларации принципа толерантности ЮНЕСКО 1995 г.): взаимность, добрососедство, доброжелательность, право каждого сохранять свою индивидуальность, но, разумеется, что касается казачества, в рамках общих правил, принятых в Войске Донском, и при обязательном соблюдении базовых казачьих ценностей.

Одна из основ казачьей толерантности является исторической и вытекает из особенностей самого происхождения казачества. «Обыкновенно, - писал на этот счёт П.В. Голубовский, - борьба (подобная казачьей.) производит ненависть ко всему, что не составляет «нашей, моей» нации; она имеет следствие, консерватизм в нравах и обычаях, не допускающий никаких уступок… Но (у казаков) мы этого не видим. Эта национальная терпимость, оказываемая запо­рожцами и донцами, есть традиция глубокой древности. Никто из них не сказал бы, почему он так смотрит на других людей не одной с ним нации, потому что эта оригинальная черта срослась с ним и, нам ка­жется, ведет свое начало с того времени, когда действовали предшественники запорожцев и донцов, их отцы по духу, первые организаторы казачества, бродники и берладники, в общину которых вошли и тюркские, и, вероятно, всякие другие элементы».

Казачья толерантность, как мы полагаем, в первую очередь объяс­нялась демократическим устройством Войска Донского и предшест­вовавших ему форм организации вольных людей, тем, что казачья идея свободы, равенства и товарищества оказалась для этих людей, сплотившихся в уникальное сообщество, выше всех прочих идей, в том числе идей народности, сословности, церковности и т.д. Именно эти обстоятельства были первичными, а открытость, рационализм, способность к культурному общению — вторичными, проистекавшими из первых. Например, связь между этнической пестротой и демо­кратическим устройством у казаков проводит Н.А. Миненков, кото­рый видит её в том, что этнически пестрая общность, по-видимому, формировала такие необходимые для демократического устройства стороны общественного сознания, как терпимость, умение уважать интересы соседа, принадлежащего к другому этносу и иной культуре, и уживаться с ним в рамках единой социальной общности»

Заметим еще, что рассматриваемая толерантность была присущая не одним только донским казакам, но и всем остальным, имевшим весьма сходное общественное устройство, и это подчеркивается по­стоянным присутствием в других казачьих сообществах многих каза­ков неславянского и нерусского происхождения, даже в большом от­носительно числе, чем на Дону. В начале ХХ в. соотношение русских по происхождению и «обрусевших» казаков, с одной стороны, и каза­ков с нерусским родным языком, с другой, выглядело приблизительно так: в Войске Донском — 50 к 1, в Уральском, Сибирском и Семире­ченском войсках — 16 к 1, в Оренбургском войске — 13 к 1, в забай­кальском войске — 12 к 1. Тогда же в Кубанском войске соотношение русских и украинских по происхождению казаков составляло пример­но 4 к 5. Кубань, навсегда соединившая представителей двух казачьих сообществ, дала прекрасный пример братских отношений донцов и запорожцев. «При резких противоречи­ях, существовавших между различными сословными группами на Ку­бани, — отмечают этнографы, — ... не замечалось национального антагонизма между русскими и украинцами (потомками донских и запорожских казаков )»

Сказанное не означает, что в Войске Донском на бытовой почве не случались определенные «нестыковки» в отношениях казаков разноэтничного происхождения_, скажем, «обычных» казаков и казаков-калмыков из-за кражи лошадей и скота. Но эти моменты не следует драматизировать и преувеличивать. Иначе получится, как в мемуарах выполнявшего «классовый заказ» красного героя гражданской войны О. И. Городовикова где, после живописания плохого отношения к нему, казаку-калмыку, «обычных» казаков, сослуживцев по взводу, и упоминания об отсутствии «правового равенства с остальными казаками», читатель вдруг с удивлением узнаёт, что автор становиться взводным урядником, а затем и командиром взвода (правда, другого), в котором его подчиненными оказываются «остальные» казаки.

Поскольку казачество, как заметил И. В. Быкадоров, в принципе являлось «равноправным братским сожительством разных народов (национальностей), его составляющих», получалось, что «идеология, психология, формы гражданственности, духовное сродство, взаимное тяготение» были «более едины и тождественны у… донца - христианина и у донца - буддиста, чем между первым и… великоруссом». Характерны наблюдения профессора В.В. Богачева, сделанные во время «странствий по задонским степям» и нашедшие отражения в его географии Донской земли: при негативном отношении к русским «иногородним», донские калмыки имели «добродушное расположение» к «остальным» казакам. Оно было заслуженным, поскольку казачество в целом уважало «казачий выбор» донских калмыков, их культурно-бытовые и религиозные особенности. Донская «противоламайская» миссия - это порождение позднего времени и к тому же, весьма слабое результатами.

Еще атаман С.П. Кочет в 1705 г. подчеркивал, что между казаками «никакого посмеханья друг другом нет». К случавшимся все же в повседневной жизни оскорблениям, связанным с происхождением того или иного донца, Войсковые и местные власти относились однозначно отрицательно и при выявлении подобных случаев решительно наказывали виновных. В обществе насаждалось мнение: человек, ставший казаком хотя бы вчера, сегодня - казак со всеми вытекающими отсюда последствиями и без всяких изъятий. Ни новые казаки, попадавшие в общий «котел» ассимиляции, ни казаки из отдельных этнических групп не ограничивались в правах и обязанностях. Больше того, Войсковые власти старались поощрять верную и усердную службу этих донцов, в частности, почетным определением их в состав станиц, выезжавших в Москву, а также при распределении государева жалованья и наград. Отказы Войска Донского присягать царю из-за невозможности для многих казаков-нехристиан целовать крест можно рассматривать не только как уловку войсковых властей, но, в определенной степени, как проявление уважительного отношения к своим нехристианам.

«Положение 1835 г.», отражая Войсковое право, гарантировало Дон­ским калмыкам свободу вероисповедания и неприкосновенность всех относившихся к нему обрядов, равенство с другими казаками в отбы­вании службы и повинностей, в получении образования, внутреннее самоуправление на уровне сотен (будущих станиц) и ниже, право «первой степени расправы» (суда) и др. Войско даже предоставило кaлмыкам льготу в прохождении обычной казачьей службы, оформленную законом 1828 г., разрешив заменять пребывание в воинских частях (как правило, далеко за пре­делами Дона) исполнением обязанностей табунщиков при станичных и частных конских табунах. Калмыки, интегрированные в Войске Донском, являлись неотъемлемой частью Донского казачества, и поэтому встречающееся в литературе разгра­ничение донских калмыков и «действительных» казаков следует расценивать, как некорректное.

В XVIII - XIX в.в. иноэтничное происхождение и нехристианское вероисповедание казаков не служили препятствием для продвижения по службе, если, конечно, у них проявлялись не только способности к усвоению казачьего образа жизни, но и соответствующие таланты. Отнюдь не единичны случаи, когда такие казаки становились старши­нами, то есть, приобретали высшее в то время звание в Войске Дон­ском, дававшее возможность командовать казачьим полком. Напри­мер, в списке старшин на 1 января 1789 г. значатся несколько че­ловек, не бывших казаками при рождении:

		Чии гн
Старшины	Происхождение	Чин и время его получения	Возраст	Служба
Давыдов М.И.	«из грузинских детей»	войсковой старшина, 1776 г.	42 года	война с Турцией 1769 - 1774 г.г., экспе‑ диция в Сечь 1775 г.. Задонские заставы 1781 г.,командир полка в Польше
Русин М.И.	«греческий сын»	войсковой старшина, 1788 г.		Подавление Пугачевского восстания 1774г., Кавказская линия 1782-1783 г.г., секретные посылки в Грузию и Турцию
Японский В.	«уроженец… Пруссии в местечка Рокнете, докторской сын»	Подполковник, 39 лет не показано	54 года	Война с Турцией 1769-1774 г.г., командир полка на Кубани и Кавказской линии, казачьего полка из ямщиков

Характерные примеры такого же рода дает деятельность войскового старшины И.А. Миллера, «родом немецкой нации», подполковника из донских татар Я.А. Асанова, гвардейского полковника азиатского или кавказского происхождения Т.Б. Эльмурзина, полковника И.М. Залещинского (польского происхождения, католика), генерал-майора Д.Г. Бегидова (кабардинца по происхождению, перешел в православие из ислама), генерал-майора И.К. Круликовского (поляка по происхождению, католика), генерал-лейтенанта А.М. Измайлова (турка по происхождению) и др.

Неказачье происхождение в былые времена не мешало особенно одаренным лицам делать очень большую карьеру, вплоть до занятия поста Войскового атамана Войска Донского. Редко в какой стране недавний чужеземец или даже его сын могли, будучи избранными, официально стать во главе еще недавно чужого народа. Даже в начале XXI в. конституции и избирательные законы наиболее демократических стран и их регионов содержат разного рода ограничения для занятия высших выборных должностей (по возрасту, сроку проживания, а то и обязательному рождению на соответствующей территории). Главами же всего донского казачества не раз становились неказаки по происхождению. Среди них были С.Л. Лаврентьев (сын калужского стрельца); И.С. Семенов («сшел с Руси»); Н.В. Шелудяк (родом из Нижнего Новгорода). Упомянем также О.П. Кaлуженина, вероятно, по происходившего из Калуги, И.М. Мартемьянова, имевшего братом крепостного крестьянина и, видимо, вышедшего из низов русского общества, Самаренина (вероятно, из Самары), Ф. Татара и М.И. Татаринова, возможно, имевших какое-то отношение к татарам, К.Я. Яковлева , носившего прозвище Черкес, отчего высказывалось предположение о его кавказском происхождении.

Знаменитый герой Смуты донец И.М. Заруцкий, не бывший, правда, формально войсковым атаманом, но имевший значительное влияние не только на донские, но и на российские дела, был родом из западноукраинского Тернополя, ребенком попал в плен к татарам, от которых, повзрослев, ушел на Дон. Когда во главе Войска стояли уже назначавшиеся лица, наказными атаманами были Д.М. и А.Д. Мартыновы, соответственно сын и внук старшины М.В. Васильева, скорее всего, латыша или эстонца, вывезенного мальчиком во время Северной войны из района между Ревелем и Ригой.

Нет сомнения в том, что донской этнический «котел», механизм, особенности и результаты его работы, конкретные службы людей, «переварившихся» в этом котле, представляют большой исторический интерес и заслуживают внимательного изучения.»

Исследователь этносоциальных и культурно-бытовых особенностей донского казачества XVI - начала XIX в.в., С.В.Черницын, характеризуя его этнический состав, типологию и трансформацию этнокультурных процессов, особо выделил наличие позитивного влияния на формирование его этнических признаков сословной, корпаративной принадлежности. Такого же подхода к оценке соотношения этничности и сословности в культуре донского казачества второй половины 18 - начала 20в.в. придерживаются в своих научных наблюдениях А.А.Озеров, А.П.Скорик и Р.Г.Тикиджьян, Трут В.П.

Этническая неоднородность донского казачества, особенно на раннем этапе его истории конца 16-17в.в., уже давно признается многими авторами. Однако основное внимание уделяется процессам этнической ассимиляции (т. е. постепенному «растворению», стиранию культурных различий) в рамках казачьих общин представителей иных, неславянских этносов, что значительно обедняет картину этнической истории Дона. Рассматривая этническое состояние служилого сословия Области Войска Донского (донского казачества), С.В.Черницын обоснованно выделяет в его составе три основных группы.

Первой и основной группой, является русская, восточнославянская, в которой этническим субстратом( базовым ядром) к XVII столетию являлись великороссы и малороссы. Именно она, в первую очередь, имеется в виду, когда речь идет о донском казачестве. Названная группа уже с XVII в. преобладает в политическом и культурном отношениях, определяя облик всего сообщества. Ее формирование связано со следующими процессами: внутриэтнической консолидации (великорусы, преимущественно из южнорусских уездов) и межэтнической консолидации (преимущественно украинцы, выходцы из Левобережной Слободской Украины, и также – из южнорусских районов, являвшихся русско-украинским пограничьем). А также ассимиляции, которая распространялась на ногайцев, крымских татар, турок, горцев, калмыков (с XVII в.). Сюда же можно отнести выходцев из Европы: греков, поляков, валахов, реже (и преимущественно с XVII в.) немцев, шведов и др.

Второй - может быть названа группа казаков-мусульман, существующая уже во 2-ой половине XVI в. (донские, юртовые, базовые татары). Даже в названиях они противопоставляются своим враждебным для казаков соплеменникам. В составе донского казачества казаки-мусульмане были отдельной группой, сохранявшей культурно-бытовую обособленность и жившей в ст. Татарской, преобразованной в 1860г., после эмиграции значительной части донских татар в Турцию, в одноименный хутор. Сведения о ней ограничены, но можно сказать, что понятие татары носит обобщающий характер. Это не особый татарский субэтнос, а смешанная локальная группа конфессионального(религиозного) характера в составе служилого сословия. Можно предположить, что её основной были ногайцы, также она пополнялась за счет этнических татар, а в XIX в. часты упоминания и о зачислении в её состав горцев, преимущественно адыгов. Данная группа складывается вследствие процессов межэтнической консолидации представителей тюркоязычных этносов и в меньшей степени - ассимиляции горцев. Ислам- как вероисповедание, принадлежность к казачьему сословию и, возможно, ногайский язык, стали факторами ее формирования.

Третья группа – донские (базовые, юртовые) калмыки, которая по численности уступала только русской (донским казакам). Постепенно формировалась с конца ХУ11 в., уже с начала XIX в. им была выделена отдельная территория на юго-востоке земель донского казачества (Калмыцкое войсковое кочевье, Калмыцкий, а затем – с 1884г. Сальский округ). Они сохраняли религиозную обособленность- исповедуя ламаизм(разновидность буддизма), вплоть до 2-ой половины XIX в. - кочевой тип хозяйства и бытовой уклад, пережитки которого наблюдались и позднее в ХХ веке.. Общность донских калмыков-бузаавов формировалась, в основном, благодаря процессам внутриэтнической консолидации, охватывающей калмыков, в разное время причислявшихся к Войску Донскому, и может быть обозначена, как локальная (либо даже - субэтническая)самостоятельная группа калмыцкого этноса.

Названные группы, различаясь по численности, культуре, политическому статусу, являлись основными этническими компонентами служилого сословия Области войска Донского. Подобная картина наблюдается и в большинстве других казачьих сообществ: доминирующее этническое ядро, являющееся русским субэтносом (либо локальной группой) и интегрированные в то или иное Войско (сообщество) неславянские образования. Поэтому целесообразно терминологически разграничивать в научных построениях сословный и этнический уровни. Например, термин «донское казачество» использовать для обозначения всего служилого населения (сословия), а «донские казаки» - только применительно к его восточнославянской, преобладающей части, являющейся субэтнической группой русских.

В современной литературе по истории и культуре казачества роль сословного фактора чаще всего оценивается отрицательно. Особенно это наблюдается в казачьей периодике, отражающей идеологию современного возрожденческого движения. Не отрицая и некоторых негативных последствий сословной принадлежности, хотелось бы акцентировать внимание и на позитивных, системообразующих аспектах сословно-карпаративного фактора развития.

Во-первых, сословные рамки казачьей корпорации ограничивали контакты с родственным населением, что предотвратило возможное растворение в нем казаков, способствуя укреплению их внутриэтнической консолидации. Это соответственно приводило к уплотнению культурно-бытовых связей внутри самой группы, т.е. сохраняло самоидентификацию, культурно-этническую особость от других иноэтничных и иносословных копарций.

Во-вторых, сословные признаки (обязательная военная служба, землепользование, военная форма) в итоге сами постепенно стали важнейшими составляющими элементами традиционной казачьей культуры и существенными стереотипами самосознания донских казаков конца XVIII-го - начала XX века.Эти выводы совпадают с результатами исследований истории и культуры донского казачества 19- начала 20в.в. проведённых А.П. Скориком, Р.Г. Тикиджьяном, М.А.Рыбловой.

Казачество – это сложное социокультурное русское сообщество. Именно такое определение казачеству на современном этапе дают А.И.Козлов и А.А.Козлов. В статье «Российское казачество: краткий анализ ближайшей истории и перспективы»ⁱ они констатируют факт, что к концу 80-х годов 20-го века казачество подошло разбитым и раздробленным. На их взгляд, возрожденческий процесс начался с весьма низкого теоретического уровня. Началу острой дискуссии в обществе послужили постулаты, сформулированные Союзом казаков (создан Учредительным Большим Кругом, состоявшимся в Москве 28-30-06-1990 г.). В числе первоочередных задач было провозглашено восстановление «казачества как этнической формации». В чём состоит ошибка в формулировке этой задачи? Казачий этнос складывался в течении нескольких столетий, но полностью сложиться не успел по ряду объективных причин. Дореволюционное казачество представляло собой сложное социальное явление, в котором переплелись и этнические, и сословные черты, причём вторые заметно преобладали. Официально казачество именовалось сословием, но тогдашние руководители России не учитывали в полной мере той особенности, что в процессе локальной вековой замкнутости вокруг казачества наслаивались свойства, присущие этносу.

Общепризнанной в науке считается точка зрения, что казачество пребывало в состоянии субэтноса. Современные казачьи лидеры этого не учитывают. Декларируя возрождение казачества как этноса, в действительности они добиваются восстановления казачьего сословия. Установка Союза казаков: казаками считать «потомков казачьих родов», а также уроженцев казачьих областей, желающих «возродить самобытность казачьего этноса», признающих его устав и уплачивающих «членские взносы».

По мнению А.И.Козлова в 3-м тысячелетии восстановление институтов феодализма невозможно и противоречит смыслу социально-экономических процессов. Рыночные отношения вызвали объективное расслоение в среде казачества. Сама по себе полемика вокруг вопроса, считать казачество сословием или этносом, весьма риторична, так как оба ответа в категорической форме неверны. Получается, что казачество и не сословие, и не этнос, а, скорее всего, социокультурное русское сообщество с некоторой долей этнической окраски.

Именно это обстоятельство создаёт предпосылки для вполне реального возрождения казачества, но этот процесс очень длительный. Согласно данным этнографии, этнос формируется на протяжении 10-15 поколений, то есть, приблизительно 250-350 лет. Но, если учесть, что казачество в прошлом уже пребывало в стадии становления субэтноса, то, очевидно, что вполне возможно возрождение его в этом качестве в относительно недалёком будущем.

Однако нужно иметь в виду то, что в обществе будут продолжаться ассимиляционные процессы, которые административно-приказными методами не определяются, так как объективны по сути своей. Приказы и постановления естественного хода событий изменить не могут. Откровенно грубое вмешательство извне в дела казаков способно вызвать тяжёлые последствия. Особенно в этнизации – явлении крайне хрупком, тонком, легко ранимом. Многие меры, предпринимаемые современными казачьими лидерами и под их давлением государственными органами, несут в себе негативный заряд.

Взять хотя бы провозглашённое Союзом казаков «установление особого режима землепользования на традиционной основе». Соседи казаков хорошо помнят эту «традиционную основу», из-за которой в 1918-м году началось кровопролитие. На Юге России, где проживало 70% казаков от их общего числа и где в общей массе населения они нигде не приближались и к его половине, им принадлежало свыше 80% всех земель. Коренные народы задыхались от безземелья, а казаки втридорога сдавали им в аренду свои земельные паи, для обработки которых у них не хватало собственных сил. Всем понятно, что «установление особого режима землепользования на традиционной основе» невозможно без нового передела земли, но совершенно ясно, что первый шаг в этом направлении обернётся взрывом гражданской войны.

Не меньшую опасность таят в себе требования о воссоздании казачьих войск в пределах былых территориальных рамок. Эти амбиции нашли своё воплощение и в названии Донского войска. Теперь его аттестуют как Всевеликое Войско Донское, хотя до 1918-го года так оно никогда не именовалось. Такое название придумал генерал П.Н.Краснов. Он собирался утвердить суверенитет Донской республики на международной арене, но в начале 1919-го года эти замыслы рухнули, а сам П.Н.Краснов открыто перешёл на сторону Германии, где стал под гитлеровские знамёна и в 1942-м году призвал казаков вступить в войну на стороне фашистской Германии против собственного Отечества.

А.И.Козлов и А.А.Козлов критично оценивают характеристику исключительности казачества, в основе которой изображение казачества авангардом России в прошлом, настоящем и будущем. Заносчивость, легкомысленное верхоглядство вызывает негативную реакцию у окружающих народов, порождает изоляцию казаков от остальных россиян. Это бьёт бумерангом по всему казачеству, занимающемуся повседневным трудом. Объективный и беспристрастный суд истории показывает, что не казаки создали Россию, а именно Россия породила казаков, отводя им на каждом этапе своего развития определённое место.

Историк В.А.Матвеев рассматривая феномен казачества, в т.ч. донского, с с позиций теории «российскости», делает вывод, что изначально казачество формировалось как явление социальное, а не этническое, а в XIX-м веке в рамках Российской империи стало обретать ярко выраженные черты сословности. Тем самым процесс был взят под официальный контроль и поставлен в зависимость от государственной инициативы. На протяжении нескольких веков казачество обрело этнокультурное своеобразие, но не превратилось в новый этнос. Оно оставалось частью восточнославянского этноса, но впитало в себя множество компонентов восточных культур и поэтому должно рассматриваться и как явление сугубо евразийское. В то же время этнический и национальный контакты казачества с Россией никогда не прерывались, а, наоборот, даже усиливались из-за массового притока населения из её пределов в места его расселения, которое большей частью попадало в войсковое сословие. Не случайно казаки принимали активное участие в событиях внутри России, в гражданских конфликтах и в отражениях внешних агрессий. В казачестве сословность как бы срослась в одно целое с этнокультурной самобытностью. Российское казачество – это не реликтовый феномен, а достаточно устойчивая специфическая общность, неотъемлемая часть русского народа, имеющая свою этнокультурную самобытность. Эта особенность не исчезла ни при естественном, ни при насильственном расказачивании.

Незыблемость рубежей в противовес враждебности сопредельного мира обеспечивалась казачеством и в последующем. На Северном Кавказе именно за счёт казачьих поселений создавались разделительные линии. Как показал опыт: безопасность в контактных зонах могло обеспечить только казачество как наиболее мобильная в военном отношении и психологически подготовленная к экстремальным ситуациям часть населения. Таким образом, сравнивая оценки казачества, данные А.И.Козловым и А.А.Козловым, В.А.Матвеевым, можно сделать вывод, что феномен казачества, включая донское сообщество, нельзя воспринимать однозначно, в каком-то одном измерении. Он достаточно многослоен и по-разному проявляет себя на всех уровнях этнонациональной идентификации: на этническом – как специфическая часть восточнославянского этноса (или субэтнос), на национальном – как неотъемлемая часть русского народа, на государственно-политическом - как составная часть российского полиэтнонационального гражданского сообщества.

Таким образом на основе последних историко-культурных исследований возможно дать примерную обобщённую характеристику этапов становления и социокультурной трансформации донского казачества.

Итак на современном этапе изучения данной проблемы учёными и исследователями: историками и социологами, этнографами, политологами и правоведами выделяются 4-е основных этапа:

1. 16 – начало 18 века становление донского казачества как полиэтничной(тюркские, славянские, кавказские и др. элементы) социокультурной группы, субэтноса обладающего сознанием этнической и социальной самоидентификации в рамках мужских военизированных сообществ в квазигосударственной атаманско-круговой модели.

2.Первая четверть 18 - начало 20 в.в. трансформация донских казаков в этносословное сообщество (сбэтнос и квазисословие), под воздействием внешних и внутренних факторов в ходе включения в состав Российской империи. Воспроизводство коренных, родовых , т.е. рождённых на Дону казаков в рамках развивавшейся системы семейно-брачных отношений. В течении 150 лет породило очередной феномен - сочетания, переплетения в казачьем культурном архетипе и менталитете устойчивых элементов этничности и сословности, отражавшихся в культурно-бытовых формах общежития и трансформировавшихся традициях. Этничность и сословность проявлялись через культурную самоидентификацию, их уже сложно было бы разделить , как «две стороны одной медали» состоящей из единого сплава.

3.Революция и гражданская война и Советский период истории 1917 – 1991-93гг. Привели к кризису этносословной идентичности в условиях государственной политики расказачивания и социалистической модернизации. Произошла резкая утеря признаков сословности и сословной самоидентификации в 20-30г.г. и дальнейшее угасание этничности через отмирание культурных традиций в 50-80гг.ХХ в.

4.С 1988-1990г. по настоящее время.

Возрожденческое движение на Дону и в России породило феномен оформления «неоказачества» как новой социокультурной корпорации на основе уходящих поколений последних носителей остатков политкультуры казачьего самоуправления и «архаичной» этничности.

Казачество и представители иных народов и этносоциальных сообществ Донского края: проблемы этнокультурного соразвития и вклад в создание полифоничной донской субкультуры.

Известно, что кроме казаков, на территории Дона проживали пред­ставители как славянских, так и других народов: русские, украинцы, белорусы, турки, татары, калмыки, греки, армяне, немцы, поля­ки, иудеи, гру­зины, отдельные представители различных этносов Северного Кав­каза. Проживали на Дону и представители иных социально-корпоративных сообществ: сословий, групп и классов. Духовенство, торговцы и предприниматели, промышленники, крестьяне и ремесленники, бурлаки и рабочие, творческая и научная интеллигенция. Первоначально они жили среди казаков, часто сли­ваясь с казачьим населением, перенимая их культуру, традиции и обряды. Со второй половины XVIII века на Донской земле, особенно на нижнем Дону и в Приазовье, стали появляться колонии и компактные самостоятельные поселения, кварталы и улицы в городах: украинцев-малороссиян, греков и армян, немцев и иудеев, оставивших свой собственный, весьма заметный след в истории, материальной и духовной культуре Азово-Донского края, его крупнейших городов: Ростова-на-Дону, Нахичевани-на-Дону, Таганрога и Азова, Новочеркасска, Алексанровск-Грушевска (Шахт), Красного Сулина, Миллерово и др.

Большую работу по сбору, обобщению и анализу материалов, касающихся историко-культурной проблематики не только казачества, но и других титульных народов и этносоциальных групп Дона, их взаимоотношений, проделали современные историки и краеведы: Астапенко М.А., Астапенко Г.Н., Астапенко Е.М., Абрамова Т.Н., Бархударян Б.Н., Багдыков М.Г., Вартанян В.Г., Казаров С.С., Кузнецов А.М., Миненков Н.А., Мовшович Е.В., Сидоров В.Н., Самарина Н.В., Римский С.В., Рывин И.А., Терещенеко Н.В., Тикиджьян Р.Г., Шовунов К.П., Шумов В.В. и многие другие, работы которых рекомендованы в основном списке литературы. На основе изученных и опубликованных ими материалов, автор-составитель попытался обобщить и проиллюстрировать примерный абрис вклада различных народов и специфических этносоциальных групп в многоцветную политру истории и культуры Азово-Донского региона.

Запорожские казаки и черкасы, украинцы, малороссияне и тавричане на Дону в XVI - начале XX вв.

Большой вклад в историю и культуру Донского края и региона в целом внесли представители малороссийского, украинского на­рода. В XVI - XVII веках это были, прежде всего, запорож­ские казаки (черкасы).

Свое происхождение запорожские казаки официально вели с 1556 года. Тогда из числа малороссий­ских казаков, не желавших идти под власть поляков- католиков, на порожистых и труднодоступных днепровских островах (главный остров Хортица) возникло общество вольных казаков, получившее название «Запорожская Сечь» («сечь» — засека, укрепление, сами казаки гово­рили — «Сичь») .

Запорожцы на Дону в XVI — XVII веках

Донской историк-эмигрант И.Ф. Быкадоров, автор книги «Ис­тория казачества», считал, что «малоруссы», т. е. украинцы (черкасы Поднепровья)» явились одним из главных источников, «…из которого составилось донское казаче­ство». Уже в первой половине XVI столетия украинцы стали появляться на Дону, на территории так называемо­го Дикого Поля. Так, в 1546 году путивльский наместник Троекуров сообщал в Москву: «...Ныне казаков на Поле много, и черкасцев, и кыян, и твоих государевых; выш­ли, государь, на Поле из всех украин». Знаменитый рус­ский и украинский историк и этнограф Н.И. Костомаров по этому поводу писал: «Тогда как в Южной Руси заложилось славное Запорожье и разлило из себя дух казаче­ства по всей Украине, одинаковые события произвели наплыв народа с севера на Дон. Украина подала помощь этому обществу и населила берега Дона своими детьми. Как ни темна первая история донского казачества, но что малороссийская народность участвовала в его закладке и воспитании — это лучше всяких исторических памятни­ков доказывает нынешний язык донских казаков: сред­нее наречие между малороссийским и великорусскими языками». Одним из известных донских атаманов этого периода являлся Михаил Черкашенин, происходивший из черкас.

После Люблинской унии 1569 года, когда произошло объединение Польши и Литвы в одно государство, Речь Посполитую, положение украинского народа значитель­но ухудшилось. При короле Стефане Батории начались репрессии против запорожцев. Все это вызвало приток украинцев-черкас на Дикое Поле, на Дон. В грамоте царя Федора Иоанновича 1586 года султану Мураду III конста­тировалось, что «живут на Дону и на Донцу многие чер­касы литовского короля»

Все это породило своеобразие языка донских казаков» «Язык на Дону смешанный, — писал Сухоруков, — и зак­лючает в себе два наречия: великороссийское и малорос­сийское, много испорченные и измененные... Кроме сего, много примешано слов татарских и калмыцких, относя­щихся к домашней утвари, конской сбруе». Другой донс­кой историк, Евлампий Кателъников (1774 -1854), в воп­росе о языке и происхождении донских казаков считает, что «донцы-верховцы могут быть признаны в происхож­дении из той части России, где употребляют слова: што, чаго, яго и подобные им вместо: что, чего, его». Донцы-серединцы, по мнению Кательникова, больше подходят «к правильному русскому, а «донцы-низовцы... примеча­ются происходящими от России Малыя. Слова, до ныне употребляемые: хиба, нема, був и прочие то свидетель­ствуют».

Донской историк Е.П. Савельев к выводу о том, что: «В верхо­вых станицах (Дона) преобладает говор на «я» и на «та»: чаво, яво,ишшо и шито, штобы, табя, сабя, мяня, братишша, дружишша, переходящий ниже, во 2-й и 1-й Донские округа, в более смягченный: чиво, иво, тибе, сибе, мине, говоря, пиша, читая (читает), ходя, идя, бегить и др. Далее, в низовьях Дона ж и по Донцу, в говор казаков начинают уже примешиваться слова малороссийские, за­несенные туда запорожцами и малороссийскими черкаса­ми, часто с мягким выговором на «ми» и «ей» (мы и вы). Также появляются и малороссийские фамилии казаков с позднейшим прибавлением окончания на «ов», а также на «ий» и «ич»: Трафименков, Абраменков, Филенков, Ханжонков, Сидоренков, Гайдамаченков, Тимошенков, Савченков, Панченков, Лехницкий, Крупницкий, Луковский, Вансецкий, Веицович, Балашевич, Облакевич и др.»

Известный русский и украинский историк, этнограф и писатель Х1Х в. Н.И.Костомаров, касаясь этого воп­роса, отмечал: «Прислушайтесь к наречью Дона. С перво­го взгляда покажется оно случайной смесью малороссийского и великорусского, но познакомьтесь с ним покороче и увидите, что эта смесь имеет уже свои самостоятельные правила».

Запорожцы и «черкасня» имеют прямое отношение к основанию Чер­касского городка, который с 1644 по 1805 годы являлся казачьей столицей Дона, где размещалось Главное Войско. Как извест­но, казаки селились на прибрежных островах — труднодо­ступных и в тоже время легко укрепляемых территориях, чтобы турки, татары, ногаи — извечные противники дон­цов, не могли неожиданно на них напасть. В числе пер­вых казачьих городков, возникших на Дону во 2-й поло­вине XVI столетия, и был городок Черкасск (ныне ст. Старо­черкасская).

Известный донской историк XIX века В.Д. Сухоруков, написавший интересное исследование о Черкасске, считал, что город возник «не ранее, как или в самом исходе XVI столетия или в начале XVII» .

Историк по призванию, по должности священник Ста­рочеркасского Воскресенского собора Григорий Левицкий, повторяя версию донского историка Попова X. И., счи­тал, что «в 1600 году в Старочеркасске был начальником Агус или Акустий Черкасс, по имени которого Черкасск получил свое название».

Один из серьезных исследователей этого вопроса, Б.В. Лу­нин, считал, что «точная дата возникновения Черкасска неизвестна» и склонялся к мнению, что таковой, по всей вероятности, является конец XVI века .

Историки В. Сухоруков, А. Ригельман, В. Броневский считали, что Черкасск получил свое название от поселив­шихся тут казаков — запорожцев. Сухоруков, например, писал: «В одном акте XVII века сказано, что черкасы из Запорог, со всею рухлядью своею, являлись сюда человек по 10-ти, по 20-ти и по 50-ти, селились особо, как с досто­верностью полагать должно, близь главного городка, ибо их беспрерывно видим в оном городке участвующих в предприятиях и торжествах удалых донцов. Их-то посе­ление, городок, думаю, казаки назвали Черкасским, то есть принадлежавшим черкасам».

В грамоте посланника турецкого султана из Азова, да­тированной этим годом, говорится о том, что казаки «близ­ко Азова, на Манычи, да в Черкасской и в Раздорах по­ставили четыре новых городка и из тех городков прихо­дя, Азову тесноту чинят». Разгневанный султан предъ­явил это письмо русскому посланнику Нащокину, нахо­дившемуся в Константинополе. Однако Нащокин уверил султана, что донские казаки это делают без ведома рус­ского царя, чем несколько успокоил султана.

Что касается происхождения названия Черкасска, сле­дует согласиться с версией В.Д. Сухорукова, что название городу дали казаки-запорожцы («черкасы»), многочислен­ными группами селившиеся в то время на Дону.

О первоначальном облике Черкасского го­родка нам ничего неизвестно. Можно предположить, что он имел такой же вид, как и все казачьи городки того времени. Расположенный на острове, он, по всей вероят­ности, был огорожен деревянным тыном или плетнем. Внутри помещались деревянные постройки и землянки. К началу XVII века Черкасский городок принадлежал к числу довольно крупных казачьих городков. Во время Азовского «осадного сидения», когда донцы взя­ли и пять лет держали под своей властью турецкую кре­пость Азов, чер­касский атаман С.И. Молодой активно действовал в тылу у турок, осадивших Азов в 1641 году, нанося им ощутимые удары. Османы, осаждав­шие Азов и нуждавшиеся в крепких тылах, решили по­кончить с деятельностью черкасских казаков. Они отря­дили часть своих сил для взятия Черкасска. Но атаман Молодой с 500 казаками храбро отразил их нападение и спас от турок станичного атамана Валуйских городовых казаков Степана Князева и «станичного ездока» Степана Пригаринова, пробиравшихся в Черкасский городок с поручением от Валуйского воеводы разузнать о положе­нии дел под Азовом.

В 1642 году донские казаки, не получив помощи от московского правительства, вынуждены были добровольно покинуть Азов. Через два года, в 1644 году, турки, в отместку за посрамление своего оружия под Азовом и об­ладая значительным численным преимуществом, сожгли Черкасский, Монастырский и Манычский городки. 30 апреля этого же года казаки возобновили «свой старый юрт» в Черкасске и перенесли сюда донскую столицу. Свой переход сюда донцы объяснили тем, что хотят сра­жаться с турками, чтобы свою реку Дон басурманам не сдавать и турецкие суда не пропускать на Воронеж.

С этого времени и на протяжении 160 лет Черкасск был главным казачьим городком. Своим названием городок обязан запорожским казакам — черкасам, имевшим здесь тогда свой стан.

Еще один знаменитый донской городок — Монастырский — располагавшийся между Черкасском (ныне стани­ца Старочеркасская) и Аксаем, обязан своим основанием и названием запорожским казакам. В XVI столетии, во время своих пребываний на Дону, они имели на этом незатопляемом месте, на берегу Дона, свой стан, о чем упоми­нает историк Василий Сухоруков.

С 1620 по 1637 годы Монастырский городок являлся Главным Войском — столицей Донского Казачества. Здесь собирались казачьи Круги, принимались посольства из Москвы и от окрестных народов, действовала Покровская часовня. Поскольку у донцов до середины XVII столетия не было штатных священников, то богослужение в часов­не отправляли иеромонахи Киевского Межигорского мо­настыря, ведшие богослужения в Запорожской Сечи и часто приходившие в Монастырский городок по просьбе донских казаков.

Более многочисленной группой являлись те казаки-чер­касы, которые, пожив на Дону одну-две зимы, возвраща­лись потом в родные Запороги. Так, например, четыре сот­ни запорожцев, во главе с атаманом Павлом Енковым, про­вели зиму 1632 - 1633 годов на Дону в Черкасском и Манычском городках. Запорожцам так понравилось жить на Дону, что многие из них желали «оставя свое кочевье днепровское, идти на Дон и жить с донскими казаками вместе» .

Значительно усилился приток запорожцев на Дон в 1637 - 1641 годах, когда они приняли активное участие во взятии Азова в 1637 году и обороне его от многочисленной султанской армии в 1641-м. Так, в 1638 году, соглас­но показаниям атамана Михаила Татаринова в Посольс­ком приказе в Москве, в захваченном казаками Азове про­живало до 10 тысяч казаков-черкас. И в других донс­ких городках в это время, по словам побывавшего весной 1638 года на Дону жителя города Валуйки С. Бобырева, было «запорожских черкас добре много».

Но не только малороссийские казаки помогали донцам, но и донские казаки помогали запорожцам. Так, в период освободительного движения Богдана Хмельницкого против поляков, начав­шегося в 1648 году, донские казаки-добровольцы сража­лись на стороне братского украинского народа против ляхов. Впрочем, донская казачья верхушка не поощря­ла уход своих казаков в армию Хмельницкого, помятуя о его союзнических отношениях с крымским ханом Ислам Гиреем Ш, врагом донского казачества. Одновременно уменьшился и приток малороссийских казаков на Дон по причине участия их в боях с поляками.

Отношения Дона с Украиной полностью выправились после решения Переяславской Рады 8 января 1654 года о воссоединении Украины с Россией. Уже летом следующе­го, 1655-го, года донцы и запорожцы совершили совмест­ный морской поход против турок под руководством донс­кого атамана Павла Чесночихина и запорожского атама­на Вергуна. Таким образом, из этого видно, что живя на Дону, запорожцы, тем не менее, управлялись своими ата­манами и имели свою организацию.

В 1656 году донские и запорожские казаки во главе с известными и популярными донскими атаманами Наумом Васильевым и Павлом Чесночихиным совершили нападе­ние на турецкий Азов. В последующие годы запорожцы довольно часто приходили на Дон «казаковать».

Запорожские казаки, совместно с братьями-донцами, приняли участие в героической Азовской эпопее 1637 - 1641 годов, прославившись на всю Европу и Азию и обес­смертив свое имя на века.

Особенно прославились донцы в XVII столетии своими морскими и сухопутными походами против турок и та­тар, отбивая у них российских и западноевропейских плен­ников. Эти походы, как правило, совершались совместно с запорожцами. А донских казаков в этот период можно было видеть в составе войска Богдана Хмельницкого, вед­шего тяжелейшую войну с поляками. Известно, что сам гетман Хмельницкий, поднимаясь на борьбу с мощной Речью Посполитой, в случае неудачи собирался уйти на Дон.

Активное участие приняли запорожские казаки во взятии Азова войсками Петра I в 1696 году. Первую по­пытку захватить Азов Петр I предпринял в 1695 году, но она закончилась неудачей ввиду отсутствия у него воен­но-морского флота. Основательно подготовившись к оса­де Азова за зиму, Петр I весной 1696 года снова появился на Дону. 7 июня к Азову подошли главные силы русской армии. Восемнадцатого июня русская армия получила значительное подкрепление: под звуки труб и грохот ба­рабанов к Азову подошло 15 тысяч малороссийских каза­ков во главе со своим атаманом Яковом Лизогубом. Обняв и троекратно расцеловав казачьего предводителя, Петр I велел ему занимать позиции на левом фланге со стороны степи, за чертой вала.

Шли дни осады, россияне методично наращивали ус­пех, и по всему было видно, что турки долго не продер­жатся. Петру I удалось полностью блокировать Азов, ли­шив его гарнизон подкреплений и подвоза продовольствия и боеприпасов. После месяца боев турки были поставлены в безвыходное положение. Кризис наступил 17 июля, когда 2 тысячи донских и запорожских казаков во главе с ата­маном Минаевым внезапным натиском ворвались на земляной вал, составлявший внешнюю линию азовской обо­роны. Сбив оттуда ошеломленных янычар, казаки стали преследовать противника. Достигнув каменной крепости, турки сумели закрепиться, а потом, перегруппировавшись и получив подкрепление, бросились в контратаку. Дон­цы, заняв угловой бастион, отразили все атаки бусурман, значительно ухудшив их общее положение.

Царь, довольный успехом казаков, назначил общий штурм на 22 июля. Но брать город приступом не при­шлось: 18 июля 1696 года, осознав полную безнадежность своего положения, комендант крепости сдался на услови­ях свободного выхода из Азова. Азов стал русским горо­дом. Россия получила выход в Азовское море.

18 августа 1696 года в Черкасске, некогда основанном запорожцами, был дан салют и сожжен фейерверк в честь этой победы россиян: это был первый салют в честь воен­ной победы русского оружия, победы, огромный вклад в которую внесли донские и запорожские казаки.

За отличие в штурме и взятии Азова атаман запорож­ских казаков Яков Лизогуб получил от царя 40 соболей на сто рублей и 30 золотых червонцев. Казачьих полков­ников Петр наградил атласом, соболями на 25 рублей и 15 червонцами каждого. Рядовым казакам была выпла­чена сумма в 15 тысяч рублей на всех.

В дальнейшем Яков Ефимович Лизогуб занял довольно высокую должность в иерархии главных чинов Малороссии, став генеральным бунчужным (хранителем гетманского бунчука). В 1723 году он, вместе с наказным гетманом Полуботком, за стрем­ление защитить права малороссиян был заключен по приказу Петра I в Петропавловскую крепость. Оттуда его освободила императрица Екатерина I в феврале 1725 года

Активное участие запорожских казаков в вос­стании под предводительством Степана Разина.

Весной 1667 года, чутко уловив настроения донской «го­лытьбы…иттить на Волгу-реку покормитца», Степан Ра­зин возглавил большой отряд казаков и, перетащив на деревянных катках лодки с Дона на Волгу в районе Пере­волоки, вышел к Царицыну. Успешно миновав его, разинцы двинулись к Черному Яру, где путь им преградили два отряда стрельцов. В скоротечном бою казаки разгро­мили один отряд, а второй благоразумно отошел на безо­пасное расстояние. В июне 1667 года разинцы захватили Яицкий городок, где и остановились на зимовку.

Весной 1668 года казачьи струги вышли в Каспий­ское море: начался знаменитый Персидский поход Степа­на Разина. В захваченном Дербенте казаки освободили боль­шое количество русских пленников, давно томившихся здесь. То же самое произошло в Баку, Ферабаде и других персидских городах и селениях, захваченных разинцами.

В это время на помощь разинцам через Куму и Терек шел отряд казаков, во главе которого стоял запорожский атаман Боба. Вместе они затем вернулись в Астрахань, где получили прощение от воеводы князя Прозоровского за самовольный поход.

Вернувшись на Дон, Разин укрепился в Кагальницком городке, сделав его практически второй столицей «вольного войска». Сюда к нему, прослышав о его невиданных успе­хах и богатой добыче, стали стекаться запорожские каза­ки. Как сообщал в Москву царицынский воевода А. Унковский, «черкасы идут беспрестанно, а он, Стенка, их ссужает и уговаривает всячески».

Весной 1670 года, пополнив свое войско испытанными бойцами, Разин снова вышел на Волгу. Запорожцы по­шли вместе с легендарным донцом. Этот факт отметил в своей монографии «Бунт Стеньки Разина» знаменитый историк Николай Костомаров, подчеркнув: «В мае Стень­ка поплыл на судах вверх по Дону и достиг Паншина. Неизвестно, как велика была тогда его дружина; замеча­тельно, что в ней было много малороссиян, как и преж­де». Их в этом походе возглавлял выходец с Украины Алексей Григорьев или Леско Черкашенин (прозвища Кривой, Хромой). До прихода на Дон он жил в городе Опошня, служил в Полтавском полку, где имел семью. Потом ушел в Запорожье, возглавлял казаков в походах по морю, а потом перебрался на Дон. В рядах разинского войска сражался и сын Черкашенина, погибший в бою с царскими войсками в ноябре 1670 года на Донце.

В начале 1671 года Степан Разин прибыл с Волги на Дон, обосновавшись в Кагальницком городке, основанном им несколько лет назад. С приходом Разина городок, рас­положенный на небольшом острове, был укреплен земля­ным валом, сверху которого высились деревянные стены с пушками. Внутри городка располагались землянки и деревянные курени, в которых расселилось разинское вой­ско, насчитывавшее более трех тысяч бойцов, в том числе и значительное число запорожцев.

К этому времени его войско заметно поредело: из трех тысяч бойцов к марту у него осталось только пятьсот че­ловек. Все пути, ведшие к Кагальнику, были блокирова­ны заставами домовитых казаков. В довершении ко всему, 12 марта 1671 года Разина предали церковному прокля­тию — анафеме. Произнесенная в Москве патриархом Иоасафом, она была повторена во всех храмах Русского государства, что произвело неблагоприятное впечатление на потенциальных союзников Разина (в частности, на ук­раинского гетмана Петра Дорошенко) отвернувшихся с этого момента от него. Вскоре Разин был предательски пленен донской старшиной и отправ­лен на суд в Москву, где был казнен четвертованием на Красной площади.

Участие запорожских казаков в восстании под предводительством Кондратия Афанасьевича Булавина 1707 - 1708 годов.

Родился Кондрат Булавин около 1660 года в городке Салтов Харьковского полка и происходил из русских лю­дей ¹. Вскоре семья Булавина переехала на Дон, поселив­шись в Трехизбянском городке, где отец Кондратия был избран казаками местным атаманом. К 1705 году он стал атаманом Бахмутского городка.

Вскоре приспели тяжкие времена наступления царя Петра I на вольности казачьи, и донцы взбунтовались, защищая свою свободу и обычаи. Последней каплей, пе­реполнившей чашу казачьего терпения, было направле­ние на Дон карательного отряда во главе с князем Юрием Долгоруким для сыска и возвращения помещикам бег­лых крестьян.

30 августа 1707 года двухсотенный отряд Долгорукого появился в Черкасске. Объявив о цели своего приезда, князь ждал реакции войскового атамана Лукьяна Макси­мова и его старшин. Тот отреагировал отрицательно: «В Черкасске у нас чинить розыск о пришлых людях невоз­можно, потому что до сего времени великого государя та­кова указа не бывало, чтобы пришлых людей не прини­мать». Не желая ссориться с богатой верхушкой донского казачества, князь объявил, что в Черкасске сыск беглых проводить не будет, а направится в верховые городки, где, по его сведениям, скопилось большое число беглых.

Верный приказу царя, князь Долгорукий круто начал розыск. Восьмого октября отряд Долгорукого прибыл в Шульгинский городок и остановился на ночлег. То была последняя ночь в жизни князя Долгорукого, ибо вскоре булавинцы разгромили его отряд, убив самого князя. Пламя восстания постепенно охватывало верховья Дона.

Всю зиму прожил Булавин в Запорожье, ожидая вес­ны и копя силы. Со всех сторон к нему стекался «гультяйский» люд. Пришли донские казаки из верховых го­родков, целый отряд прибыл из далекой Кубани. Собрав значительные силы, Булавин по весне двинулся на Дон. Опережая атамана, летели во все концы «прелестные» письма с призывом подниматься против недругов казачь­их, погулять на воле.

В середине марта 1708 года окрепшее булавинское вой­ско собралось в Пристанском городке — самом верхнем казачьем поселении на Хопре. Помимо донских казаков, здесь были запорожцы, русское население Белгородской засечной черты, отряды с Кубани.

27 апреля 1708 года войско Булавина, насчитывавшее 15 тысяч конницы и 5 тысяч пехоты, подошло к Черкасску. Первого мая город пал, в него вошли булавинцы. Атамана Максимова казнили, избрав девятого мая на его место Кондратия Булавина.

В определенной степени решив внутренние проблемы, Булавин принялся за подготовку отпора царским войс­кам. Кондрат усиленно рассылал письма к царю, на Ку­бань к казакам, в Запорожье. Содержание этих писем раз­ное, но цель одна - раздуть пламя восстания, освободить Дон от государевой опеки. Однако сделать этого не уда­лось и 7 июля 1708 года Кондратий Булавин погиб в Черкасске, а восстание было разгромлено прибывшими на Дон царскими войсками.

Малороссияне и становление крестьянского населения в Приазовье и на Дону в XVIII – начале ХIХ в.в.

Если в XVII столетии с Украины в Приазовье и на Дон приходили в основном запорожские казаки, то с начала XVIII века это, в большей степени, были крестьяне Левобережной и Сло­бодской Украины. После разгрома Булавинского восста­ния и уничтожения казачьих городков по левым прито­кам Северского Донца донская старшина стала восстанав­ливать опустевшие земли, населяя здесь хутора малорос­сиянами. Однако эта ситуация явно не приветствовалось правительством. В грамоте Петра I от 7 июля 1707 года отмечалось, что «чюгуевцы, харьковцы, золоченцы, змиевцы, мояченя, слу­жилые и жилецкие люди многие, оставя домы свои з же­нами и з детьми, а иные де оставя и жен, явно идут на Дон и в донецкие... городки».

В это же время киевский воевода, князь Д.М. Голицын, в своем докладе правительству подтверждал, что пересе­ление украинцев на донские земли приняло большие мас­штабы, и что «украинцы с донскими казаками обвяза­лись свойствами и переходят с Дона на Украину и с Укра­ины на Дон, и по Донцу, и по Айдару все донские городки и села беглыми населены украиных городов» .

С 1719 по 1763 годы приток украинцев на Дон беспре­рывно увеличивался. Так, если с 1719 по 1730 годы в выборочно взятых восьми донских станицах (Усть-Аксайская, Манычская, Багаевская, Бессергеневская, Мелеховская, Усть-Медведицкая, Луганская, Каменская) поселил­ся 21 украинец, то с 1731 по 1740 - 86, с 1741 по 1750 - 235, с 1751 по 1763 - 522 украинских переселенца. Та­кая же тенденция наблюдалась и в других донских станицах. Но особенно массово заселялись украинцами пригра­ничные с Украиной районы Земли Войска Донского: бас­сейн Донца, Миусский и Донецкий округа. В первой четверти XVIII столетия среди украинских переселенцев на Дон преобладали одиночки, которых за­писывали в специальную социальную группу под назва­нием — бурлаки. В дальнейшем стало расти число семей­ных малороссиян, прибывавших на Дон. Так, в сенатском указе 1740 года говорится о приходе на Дон 50 малороссийских семей, которые, якобы, желают жить на мель­нице войскового атамана Ефремова...». В 1747 году Да­ниле Ефремову был пожалован «пустовой» Черногаевский юрт длиной 17 верст 250 сажень, который он заселил ма­лороссиянами, образовав слободу Данилову. Кстати, сам Данила Ефремов многократно бывал в Малороссии, посещая с многонедельными молитвенными визитами Киево-Печерскую Лавру, где состоял ктитором и делал щедрые пожертвования.

Некоторые группы украинцев, пожив какое-то время на донской зем­ле, продолжали искать более благоприятных условий жизни. Напри­мер, в 1733 году с Дона на вновь заселяемую Царицын­скую линию переселилось 537 семейств малороссиян.

В 30 - 40-е годы XVIII столетия поток украинских пе­реселенцев на Дон резко увеличился. Это было связано с тем, что ухудшилось положение крестьян Левобережной и Правобережной Украины и Слободских казачьих пол­ков (в связи с их преобразованием). Российское прави­тельство в своих указах всячески противилось уходу ма­лороссийских крестьян от своих владельцев. Так, в пра­вительственном указе от 21 мая 1738 года предписыва­лось, чтобы «беглые казаки и беглые люди из Слободских полков, а, иногда, не явятся ли где и малороссиянцы, всемерно без всякого отлагательства все сысканы и немедленно отвезены и тамошним командирам отданы были».

Основываясь на этом указе, Генеральная Войсковая кан­целярия Малороссии, разослала свой Универсал, в кото­ром предписывалось, «чтоб в Малой России обыватели с места на место не переходили, а которые перейдут, тех сыскивать и отдавать на прежние их жилища». Однако российское правительство, посчитав этот универсал опасным и могущим привести к социальному взрыву на Украи­не, своим указом от 19 января 1742 года вновь разре­шило в пределах Малороссии «вольный переход с места на место», но с условием «дабы... из Малой России и из Слободских полков от тамошнего народа побегов за гра­ницу не было».

Одновременно центральное правительство повело реши­тельную борьбу с донской старшиной, категорически зап­ретив последней принимать и селить в своих хуторах и поместьях беглых украинских крестьян и казаков. Одна за другой летели на Дон государынины грамоты с требо­ванием провести перепись донского населения, чтобы точно выяснить, на каком основании и как давно проживают на Дону украинские крестьяне, а «шатающихся беглых малороссяин, по силе прежних указов, выслать всех на пре­жние их жилища без всякого задержания».

Малороссийский гетман Кирилл Разумовский своим универсалом от 20 апреля 1760 года разрешил украин­ским крестьянам переселяться, но только при наличии пись­менного согласия их владельцев и с непременным услови­ем, чтобы они «при переходе своем из одного владения в другое нажитого ими с владельческих грунтов имения не забирали и от того оным владельцам убытка не наноси­ли». Но поток беглецов не уменьшался...

Бежавшие на Дона малороссяне селились по рекам Дон, Хопер, Медведица, в больших хуторах за старшинами, по большой дороге в Черкассы, по степным рекам». Что касается районов выхода украинских переселецев, то это были Лубны, Гадяч, Нежин, Полтава, Переяславль, Чернигов, Киев, Миргород, Стародуб, Сумы, Изюм, Остро­гожск, Бахмут и другие города. Так, один из жителей станицы Багаевской показал, что пришел на Дон в 1727 году из Переяславского полка и в течение 30 лет работал, «по разным казакам». В 1744 году появился на Донской земле выходец из села Воронки Лубенского полка Павел Герасименко, нанявшись работать в станице Аксайской на мельницу бригадира Ивана Васильевича Фролова. В 1754 года малороссийский крестьянин из городища Со­тенного Миргородского полка Яков Найденко рассказал, что пришел на Дон 17 лет назад, «жил по разным казакам, работывал черную работою, и овец пас, будучи в Михай­ловской станице, где сего лета и прежде при помянутой мельнице пас овец...».

Стремясь упорядочить этот миграционный процесс, цар­ское правительство указом от 11 марта 1763 года повеле­ло донскому Войсковому атаману произвести перепись всех поселившихся на Земле Войска Донского украинцев. Ка­заков и «подпомочников» из Слободских полков выслать обратно на Украину в состав этих полков, а малороссийских кре­стьян обложить подушной податью в размере 70 копеек с каждого человека, разрешив им жить на Дону. Произве­денная вскоре перепись показала, что на Дону проживало 20422 малороссиянина, из числа которых 1546 казаков и «подпомочников» были высланы в Слободские полки, а оставшиеся 18876 малороссийских крестьян были обло­жены 70-копеечным подушным окладом.

В документах того времени отмечено, что проживав­шие на Дону малороссияне по роду своей деятельности были - «овчары, мельники, кровельцы (портные), чебо­тари, ковали, маляры и пр.». Многие украинцы занима­лись рыболовством, нанимаясь на рыболовецкие тони дон­ских казаков. Некоторые из них сезонно работали пасту­хами и на покосе. Поскольку малороссияне на Дону были практически бесправны, то пользуясь этим, казаки дик­товали свои условия при найме их на работу.

10 июля 1774 года Россия и Турция подписали Кючук-Кайнарджийский мирный договор, согласно которому во владение Российской империи переходило черноморское побережье с крепостя­ми Керчь, Еникале, Кинбурн, а Молдавское и Валашское княжества получали автономию. Все это дало России воз­можность начать активное освоение южнодонских земель в районе Таганрога и Миусского округа Земли Войска Донского. Для заселения этих плодородных земель при­глашались все желающие, и в числе первых в Миусском округе, близ Таганрога, появились именно малороссияне.

Надо отметить, что в XVII веке эти территории при­надлежали запорожским казакам, составляя две палетки. Запорожцы вели здесь свое хозяйство, выращивали арбузы и дыни, имели пасеки, зимовники для скотоводства. После разгрома булавинского восстания и измены гетмана Мазепы, запорожцы вынуждены были уйти из этих краев под давлением войск Петра Первого. При Анне Иоанновне они получили прощение и вновь заселили свою Миусскую палетку. Но здесь часто возникали террито­риальные споры между запорожцами и появившимися здесь донскими поселенцами. В 1746 году по р. Кальмиус была установлена граница между Доном и Малороссией, а спорные земли отошли к Войску Донскому.

В 1777 году полковник (в дальнейшем генерал) Амвро­сий Луковкин основал слободу Амвросиевку, по имени которого она и получила своё название. Располагалась она в узкой долине реки Крынки Миусского округа Земли Войска Донского и была населена малороссиянами. К 1822 году здесь числились: деревянная церковь, водяная мельница, винокуренный и кирпичный заводы, каменный господ­ский дом и 291 деревянный крестьянский дом. По дан­ным на 1892 год в слободе действовала Васильевская цер­ковь. В это же время упоминается и местная Николаев­ская церковь. К 1917 году в слободе проживало 8000 че­ловек, действовали 4 ярмарки.

В июне 1777 года Войсковая канцелярия разрешила старшине Ивану Кумшацкому построить двор в урочище на левом берегу реки Тузлов, неподалеку от Сухого буера­ка. Вскоре вокруг него стали селиться малороссияне. К 1798 году здесь уже значился хутор Кумшацкий, в кото­ром три года спустя числилось 12 дворов с населением в 76 малороссиян (42 мужчины и 34 женщины).

Расселение малороссяин в этих краях было узаконено указом императрицы Екатерины Второй от 24 мая 1779 года. Сразу же после этого 300 семей украинцев посели­лись в Миусском округе Земли Войска Донского, основав существующие и ныне села Покровское, Троицкое и Никольское.

Первое селение было основано у реки Сарматки, вто­рая слобода - ниже Коровьего Брода, а третья - выше его. В каждом из этих селений обосновалось по сто семей. Места эти, как отметил путешественник и ученый, акаде­мик П.П. Гильденштедт, давали «роскошные условия для жизни: почва плодородна, сенокосы обильные и доброка­чественные, полнейшая возможность разводить виноград и семенные породы деревьев, как дуб, берест и граб. Мно­го ключевой воды и в колодцах можно находить очень хорошую воду». Лес для своих построек малороссияне запасали на Миусе, а на топливо заготавливали камыш. На пропитание украинцы ловили рыбу: «23 сентября. Ночью ловили рыбу: одним неводом в тысячу саженей длины и в полторы сажени ширины вы­тащили 60000 штук рыбы. Такая тонная ловля продол­жается обыкновенно 6 часов. К неводу посредине приде­лан конический мешок, куда собирается рыба. Улов дал мало крупной рыбы: был только осетр, сом и карп; боль­ше всего оказалось судаков. Большой судак длиною в пол-аршина называется сулою, а маленький подсулком. Свежая сула продается по 5 руб. тысяча, подсудок по 1 руб. 50 коп; соленая же сула стоит 30 руб тысяча, подсулок 5 руб. Сверх того много было сеньги и чехони, но весьма мало вырезуба, селявы, которую запорожцы зовут скабрией и которая мало здесь уважается. А потому, что она не так жирна и вкусна, как на Тереке... Весною, во время ме­тания икры, всей это рыбы множество. Особенно тарани такая безна заходит в Дон, что ее на берегу загребают лопатами. Всю эту мелкую рыбишку, эту тарань, когда только она не больше фута в длину, называют здесь про­сто «боковней». Рыбаки ее свежую продают по 1 р. 50 к. за тысячу, а соленую и вяленую - по 5 руб. На воз, запряженный парою волов, наваливают этой боковни до 5000 штук и продают на Украине по 10 руб за 1000».

Если до 1775 года в бассейне Миуса имелось всего 4 хутора, то к 1780 году было образовано еще 24, через пять лет еще 6, к 1790 году — еще 21 хутор, по прошествии 10 лет здесь появился еще 41 крестьянский хутор; всего к 1800 году в Миусском округе появилось 103 новых хуто­ра, населенных, как правило, малороссиянами. Причем, это были крупные хутора. Согласно переписи 1782 года, по рекам Миус, Нагольная и Крынка в хуторах полковни­ка Амвросия Луковкина проживало 329 человек, в хуто­рах премьер-майора Ивана Исаева — 505 человек, в хуто­рах старшины Степана Леонова - 436 человек, в хуторах стар­шины Ивана Васильева - 554, войскового атамана Алек­сея Иловайского - 709, полковника Дмитрия Мартынова - 898 жителей обоего пола. Очень скоро эти хутора стали превращаться в слободы, в которых насчитывалось по нескольку сот дворов, населенных малороссиянами.

Для управления хуторами и слободами, по приказу Вой­скового гражданского правительства от 15 ноября 1787 года, малороссиянам разрешено было выбирать старост и атаманов. Первоначально они избирались «для одного наблюдения при нарядах порядка взыскания подушных денег». 22 сентября 1788 года появился новый приказ Войскового правительства, в котором предписывалось «избирать над малороссиянами из них самих людей доб­рого состояния, одомовленных и зажиточных, в атаманы и есаулы». Причем не только для сбора подушных пода­тей, но для наряда «малороссиян в работы и тягости по требованию станичных атаманов».

В 1783 и 1784 годах войсковой атаман Алексей Ило­вайский издал распоряжения, согласно которым владельцы донских хуторов, на которых работали малороссияне, «по учиненному в правительстве положению», не мог­ли эксплуатировать их больше двух дней в неделю. Од­нако, многие донские помещики, не считаясь с этим, си­лой заставлял крестьян работать на себя больше двух дней в неделю.

Донские малороссияне имели право на владение дома­ми и скотом.. Наиболее успешные украинцы имели даже наемных работников. Впрочем, если у такого хозяина не было наследников, то в случае его смерти все имущество объявлялось вымороч­ным и отходило в казну.

Впрочем, хитрые и расторопные украинцы обходили эти распоряжения Войскового правительства и все же приобретали хутора и рыбоспетные заводы. При этом они покупали их не на себя, а на подставные лица казачьего сословия. Кроме вышеназванных запретов, донским ма­лороссиянам запрещалось занимать деньги под векселя и заемные письма. Тяжелым бременем ложились на донс­ких малороссиян подводная и постойная повинности, столь распространенные в XVIII столетии»

Дискриминации подвергались донские малороссияне и в плане устройства личной жизни. Приказ войскового атамана Степана Ефремова от 17 апреля 1755 года пре­дупреждал, «чтобы казаки, как сами, так и дети их, на беглых и на протчих малороссийских женках и девках не женились... и к таковому замужеству овдовевших казачь­их жен не допускали». Станичные и хуторские атама­ны, допустившие эти браки, подвергались штрафам и про­чим «жестоким наказаниям». Донским священникам также сторого приказывалось, чтобы «соглашающихся итить в замужество за малороссиян ...казачьих жен и дочерей не венчали».

Однако, жизнь была сильнее чинов­ничьих распоряжений, и браки между малороссиянами и казачками, хотя и в небольших количествах, но соверша­лись. Например, в середине XVIII века дочь казака Кочетовской станицы Пелагея Артамонова вышла замуж за малороссиянина Дурновской станицы Черкасска - Остапа Павлова, став «малороссийской женкой».

Некоторые украинцы, осевшие, например, в Таганро­ге, сумели сделать неплохую служебную карьеру. Так, в 1786 году, гражданским головой Таганрога стал малорос­сиянин Тихон Цысаренко, а гражданским старостой - его родственник Роман Цысаренко. Первый из них являлся представителем всех сословий города, председательствуя и в Сиротском суде, а гражданский староста исполнял распоряжения магистратов по податям и повинностям сословий купцов и мещан.

К 1782 году на Дону проживало уже 26579 украинцев муж­ского пола, а что касается женщин-малороссиянок, то по данным на 1784 год их на Донской земле насчитывалось 42304 души ².

Как известно, указом Екатерины Второй от 3 мая 1783 года, на Украине было юридически оформлено крепостное право. Однако, и после этого малороссийские крестьяне продолжали бежать в поисках лучшей доли на земли вой­ска Донского. Они селились «в новозаводимых хуторах беспашпортно», живя и работая здесь на своих новых хо­зяев, донских старшин и находясь в постоянном страхе, что их обнаружат сыскные отряды. И их действительно искали по хуторам и слободам. Так, например, в конце ап­реля 1789 года Войсковое Гражданское правительство разослало из Черкасска по донским станицам приказ с требованием к атаманам станиц разыскать бежавших от помещика Романова 34 слободских крестьян, «взять их под караул, доставить в сие правительство». Но эти меры не могли остановить поток бежавших на Дон украинцев, которых с охотой принимали на вновь образовываемых хуторах донские офицеры.

К 1796 году, последнему году царствования Екатери­ны Великой, на Донской земле проживало 54628 мало­россиян мужского пола⁵. Для сравнения отметим, что все население Земли Войска Донского к этому времени со­ставляло около 300 тысяч человек обоего пола.

Украинцы, тавричане в Приазовье и на Дону в XIX – начале XX в.в.

Малороссийские поселки и слободы в Приазовье, на Нижнем и Среднем Дону, в первой половине XIX веке про­должали численно расти. К 1801 году только крестьянских слобод на Земле Войска Донского насчиты­валось 40, постоянно возростало и их население. Например, в Усть-Меловой слободе числилось 1710 жителей только мужского пола, в Машлыкиной - 1974, Большинской - 1770, Луковкиной - 1710, Исаевке - 1302, Мартыновке (Сальской) - 1026 человек мужского пола.

Это были довольно благоустроенные селения. Вот, на­пример, описание слободы, принадлежавшей подполков­нику Василию Машлыкину: «В слободе двойной дом, галдарейка, выход, конюшня с анбаром, баня, людской дом, кухня, два сада, один виноградный, а другой древесный, и землянка, две мельницы, двести овец, а скотины, сколько ее есть, неизвестно». В слободе подполковника Карасева имелись: господская усадьба, «людской дом», хлебный амбар, скотские базы, в которых находились лошади, крупный рогатый скот, 92 овцы и другое.

Довольно ухоженной и благоустроенной была кресть­янская слобода Анастасиевка-Денисовка, основаннная в 1805 году на реке Мокрый Еланчик генерал-лейтенантом и войсковым атаманом 1818 - 1821 годов Андрианом Кар­повичем Денисовым (1763 - 1841), который и был позже похоронен здесь же, у церкви, выстроенной на его сред­ства. По данным на 1822 год, здесь имелись: каменная и деревянная церкви, водяная и ветряная мельницы, кир­пичный завод, деревянный и 2 каменных господских дома, 118 крестьянских домов. В октябре 1824 года в селе открылась церковно-приходская школа.

Основными занятиями малороссиян, проживающих в Миусском округе Земли Войска Донского, являлись земле­делие и скотоводство. Благодаря близости к портам Азов­ского моря сельское хозяйство этого округа быстрее, чем в других районах Дона, приобретало черты товарного про­изводства. Один из путешественников, побывавший в этих краях в 1821 году, писал в журнале «Северный архив»: «Проезжая степные места в осеннее время от Полтавы через Новомосковск, Бахмут и Донские земли до Таганрога, нельзя не удивляться многочисленным стадам волов, бы­ков, коров, овец и несчетному множеству скирдов сена. В местах же, обращенных в хлебопахотные поля, скирды с хлебом разного рода в селениях и в поле представляют зрелище, которому трудно найти подобное в других сто­ронах России».

К 1809 году, когда возникла необходимость срочного заселения и содержания почтового тракта, идущего на Кубань и Кавказ, войсковой атаман М.И.Платов бросил клич по казачьим станицам, предлагая желающим каза­кам на льготных условиях поселиться на этой террито­рии. Однако, когда желающих казаков оказалось недостаточно, тогда атаман поселил здесь малороссиян. Они образова­ли и заселили станицы Кагальницкую, Махинскую (ныне Ольгинская), Мечетинскую и Егорлыкскую. В 1811 году правительство включило этих малороссиян в число каза­ков Войска Донского.

Остальная часть малороссиян продолжала находиться в зависимости от своих владельцев, которые усилили их эксплуатацию. В 1818 - 1820 годах двух -трехдневная барщина малороссиян часто оборачивалась четырех - девятидневной работой на хозяина. Наиболее жадные владельцы хуто­ров привлекали к работе на себя и крестьянских детей в возрасте 12 - 15 лет. Отказывавшихся от дополнитель­ных работ малороссиян помещики подвергали телесным наказаниям, несмотря на запрещение правительства, последовавшее в 1819 году. Так, старшина Чакилев «своеручно бил крестьян плетью».

Тяжким грузом ложилась на малороссиян дорожная (подводная) и постойная повинности. По первой повинно­сти крестьяне обязаны были на своих подводах, лошадях и волах доставлять зерно своих владельцев за много верст к Таганрогу, Азову и другим азовским портам. Все это отнимало у крестьян время, изымало из рабочего ритма хозяйства тысячи рабочих рук и сотни голов скота. Кро­ме различных форм издельной повинности, малороссияне вынуждены были нести различные натуральные повинно­сти, отдавая своим владельцам птицу, мясо, рыбу, ово­щи, фрукты, мед и другие продукты питания.

Малороссийские крестьяне не мирились со своим угне­тенным положением, считая его незаконным, и мечтали об освобождении или переводе их в казачье сословие на Дону или на Кавказской линии. Ведали донские мало­россияне и о рескрипте императора Александра I на имя войскового атамана А.К. Денисова с запрещением чинить жестокие расправы над крестьянами. Поэтому, когда Алек­сандр I в 1818 году появился в Таганроге, на его имя по­ступили десятки прошений от малороссиян. В них крес­тьяне жаловались на притеснения помещиков, отказыва­ясь работать на них, а желали бы служить едино госуда­рю своему Александру Павловичу Благословенному.

Поскольку эти обращения не нашли должного реше­ния назревших проблем, крестьяне пошли на открытое выступление против помещичьих порядков. В апреле 1820 года отказались повиноваться своим хозяевам и объяви­ли себя вольными малороссияне миусских слобод Голодаевки (Мартыновки) и Елагинской. В первой, где прожи­вало 1240 крестьян, восставшие сменили старосту и де­сятников, избив приказчика, пытавшегося «образумить» крестьян. Крестьяне слободы Нагольчинской также «за­вели себе порядок, избрали от себя голову, выборного, десятника и казначея». В Голодаевку (Мартыновку), став­шую центром крестьянских выступлений Миусского ок­руга, стали стекаться недовольные своим положением малороссияне из соседних слобод и хуторов «с дрючьями». Вскоре здесь набралось несколько тысяч крестьян, которые образовали свою «общественную канцелярию», «особое собственное управление». Общественная канцеля­рия вела переписку с соседними слободами и хуторами, размножая копии правительственных указов, в которых по их убеждению, говорилось «в пользу их освобождения, предоставления им воли».

Вооружившись косами, дубинами, вилами, цепами, кольями, а иногда и ружьями, голодаевцы выставили дневные и ночные караулы, послав в окрестности слобо­ды конные разъезды. 31 мая 1820 года они отразили на­падение на слободу Лейб-гвардии Атаманского полка во главе генералом Иловайским, пришедшим из Новочер­касска. Отойдя от слободы на некоторое расстояние, «ата-манцы» пытались заблокировать все подходы к Голодаевке. Но крестьяне, ранив в стычках офицера и двоих каза­ков, пробили пути для обозов и стекавшихся к ним со всех концов сторонников. Пламя бунта перебросилось на соседний Ростовский округ, где поднялись крестьяне села Лакедемоновка, грозя охватить обширнейшие территории юго-востока Земли Войска Донского. Всего в бунте при­няло участие около 30465 крестьян из 256 селений.

Генерал-адъютант А.И. Чернышев из военного мини­стерства, находившийся в это время в Новочеркасске, бросил на подавление восстания 5 казачьих полков, Сибирский пехотный полк, 2 эскадрона Лейб-гвардии Ата­манского полка при 6 пушках. Окружив Голодаевку ут­ром 11 июня 1820 года, Чернышев предложил крестья­нам вступить в переговоры. Однако они отказались, заяв­ляя, что у них имеются указы государя о воле, и что ник­то, кроме государя императора, над ними не властен. Тог­да генерал приказал штурмовать позиции крестьян, укре­пившихся за низкой оградой местной церкви. Профессио­нально подготовленные солдаты довольно быстро сломи­ли неорганизованное сопротивление крестьян. Было арес­товано более 4000 тысяч крестьян, из которых по приго­вору специально созданной «Временной комиссии» 217 человек были подвергнуты порке, 19 человек сосланы в Нерчинск на каторгу, 30 человек - в Сибирь, 3 человека - в Сибирский корпус и 65 крестьян - на Луганский ли­тейный завод»,

Однако попытки освобождения малороссиян от крепо­стной зависимости продолжались, несмотря на репрессии властей. Так, летом 1848 года крестьянские волнения произошли в слободе Малая Кирсановка Миусского окру­га. Поводом к ним стала «бумага», полученная от казака станицы Старочеркасской И.Кантемирова, которую трактовали, как царский указ об освобожде­нии их от крепостного права. Они отказались от работы на помещика, требуя земли и воли. Посланная сюда вла­стями экзекуционная команда розгами внушила крестья­нам необходимость повиноваться своим хозяевам.

В марте 1851 года произошли волнения малороссиян в слободе Матвеев Курган, принадлежащей помещице Ило­вайской. Они протестовали против семидневной барщины в неделю во время полевых работ. Сотни крестьян, воз­главляемые приказчиком Нестеренко и писарем Денисен­ко, захватили слободу, изгнав из нее верных помещице слуг во главе с управляющим Калмыковым, продали по­мещичью пшеницу и скот. Только в августе этого года специальной команде из 50 солдат удалось подавить бунт.

19 февраля 1861 года был обнародован царский мани­фест об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Донские малороссияне освобождались от личной за­висимости от помещиков и получали в среднем по 2,5 - 3,7 десятины земли на каждую душу и по 800 квадратных сажень на устройство собственной усадьбы. Это было не то, на что рассчитывали крестьяне, ибо их бывшие хо­зяева с помощью различных уловок забирали себе от 20 до 40 процентов земель, которыми пользовались малорос­сияне до реформы. В частности, 1395 крестьян слободы Даниловки, принадлежавшей помещику Ефремову, до реформы пользовались 9765 десятинами земли, то с объяв­лением реформы им осталось только 1395 десятин (по одной десятине на душу)². Кроме того, крестьяне обяза­ны были пахать и засевать помещичьи земли собственным инвентарем и скотом. Все это вызвало возмущение и про­тесты крестьян.

Взбунтовавшиеся крестьяне помещика Ефремова за землю «не внесли никаких платежей, не слушали увеще­ваний ни сельских, ни волостных властей, ни мировых посредников». Они ждали «новой воли», «второй воли», «истинной воли».

Страшным бичом для донских малороссиян (как и для всего населения Области Войска Донского) являлись за­сухи и, как следствие их, неурожаи. Особенно сильно по­страдали донские крестьяне от этих бедствий в 1831,1833, 1846 - 1847, 1864 - 1865, 1879, 1885 - 1886, 1889, 1890 - 1891, 1895, 1897, 1901, 1906 - 1907 и 1911 - 1912 годах.

Все эти факторы, вместе взятые, привели к тому, что к началу XX столетия подавляющая масса украинцев на Дону жила небогато. Донской ученый В.В. Богачев, каса­ясь жилищ донских малороссиян, писал: «Крестьянские жилища редко бывают велики, не достаточно хорошо по­строены. Во многих селениях можно видеть жалкие ма­занки из сырцового кирпича (самана) с соломенными или земляными крышами. В Донецком округе часто печь уст­раивается с открытым дымоходом (боровом) и с плетеною из талы, обмазанною глиною, трубою. Такие же открытые дымоходы приходилось мне видеть и на р. Крынке в Та­ганрогском округе (слоб. Степаново-Кутейниково), в боль­шой и богатой хате. Такие же открытые снизу, плетеные из хворосту дымоходы (борова) известны в слободе Сидо­ры на Медведице.

Хаты иногда бывают длинные - «связные», как будто две хаты соединены в одну холодными сенцами. Внутри обыкновенно глинобитный пол; иконы и картины светс­кого содержания; старинных икон не встречается. Над­ворные постройки у крестьян ничтожны, плохо содержат­ся. Объясняется это отчасти бедностью крестьян по срав­нению с казаками, частью же вообще большою неразбор­чивостью и отсутствием у крестьян охоты к щегольству, нарядности, которая казаков иногда доводит до разоре­ния. В небольших помещичьих поселках, где крестьяне арендуют помещичью землю, где усадебные места их не стеснены, как в слободах, встречаются у крестьян боль­шие сады, огороды, много дворовых хозяйственных пост­роек».

Несмотря на трудности перехода от крепостнических порядков к капиталистическому пути развития, донские малороссияне постепенно вовлекались в орбиту товарно-денежных отношений, особенно в Приазовье, где имелись крупные порты общероссийского значения, имевшие вы­ход за границу. Среди малороссиян стали появляться за­житочные, а то и богатые семьи. Например, в слободе Степановке на реке Калитве некоторые малороссияне име­ли по 8 - 10 пар рабочего скота. В соседних слободах кре­стьяне владели отарами овец в 100 - 300 штук, а некото­рые, наиболее успешные скотопромышленники из мало­россиян, даже применяли труд вольнонаемных рабочих.

У таких малороссиян и усадьбы были богаче и благоустроеннее, чем у их бедных земляков. В.В.Богачев писал: «Резко отличаются усадьбы крестьян-собственников, купивших участки в 40 - 50 - 100 десятин. Тут мы видим и фруктовые деревья, и солидный каменный или кирпичный забор, каменные же сараи, до­рогие сельскохозяйственные машины. Если такой кресть­янин купит землю с помещичьей усадьбой, то ее он обяза­тельно перестраивает по своему вкусу».

Революция 1905 года в России коснулась и нижнее и средне донских округов, плотно населенных малороссиянами и казаками. Их требования были все те же, что и раньше: земля и свободный труд на ней. Летом 1905 года крестьянские волнения были отмечены в слободе Больше-Крепкой, в деревне Федоровке Таганрог­ского округа, в поселке Екатериновском Донецкого окру­га, в Даниловской и Ореховской волостях Усть-Медведицкого округа Донской области. В слободах Успенской и Голодаевке крестьяне разгромили имение помещика Бишлера, уничтожив свои арендные вексели. В слободе Лакедемоновке бунтарями была сожжена барская ветряная мельница.

В 1907 году с аналогичными требованиями к помещикам и властям выступили крестьяне села Круглое и слободы Дмитриевки. За решение земельного вопроса в России взялся премьер-министр П.А. Столыпин. Столы­пинская реформа, проводимая с 1906 года, предоставляла крестьянским дворам право выделения своих земель из общины. Наряду с общинной формой собственности, по­явились общинно-укрепленная (чересполосные земельные участки, находившиеся в личном пользовании с правом отчуждения), отрубная (участки земли, отведенные в лич­ную собственность в одном месте) и хуторская (с перено­сом на отрубной участок и крестьянской усадьбы с дво­ром и постройками) формы земельной собственности. На почве дележа земли уже между крестьянами начались столкновения. Так, корреспондент газеты «Утро Юга» со­общал из Таганрогского округа: «С тех пор, как процесс выделения на местах России расколол отруба коснулся Таганрогского округа, крестьянская масса, как и в других местах, разделилась на два враждующих лагеря». В частности он отме­тил, что малороссийские крестьяне слободы Голодаевки были недовольны тем, что самые плодородные и ценные земли, с водопоем и берегом реки, отошли к отрубникам.

Земледелие являлось главным занятием донских ма­лороссиян. Средние урожаи зерновых перед революцией 1917 года достигали здесь 40 пудов пшеницы и 50 пудов ячменя с десятины. Уборка хлеба с полей, еще недавно осуществляемая ручными косами, в предреволюционные годы стала производиться машинами — косилками: жат­ками, лобогрейками и т. п. Количество таких машин на Дону к 1917 году достигало 200 тысяч штук. Молотьба хлеба осуществлялась в мелких хозяйствах цепами и зуб­чатыми каменными катками, а в крупных — паровыми или конными молотилками. Некоторые иногородние вла­дельцы паровых молотилок в уборную страду переезжали с хутора на хутор, обмолачивая зерновые, «тем же занимаются и до 570 донских малороссиян».

Важным занятием для малороссиян Дона являлось скотоводство. Здесь разводили крупный рогатый скот ук­раинской (серой) и калмыцкой (красной) пород. «Калмыц­кий скот, крупный, тушистый, очень неприхотливый в еде (он разгребал снег ногами до травы или довольство­вался в суровые зимы камышом и ветвями степных кус­тарников), уступал породе украинской, особенно пригод­ной для работ, но сильно страдающей от плохого корма, неспособной всю зиму проходить в степи». В большом количестве разводили ма­лороссияне Дона овец. Особенно большие отары волошской, калмыцкой, русской, дербентской, испанской и шленской пород имелись у малороссиян Донецкого и Сальского округов Области Войска Донского.

Определенное место в хозяйствах донских малоросси­ян занимали огородничество, садоводство и бахчеводство. Популярным в хозяйствах украинцев Таганрогского ок­руга Донской области являлось пчеловодство, дававшее мед и воск. Рыболовством занимались малороссияне, жив­шие на побережье Азовского моря и Таганрогского зали­ва: селения Кагальник, Качевань, Головатый, Займы, Синявка, Мержаново, Морской Чулек (Таганрогский и Ростовский округа). По данным В.В. Богачева, в 1900 году здесь «было 316 морских рыболовных судов; из них только 32 при­надлежали казакам», остальные - малороссиянам. Кроме морских неводов и плавных снастей, малороссияне этих округов применяли крючковые снасти («переметы» и др.), запрещенные в речном рыболовстве. Особенно продуктивным для малороссиян являлся ранневесенний лов. Часть выловленной рыбы засаливалась на месте в рыбоспетных заводах для собсвенного употребления и на продажу, а большая ее часть в специальных деревянных судах — водоках (язик в форме громадного утюга с щелями для про­хода воды) в живом виде отправлялась в Таганрог или Ростов для продажи .

C 1914 году все крестьянское население Донской обла­сти (коренное и иногороднее ) составляло уже 53% общей численности жителей Дона. В значительной его части это были донские малороссияне. По данным за 1916 год, на Дону проживало около 1.800.000 коренных крестьян (в том числе и малороссиян»хохлов» и тавричан) и иногородних и около 1.500.000 ка­заков

Известный донской географ и историк В.В. Богачев, объездивший до революции 1917 года с экспедициями многие селения малороссиян, писал в своей книге «Очер­ки географии Всевеликого Войска Донского»: «Большин­ство донских крестьян — малорусского происхождения, но язык их значительно уже приблизился к великорус­скому, вследствие постоянных сношений с казаками, и с пришлыми людьми, и с городами. В одежде не сохрани­лось ничего самобытного. Нам не приходилось слышать малорусских песен, равным образом, в значительной сте­пени утратились, почти совсем исчезли, обряды, народные обычаи. Может быть, так повлияло переселение с родины на Дон малыми партиями, встреча здесь с выходцами из других губерний или уездов. Более сохраняют свой говор, и даже кое-какие обычаи (свадебные, праздничные) малороссияне, переселившиеся из Малороссии не­давно, после 1871 года, глав­ный образом из Полтавщины. Природное благодушие и спокойный характер малороссов прошлых веков измени­лись под влиянием нужды и тяжелой судьбы, их постиг­шей. Переселившись с родины в надежде на полную волю и богатство, крестьяне обманулись в расчетах, хотя всё-таки на Дону было жить легче и сытнее. Отношение кре­стьян к казачеству очень сдержанное и мало дружелюб­ное».

Очень правдоподобно описал это «сдержанное» отношения малороссиян (хохлов) к казакам и М.А. Шолохов в своем романе «Тихий Дон». Следует вспомнить яркое описание знаменитого спора и драки между казаками и украинцами на мельнице: «Петро вышел сносить мешки. В это время в весовой заруга­лись. Чей-то хриплый, злой голос тявкал: «Ты проспал, а теперь лезешь? Отойди, хохол, а то клюну!» ...Четко лязг­нул удар, и из дверей вывалился со сбитым на затылок черным картузом немолодой бородатый тавричанин.

• За што? — крикнул он, хватаясь за щеку.

• Я тебе зоб вырву!..

• Нет, погоди!

• Микихвор, сюда!

Яков Подкова, бравый, плотно сбитый батареец, вы­бежал из дверей, подсучивая рукава. Сзади его крепко хлобыстнул высокий, в розовой рубахе, тавричанин. Под­кова покачнулся, но на ногах устоял.

- Братцы, казаков бьют!..

Из дверей мельницы на двор, заставленный возами, как из рукава, вперемежку посыпались казаки и тавричане, приехавшие целым участком. Свалка завязалась у главного входа. ...Хряск. Стук. Стон. Гуд...

...Побоище принимало чудовищные размеры. Дрались не так, как под пьянку у кабака или в стенках на масле­ницу. У дверей весовой лежал с проломленной головой молодой тавричанин; ...как видно, отходил свое по голу­бой веселой земле. ...Худым бы кончилось дело, если б старик - тавричанин не догадался: вскочив в завозницкую, он выдернул из печи искрящуюся головню и выбежал из дверей. Бежал к сараю, где хранился отмол, тысяча с лишним пудов хлеба.

• Запа-лю-у-ууу! — дико взревел, поднося к камышовой крыше трескучую головню. Казаки дрогнули, стали. ...Тав- ричане, побросав мешки, запрягли в брички лошадей, выр­ вались из двора и загрохотали по улице за хутор.

• Эх, догнать ба... В степе не зажгешь.

• Сробели мы, а, небось, не посмел бы?

— Человек — в отчаянности, зажег бы, как пить дать. — Хохлы, они громадно сердитые, — усмехнулся Афонька Озеров».

Малороссияне в этот период проживали, в основном, в Таганрогском и Донецком округах. Касаясь населения Донецкого округа, В.В. Богачев в 1918 году отме­чал: «Население состоит из 183.000 казаков и 385.000 неказаков. Среди казаков сильно заметны следы малорос­сийского происхождения одних родов и малороссийского влияния на другие. Хуторские постройки иногда ничем существенно не разнятся от малороссийских хат. Здесь многие предметы домашнего обихода имеют чисто мало­российские названия и неотличимы от малороссийских, хотя бы даже и сделанные мастерами-казаками. Преобла­дающая в округе масса крестьян, за малыми исключени­ями, выходцы из Малороссии. Только в сравнительно не­давнее время образовались здесь поселки тавричан... Кро­ме земледелия, особенно высоко стоящего, Донецкий ок­руг дает на рынок наибольшее количество всякого скота, даже лошадей»

В Таганрогском округе в это время проживало около 340 тысяч крестьян. «Они почти все малороссияне, но выходцы из разных мест. Язык их сохранил малороссийскую основу, но резко отличается от чистого полтавского говора. Говоры разных слобод и поселков тоже различаются. Сильно сказывается влия­ние великороссийское. Может быть, в этом — влияние школы, военной службы и отхода молодых женщин и де­вушек на заработки. Малороссийской одежды никто не носит, а повсюду распространен покрой «мужицкого» пла­тья, выработавшийся в южной России и распространен­ный ярмарками, куда готовое платье подвозилось парти­ями из Ростова, Армавира и др. мест, где его много заго­товляли.

Равным образом постепенно меняется и тип построек. Кое-где сохранились рубленные из леса хаты, но они те­перь уже очень редки. Наиболее примитивные хаты со­стоят из одной жилой комнаты («хатыны») и несколько меньших размеров сеней. Довольно распространена «хата на сохах», представляющая остов-клетку из бревен и по­перечных досок, облицованную снутри и снаружи камы­шом, который и обмазывается глиною. Наконец — саман­ная хата. Эти хаты делаются уже большого размера, что по­зволяет основной план разнообразить несколькими пере­борками (стенками), увеличивая число комнат.

Расположение хаты во дворе, положение печи и рас­становка мебели отличаются... поразительным однообра­зием. Хата ставится на улицу короткою стороной, вход со двора, правым плечом вперед, т. е. от ворот хата стоит влево, следовательно, входящий в сени опять-таки по­ворачивает налево, чтобы войти в жилую комнату,

...Малороссийская печь очень велика, устройством сход­на с «русской печью». Со стороны сеней к ней присоеди­няется еще род открытого камина «кабица» — под откры­тым снизу дымоходом (плетеным из тала и обмазанным глиною). Здесь приготовляется пища в летнее время. Ча­сто с хатою связывается конюшня, коровник и др. Амбар с хлебными закромами ставится отдельно, по правую сто­рону от ворот, так, чтобы он был виден из окон жилого поме­щения.

Но и в других округах Дона имелось украинское население. Например, в Усть-Медведицком округе на се­вере Донской области. «Крестьяне, большею частью, ма­лороссийского происхождения, - писал тот же В.В. Богачев о населении Устъ-Медведицкого округа в 1918 году, - со­храняют свой язык, хотя и сильно измененный велико­русским влиянием. Одежда мало характерна. Постройки по Медведице в большинстве - деревянные, а в Чистяковской волости саманные (глинобитные). Преобладает тип хаты с горницею и чуланом или связной, т. е. из двух жилых комнат, связанных чуланом - прихожей; с кладо­выми и другими хозяйственными помещениями под одной крышей. Крыша соломенная, очеретяная, камышевая; пол почти всегда земляной (глинобитный). Печи боль­шие, с плетеными, открытыми снизу боровами-дымохо­дами («димарями») и такими же трубами. Плетение обма­зывается глиною».

Как и все верноподданные императора Нико­лая Второго, донские малороссияне призывного возраста участвовали в Первой мировой войне, закончившейся для России Февральской революцией 1917 года, свержением царя и провозглашением Республики.

На Донской земле, как и по всей России, стали созда­ваться новые органы власти, партии и общественные орга­низации. Во главе некоторых из них встали украинцы. Например, во главе образованного 2 марта 1917 года в Ростове-на-Дону Временного революционного комитета встал малороссиянин Петренко (меньшевик), Он же вско­ре возглавил и объединенный с местной буржуазией «Об­щественный комитет», куда, кстати, вошли и ростовские большевики. Этот орган сосредоточил в своих руках всю полноту власти в Ростове-на-Дону и Нахичевани.

Но основная после Февральской революции жизнь донских мало­россиян происходила в крестьянских слободах, селах и хуторах, где от революции ждали главного - решения земельного вопроса. На всех крестьянских сходах, митин­гах и собраниях он был главным, ключевым. Наиболее дальновидные представители донского казачества пони­мали, что для установления прочного и всеобщего мира на донской земле необходимо наделить крестьян Дона (в том числе и малороссиян) достаточными земельными паями.

Об этом, в частности, говорил на Первом Каза­чьем Круге в Новочеркасске в мае 1917 года авторитет­ный казак, Георгиевский кавалер, Ф.К. Миронов, будущий командарм 2-й Конной армии крас­ных. «А теперь коснусь земельного вопроса. Ведь, что получается, как владели землицей наши генералы, да чиновники, так и владеют, а мы, революционные казаки-фронтовики, мы каемся безземельными. Предлагаю записать в резолюцию, чтоб большие земельные участки у их нынешних владель­цев отобрать и передать рядовым казакам — хлеборобам. Далее, излишки земли должны отойди в фонд обеспече­ния наделами крестьян, чтобы довести их земельное до­вольствие до среднеказачьего паю. Тогда и мир промеж всего донского населения будет».

Однако большинство казачьего Круга не же­лало делиться землей и своими привилегиями с крестьян­ством и иногородними. И только в начале января 1918 года, когда Дон был захвачен большевиками, а у белока­заков, во главе с атаманом А.М. Калединым, остава­лась небольшая территория вокруг Новочеркасска, было решено пойти навстречу донским крестьянам. 4 февра­ля 1918 года в Новочеркасске должен был одновременно собраться казачий Круг и областной Съезд неказачьего населения Дона. Предполагалось на паритетных правах распределить власть и землю среди всего донского насе­ления. И, если бы это произошло, Дон сумел бы противо­стоять Советской власти более успешно, чем это случилось вскоре. Однако 29 января 1918 года ини­циатор «паритетного соглашения», атаман Каледин, заст­релился в своем дворце в Новочеркасске, предчувствуя скорую кровопралитную гражданскую войну.

Сменивший его на атаманском посту генерал П. Крас­нов не захотел идти ни на какие уступки донским мало­россиянам и прочим иногородним, категорически отка­завшись делиться землей и властью. На собранном в Но­вочеркасске в августе 1918 году казачьем Кругу он высту­пил с яростной антикрестьянской речью: «Казачий Круг! И пусть казачьим он останется. Руки прочь от нашего казачьего дела те, кто злобно шипел и бранил казаков, те, кто проливал нашу казачью кровь. Дон - для Донцов! Мы завоевали эту землю, утучнили её кровью своею, и мы, только мы одни, хозяева этой земли. Вас будут смущать обиженные города и крестьяне. Не верьте им. По­мните, куда завел атамана Каледина знаменитый пари­тет. Не верьте волкам в овечьей шкуре. Они зарятся на ваши земли и жадными руками тянутся к ним. Пусть свободно и вольно живут на Дону гостями, но хозяева — только мы, только мы одни... Казаки!»

Каково было слышать эти несправедливые слова донс­ким крестьянам, украинцам, чьи предки сотни лет проживали на Дону, считавших себя коренными. Также как и казаки, «утучнили» эту землю своим по­том и кровью, и не меньше, чем казачество, имели право на владение обрабатываемой ими землей. Конечно, эта недальновидная политики атамана П.Краснова привела к тому, что донские малороссияне, как и большинство иногороднего крестьянского населения Дона, не поддержало казаков в их борьбе с большевизмом и Советской властью.

В годы гражданской войны большинство донских крестьян - ма­лороссиян поддержали Советскую власть, сражаясь на сто­роне Красной армии. Многие выходцы из иногородних (в том числе из малороссиян) стали командирами полков, диви­зий Красной Армии.

Некоторые из них приобре­ли в эти годы всероссийскую и общеевропейскую известность. К ним можно отнести фактического организатора и командира Первой Конной армии - Бориса Думенко (1888 - 1920), его преемника, командарма и будущего маршала Советского Союза - Семена Буденного (1883 - 1973), члена реввоенсовета Первой Конной армии - Ефима Щаденко (1885 - 1951).

Донские украинцы выдвинули из своей среды людей, получивших известность не только на Дону, но и в России, и даже за её пределами. Эти люди прославили свою нацию в различных областях деятельности: культу­ре, искусстве, литературе, военной истории, политике.

Донской епархией с ноября 1894 по сентябрь 1908 года управлял архиепископ Афанасий (Пархомович Васи­лий Михайлович) (1827 - 1911). Его преемником на этом посту стал архиепископ Владимир (Сенковский Филарет) (1846 - 1915), уроженец Таврической губернии на Украине. Был епископом Бийским, Владикавказским, Кишиневским и Хотинским. Донской епархией управлял с 16 сентября 1908 по 10 января 1915 г.

Из малороссиян происходил генерал от кавалерии Павел Иванович Мищенко (1853 - 1919), донской наказной атаман 1911 - 1912 гг. Он считал себя потомком запорожских казаков. Герой русско-япон­ской войны 1904 - 1905 г.г., отличился в знаменитом кава­лерийском рейде на Инкоу. Командовал Урало-Забайкаль­ской сводной казачьей дивизией. В 1908 -1909 гг. - на­казной атаман Семиреченского казачьего войска. В пери­од 1-й мировой войны командовал 2-м Кавказским корпу­сом (1914 г.) и 31-м армейским корпусом (1915 - 1916 гг.).

Георгиевский кавалер, Маршал Советского Союза и трижды Герой Советского Союза Буденный Семен Михайлович (1883 - 1973) родился на хуторе Козюрин Сальского округа Области Войска Донского. Отец, Миха­ил Иванович, происходил из крестьян слободы Харьковс­кой Бирючинского уезда Воронежской губернии, мать, Меланья Никитична Емченко — из крестьян слободы Боль­шая Орловка Области Войска Донского. С.М.Будённый - участник русско-японской войны 1904 - 1905г.г. В составе 46-го Донско­го казачьего полка принял участие в сражениях Первой мировой войны и за выдающуюся личную храбрость на­гражден Георгиевским крестом всех четырех степеней. В период Гражданской войны командовал конной бри­гадой красных, затем дивизией и корпусом. 17 ноября 1919 г. возглавил Первую Конную армию. В последую­щие годы командовал Северо-Кавказским и Московским военными округами. В период Великой Отечественной войны был командующим войсками Юго-Западного, Ре­зервного и Северо-Кавказского фронтов.

Еще один известный военачальник украинского про­исхождения, Маршал Советского Союза и дважды Герой Советского Союза - Гречко Андрей Антонович (1903 - 1976), родился в д. Голодаевка (ныне с. Куйбышево) Та­ганрогского округа Области Войска Донского (ныне Куйбы­шевский район Ростовской области). Участвовал в граж­данской войны в составе 1-й Конной армии С.М. Буденно­го. В 1936г. окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе, а в 1941-м — Академию Генерального штаба. С июля 1941 г. в должности командира 34-й отдельной кавалерийской дивизии сражался с фашистами. Потом командовал 5-м кавалерий­ским корпусом, 12, 47, 18 и 56-й армиями. С октября 1943 г. занимал пост заместителя командующего войска­ми 1-го Украинского фронта, в декабре того же года на­значен командующим 1-й гвардейской армии. В 1960г. назначен первым заместителем министра обороны СССР и главкомом Объединенных вооруженных сил Варшавского договора. С 1967 по 1976 гг. - министр обороны СССР. Автор мемуаров «Битва за Кавказ» и «Через Карпаты».

Крупный военный деятель красных, Георгиевский ка­валер Думенко Борис Мокеевич (1888 - 1920), родился на хуторе Казачий Хомутец станицы Багаевской Области Войска Донского. В составе батареи казачьего кавалерий­ского полка участвовал в Первой мировой войне. За храб­рость награжден орденом Св. Георгия 4 степени и произ­веден в вахмистры. Участник гражданской войны на сто­роне красных. Командовал 1-й Донской кавалерийской дивизией, конным корпусом (с сентября 1919г.), кото­рый позже был развернут во 2-ю Конную армию. Награж­ден орденом Красного Знамени (№ 26). В марте 1920 г. арестован по ложному обвинении, 6 мая приговорен к расстрелу и через пять дней расстрелян в Ростове-на-Дону. Полностью реабилитирован в 1964 году.

Советский военачальник украинского происхождения, генерал армии, дважды Герой Советского Союза - Лелюшенко Дмитрий Данилович (1901 – 1987гг.) - генерал ар­мии, дважды Герой Советского Союза. Родился на хуторе Ново-Кузнецовском Второго Донского округа Области Вой­ска Донского. Окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. Участвовал в советско-финской войне 1939 - 1940 г.г.; в апреле 1940 г. удостоен звания Героя Советского Союза. В годы Великой Отечественной войны командовал 21-м мехкорпусом, 1-м Гвардейским стрелко­вым корпусом, 5-й, 30-й армиями, 4-й Гвардейской тан­ковой армией. 6 апреля 1945 г. второй раз удостоен зва­ния Героя Советского Союза. Герой Чехословакии. Автор книг воспоминаний «Заря победы» (1966), «Москва – Сталинград – Берлин - Прага» (1970).

Известный писатель Мордовцев Даниил Лукич (1830 - 1905) родился в слободе Даниловке, Усть-Медведицкого округа Земли Войска Донского в крестьянской семье. Окончил Усть-Медведицкое окружное училище, Саратов­скую гимназию, Казанский и Петербургский университе­ты, получив, таким образом, блестящее образование сло­весника и историка. Автор более ста томов произведений по истории Дона, Украины, России, в том числе: «Казаки и море», «Самозванцы и понизовая вольница», «Полити­ческие движения русского народа», «Великий раскол» и др. С 1885 г. постоянно жил в Ростове-на-Дону, в доме бра­та на Большой Садовой улице.

Писатель, лауреат Государственной премии СССР, Кон­стантин Андреевич Тренев (1876 - 1945) родился в Харь­ковской губернии, с пятилетнего возраста жил на терри­тории Области Войска Донского, на хуторе под Миллерово (ныне хутор Треневка). Окончил Каменское окружное училище, Новочеркасскую духовную семинарию и Петер­бургскую духовную академию. Одновременно окончил архитектурный институт. Писать начал рано: известны его произведения донского цикла: «На ярмарку», «Зате­рянная криница», «В станице», «На тихой воде». Публи­ковался в газетах «Донская речь», «Донская жизнь» и др., одновременно преподавал в Новочеркасской учительской семинарии. В Новочеркасске начал писать водевили и одноактные пьесы, ставившиеся в Новочеркасске и Петербурге.. Тренёв — автор пьес «Пугачевщина», «Любовь Яровая», широко ставившихся в театрах СССР.. Имя Тренёва носят улицы в некоторых городах и населенных пунктах Рос­товской области (в том числе и. в Ростове-на-Дону).

Краевед-историк Филевский Павел Петрович (1856 - 1951) родился в г. Бахмуте (ныне Артемовск). В 1869 г. его семья переехала в Таганрог. Окончил Таганрогскую гимназию и историко-филологический ф-т Харьковского ун-та. Работал преподавателем истории и географии в Та­ганрогской мужской и женской гимназиях. Статский со­ветник (1893 г.).. Автор книг: «Очерки истории Азова по поводу 200-лет­него юбилея взятия его русскими» (Таганрог, 1896), «Ис­тория города Таганрога» (М., 1898), статей: «Танаис прежде и теперь», «Итальянская торговля в Азовс­ком море и устьях Дона в XIII и XIV веках».

Таким образом, даже краткого обзора деятельности знаменитых малорос­сов Дона вполне достаточно для того, чтобы убедиться, что вклад украинцев в историю, культуру и искусство Дона и России был довольно весомым и многообразным и сегодня представляет большой интерес.

Турки, татары, ногайцы и калмыки на Дону в ХV - начале XX вв.

Татары, ногайцы и турки населяли Донскую землю с XV столе­тия, хотя отдельные их отряды прорывались сюда и рань­ше. В 1475 году турки и татары захватили город Азак (Азов), превратив его в сильнейшую крепость Османской империи на ее юго-востоке. Борьба за Азов между турка­ми, татарами, с одной стороны, и казаками (а с 1695 года и с русскими регулярными войсками) с другой стороны, с переменным успехом проходила со второй половины XVI столетия до окончательного взятия Азова русскими в 1769 году.

Впрочем, на фоне ожесточенной многовековой борьбы донского казачества с турками и татарами, их ряды постоянно пополнялись представителями этих народов. Не­которые из них добивались старшинских и атаманских чинов в иерархии донского казачества. Например, дон­ской войсковой атаман 1636, 1637 и 1638 годов Михаил Иванович Татаринов (Татар) действительно происходил из татар, хотя и воевал против своих соплеменников в пери­од борьбы за Азов. Он прекрасно знал татарский и турец­кий языки, часто исполняя роль толмача (переводчика) в переговорах с турками и татарами.

На значительность татарского и турецкого элемента в среде донского казачества указывал в начале XVII века голландец Исаак Масса, подчеркивая, что донцы — «люди различных племен из земли московской, татарской, турецкой». То же самое отмечал дъяк Посольского приказа Г.К. Котошихин в 60-х годах XVII века, говоря о донских казаках, что «люди они породою москвичи и иных городов и новокрещенные татаровя».

Довольно часто донские казаки привозили домой из походов в Турцию и Крым красавиц татарок и турчанок, женились на них. Дети от этих браков у казаков назывались тумами. Степан Разин, к примеру, был тумой (сын русского и восточной женщины вообще) и знал татарский, турецкий и персидский языки. Говоря о красоте донских казачек, историк Василий Сухоруков писал: «Представьте краса­виц роскошной Азиии, смешанные вместе черты черке­шенок, турчанок, татарок, русских - тогда получите общее понятие о красоте обитательниц Дона»

Несмотря на многолетнюю вражду, с некоторыми из влиятельных татар и турок казаки поддерживали при­ятельские отношения, будучи кунаками. Такая тра­диция стала поддерживаться со времен атаманства Фрола Минаева, то есть с 80-х годов XVII столетия. Кунаки-му­сульмане и кунаки-казаки имели «совершенное право пребывать друг у друга с великим угощением, даря друг другу, да и кунак к кунаку без подарка не мог почти явиться». Пленные турки и татары жили в доме атамана Минаева на правах младших членов его семьи. При гостях они прислужива­ли атаману за столом (как и все члены семьи), а без гос­тей обедали и ужинали вместе с ним за одним столом. В походах они сопровождали атамана, душевно называя его «бачка».

Со второй половины XVII столетия в составе Черкас­ского городка (ныне станица Старочеркасская) существо­вал целый район, компактно населенный татарами — Та­тарская станица. Первоначально она располагалась в районе войскового Воскресенского собора, затем, по при­казу Петра I, ее перенесли за Протоку. С 1712 года на территории Татарской станицы существовал раскат (бас­тион), называвшийся Петровским. Здесь, с начала XVIII столетия, действовала мечеть, сгоревшая в 1710 году; в 1715 году Петр I пожаловал станице баржу на постройку новой мечети. К 1773 году в станице числилось 99 дво­ров, многие из которых были сооружены в камне; дей­ствовали многочисленные лавки. Е.П. Зябловский в кни­ге «Пространное землеописание Российского государства», изданной в 1787 году, о Татарской станице замечал: «Здесь растут персики и миндальные деревья. Около города находится много шелковичных дерев и виноградных садов». А к началу XIX столетия здесь было 117 дворов. Фран­цузский инженер и историк-этнограф де Романе, нахо­дившийся в это время в Черкасске, писал о населении Татарской станицы: «Эти люди приписаны в казаки, они несут все повинности наравне с казаками, хотя и не пользу­ются землей; у них своя религия, свои обычаи, свой кос­тюм. Они могут пользоваться только пастбищами и сено­косом. Все их богатство в скоте».

Татарская станица неоднократно горела: в историчес­ких хрониках отмечены сильные пожары 1744 и 1767 го­дов, нанесшие станице огромный урон. С перенесением столицы Дона из Черкасска в Новочеркасск, на новое место перешла и Татарская станица. Это произошло в 1806 году.

Случалось, что между природными казаками и татара­ми-казаками возникали различные конфликты, иногда переходящие в столкновения. Тогда в дело вступала спе­циальная «татарская разбирательная комиссия», состо­явшая из правительственных чиновников, подчинявших­ся не Войсковому правительству, а коменданту Аннин­ской крепости (с 1761 года крепости Св. Димитрия Ростов­ского). В 1776 году, например, в состав этой комиссии входили капитан Гарин, секунд-майор Буткевич и пра­порщик Перков.

Татары и турки являлись одними из главных торговых партнеров казаков. Но торговля с ними производилась только в специально определенных пунк­тах: Подпольный караул недалеко от Черкасского город­ка, сам Черкасск, Кагальницкая застава, Темерницкая портовая таможня, Азовская таможенная застава. Торго­вые казаки предъявляли здесь «разрешительные билеты», выданные Войсковой канцелярией, а татары и турки про­ходили таможенный досмотр и платили пошлину за право торговли. Пропускать татар и турок через Дон, кроме указанных пунктов, категорически запрещалось, ввиду их частых «воровских набегов».

Со временем Татарская станица под Новочеркасском превратилась в Татарскую слободку, перебравшись на реку Тузлов. Однако чувствовали татары себя здесь неуютно, и 1860 году они подали войсковому атаману М.Г. Хомутову прошение о разрешении переселения в Турцию. По его поручению, войсковые старшины Сенюткин и Попов по­рознь опросили 100 татарских семей о причинах их пере­селения. Выяснилось, что их желание переехать в мусуль­манскую Турцию вызвано невозможностью татар жениться на женщинах-христианках и боязнь, что при недостатке жен-мусульманок «их род истребится». После этого ка­заки-татары получили разрешение на эмиграцию в Тур­цию. Интересно, что некоторые из эмигран­тов вернулись позже назад и были восстановлены в казачьем звании Татарской слободки.

Побывавший здесь перед революцией 1917 года гео­граф В.В. Богачев писал: «Они (татары) об­разуют близ г. Новочеркасска... Татарскую слободку в 32 двора с населением в 200 человек, да еще в разных местах наберется около 50 человек. Татарами называем мы тех казаков, которые держатся мусульманства и между со­бою говорят по-татарски, ногайским наречием. ...Татары-казаки отличаются крепким телосложением, имеют се­рые или карие глаза, темный и черный волос. Лицо их довольно красиво, умно и выразительно, но сохраняет чисто монгольский склад. Язык их отличается от языка крымских и поволжских (казанских) татар.

Занимаются татары-казаки земледелием и огородни­чеством. Прежде они были скотоводами и назывались «ба­зовыми» (от слова «баз» — скотный двор), ...Все татары-казаки отличаются непоколебимой честностью, благородством, верностью, услужливостью, спокойстви­ем, храбростью в боях и исправностью в полковой служ­бе. Одежду носят казачью, но голову бреют, носят тюбе­тейку, сверху часто татарский кафтан. Женщины одеваются по-татарски, лица не закрывают, как у кочевых но­гайцев.

Еще одна группа татар проживала в дореволюционный период в Таганрогском округе. Это были крымские тата­ры (3000 человек), 2000 татар с Поволжья, занимавших­ся здесь огородничеством, и 2000 турок-рыбаков. Все эти группы жили автономно и не были приписаны к казачье­му сословию.

В течение многих столетий на Дону наблюдалось взаи­мопроникновение языков и бытовой культуры казаков, турок и татар. В XVII - XVIII веках в Черкасском городке многие казаки свободно говорили по-татарски и турецки, так же, как татары и турки по-русски. На татарках и турчанках женились, привозя их из очередных походов.

Вспомним, что бабушка Григория Мелехова из Шолохов­ского «Тихого Дона» была турчанкой, которую «из Турет­чины привез» на Верхний Дон его дед «казак Мелехов Прокофий», а улич­ная кличка «горбоносых и диковато-красивых казаков Мелеховых» была — Турки. И в тех краях располага­лись и хутор Татарский, и курган Татарский.

Осевшие на Дону турки и татары носили соответствую­щие фамилии: Татариновы, Татаркины, Татаринцевы, Туркины, Турченковы. Например, в 1776 году из Черкасска в Московский императорский университет был послан «для обучения юриспруденции, геометрии и фортифика­ции... крещеный из турок Иван Гаврилов Турчанинов». В российской и американской истории хорошо известно имя уроженца Дона, полковника русского генштаба и бри­гадного генерала армии США Ивана Васильевича Турча­нинова (1822 - 1901).

В донском казачьем быту прижились многие названия из тюркской языковой группы: майдан - площадь, ку­рень - дом, атаман - вожак, предводитель, башлык - накидка на голову и плечи, бунчук - общевойсковая регалия, ясыръ - восточные пленники, и десятки других тюрских слов, ставших родными и естественными для всех жителей Дона.

То же самое можно сказать и о донской одежде, ору­жии, конском уборе. «Давние морские походы казаков на Анатолийские турецкие берега, многолетняя борьба за Азов и соседство с турками оставили заметный отпечаток на одеж­де, оружии, конском уборе и говоре донских казаков», — писал исследователь донской старины М. Алфераки.

Калмыки на Донской земле с XVII до начала XX века.

Становление официальных вассально-служебных отношений с Российским государством и военной службы калмыков достаточно чётко зафиксировано в граматах и договорах калмыцких тайшей с царём Михаилом Фёдоровичем Романовым в 1618, 1623, 1630-1632г.г. В 40 - 50-х годах XVII столетия из монгольских сте­пей в Поволжье и на левобережье Задонья перекочевали племена ойратов (монголов, не принявших ислам, а исповедовавших разновидность буддизма – ламаизм), получившие название калмыков. Первоначально они часто вступали в столкновения с ногайцами и донскими казаками из-за территории и скота, затем стали налаживать связи и дипломати­ческие контакты. В 1648 году меж­ду калмыками и казаками был заключен оборонительный и наступательный союз против крымских татар. Уже в 1651г. отряд калмыков переправился через Дон, двинувшись в набег на владения крымского хана, упредив готовившийся татарами поход против донцов. В феврале 1661 года в донскую столицу Черкасск с дипломатической миссией от предводителя калмыков Дайчин-Тайши прибыл посол Баатыр Янгильдеев. Обменявшись подарками с войсковым атаманом Корнилой Яковлевым, послы провели пере­говоры по поводу совместных действий против крымских татар и ногайцев. Весной того же года с ответным визи­том в кочевья Дайчин-Тайши отправилось донское посоль­ство во главе с Федором Буданом и Степаном Разиным. Заключенный ими договор был выгоден не только донс­ким казакам, но Российскогому государству, ибо отныне калмыки из силы враждебной превращались в союзников России. Царь Алексей Михайлович в 1663 году одобрил союз донцов с калмыками, разрешив последним кочевать в юго-восточных пределах казачьей земли: по рекам Маныч, Сал, Иловля, Бузулук и Хопер. Для дипломатичес­ких приемов калмыков правительство вместе с казачьим жалованьем стало ежегодно присылать по двести ведер водки.

Зимой 1663 года соединенный отряд донских казаков и калмыков совершил поход против татар, к Крымскому перешейку. Донских казаков возглавлял молодой Сте­пан Разин, а калмыков — Шогаша Мерген и Шербет Бакши. В сражении у Молочных Вод они нанесли поражение сильному татарскому отряду во главе с Сафар Казы-агой.

Несмотря на то, что калмыки (в отличие от казаков) не являлись православными, а исповедовали ламаизм, разновидность буддизма (это учение проповедовало терпимость к другим религиям), они довольно быстро вписались в культурную донскую среду, став со­юзниками донских казаков в борьбе против Блистатель­ной Порты и Крымского ханства.

С приходом к власти авторитетного степного политика Аюки-хана, число донских калмыков значительно уве­личилось. Этот правитель вел двойственную политику по отношению к Дону и России. «Не распространяясь здесь о тонкой политике Аюки-хана, — писал дореволюционный донской историк И.И. Попов, — можно только заметить, что этот хан, ...несмотря на то, что считался русским под­данным, был самым могущественным и самостоятельным из всех повелителей калмыков, так как во всех своих делах всегда поступал только по своей воле. Ловкими интригами и изворотливостью Аюка-хан сумел быть любезным и русским государям, несмотря на то, что грабил русские города и села, и крымскому хану, и Константино­полю, и всем другим окружавшим его правителям, даже Богдо-хану китайскому и Далай-ламе тибетскому, от ко­торого он, первый изо всех калмыцких повелителей, по­лучил высокий титул хана. При всех своих сношениях с разными государями, Аюка-хан соблюдал только свои соб­ственные выгоды».

Авторитарный способ правления этого хана приводил к тому, что многие калмыцкие родовые вожди уходили от него на Дон, к казакам. Так, в 1686 году 200 калмыцких семейств попросили убежища у дон­цов и были приняты ими «в казачье сословие». Четыре года спустя в Черкасск прибыло 600 калмыцких воинов во главе с Батур Черкесом, получив разрешение казачьего Круга кочевать между Доном и Донцом.

После смерти Аюки-хана в 1722 году, среди калмыц­ких вождей началась борьба за власть, на вершину кото­рой поочередно входили Церен-Дондук, а затем Дондук-Омбо. С последним успешные дипломатические перегово­ры провел войсковой атаман Данила Ефремов. Это было время, когда Российская империя готовилась к решаю­щим схваткам с Турцией и Крымом, когда фельдмаршал Миних сконцентрировал на Дону армию для похода под Азов, а затем и в Крым.

Русскому правительству необхо­димо было знать, чью сторону примет в предстоящей вой­не калмыцкий правитель Дондук-Омбо, несколько десят­ков тысяч конницы которого являлись грозной по тем временам силой. Проявив незаурядные дипломатические способности, Данила Ефремов сумел склонить калмыцко­го правителя к союзу с Россией. За успешно проведенную миссию Данила Ефремов указом императрицы Анны Иоанновны от 17 марта 1738 года был назначен Донским Войс­ковым атаманом. И в последующее время дальновидный Ефремов поддерживал добрые отношения с калмыками, принимая их вождей-тайш у себя в Черкасском городке и в загородной даче на хуторе Красном.

После смерти Дондук-Омбо, его внук, Цэбэк-Дорджи, «от­кочевал с 33.000 дымовых отверстий(юрт-кибиток) народа из России в Китай». Оставшиеся в России калмыки, ввиду своей немногочисленности и слабости, подвергавшиеся нападениям воинственных соседей (киргизов, горских и других народов), обратились к имперскому правительству и донским казакам с просьбой о причислении их к казачьему сословию. В 1794 году на это было получено высочайшее разрешение, и калмыки поселились между Доном, Донцом и под Черкасском. Обладая всеми казачь­ими правами, они имели право свободно исповедовать буд­дизм — традиционную религию своих предков. Из сильных, годных к военной службе калмыков, формировались сотни, включаемые в состав донских полков. За службу калмыки получали хлебное и денежное жалованье. Кал­мыки, по физическим данным годные к военной службе, но желавшие работать скотоводами и табунщиками, мог­ли откупиться от военной службы, внеся определенную сумму в Войсковое правление для снаряжения вместо них на службу казаков.

Неспособные по физическим данным к военной службе калмыки составляли команды таранников — рабочих на войсковых рыбоспетных заводах, где обрабатывалось боль­шое количество рыбы-тарани.

Представители донских калмыков (а также татар) слу­жили ординарцами у наследника престола великого кня­зя Павла Петровича, будущего императора Павла Перво­го. Так, в конце апреля 1777 года «по его светлости князя Григория Александровича Потемкина приказанию для бытия в «ординарстве при его высочестве ве­ликом князе Павле Петровиче, отправить с полковником Петром Яновым... двух татар и двух калмыков, каждого с парою лошадьми; калмык и татар с сагайдаками и дро­тиками, а находящемуся в Москве старшине Ивану Пла­тову грамотою велеть на кошт войсковой справить кал­мыкам лубя и лабашки и по две пары сапог».

В 1798 году калмыки были подчинены Войсковому гражданскому правительству, а с 1803 года ими управля­ли специальные «приставы над калмыками», обязатель­но имевшие офицерские чины. Для большего контроля над неспокойным калмыцким воинством в начале прав­ления атамана М.Платова их переселили на левобережье Дона, предписав «весной кочевать от реки Кагальника до Сала, летом по обеим Куберле и Гашуну, осенью в окрес­тностях Манычских соленых озер, а зимой по самой Манычи».

Наконец, в 1806 году все калмыцкие кочевья были разделены окончательно на три основных улуса: Верхний, Средний и Нижний, управлявши­хся начальником — зайсангом, часто совмещавшим светс­кую и духовную власть. Калмыки Верхнего улуса кочева­ли по реке Сал и левым его притокам, границы Среднего улуса лежали по обеим сторонам Маныча, а Нижнего — по рекам Эльбузд (Ельбузд), Ея, и Кугей Ея. Определение за ними прав и обязанностей казачества и условий службы сами донские калмыки определили названием – «бузаав», в смысле, вручили ружьё (оружие)»

Улусы, в свою очередь, делились на 13 сотен-аймаков: Харьков­скую, Беляевскую, Балдырскую, Эркетинскую, Чунусовскую, Бембекинскую, Гелингякинскую, Кювютскую, Бурульскую, Бакшинскую, Бултуковскую, Батлаевскую и Намвровскую. Сотни же делились на хотоны.

В начале 19 века большая часть дербентовских калмыков откочевала в астраханские степи. В Войске Донском остались только калмыки Нижнего улуса. В 1801 году их насчитывалось 2262 души мужского пола. В 1803 к ним присоединились около 400 чугуевских и доломановских калмыков, переселившихся в область Войска Донского.

В 1806 году был образован Калмыцкий округ из кочевавших в задонских степях калмыков. Земельная площадь, определенная под их станицы, была окружена с севера и запада казачьими и крестьянскими землями 1 и 2 Донских округов; с юга – землей, отведенной для частного конезаводства; с востока – землями калмыков Астраханской губернии. В этом же году им были дарованы все права и привелегииказачьего войскового сословия. Данные акты сами калмыки определили как обретение нового почётного статуса казачества – «бузаав» (вручили ружьё , определили на государственную военную службу)

Донские калмыки-бузаавы принимали активное участие в составе сотен-аймаков и казачьих полков войне 1812 года. В авангарде казачьих полков под командованием М.И. Платова в марте 1814 года они вошли в Париж, поразив французов своим экзотическим обликом.

Отбывая за пределами Донского края нелегкую службу наравне с казаками, донские калмыки сложили об этом цикл народных песен. Вот одна из них, записанная донским дорево­люционным историком И. И. Поповым:

«Как переправишься через Гашун,

Вспоминается своя земля и ее воды.

Как едем верхом рядами,

Чернеется впереди деревянный лагерь,

Три выстроенные рядами лагеря

Чернеются в голубоватой дымке.

Как переедем Куберле,

Дадим отдых себе и коням.

Когда переправимся через Маныч,

Заструится пот со лба.

Нас родившие отцы и матери!

Живите счастливо по законам веры.

Город Новочеркасск

Хоть и красив, но очень труден.

Выступая из Новочеркасска,

Садимся на огневую машину.

На берегу Черного моря

Стоял я на карауле;

На берегу Белого моря.

Стоял я на часах.

Долго длится зимняя ночь

И прохладна серая шинель».

Об эпо­хальных событиях борьбы с Наполеоном у калмыковтак же со­хранилось несколько песен.

«На трех Манычских курганах

Собирал войско генерал Матвей,

А собранных генералом Матвеем

Инспектировал Андрей Митрич,

Отправлял на службу сотник Аля.

Как отправил нас на службу сотник Аля,

Мы ехали, печалясь о домашних.

- Воду Старого Дона переехали мы с помощью наших верных коней,

А через воду Молодого Дона переправились

мы силой молитвы.

Может ли вода глубочайшей реки

Иссякнуть, входя в сыпучие пески?

Сияние восходящего солнца

Можно ли затмить ладонью руки?

Точно так же и услышав тот прекрасный приказ (о походе),

Наши сердца исполнились удовлетворением».

По «Положению об управлении Войском Донским» 1835 года,официально подтверждалось, что калмыки, наравне с казаками, теперь несли воинскую повинность. В 1859 году калмыков насчитывалось уже 21 090 душ обоего пола.

В 1882 году общее число калмыков, по отчёту органов внутренних дел ОВД, достигло 28 659 человек. Калмыки, после создания Сальского округа в 1884г. и перехода на осёдлый образ ведения хозяйства и быта, проживали компактно в 13 станицах на территории Сальского округа, 1 и 2-го Донского. В составе казачьих полков они отлично служили весь XIX век и до начала XX века. Отличились донские калмыки и в других войнах, которые вела Российская империя в XIX - нача­ле XX веков (до 1917 года).

Перед революцией 1917 года на территории Области Войска Донского проживало 30.200 душ калмыков. Казаки-калмыки приняли активное участие в событиях революции и гражданской войны 1917 -1920г.г. В основном калмыцкие сотни служили в составе контрреволюционной Донской армии, отдельных карательных подразделениях, поэтому большая часть их эмигрировала из Крыма вместе с казаками в 1920году.

Культура и быт. Одежда и костюм.

Предками калмыков, как уже говорилось ,были западные монголы – ойраты.

Калмыки исповедовали буддизм — ламаизм «замечательнейшую религию древ­него мира» исследо­ватель И.И. Попов. Он же считал, что «буддизм имеет способность удов­летворять не только каждую народность, которая искала для себя высоких религиозных верований, но и каждую особь этой народности».

У калмыков долгое время кочевавших в Задонских степях были передвежные храмы. Познее после перехода на осёдлый образ жизни с 1882-1884г. в каждой станице донских калмыков так же традиционно имелся свой храм — хурул. «Духовенство донских калмыков – пишет далее И.И.Попов - безбрачно и жи­вет в монастырях. Во главе его (донского калмыцкого духовенства) стоит первосвященник, Лама или Бакши донских калмыков. Соответствующими нашим иеромонахам-священникам являются гэлюнги, род иеродиаконов — гэциль, а послушники — это манджи». Главными рели­гиозными праздниками донских калмыков являлись «Цаган сара» (праздник Белого Месяца, весной), «хонин сара» (месяц овцы, летом), праздник лампад (осень).

Однако среди донских калмыков постепенно сложилась небольшая но заметная прослойка праваславных христиан, как правило устанавививших семейно-брачные связи и свойство с донскими казаками ещё с начала Х1Х века.

Основа традиционного хозяйства калмыков – кочевое скотоводство (включая коневодство и верблюдоводство), рыболовство (в прибрежных районах Волги и Каспия), земледелие, в том числе рисоводство.

Были особо развиты следующие ремесла – вышивка (отделка особыми швами женской одежды), обработка металла (чеканка, гравировка), тиснение по коже, резьба по дереву.

Известны три типа калмыцкого жилища: землянка, полуземлянка и кибитка – юрта. Проживали калмыки в переносном доме-кибитке, на­зываемом «гэр». Он имел форму опрокинутой воронки и состоял из деревянного остова, решетчатых планок, со­единенных ремешками, стропил и полотяного покрова. Главным местом внутри кибитки считался так называе­мый «баран», состоявший из поставленных друг на друга калмыцких чемоданов, накрытых коврами. Сверху ста­вились изображения божеств, священные книги, горели лампады. По обеим сторонам «барана» ставились кровати. В центре имелся очаг с железным треножником. Огонь в нем поддерживался с помощью кизека. В очаге приготав­ливалась пища и выкуривалась традиционная молочная калмыцкая водка — «аръки».

В станицах и поселениях доснких калмыков сроились в конце 19-н.20в. дома куренного типа, на манер казаьих, при этом многие калмыцкие семьи оставляли у себя и юрты-кибитки, используя их в скотоводческом хозяйстве и особенно в летний период.

Основные продукты питания – мясные (из баранины, говядины, конины, верблюжатины) и молочные блюда (пенки, молочный квас, кумыс из кобыльего молока), чай с молоком, солью и специями, который подают с пресными лепешками, сваренными в бараньем жиру кусочками теста. Основным продуктом питания калмыков являлось мо­локо, из которого приготавливались различные сыры, ле­пешки и прочее. Главной едой являлся суп — будан, со­стоявший из воды, муки, молока, соли и масла. Из масла и муки готовили - борцок (русские бурсаки). Из бараьего мяса и внутренностей вари­ли - шулюн, в который добавлялся лук. Калмыки любили пить кирпичный чай, в который входили молоко, масло и соль. Все виды мяса они употребляли в вареном, жареном или копченом виде( включая конину и верблюжатину), а также делали из них различные кол­басы.

Главным праздником явлся Цаган-Сара – начало весны. Основные жанры фольклора – протяжные песни, благопожелания, калмыцкий героический эпос.

Одежда калмыков в целом не отличалась особым разнообрази­ем.

Женщины причесывали волосы с пробором посередине и заплетали наперед две косы, которые вкладывались в специальные чехлы. На головах носили уборы, схожие с мужскими, или же особые дорогие шапки. Девушки заплетали одну косу сзади, причем височные пряди лежали не заплетенными по обеим сторонам головы. Девушки поверх рубахи и шаровар надевали род халата, длиною до щиколоток, стянутый на груди. Рубашку подпоясывали поясом (бюсе) с се­ребряным или стальным набором. Под бюсе надевали род корсета, стягивающего грудь (она должна по традиции походить на плоскую мужскую грудь). В холодное время носили шубы с поясом.

Мужчины носили летом рубашку (килик) и шарова­ры (шалвур) синего цвета. Поверх рубахи надевался простроченный бешмет или халат с отложным красным воротником. Опоясывались поясом с серебряным или стальным набором. На голову надевали ка­зачью фуражку с красным околышем или калмыцкую четырехугольную шапочку с желтым верхом и красным помпоном. Ноги обувались в сапоги с внутренними и наружными каблуками, очень удобными для верховой езды. Оригинальной одеждой был ергак из жеребячьих кож мехом наружу. Зимой калмыцкие мужчины носили шубы (дэвэя) и теп­лую шапку с желтым верхом и отороченными на лбу и ушах краями (бюшлэчи).

Женщины - калмычки носили рубашку (килик), спус­кавшуюся ниже колен и шаровары (шалвур), как и у муж­чин. Поверх молодые женщины надевали безрукавку (цз-гэдык), а замужние калмычки - особые халаты (килътэ и худцун). На ногах носили чулки (омсон) и сапоги, как у мужчин. Голову покрывали шапками (бюшлэчи и хад-жилга) или дорогими парчовыми уборами - алтан хал­вунг . Зимой калмыки носили шубы с поясами (элъкибчи).

Среди калмыков Дона были не только воины, но и известные уче­ные, политики и общественные деятели. В дореволюци­онный период на Дону пользовался известностью буддий­ский теолог, автор книги о воспитании лам Наран Уланов. Его сын, Бадъма Уланов (1880 – 1969гг.), до революции 1917 года являлся весьма известным и успеш­ным адвокатом, а в период гражданской войны стал това­рищем (заместителем) председателя Донского (белого) правительства, депутатом Учредительного собрания Рос­сии. Он был одним из авторов «Основных законов Всевеликого Войска Донского», принятых в 1918 году с обра­зованием независимого Донского государства во главе с атаманом П.Н. Красновым. Бадьма Уланов, являясь пре­красным оратором, страстно выступал за предотвращение братоубийственной гражданской войны. Выступая на од­ном из казачьих Кругов в 1918 году, он говорил: «Я сын маленького народа, но мой народ гордится своим брат­ством с казаками. И я, калмык, идущий за Буддой, не хочу верить, чтобы казаки-братья не столковались и не поняли друг друга».

Известным калмыцким беллетристом и публицистом являлся уроженец калмыцкого хутора Богла, Денисовс­кой станицы Сальского округа Донской области - Санджи Басанович Балыков (1894 – 1943гг.). Читающей публике известны его книги «Сильнее власти» (Мюнхен, 1976) и «Де­вичья честь» (Элиста, 1993) .

Но в развернувшейся на Дону и в России гражданской войне донские калмыки, некогда единые и монолитные, волей преступных политиков сражались по разные сторо­ны баррикад.

Во всеподданнейшем отчете донского наказного атама­на за 1916 год среди жителей Донской области были так же отмечены: цыгане, монголы и китайцы. Последние, числом около 15000 человек, работали на донских рудниках и шахтах горного Александр-грушевского района.

Армяне, греки и другие народы Причерноморья и Северного Кавказа в Приазовье и на Дону в XV - начале ХX в.в.

Донские, нахичеванские армяне.

Заметную и весьма значительную этническую и социокультурную группу, ставшую устойчивой, титульной частью населения Донского края в дореволю­ционный период и в настоящее время являются донские, нахичеванские армяне.

Основным капитальным трудом подробно и полноценно осветившим процесс становления и развития колонии армян Дона, со времени её основания в 1779г. до революционных событий 1917г., остаётся многоплановое исследование В.Б. Бархударяна «История армянской колонии Новая Нахичевань». (Ереван. 1996г.). За последние 15 лет в ряде современных исследований, историко-этнографических очерках, научных статьях и публикациях: В.З.Акопяна, Т.Н.Абрамовой, М.Г.Багдыкова, В.Г.Вартаняна, С.С.Казарова, Н.В.Курасовой, М.Г.Нигохосова Б.Т.Ованесова, В.Н.Сидорова, С.М.Саядова, А.Е.Тер-Саркисянца, Р.Г.Тикиджьяна, Ш.М.Шагиняна, В.Ц. Худавердяна и других авторов были намечены новые подходы и даны оценки по дальнейшему изучению истории армян Юга России.

Специальных обобщающих исследований по этнокультурной истории донских армян практически нет. Пожалуй исключением здесь, по-прежнему остаётся уникальная работа Е.Шахазиза «Новый Нахичеван и новонахичеванцы. Монастырь Сурб-Хач Нового Нахичевана.»( Тифлис 1903г., в переводе с армянского Ш.М.Шагиняна в 1986 была опубликована в 2005г.). Данная работа по своему значению имеет и источниковедческий статус для любого интересующегося историей и этнокультурныхми особенностями донских армян.

Выгодное географическое и геополитическое положение, мягкий и тёплый климат, плодородные Приазовские и донские земли дающее неограниченные возможности в торговле и развитии ремёсел, привлекали сюда армян ещё задолго до их компактно организованного переселения из Крыма в последней четверти 18 века. Есть свидетельства о пребывании армян в татарском Азаке и Тане в 14-15 в.в.Донским историком и краеведом Б.В.Чеботаревым установлены факты проживания армян в середине XVII в. в турецком Азове, где у них была своя церковь Иоанна Предтечи. По подсчетам П. Буткова к середине 17 в. при взятии Азова донскими казаками в 1636 году в нем насчитывалось 63 семьи армянских и греческих купцов. Известны так же и факты единичного включения армян в состав сообщества и сословия донских казаков в 16 - 19в.в.

Петр Первый, увидев в армя­нах полезный для развития Российского государства на­род, писал в указе от 2 марта 1711 года: «Армян, как возможно, приласкать и облегчить, в чем пристойно, дабы тем подать охоту для большего их приезда». Генералу Кропотову царь прямо предписывал: «Учини им редкое вспоможение, понеже мы оный армянский народ в особливу нашу в императорскую милость и протекцию приня­ли».

Однако, в нелегкое время петровского правления, армяне, компактно проживавшие в Крыму, так и не по­лучили реальных привилегий для закрепления в России. Новый период в русско-армянских отношениях насту­пил после победы России в русско-турецкой войне 1768 - 1774 годов. Императрица Екатерина Вторая решила про­должить экономическую борьбу с Оттоманской Портой, нанеся удар по ее главному союзнику на юге России - Крымскому ханству. Поскольку подати, собираемые с проживавших в Крыму греков и армян, составляли глав­ную статью доходов крымского хана, дальновидная императрица решила переманить греков и армян в Россию, создав им, как христианам, более благоприятные условия для жизни и деятельности, нежели в мусульманском Крыму. Тем более, что возникла острая необходимость в заселении вновь приобретенного, но пока безлюдного, благодатного Ново­российского края.

Уже 9 марта 1778 года, в указе князю Г.Потёмкину, императрица Екатери­на повелела «…живущих в Крыму греков и армян, кои добровольно согласятся прибегнуть под покров наш и по­желают поселиться в Новороссийской и Азовской губер­ниях..., стараться всеми образами склонять и уговаривать их...» Энергичный Потёмкин через надежных людей на­чал секретные переговоры с духовными и светскими ли­дерами армянской общины в Крыму. Обещая самые бла­гоприятные условия для начала жизни на новых землях, князь просил армянское духовенство провести среди ар­мянского населения Крыма соответствующую агитацию. При этом Потемкин советовал в этой агитации упирать на то, что христианское армянское меньшинство, ущемлен­ное в Крыму мусульманским татарским большинством, на новом месте будет иметь полную свободу вероисповеда­ния, осуществляя судебную, полицейскую и исполнитель­ную власть по своим законам. Узнав о тайных перегово­рах Потёмкина с армянскими лидерами Крыма, хан пы­тался протестовать, но вынужден был смириться под дав­лением русской силы.

К лету 1778 года большая группа армян во главе с ар­химандритом Петром Маркосовым выразила желание переселиться на юг России. В своем письме из Бахчиса­рая на имя Екатерины Второй, от 16 июля 1778 года, они просили принять их «в вечное подданство Российской империи», прося указать их точное местопоселение. По­скольку армянские купцы с середины XVIII столетия с семьями жили близ Темерницкой таможни и хорошо зна­ли Нижний Дон, для их переселения из Крыма и были определены земли близ крепости Димитрия Ростовского. Депутация крымских армян во главе с Арутюном Богосовым и Карапетом Аслановым, прибыв сюда, осмотрела окрестности крепости, выбрав для переселенцев слободу Полуденку, на востоке от крепости Св. Димитрия Ростовско­го, и местности по рекам Самбек и Чалтырь. В августе - сентябре 1778 года из Кафы и некоторых других селений Крыма сюда, под охраной донских казаков, было вывезено 12598 армян. С нелегким сердцем и душой покидали армяне насиженные места, где оставались дома, церкви, цветущие сады, могилы предков и воспоминания о неспо­койной, но обеспеченной жизни.

Переселением армян на Дон руководил А.В. Суворов, под чьим началом находились тогда территории Дона и Кубани. Из-за чиновничьей нерадивости переселение со­вершалось в трудных условиях, когда не хватало фургонов, продовольствия, медицинской помощи, не было точ­но определено место их нового поселения. Попав в труд­ные условия, лидеры армянских переселенцев обратились к епископу российских армян Овсепу Аргутяну (Иосифу Аргутинскому), который в свою очередь обратился к Ека­терине Второй.

14 ноября 1779 года появилась Высочайшая грамота, в которой определялось, что «для удобнейшего поселения ва­шего отвесть в Азовской губернии особенную от прочих селений округу крепости Св.Димитрия Ростовского, как границы оной с Донским Войском утверждены, оставляя из нее на крепостной выгон земли в три тысячи десятин, для рыбных ловель тамошним обывателям четвертую часть Дона, из того, сколько оной реки в даче той округи состоит вверх от устья реки Темерника» Всего армянам было нарезано 20 тысяч десятин, а несколько позже - еще 8 тысяч десятин.

В декабре того же года переселенцы-армяне прибыли на отведенные им земли и начали строительство города На­хичевани-на-Дону (Нор-Нахичевань), по аналогии с древним армянским городом Нахичевань-на-Араксе. Кроме города, пересе­ленцы основали в отведенной им «округе» (север и севе­ро-запад от крепости Дм.Ростовского) еще пять се­лений: Чалтырь, Топти (Крым), Мец-Сала (Большие Салы), Покр-Сала (Малые Салы) и Несвита (Несветай).

Новые жители Донского края по царской грамоте по­лучили весьма значимые по тем временам привилегии. Армяне навечно освобож­дались от рекрутской повинности и от налогов - на 30 лет, они могли заниматься беспошлинной торгов­лей, на выгодных условиях основывать и владеть промыш­ленными предприятиями, заниматься различными про­мыслами, рыболовством. Им было разрешено строить храмы и осуществлять свободно и на родном языке религиозные обряды (ар­мяне – христиане-григорианцы), соблюдать национальные обряды и традиции.

21 апреля прибывший на Дон архиепископ И.Аргутинский начал торжества по закладке города. В церкви св. Богородицы он зачитал послание католикоса Симеона в честь основания города. Затем он освятил землю и в сопровождении торжественной процессии заложил четыре краеугольных камня в четырех крайних точках будущего города . На торжествах присутствовали комендант крепости Св.Дмитрия Ростовского, донские казаки, военный оркестр. « Раскаты орудийного салюта возвестили о знаменательном событии – основании нового города». Так армяне обосновались на гостеприимной донской земле.

Всеми делами Нахичевани и армянской общины Дона ведал образованный в 1789 году орган самоуправления - Магистрат, объединяв­ший исполнительную, судебную и полицейскую функции. В его состав входили: председатель, четыре заседателя и пять судей. Судопроизводство осуществлялось на основе «Армянского судебника», основанного на нормах нацио­нальной жизни и «Судебника» Мхитара Гоша XII - XIII веков, приспособленных к тогдашним условиям жизни дон­ских армян. Поэтому в городе не было тяжких преступле­ний: например, в отчете магистрата от 23 июня 1823 года с гордостью отмечалось, что «в течение последних 10 лет в округе Нахичевань никем из жителей ни одного убий­ства не учинено».

Город Нахичевань-на-Дону строился по проекту извес­тного русского архитектора, академика Ивана Егоровича Старова, участвовавшего в разработке планировки Пско­ва, Нарвы, Великого Устюга, Воронежа, Екатеринослава, Херсона, Николаева.

Нахичевань по проекту Старова, утвержденного в но­ябре 1782 года, обращалась лицом к Дону. На площади размером 780 на 1175 саженей планировалось разместить население в 85 - 90 тысяч жителей. На главной площади нового города планировалось возвести собор, администра­тивные и торговые здания, семинарию, архиерейский дом с приходскими церквами вокруг центральной оси. Четы­ре меньшие площади, соседствующие с главной, носили названия: Базарная, Екатерининская, Полицейская и Бульварная. Прямоугольные кварталы города тянулись с севера на юг, ориентация основных улиц определялась с запада на восток. На донском побережьи для обслуживания судов должен был расположиться порт со строениями. Главная дорога города вела к собору Григория Про­светителя, заложенного в 1783 году, вторая дорога спус­калась от восточных ворот крепости Св. Димитрия Ростов­ского к Дону и к прежнему форштадту Полуденка.

Город быстро строился и рос. К 1781 году здесь числи­лось 337 каменных и 1711 деревянных домов, 2 церкви, 180 каменных лавок, заводов 9, и проживало 1040 куп­цов, мещан и цеховых, 4121 человек другого звания. В 1786 году на улице Федоровской (ныне улица Сарьяна) был освящен храм Сурб Теодорос (Святого Федора), а в 1807 году в Нахичеване открылся собор во имя Святого Григория Просветителя (Сурб Григор Лусаворич), сооруженный по проекту И.Е. Старова. В 1783 году в городе открылась первая армянская школа. С 1802 года здесь начала функ­ционировать школа Лазарянов, в 1850 году открыла свои двери уездная школа, в 1857-м — женская школа А.А. По­повой, а в 1880-м году — ремесленное училище. Наибо­лее талантливые и состоятельные нахичеванцы обучались в Лазаревском институте в Москве и в вузах Петербурга.

В дореформенный период с 1811 по 1861г.г. г.Нахичевань и армянская сельская округа опираясь на национальное самоуправление и религиозные, культурные традиции, используя дарованные права и привилегии, связи с армянами зарубежья, развивались экономически и культурно весьма успешно и превратилась в полноценный процветающий город Юга России, явно опережая по всем показателям г.Ростов, Таганрог и Мариуполь. Одно из первых сведений о численности населения городов относят к 1782 г., тогда в Ростове числилось населения 1600, а по Нахичевани — 3000 человек. В 1806 г. у Ростова, а в 1811г Нахичевани-на-Дону появились свои гербы. 11 мая 1811 г. Ростов-на-Дону и Нахичевань-на-Дону — два города, выросшие рядом с уже терявшей свое стратегическое значение к началу XIX века крепостью Святого Д. Ростовского, получили первые генеральные планы, лично утвержденные императором Александром I. Коренные горожане — интеллигенция, торговцы и ремесленники — скот практически не держали. Обязательным занятием горожан была торговля и различные ремесла. Выгодно используя предоставленные Екатериной II льготы и местные условия, купцы Нахичевани организовывали торговлю не только в своем городе, но и в Ростове-на-Дону, в Центральной России, на Кубани и Тереке, в Екатеринодаре (ныне Краснодар), Ставрополе, Таганроге и Азове, Ейске и других местах. На наш взгляд именно этот период можно охарактеризовать как базовый для расцвета армянской колонии, сохранения её прав и привилегий, в том числе с учётом присоединения части Восточной Армении к России в 1828г., воссоздания в новых условиях устойчивого этнокорпаративного сообщества

Жители Нахичевани, получив значительные привиле­гии от правительства, успешно их реализовывали. В городе процветали: ювелирное производство, резьба по камню, сапожное, кожевенное, кузнечное, шорное ремесла, изго­товление серебряных и медных изделий, гончарное, вос­ковое, салотопное, шерстомоечное, кожевенное производ­ства, изготовление кирпича, черепицы, кафеля, извести.

В армянском городе работали и заводы по производству вина, водки и других спиртных напитков. В 1828 году нахиче­ванцы по Сенатскому постановлению получили во владе­ние богатый рыбой левый берег Дона от границы города до устья Темерника. Это дало им возможность успешно заниматься рыболовством и рыбопереработкой. Особое место в жизни города занимала торговля. Местные купцы широко и успешно торговали донскими, российскими и заграничными товарами.

Эту торговую особенность Нахичевани подчеркивали все путешественники, побывавшие здесь. Посетивший го­род в июне 1820 года, вместе с А.С. Пушкиным, герой Отечественной войны 1812 года генерал Н.Н. Раевский отметил, что «...город армянский, Нахичеван называе­мый - пространный, многолюдный и торговлей весьма богатый». Семнадцать лет спустя в Нахичевани побывал член Петербургской и некоторых иностранных академий наук Анатолий Демидов. Он писал, что «Нахичеван - город замечательный по своей наружности, свидетельствующей, впрочем, о господствующей здесь торговой деятельности», что «народонаселение Нахичевана отличается смышлено­стью и ловкостью в торговле» и «многочисленные магазины города наполнены прекрасными шелковыми тканя­ми и разными восточными, преимущественно персидскими, товарами».

Известный французский ученый-геолог Гомер де Гелл, побывавший в Нахичевани в 1840 году, писал о местных купцах: «Ничто не ускользало от их яр­кой сообразительности. Они вырабатывали все виды про­мышленных изделий и не удовлетворялись местной торгов­лей, которая полностью находилась в их руках. Не было во всей России ярмарки, куда бы нахичеванец не вывез на продажу своего товара».

Бурное развитие Нахичевани привело к тому, что к 1842 году он официально стал третьим городом Юга России по экономическим показателям, опережая Ростов-на-Дону и Таганрог.

Своего значения не утратил этот город и к началу реформ 1860 - 70-х годов. В отчете Таганрогского градоначальства за 1859 год читаем: «Нахичеван-на-Дону - один из лучших горо­дов Новороссийского края. Ведет значительную внутрен­нюю торговлю, имеет, в частности, несколько доходных кожевенных заводов и фабрик. Крестьяне Нахичеванского округа отличаются трудолюбием по отношению к ос­тальному населению. Градоначальство характеризуется не только богатством, но и своеобразным благосостоянием».

Новый период развития колонии донских армян, её трансформации и интеграции в местное сособщество хронологически, достаточно чётко определяется с 1861г.г. по 1917г.г. Это и прериод миграции особенно иногороднего неармянского, российского населения в Ростов и Нахичевань, в том числе и на земли донской армянской колонии. Он, в первую очередь, связан с серьёзными изменениями в правовом статусе, экономических и политических правах донской армянской общины, подъёмом экономической и культурной активности, постепенной урбанистической интеграции, объективного процесса слияния г.Ростова и Нахичевани-на-Дону в период либерально-капиталистической модернизации Юга России и Приазовья.

Этот период в жизни армянской колонии и её населения определялся непосредственным проведением государственных либеральных реформ, практической ликвидации армянской автономии, ограничением и фактической отменой привилегий армянской и других донских колоний, усилением капиталистической конкуренции, началом экономической и культурной интеграции и унификации г. Ростова и Нахичевани-на-Дону. Он по своему стал стал критической точкой для перспектив последующего сохранения самобытности этнического и социокультурного статуса армянской доской общности ( в отличии от донских казаков).

Так с 1864 по 1875 г.г., (в том числе по закону от 1871г. регламентировавшим жизнь колоний и поселенцев в империи) жизнь и деятельность колонии донских армян была унифицирована по общероссийской схеме реформ: проведена отмена большей части налоговых льгот, особенностей суда и местного самоуправления, полиция переведена в Ростов, отменено освобождение от воинской службы, и др. Неоднократно на уровне высшей госбюрократии, официально обсуждался и вопрос о возможности слияния в один город Ростова и Нахичевани, переодически инициировавшийся ростовской торгово-промышленной элитой и лично ростовским Городским головой А.Байковым.

Отдельный важный этап развития с 1887г. по 1913г.г. связан с последствиями важной административно-территориальной реформы, проведённой по указу императора, присоединения уездов и городов Приазовья, в том числе г. Нахичевани с сельской округой, к Области Войска Донского. В новых условиях выстраивались отношения с донским войсковым Наказным атаманом и казачьим правительством г. Новочеркасска в составе созданного Ростовского округа. Постепенно завершался объективно обозначившийся, в период интенсивной капиталистической модернизации, процесс слияния г.Нахичевани и Ростова-на-Дону уже с первых лет ХХ века. Однако нахичеванцам пока удавалось сохранять определённую самостоятельность и самобытность, особенно в быту, семейно-брачных отношениях.

Резко изменился культурный уровень населения, из города где люди ходили в традиционных восточных одеждах, он превратился в европеизированный южнороссийский город, в котором пока ещё сохранялся и этнический колорит Востока, национальная неповторимая самобытность. При этом светские нахичеванские салоны и магазины уже мало чем не отличались от таковых в Петербурге, Москве или Ростове-на-Дону. Всё менее заметными становились отличия этих городов друг от друга и в одежде людей, их населяющих, и в архитектуре. Однако в сельской армянской округе эти процессы шли гораздо более медленно, сохраняя основы этнической и культурной архитипичной самобытности армянского населения.

Помнящие добро и благодарные императрице Екатерине Второй за свое благосостояние, нахичеванцы проведя сборы среди общественности, открыли ей 18 сентября 1894 года красивейший бронзовый памятник. Его установили в городском Александровском саду, на том месте, где, по преданию, ос­тановились первые переселенцы из Крыма. Скульпторы М.А. и М.М. Чижовы изобразили императрицу в полный рост. На лицевой стороне (западная часть) памятника шла надпись: «Императрице Екатерине II - благодарные ар­мяне», на восточной части еще одна надпись: «В царствование императора Александра III в 1894г.», а с боков имелись два барельеф-медальона, с портретом архиепископа Иосифа Аргутинского справа и герб города Нахичевань с датой 1779 г. – слева. Вокруг памятника шла чугунная в 16 секций ре­шетка-ограждение высотой в 60 сантиметров, с 4-мя стол­бами-фонарями по углам. Немного позже в 1899г. на средства армянских меценатов в городе был построен и открыт крупнейший, одиниз первых на Юге России театр.

Однако, упустив возможность провести к городу железную дорогу, которая прошла через Аксай напрямую к Ростову-на-Дону и порту, Нахичеван в 80-90-е годы Х1Х века постепенно уступил инициативу в торгово-промышленном предпринимательстве быстро развивающимуся соседу.

В начале ХХ века, к 1915 году, в Нахичевани проживало уже более 50 тысяч человек. В городе работали табачные, мыльные, химический и механический заводы, городские бойни, санитарный двор. В нём было 7 храмов, городской банк, театр, городская боль­ница, открылись многочисленные начальные и средние учебные за­ведения, типографии, разнообразные ма­газины, выходили газеты и журналы, ходили трамваи, функционировало электроосвещение.

Процветающими населенными пунктами Донского края в начале ХХ века являлись армянские села, основанные в 1780-х годах пер­выми переселенцами: Чалтырь, Большие Салы, Султан-Салы, Крым на реке Темерник, Несветай на реке Тузлов. «Живут они богато, так как владеют достаточным (около 7 десятин на кажд. муж­скую душу) количеством земли с отличною почвою, но хозяйство ведут самыми первобытными способами, даже мало пользуются машинами. Исповедуют армяно-григо­рианское учение христианской веры; священники пользу­ются большим уважением. Грамотность мало распростра­нена. ...В селах своих женщины носят национальную одеж­ду, с ситцевыми или иной материи шароварами, серебря­ными браслетами и монистами, мужчины же приближа­ются по одежде к крестьянам, хотя предпочитают длинные шаровары (брюки) с туфлями, иногда особый полу­кафтан. На голове - черный картуз».

К 1917 году в Чалтыре проживало более 7000 человек, в Султан-Салах - 1500, в Больших Салах - более 4000, в Несвитае - 1500 человек.

Следует особо выделить и этап 1914 - 1915 годов, когда, в условиях Первой мировой войны начавшийся кровавый геноцид, осуществляемый официальными турецкими властями, привел к массовому исходу армянского населения с родных земель. Одним из пунктов назначения во время исхода беженцев стал населенный армянами Нахичеван-на-Дону с прилегающими к нему армянскими селами. Так, 25 января 1915 года в Нахичевани было зарегистрировано уже 137 семей армян-беженцев в числе 495 душ . В дальнейшем поток беженцев ещё более нарастал.

Спасая свои жизни, беженцы бросали все нажитое ими в течение всей своей жизни имущество и прибывали в Россию на Дон практически ни с чем. В этих условиях перед Магистратом и местной армянской общиной встала сложная задача приема, размещения, трудоустройства, обеспечения продовольствием и теплой одеждой прибывающих беженцев. В октябре 1914 года создается Нахичевано-Ростовский-на-Дону Армянский Комитет, благотворительная организация, главным направлением деятельности которой стал сбор средств и оказание материальной помощи беженцам (причем не только армянам, но даже и айсорам), снаряжение добровольцев. Под эгидой Армянского Комитета в Нахичевани–на–Дону работал местный «Комитет о беженцах армянах», которому только с октября 1914 по сентябрь 1915 года Армянским Комитетом было выдано 3000 руб.

Таким образом, прибывшие на Дон беженцы-армяне находили у своих соотечественников самый теплый прием, значительно пополнив и без того одно из самых крупных этнических образований на российской и донской земле .

ПОСЕЛЕНИЯ И ЖИЛИЩА ДОНСКИХ АРМЯН.

Получив право на жительство, армянские поселенцы уже с 80-х годов 18 века стали активно осваивать предоставленную им для города и пяти селений территорию.

Нахичевань, построенная армянами в кратчайший срок – пример градостроительства в XVIII в. на юге России, заслуживающий особого внимания. Как справедливо отметил О.Х. Халпахчьян, автор единственной монографии о строительной деятельности донских армян, «в отличие от других поселений Новороссийского края, город в результате энергичной деятельности армян – переселенцев в первые же годы своего существования приобрел благоустроенный вид». Вплоть до начала ХХ в. планировка, застройка и благоустройство Нахичевани непрерывно улучшалось. В отличие от многих стихийно возникших поселений, Нахичевань со дня своего основания получила четко выраженную планировку в виде сетки пересекающихся под прямым углом улиц, полностью сохранившуюся до наших дней.

Выбор места для города оказался довольно удачным. Местоположение на берегу судоходной, обильной рыбой реки, наличие строительного материала (камень-ракушечник, глина, камыш), близость лесных массивов и свободная для застройки ровная территория благоприятствовали быстрому строительству города и его экономическому развитию. Относительно ровная городская территория имеет небольшой уклон в сторону Дона. Значительное, около 40 м., возвышение над уровнем реки, гарантировало городу защиту от затопления весенними паводками. Характерная особенность планировки Нахичевани - это наличие единого городского административного центра, отделённого от торговой площади сквером и храмом.

Главным сооружением городской усадьбы был жилой дом, вокруг которого или в отдалении от него, располагались подсобные строения. Подавляющее большинство усадеб имело фруктовый сад, а на окраинах, иногда, и огород. Состоятельные горожане свои первые временные жилища возводили по аналогии с оставленными в Крыму сооружениями. Однако для большинства горожан строились небольшие деревянные и турлучные строения, рассчитанные на семью в 4-5 человек, доступные по своей стоимости для малоимущих переселенцев, строительный лес для которых отпускался бесплатно. Активным организатором строительства типовых домов выступал «Подрядчик Ростовской крепости купец Михайло Наумов», которым в 1780 году в Нахичевани было построено 535 домов стоимостью по 45 руб. каждый. Несомненно, ранние городские жилища не были достаточно благоустроенными и архитектурно выразительными. Это дало основание академику С. Палласу, посетившему Нахичевань в 1793 году, т.е. спустя 13 лет после ее основания, отметить, что виденные в нем некоторые первоначальные жилища были наскоро сколочены и представляли собой жалкие хижины. Судя по косвенным данным, эти жалкие хижины просуществовали недолго. Побывавшие в городе и окрестных селениях видные русские деятели – И. А. Безбородько, Н. Н. Раевский, А.Н. Демидов и др., отмечали привлекательный вид чистых благоустроенных жилищ. По сведениям С. Палласа, деревянные и турлучные здания стояли в удалении друг от друга, и, будучи обмазанными глиной и покрытыми черепицей, были в определенной степени гарантированы от пожара . В большинстве своем первоначальные жилища состояли из просторной передней с печью и очагом, и очень чистеньких комнат, оборудованных по восточному лежанками.

С середины XIX в. городские жилые дома, квадратные и прямоугольные в плане, имели несколько комнат, сгруппированных вокруг коридора или холла, нередко служившего в зимнее время также и кухней. С увеличением состава семьи, ее материальных возможностей и повышением культурных запросов, постепенно пристраивались новые жилые комнаты, а также гостиная, столовая, кабинет, позднее кухня, ванная, туалет. Жилые помещения, в основном, ориентировались на южную сторону, что обуславливалось холодными северо-восточными ветрами и суровыми снежными зимами. В двухэтажных домах верхние этажи были большей частью парадными покоями, а обыденная жизнь проходила в нижнем, более теплом, цокольном этаже. С южной стороны дома пристраивался балкон или крытая терраса. Некоторые дома имели подвалы под всем зданием или некоторой его частью.

Сельские жилища были более простыми, чем городские. Первоначально это были типовые деревянные дома и землянки, построенные в 1780 – 1882 годах. Главным сооружением усадьбы был, как и в городе, жилой дом, вокруг которого располагались вплотную или в удалении подсобные и хозяйственные строения: конюшни, коровники, птичники, сараи, навесы для орудий производства и инвентаря, зернохранилища в виде хорошо высушенных и обмазанных глиной ям глубиной 3 - 4 метра. Проезжавший в 1793 г. Чалтырь С. Паллас отмечал, что большая часть имевшихся в селе 30 домов была построена из чисто тесаных камней и глины и по композиции приближалась к жилищам, которые армяне строили в Крыму. В основном они состояли из трех помещений: прихожей с печью и двух чистых комнат с чистыми лежанками. Пол был глиняным. Высота помещения составляла 2,2 метра. Дом для защиты от холодных ветров снабжался наружными ставнями. Со временем распространение получил полутораэтажный дом, в котором вверху находилась гостиная и жилые комнаты, а внизу подсобные помещения и подвал для хранения продуктов. Особое внимание уделялось вентиляции, обеспечивающей поддержание необходимой для сохранности продуктов температуры подвала. Камышовые кровли со временем заменялись черепицей, а позднее и листовым железом. Обстановка в доме тоже зависела от достатка хозяина. Интересное описание обстановки сельского дома оставил выдающийся живописец М. Сарьян в своих воспоминаниях: «Дом был хорошо обставлен и убран. Вдоль стен тянулись широкие скамьи, покрытые войлоком. В левом углу стоял буфет со стеклянными дверцами, за которыми виднелись аккуратно расставленные пестрые чашки, стаканы, чайники, глиняные графины и др. посуда. Со шкафа свисали вышитые полотняные полотенца. В правом углу располагалась огромная печь, она топилась из прихожей соломой и кизяком. Напротив, в углу, стояла широкая кровать, на которой высились кумачевые ситцевые подушки, уложенные пирамидой до потолка. На стене – икона Божьей матери с младенцем Иисусом на руках. Между окнами висело большое зеркало, а на нем расшитое полотенце. Пол был покрыт гладко утрамбованной желтой глиной. На полу лежал темно-коричневый войлочный ковер, на котором были разостланы простыни, лежали подушки и одеяла. В центре комнаты стоял низкий круглый стол, за которым сидели, поджав ноги. Украшением стола служил большой медный самовар»

ОСНОВНЫЕ ЗАНЯТИЯ ДОНСКИХ АРМЯН.

К моменту переселения армян на Дон в этом регионе отсутствовали какие-либо более или менее развитые торгово-экономические центры. Крепость Св. Дмитрия Ростовского являлась в то время пограничной крепостью и арсеналом, малочисленное население которой довольствовалось лишь плодами земледелия и животноводства. Донские казаки большей частью жили военной жизнью, занимаясь лишь животноводством и рыболовством. Все это вело к тому, что армянским поселенцам пришлось заново создавать собственную экономику, используя для этого весь свой многовековой опыт, приобретенный в Крыму.

Одним из важнейших занятий донских армян за весь период существования колонии было земледелие. Плодородные земли Дона предоставляли широкие возможности для его развития.

Из зерновых культур выращивали пшеницу - арнаутку, которую еще из Крыма генуэзцы охотно вывозили в Италию, а также овес, ячмень и просо. Многие сельские армяне занимались селекцией, выбирая сначала самые крупные колосья, которые во время молотьбы обрабатывались отдельно, а затем зимой вся семья выбирала самые крупные зерна, которыми сеяли и получали хороший урожай. В 1880 году на сельскохозяйственной выставке армянская пшеница получила высшую награду – Золотую медаль. Чалтырскую пшеницу на семена охотно покупали не только русские помещики, но и иностранцы. Так, французская фирма « Л.Дрейфус» охотно приобретала ее по высокой цене .

Почва никогда ни навозом, ни какими – либо другими средствами не удобрялась. Вследствие этого, урожайность зависела в основном от климатических условий, в основном от осадков.

Особое место в сельскохозяйственном производстве занимало садоводство. Во фруктовых садах города, сел и хуторов выращивали яблоки, груши, абрикосы, персики, сливы, вишню, черешню. С появлением армян на донской земле появились большие тутовые сады. Так, в 1830 году армянские садоводы имели 7000 деревьев, или, по мерам того времени, 70 десятин тутовых садов.

Распространение винограда на донской земле также связано с появлением армян. Виноград вывозили на рынок, из него давили вино. Даже в далекую станицу Раздорскую нахичеванские армяне возили давить виноград .

Что касается овощных и бахчевых культур, то армяне выращивали арбузы, дыни, капусту, горох, фасоль, огурцы, баклажаны. Перечисленные выше культуры, как и картофель, возделывались, в основном, для собственного потребления.

Однако то, что из 20000 переселившихся из Крыма армян основную массу составляли горожане, не могло не отразиться на их занятиях на донской земле. Этим людям были хорошо известны такие понятия, как коммерция, банк и банковские операции. Крымские владельцы кирпичных, черепичных, кожевенных, салотопных, спиртоводочных и свечных заводов за год восстановили свои заводы на новом месте. Первыми начали работать салотопные заводы. Скотоводы-переселенцы пригнали из Крыма много отар породистых овец, которые давали большое количество качественного сала. Постепенно число этих заводов достигло двадцати и все они располагались на окраине города на месте нынешнего завода «Ростсельмаш». Они монопольно обслуживали весь юг России, здесь забивали сотни тысяч овец и заготавливали для экспорта запасы бараньего сала, солонины, вяленого мяса, колбасы и т.д. На базе этих заводов были открыты мыловаренные, свечные, кожевенные заводы, а на Дону – шерстомойки .

С ранней весны 1781 года магистрат приступил к строительству торговых рядов вокруг сквера Кафедрального собора. По всей северной границе между собором и базарной площадью, от 20-й до 26-й линии, был построен первый ряд магазинов. По южной границе сквера и Георгиевской улицы, от 19-й до 22-й линии, был поставлен большой пассаж, т. н. « Б.Безестен». Эти два ряда магазинов с востока и запада замыкались двумя такими же рядами магазинов с юга и севера. Такое огромное количество магазинов было наполнено всякого рода промтоварами .

Старые торговые связи, которые имели армяне, еще живя в Крыму, продолжали развиваться. Нахичеванские купцы приобретали промтовары главным образом в Астрахани и Константинополе. Теперь перед ними открылся широчайший российский рынок. Они стали приобретать товары в российских городах – Москве, Нижнем Новгороде, Харькове, Киеве и даже в Сибири. В Сибири нахичеванские купцы закупали железо, лес, пушнину, и, самое главное - сибирское растительное масло, которое в бочках, по Каме и Волге, переправлялось до Царицына, откуда гужевым транспортом перевозилось на Дон и опять по реке доставлялось до Нахичевани и Таганрога. Уже отсюда, погрузив на иностранные суда, его вывозили в Европу.

Описания различных путешественников, как отечественных, так и иностранных, ярко характеризуют бурный экономический рост Нахичевани в XVIII – XIX в.в. Так, неустановленный автор описания Нахичевани 1808 года (предположительно английская путешественница г-жа Гутри) сообщает: « Мы заезжали в Нахичевань, город, наполненный армянами. Сей город знатнее, правильнее расположен и богаче Ростова. Армяне производят торговлю на Дону, мы там видели много магазинов с различными товарами, а особливо с шелковыми материями и медными изделиями».

Посетивший в 1785 году Нахичевань французский историк К. де-Барт обнаружил там большой базар и фабрику шелковых турецких и суконных материй.¹⁹

Побывавший в городе в 1793 году академик П.С.Паллас отмечал, что большая часть жителей Нахичевани живут в хороших каменных домах, крытых черепицей, а большая часть жителей состоит из купцов и ремесленников, в числе которых есть кожевники, портные, тележники, кузнецы, ткачи, столяры, горшечники, каменщики и т.д.

Русские путешественники П.Н.Раевский, И.А.Безбородько, А.Демидов говорят о богатстве, о большом торговом значении Нахичевани на юге России.²¹

Однако со второй половины XIX века начинается процесс экономического упадка Нахичевани и рост экономической мощи её соседа – Ростова-на-Дону. Что же послужило основной причиной экономического упадка Нахичевани?

Здесь, как нам кажется, действовал целый комплекс причин. Согласно одной из них, отцы города, опасаясь разрушения патриархальных и национальных устоев армянской общины, отказались от проведения железной дороги через Нахичевань. Железная дорога, пройдя через Ростов, значительно повысила его экономическое значение. Согласно другой точке зрения, учреждение в 1886 г таможни в Ростове, которое явилось фактом правительственной поддержки, по мнению Г.Х. Чалхушьяна, «возвысив Ростов, в то же время уменьшило торговое значение Таганрога, а с другой стороны, можно сказать, убило экспорт города Нахичевани». Ещё одно важное обстоятельство заключается в том, что промышленность Нахичевани была в основном ориентирована на переработку с/х продукции, в то время как в Ростове возникли металлургическая, химическая, табачная и др.отрасли крупной промышленности. Естественным результатом экономического упадка Нахичевани явилось и то, что многие нахичеванские купцы, свернув свои торговые дела в своем родном городе, перебазировали свои фирмы в соседний Ростов. Так, в газете «Приазовский край» можно было встретить объявление следующего содержания: «Вследствие перехода из Нахичевани в Ростов виноторговли братьев Короглуевых, сдаются в аренду с 1 февраля магазин с большим подвалом в Нахичевани по ул.1-й Соборной, в доме Арутюновой.» Экономический упадок Нахичевани-на-Дону, в конечном счете, неминуемо должен был привести к слиянию Нахичевани с Ростовом-на-Дону, что произошло уже при Советской власти, в 1929 году.

ОСОБЕННОСТИ МЕНТАЛИТЕТА и КУЛЬТУРА ДОНСКИХ АРМЯН.

До настоящего времени мало изученными остаются вопросы сохранения этнокультурной идентичности, менталитета и культуры, быта и нравов, народного фольклора донских армян, соотношения «крымского этнокультурного наследия» и вновь приобретённых элементов донской субкультуры в период 19-н.20в.в.. Интересны проблемы развития ассимиляционных процессов в среде армянского населения в период модернизаций и урбанизации Приазовья в конце 19 -20 в.в., этносоциальные трансформации в советский и постсоветский период истории, однако они не стали пока предметом специальных исследований историков и этносоциологов.

Культура и её квинтэссенция - менталитет нации определяется как система доминантных ценностей, образующих сознание, поведение и мотивацию личности. В национальном самосознании армян - Россия выступает как своеобразная самообразующая ценность их национального менталитета.

К национальным чертам характера армян относят, прежде всего их трудолюбие, энергию и сметливость. «Многовековая борьба сплотила армянский народ, сформировала у него такие качества, как постоянство в дружбе, готовность к взаимопомощи. Армяне отличаются особым пристрастием к ремеслам и к учению. Они темпераментны и вспыльчивы, но добродушны, любят музыку и тонкий юмор. Страстно привязаны к детям, семье»

Классик армянской литературы Р. Патканян в свое время отмечал, что армянская нация обладает удивительными свойствами, которых лишены остальные нации мира. «Куда бы ни попал армянин, если ему понравится это место, он его так украсит и возвысит, что превратит в цветущий сад. Случается так : приходит в какой-нибудь город или селение гонимый, нищий и грустный армянин, такой, что даже заставит себя жалеть, но, не проходит и года, а он уже встает на ноги».

Для армянского народа Россия – всегда олицетворяла не только географическое но и близкое духовно-культурное пространство во всех исторических проявлениях – в религии, литературе, языке, архитектуре, в быту и обрядах.

Крымские армяне в конце 18 – первой половине 20 в.в. переселившиеся в Приазовье и на Нижний Дон, составляли более или менее однородную локальную группу, сохранявшую устойчивые исторические и культурные традиции, характерные как для всего армянского этноса, так и для сложившейся за почти 500 лет проживания в Причерноморье – особой «армянско-крымской субкультуры».

Донские армяне, как выходцы из Крыма говорили на особом нахичеванском диалекте армянского языка, который отличается от армянского литературного языка. Сказалась длительная оторванность от родины, а также влияние соседних народов – русских, татар, черкесов и т. д.

Важной особенностью донских, нахичеванских армян была их этнокорпоративная замкнутость. Они живя достаточно замкнутыми общинами, вплоть до середины ХХ века, старались не смешиваться с другими этносами, долгое время не допуская смешенных браков и искусственно сдерживая процессы ассимиляции. Однако стремление сохранить свою этническую обособленность часто приводило к подозрительности со стороны местных властей, и нередко к пристрастному отношению с их стороны, особенно в период либеральной модернизации второй половины 19 – начала 20 в.в. и в советский период истории.

Армянская колония всегда жила богатой и плодотворной экономической и культурной жизнью. Донские армяне сумели при этом сохранить свою национальную культуру и традиции в новой исторической обстановке. По своему основному содержанию эта культура вышла за узкие рамки колонии и получила общеармянское и общерусское звучание. Важнейшим фактором и стимулом здесь стало развитие армяно-русского двуязычья, при устойчивом сохранении в качестве родного – армянского языка, в особой форме диалекта его западноармянского варианта. Важными системными признаками сохранившейся самоидентификации оставались знания и соблюдение обычаев и обрядов, фольклора, семейных и общинных традиций. В тоже время многонациональное русско-украинское, казачье окружение, бесспорно сказались на приобретении за числе более чем 200 лет, новых элементов локальной этнической субкультуры, в том отразилось в жилище, одежде, питании, некоторых обрядах.

В ранее едином этносоциальном сообществе армян Дона уже в начале ХХ века, в связи с активным процессом интеграции городов Ростова и Нахичевани, чётко проявляется наличие 2-х субкультурных этносоциальных групп: горожан-нахичеванцев (умеренных цивилистов) и сельских жителей армянской округи ( консервативных традиционалистов), при этом их духовно объединяла группа армянской интеллегенции. Эта тенденция действовала на протяжении всего ХХ века. Так в советский период истории бывшей армянской колонии, слияние г.Ростова и Нахичевани в 1928г. и образование компактного армянского национального Мясниковского района в 1928г., в итоге послужило очередной этнокультурной консолидации армян Дона, и сохранению ими самоидентификации вплоть до настоящего времени.

На всем протяжении существования Нахичевани, проблемы народного образования стояли остро актуально, несмотря на то, что они всегда находились в центре внимания руководства и духовных лидеров колонии. Значительную роль в повышении духовного и культурного уровня нахичеванцев играла Армянская апостольская церковь.

В Нахичевани, (на северной окраине Ростова-на-Дону) существовало еще одно армянское поселение, религиозно-духовный центр — мо­настырский комплекс Сурб-Хач, названный так в память одноименного монастыря в Крыму и приписанный к На­хичевани (с 1883 года). Его основали в начале 1780-х го­дов, соорудив сначала деревянную церковь. В 1783 году на ее месте, по проекту архитектора И.Е. Старова, зало­жили каменный храм Сурб-Хач (Святой Крест), освящен­ный 27 ноября 1792 года. Затем был построен архиерей­ский дом, в котором находились покои настоятеля, шко­ла, библиотека типография. Всего же за период существования колонии в армянской округе было построено и действовало до 30-х годов ХХ века 14 церквей.Многие из них сегодня восстановлены или восстанавливаются.

Типография начала функционировать ужеи с лета 1790 года: она стала первой типографией на Донской земле и на всем Юге России. Типография выпускала учебники, словари, другие книги, которые переплетались в сафьян, вырабатываемый здесь же, в мастерской. Всего в этой типогра­фии было выпущено 20 книг, в том числе книга Степаноса Орбелиани «Вопли и вздохи». По учебникам, издавав­шимся здесь, обучались донские армяне, часть книг рас­сылалась в армянские диаспоры Турции, Персии, Индии. С 1791 года здесь начала работать школа-интернат с семилетним сроком обучения на сто мальчиков. Денеж­ные средства на содержание этой школы по призыву архиепископа Иосифа Аргутинского присылали состоятель­ные армяне из Индии (в основном из Мадраса и Калькут­ты), помогали и богатые нахичеванцы. Интересно что одним из извест­ных выпускников школы стал крупный государственный дея­тель СССР А.Ф. Мясникян (Мясников), имя которого на Дону носят населенные пункты, улицы, библиотеки.

К началу XIX столетия монастырь владел территорией площадью в 50 гектаров, с пашнями и огородами. Вдоль берега реки Темерник был разбит парк площадью в 16 десятин, с до­рожками и аллеями. В парке действовал большой ресто­ран с зимним садом и открытой верандой. Ротонда для оркестра и большой танцевальный зал дополняли хозяй­ство парка. Из парка в монастырь вела пешеходная до­рожка, пересекавшая речку по деревянному (с 1900 года - металлическому) мосту. В 1862 году здесь была сооруже­ны каменная лестница. В том же году открылась двухъя­русная, с высоким четырехъярусным шатром, колоколь­ня, сгоревшая от удара молнии в начале 1920-х годов.

Вокруг церкви сложилось уникальное кладбище, где по­гребены выдающиеся деятели культуры и общественные деяте­ли армянского народа: настоятель Сурб-Хача Арутюн Аламдарян (1786 - 1834), поэты Р.Г. Патканян (1830 - 1892), М.Л. Налбандян (1829 - 1866) и другие (всего 10 захоронений). Надгробия выполнены в 1902 году учени­ком Огюста Родэна, парижским скульптором Андреасом Марукьяном (Тер-Марукян). С 1972г. храм был отреставрирован и в нём открыт Музей русско-армянской дружбы, в настоящее время в храме Сурб-Хач с 2007г. вновь ведется бого­служение.

Церковь и местные меценаты постоянно поддерживали и поощряли развитие прогрессивной образовательной системы, собственной периодической печати. Так уже спустя несколько лет после основания Нахичевани, в 1783 году, была открыта первая школа, но вскоре она была закрыта. Самой известной из городских школ была школа при монастыре Сурб Хач, которую можно считать первым армянским интернатом. Учащиеся жили в монастыре, питались и обучались за счет монастыря.

Специально для обучения русскому языку было открыто одноклассное училище. В училище принимались дети 10 - 14 лет. Преподавались богословие, история церкви, арифметика.

С 1811 года в городе открывается приходская школа. Однако, когда стало ясно, что одной приходской школы для образования нахичеванцев явно недостаточно, то общественность города под председательством городского головы А.Халибова стало ходатайствовать перед вышестоящими инстанциями о преобразовании приходской школы в уездное училище. Оно было открыто в 1850 году. Главной особенностью функционирования нахичеванских школ было то, что они не получали никакой государственной поддержки и существовали исключительно на средства города и на частные пожертвования. Это приводило к тому что, открываясь, они через некоторое время закрывались и снова открывались, но уже в другом качестве. Наиболее значительными учебными заведениями Нахичевани-на-Дону были духовная семинария, Гогоевская женская гимназия, женское училище св. Рипсимэ и др.

Однако отсутствие высших учебных заведений не только в Нахичевани, но и на Дону вообще, приводило к тому, что наиболее зажиточные армяне были вынуждены отправлять своих детей на учебу в Москву, где центром подготовки армянской интеллигенции в России стал Лазаревский институт. Получив здесь высшее образование, нахичеванские юноши возвращались в родные пенаты, где они уже работали в качестве учителей, «сея разумное, доброе, вечное».

Наиболее богатые нахичеванцы предпочитали посылать своих детей для получения высшего образования за границу. Так, известная писательница, нахичеванская армянка по происхождению, Нина Берберова, вспоминала, что ее дед, Иван Минаевич, в конце 50-х годов был послан в Париж учиться медицине, а все его семеро сыновей были постепенно отправлены в Москву учиться в Лазаревском институте восточных языков.

Важным событием культурной жизни нахичеванской колонии был перевод типографии Г.Халдаряна из Петербурга в Нахичевань весной 1790 года. Типография начала действовать уже с лета того же года. За шесть лет существования типографии на нахичеванской земле было издано около двадцати наименований книг. Затем типография была переведена из Нахичевани в Астрахань.

Значительную роль в повышении культурного уровня нахичеванцев играла периодическая печать. В течение длительного времени царские чиновники под различными предлогами отказывали в разрешении на издательскую деятельность. Только после первой русской революции 1905 – 1907 г.г. стали выходить периодические издания «Норкянк», « Мердзайн», «Луйс», «Грчич», «Гахут» и др. Газеты освещали внутреннюю жизнь колонии, откликались на важнейшие события в самой Армении и даже в мире. Примечательно также и то, что русские газеты тоже редактировали армяне. Так, «Донскую речь» редактировал М. Берберян, «Донскую пчелу» - О. Тер-Абрамян, а «Приазовский край» - С. Арутюнов.

Армянская община Дона дала не только России, но миру, немало поистине выдающихся деятелей культуры.

Изобразительное искусство представлено именами народного художника СССР М. С. Сарьяна, А. Арцатпаняна, Г.И. Шилтяна, С.П. Чахиряна, И. М. Хашкаяна.

Великий армянский художник Мартирос Сарьян (1880 - 1972) родился на донской земле. Лето он проводил вместе со своим отцом на хуторе, где он на всю жизнь полюбил родную природу, зимой семья переезжала в Нахичевань. Там же мальчик получил образование в ремесленном училище. Получив затем специальное образование в Москве и обосновавшись в Армении, М. С. Сарьян никогда не прерывал связи с родной Нахичеванью. Очень часто в летние месяцы он приезжал в родной город, где еще проживали его родственники. Это был поистине мастер цвета. Написанные в необычайной манере произведения мастера производят неизгладимые впечатления на зрителя.

Своего рода наставником и другом М. Сарьяна был Амаяк Арцатпанян (1876 - 1920). После окончания местного духовного училища он получил образование в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, обучаясь в классе В.Серова. Окончив в 1900 году училище, он возвращается на донскую землю, где дает уроки рисования в учебных заведениях Нахичевани. Наиболее известны такие произведения художника, как «Пожар в армянском селе», «Зверства турок», «К лучшему миру» и т. д. Весьма большой вклад внесли в культуру и искусство Дона и России известные армянские поэты, художники, ученые, предприниматели и общественные деятели — уроженцы Нахичевани и других армянских поселений Дона.

В 1917 году М.Сарьян с семьей возвратился в Нахичевань, где препо­давал в местной художественной школе им. М. Врубеля. Вместе с ним работала писательница М.С. Шагинян, порт­рет которой он написал в 1919 году. Сарьян принял дея­тельное участие в открытии в Ростове-на-Дону Донского областного музея искусств и древностей (1920г.), куда вошла и картинная галерея Армянского краевого му­зея древностей и искусств. Он являлся членом Нахичеванского общества изящных искусств, на выставках ко­торого выставлял свои картины. В связи с назначением директором Государственного музея Армении в 1921 году, он навсегда покинул Донской края. В дальнейшем он стал народным художником СССР, академиком Академии ху­дожеств СССР, Лауреатом Ленинской премии, Героем Со­циалистического Труда. В выпущенной им книге воспо­минаний «Из моей жизни» много страниц посвящено дон­скому периоду его жизни. В Ростове-на-Дону имеется улица Сарьяна, на которой установлен бронзовый памятник вы­дающемуся художнику.

Землячка и современница Сарьяна, писательница Ма­риэтта Сергеевна Шагинян (1888 - 1982), с 14 лет жила в Нахичевани-на-Дону, публикуя статьи в ростовских газе­тах («Приазовский край» и др.). Преподавала эстетику и историю искусств в Донской консерватории. В свое время довольно известными были ее книги «Гидроцентраль» (1930), «Тарас Шевченко» (1946), «Семья Ульяновых» (1958), «Билет по истории» (1969), «Четыре урока у Ле­нина» (1970). За творческие достижения получила звание Героя Социалистического Труда, стала лауреатом Ленинс­кой премии.

Известный живописец, ученик И.И. Левитана и А.К. Савра­сова Мануил Христофорович Аладжалов (1862 - 1934) также являлся уроженцем Нахичевани-на-Дону.

Известным дореволюционным адвокатом, публицистом и общественным деятелем Дона был уроженец и жи­тель Нахичевани-на-Дону Григорий Христофорович Чалхушьян (1861 - 1939). Являясь одним из лидеров армянс­кой общины Дона, он много лет избирался членом Нахичеванской городской Думы. Много и постоянно печатался в ростовских и нахичеванских газетах и журналах, выпу­стив в 1893 году книгу «История Ростова-на-Дону». В годы гражданской войны являлся представителем правитель­ства республики Армения на Дону.

Поэт, прозаик, философ Микаэл Лазаревич Налбандян (1829 - 1866) тоже был уроженцем Нахичевани-на-Дону, окончив здесь школу и работая секретарем епархи­ального правления. После сдачи экстерном экзаменов на восточном факультете Петербургского университета, пре­подавал в Лазаревском институте восточных языков в Мос­кве. Писал прозаические и стихотворные произведения. За революционную деятельность три года отсидел в Пет­ропавловской крепости. Умер в ссылке, по­хоронен у церкви монастыря Сурб-Хач (ныне Ворошилов­ский район города Ростова-на-Дону).

Здесь же погребен известный армянский поэт и публицист Рафаэль Габриэлович Патканян (1830 - 1892). Он родился в Нахичевани-на-Дону, преподавал в местной се­минарии. Оставил ряд стихотворений и публицистичес­ких произведений, опубликованных в армянских газетах и журналах.

Григорий Иванович Шилтян родился в Нахичевани-на -Дону в 1900 году в семье нотариуса. Азы живописи Г. Шилтян постигал в специальной школе художника Чиненова, а затем брал уроки у живописца Ованесова. Покинув родину в годы гражданской войны, он обучался в венской Академии изящных искусств. С 1925 года и до конца своих дней, (ум. в 1985 г.), Г.И. Шилтян жил в Италии. «Творчество Г. И. Шилтяна многогранно: это и портретная живопись, и рисунок, и натюрморты, и пейзажи, и театральная живопись и книжная графика, и церковные росписи». Особенно привлекают его картины «Филателист», «Бродяги», « Навигатор», « Тоска по родине» и др.

Сергей Павлович Чахирян (1909 – 1985 ) покинул родную Нахичевань 17-ти летним юношей. В 1929 году окончил ереванское художественное училище, а в 1939 году - Московский институт усовершенствования художников. Рекомендацию Чахиряну для вступления в Союз художников СССР давал сам М.Сарьян. В апреле 1998 года в филиале областного музея краеведения Сурб Хач работала выставка картин этого удивительного художника. Жители донской земли могли восхититься такими яркими картинами автора, как «Двор моего детства», « С папой на шарабане», «Хутум» и др.

Илья Маргосович Хашкаян (1922 - 1995) родился в селе Большие Салы. Лишь после фронта, в 1946, году он поступил в Ростовское художественное училище им. Грекова, но смог завершить образование лишь после окончания службы в армии в 1956 году. Большое влияние на творчество И. Хашкаяна оказали И.И. Крылов, Н.Н. Дубовский, и, конечно же, М.С. Сарьян. В своих произведениях И. Хашкаян также воспел родную донскую землю. Среди его произведений особое впечатление производят: «Восьмигранник», «Подворье», «Яхт – клуб», «29-я линия», «Перед грозой», и др. В 1992 году с успехом прошла персональная выставка художника.

Но не только живописцами была богата армянская диаспора Дона. Широко известны имена классика армянской литературы Р. Патканяна (1830 - 1892) и философа и демократа М. Налбандяна (1829 - 1866 ).

Выдающимся историком, литератором, театроведом и культурологом был уроженец Нахичевани Алексей Карпович Дживелегов (1875 – 1952 ). Получив начальное образование в Нахичевани, он окончил Ставропольскую гимназию, а затем - историко-филологический факультет Московского университета. Начав свою работу в качестве журналиста ряда периодических изданий столицы, он продолжал заниматься научной деятельностью. Главным объектом его научных интересов была эпоха Возрождения в Италии. Список научных трудов А.К Дживелегова насчитывает несколько десятков монографий и неподдающееся учету количество статей в различных периодических изданиях.

Первым академиком - армянином Императорской Академии Наук был также уроженец Нахичевани - Кероп Петрович Патканов (1833 - 1889), двоюродный брат Р. Патканяна, выдающийся ученый ориенталист, профессор Санкт – Петербургского университета.

Выдающимся ученым литературоведом был уроженец Нахичевани Борис Георгиевич Реизов (1902 - 1981), профессор, зав. кафедрой истории зарубежных литератур ЛГУ, член - корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. Родившись в семье известного общественного деятеля Нахичевани, гласного городской думы, врача Георгия Борисовича Реизова, он в 1918 году окончил гимназию, в 1926 году – Северо-Кавказский университет, а в 1930 г. - аспирантуру в Ленинграде. Автор ряда монографий о творчестве Вольтера, Бальзака, Стендаля, Флобера, Гюго, Скотта, К. Гольдони и др.

Уроженцами Нахичевани были известные архитекторы, авторы многочисленных проектов Марк Владимирович Григорян (1900 - 1978) и Оганез Хачатурович Халпахчьян (1907 - 1996) .

Несмотря на то, что непосредственно не родились на донской земле, но по происхождению нахичеванскими армянками были выдающиеся писательницы Мариэтта Шагинян и Нина Берберова.

Известный театровед, профессор ГИТИСА Григорий Нерсесович Бояджиев (1909 - 1974) не только родился в Нахичевани, но и, окончив Северо-Кавказский университет, начинал свою деятельность в Ростове-на-Дону, где заведовал литературной частью драматического театра им.М. Горького.

Список этих имен можно было бы ещё долго продолжать …

СВАДЕБНАЯ ОБРЯДНОСТЬ ДОНСКИХ АРМЯН.

Свадьбы донские армяне, как и многие другие народы, обычно справляют осенью, когда крестьяне завершают свои полевые работы, а горожане возвращаются с дач.

Выбором невесты обычно занимались родственники парня или девушки, но чаще всего специальные посредники, «дибончи». Браки по любви в Нахичевани были большой редкостью. В подавляющем большинстве случаев, помимо внешнего облика девушки, важную роль играли деньги и приданое невесты. Семья жениха посылала к будущей невесте сватов, «хнами», которые согласовывали условия обеих сторон. Когда стороны приходили к согласию по всем вопросам, жених с близкими родственниками отправлялся в дом невесты и делал ей официальное предложение, «хоск». Для выражения действия общей помолвки нахичеванцы употребляли турецкое слово «бех», что означает залог, гарантию. Бех совершался через несколько дней после хоска в доме девушки в очень торжественной обстановке. Характерной особенностью беха является «ншан хурабья», сладкие печенья, в большом количестве посылавшиеся в дом жениха, а из дома жениха они уже раздавались всем родственникам.

В деревне за 15 дней до свадьбы из дома жениха в дом невесты высылался материал на подвенечный наряд – «хумаш» (обычно тонкая шёлковая материя). Подвенечный наряд обязательно посылался в день «хна геджасы». «Хна геджасы» - турецкое слово, что означает «ночь хны». В эту ночь совершался обряд наложения хны на голову невесты. За 3 дня до венчания в доме жениха готовилась чашка хны, которая на подносе с большой свечой посылалась в дом невесты, где в тот вечер собирались подруги, родственницы невесты и жениха. На стул клали подушку и сажали на неё невесту, музыканты исполняли мелодию «Алкели», под которую девушки танцевали, держа в руках большую свечу и хну. После танцев женщины накладывали хну на голову невесты, а девушки мазали хной свои ладони, чтобы им выпало такое же счастье.

На следующий день после ночи хны совершался обряд «баня невесты», который обычно проводился в доме замужней сестры или бабушки по матери. После бани невеста целый день проводила в окружении подруг и в сопровождении музыкантов возвращалась домой. Мать невесты встречала ее на пороге дома и вместе с ней гости торжественно входили в дом.

На следующий день в церкви совершался обряд венчания, который в городе совершался и утром и вечером, а в деревнях только утром. После венчания совершалось свадебное торжество. Новобрачных на пороге свадебного дома встречала мать жениха с накинутой на голову вуалью. Она благословляла и поздравляла молодых. Затем на голову новобрачных сыпали деньги, перемешанные с рисом. Войдя в дом, жених и невеста останавливались посреди зала, на подносах им подносили шампанское и поздравляли их.

На церемонии венчания родители невесты не присутствовали. При выходе из церкви под ноги молодожёнам ставили тарелку, на которую жених и невеста, стараясь опередить друг-друга, наступали и разбивали её, ибо бытовало поверье, что тот, кто раньше наступит на тарелку, тот и будет главенствовать в доме. Приданое в дом жениха посылалось за день до свадьбы или день спустя. Родители невесты и её родственники шли в дом жениха на второй день свадьбы, потому что первый день свадьбы принадлежал молодым парням и девушкам и назывался «свадьбой для молодых», второй день свадьбы, когда собирались взрослые мужчины и женщины, назывался «свадьбой для мужчин».

Первое воскресенье через неделю после свадьбы донские армяне называют «арчи кираки». В этот день приходили родители и родственники невесты, которые приносили подарки. После первого воскресенья молодожены получали право выдти из дома, и нанести визиты тем друзьям и родственникам, с которыми придётся постоянно общаться. Начинается процедура «приведения в дом невесты». Родственники устраивают «зиафет» - приглашают в дом жениха и невесту.

Свадьбы у донских армян длилась 2 или 3 дня. Обычай «избегания» у армян, сохранявшийся строго до начала ХХ века, исчез в 1930-х г.г.

КАЛЕНДАРНЫЕ ПРАЗДНИКИ ДОНСКИХ АРМЯН.

Одним из самых любимых праздников донских армян был Новый год, который называли « кахант». 31 декабря женщины пекли « тари » (что означает «год») – большой плоский и круглый хлеб, испеченный так, что на нем ясно вырисовывались 12 отдельных частей, число которых соответствовало количеству месяцев в году. Сверху « тари» украшали орехами и изюмом. В одну из частей «тари» клали серебряную монету на счастье. В новогоднюю ночь любили колядовать. Вечером дети выходили на колядки, с песнями заходя в каждый дом, собирая сладости и деньги.

Следующие после Нового года праздники – Рождество и Крещение – донские армяне начинали отмечать утренним богослужением в церкви. В рождественский сочельник прихожане отстаивали службу с зажженными свечами, по окончании которой возвращались домой, принося с собой столько свечей, сколько было членов семьи. Свечи зажигали во время ужина и только после этого принимались за еду. На ужин сочельника, помимо блюд для разговения после поста - рыбного заливного, жареной и вареной рыбы - зачастую готовили « кубаты» - сорокалистовый слоеный пирог с рыбой и луком.

Богослужение в Крещение также начиналось очень рано и завершалось утром. В церквях, в специальных бассейнах, совершался обряд водоосвящения и у каждого нахичеванца во время благославления дома на столе, вместе с хлебом, была и освященная вода. Эту воду хранили в домах круглый год в специальной посуде и употребляли, как средство исцеления и очищения.

После передового поста нахичеванские армяне справляли Сретение и Масленицу. Во время Сретения, которое по-нахичевански называлось «Теринтас», во дворах и на улицах зажженными в церкви свечами поджигались снопы сена, которые своим дымом изводили злых духов.

Масленицу («Барикенанк») нахичеванцы отмечали всю неделю, особенно весело последние три дня. В это время нахичеванцы наряжались в различные маски, устраивали скачки, танцевали, пели, заходили в гости.

После Великого поста нахичеванцы отмечали Вербное воскресенье, Страстную пятницу, Пасху. Во время Вербного воскресенья армяне плели и связывали друг с другом освященные ветки вербы, получившийся круг хранили в течение всего года.

В ночь со страстного четверга на страстную пятницу во всех церквях Нахичевани выставлялись нарядные позолоченные гробы с изображением распятия, и начиналось богослужение с крестным ходом.

Подготовку к Пасхе начинали с самого начала последней недели поста. В понедельник убирали в доме, во вторник и среду пекли « псатыр » - печенье в форме короны, в четверг – красили яйца, в пятницу – пекли пасхальный хлеб, в субботу – занимались подготовкой к ужину сочельника. Донские армяне делали жертвоприношение и у церквей раздавали « матах » - жертвенное мясо.

Особенно любимым нахичеванцами был праздник Св. Георгия, который отмечался в июне. Известный историк Таганрога П.П. Филевский, проживавший в 60-е г.г.XIX в. в Нахичевани, отмечал, что в это время армяне не отказывали себе в выпивке. « Не далеко, в семи верстах от Нахичевани был монастырь, при котором был огромный чудесный сад, распивали там и угощали друг друга. Семьи переходили из палатки в палатку. Вечером и утром шли на церковную службу в монастырь».

Нахичеванцы отмечали также Преображение, праздник Св. Акопа и совершали паломничество к святым местам. Преображение армяне называли «Вардевор». Обычай побрызгать друг на друга водой («играть в вардевор») к нач. ХХв. сохранился в основном в деревнях. В Преображение совершалось самое большое паломничество в монастырь Сурб-Хач.

В Праздник Св. Акопа существовал обычай приносить в жертву петухов. В это время со всех окрестных сел крестьяне везли в город на базар петухов, зная, что они именно сегодня будут пользоваться особым спросом.

Одним из развлечений крестьян в дни паломничества была национальная борьба – гураш. Зрители становились в круг, в середину которого ставился приз - голова буйвола.

НАЦИОНАЛЬНАЯ КУХНЯ ДОНСКИХ АРМЯН.

Основные занятия донских армян наложили свой отпечаток на их пищу и напитки. Многие блюда, которые они употребляли у себя на исторической родине, стали употребляться и на Дону.

Злаковые растения – пшеница, ячмень, рожь, в пище армян всегда играли важную роль. Одним из основных продуктов питания донских армян являлся хлеб – лаваш, выпекаемый в круглом, глиняном очаге. Для приготовления лаваша из муки, теплой воды, закваски и соли замешивали тесто, которое после брожения раскатывали в длинные широкие лепешки.

Одной из характерных особенностей армянских национальных блюд является их высокая пикантность и острота. В качестве приправы применяют перец, чеснок, различную пряную зелень - тархун , эстрагон , мяту , базилик.

Важное место в пище донских армян занимают супы. Их готовят на мясном, овощном, фруктовом отварах, а также на молоке. В состав супов входят овощи, крупы, фрукты, макаронные изделия и т.д. Из супов наиболее популярен хаш – сваренные говяжьи ножки, приправленные солью, измельченным чесноком, который обычно едят горячим по утрам. Из бараньей грудинки готовят суп бозбаш. Весной наиболее популярен суп из крапивы – в кастрюлю вливают горячую соленую воду, добавляют обжаренный репчатый лук, картофель, рис и варят до готовности, за 15 минут до подачи добавляют промытую и мелко нарезанную молодую крапиву и, доведя до кипения, посыпают зеленью петрушки. Сладкие супы готовят из шиповника, кураги, кизила.

Что касается мясных блюд, то армяне в равной мере употребляют и баранину, и свинину, и говядину. Из говядины готовят очень распространенное блюдо мусака. Мякоть говядины нарезают мелкими кубиками, обжаривают на масле, заливают водой так, чтобы она слегка покрывала мясо, и тушат до готовности. Рис промывают и варят до полуготовности. Лук мелко режут и обжаривают на масле. Баклажаны предварительно очищают, нарезают кружочками, посыпают солью и обжаривают на масле. Потом все это смешивают слоями и укладывают в кастрюлю, вливают немного бульона и доводят на огне до готовности. Большой популярностью пользуется толма (типа голубцов). Особого искусства в приготовлении требует толма эчмиадзинская. Баклажаны, помидоры, красный перец моют, надрезают и ложкой удаляют семена. Затем подготовленные овощи наполняют фаршем и рядами укладывают в кастрюлю. Затем заливают бульоном и кипятят до готовности на небольшом огне.

Из птицы в пищу употребляют кур, индеек, уток, гусей. Очень популярны цыплята тапака (тапак – медная посуда различной формы). Тушки цыплят, натерев перцем и солью, кладут на сковородку с растопленным маслом, плотно закрывают крышкой, на крышку кладут тяжелый предмет или камень и жарят до готовности.

В рационе донских армян овощные блюда также играют значительную роль. Очень популярны стручки зеленой фасоли, сначала отваренные, а затем обжаренные на масле с яичницей. Особым деликатесом считаются баклажаны на вертеле. Не очищая от кожи, баклажаны нанизывают на шампуры, надрезают вдоль и в образовавшееся отверстие кладут кусок курдючного сала и жарят до готовности.

Особенно искусны армянки в приготовлении сладких мучных блюд. Хавиц – пшеничная мука, поджаривается на топленом масле до тех пор, пока она не приобретает светло-желтую окраску. В муку, помешивая, добавляют сахарный сироп и, продолжая размешивать, варят до загустевания. Из пресного бездрожжевого теста готовят гата . В посуду всыпают муку, добавляют яйца, растертые с сахаром, растопленное масло, сметану, затем вливают воду или молоко. После замешивания тесто ставят в холодное место на 30 - 40 минут. Для приготовления начинки, масло растирают с мукой, добавляя сахар, и растирают до получения однородной рассыпчатой массы. Тесто раскатывают скалкой в круглую лепешку, поверхность обмазывают маслом. Выпекают в духовом шкафу в течение 30 - 35 минут.

Варенье варят не только из фруктов – абрикосов, кизила, слив, вишни, яблок, но и из орехов и, особенно пикантное, из зеленых помидоров.

Будучи еще со времен Крыма искусными виноградарями, донские армяне делали вина различных сортов, а из плодов шелковицы – тутовую водку.

Весьма значимым и переломным для судеб армянского донского сообщества, по мнению ряда исследователей, является третий этап: с 1914 по 1921г.г., он связан с активной деятельностью вновь созданного Ростовского градоначальства, участием России в Первой мировой войне и геноцидом армян Западной Армении, роли армянского населения в революции и гражданской войне на Дону, их последствиями.

Начавшийся накануне и продолженный уже в условиях Первой мировой войны кровавый геноцид, осуществляемый официальными турецкими властями привел к массовому исходу армянского населения с родных земель Западной Армении. В этом контексте Имперским правительством, а затем и Временным правительством России рассматривалась идея и план создания Ефратского казачьего войска( из состава казаков Юга России), для защиты приграничных с Турцией территорий, в т.ч. и армянского населения. Одним из направлений исхода беженцев стал Юг Росси и населенный армянами Нахичеван -на-Дону с прилегающими к нему армянскими селами. Так 25 января 1915 года в Нахичевани было зарегистрировано уже 137 семей армян - беженцев в числе 495 душ, а в дальнейшем поток беженцев ещё более нарастал.

Спасаясь, беженцы бросали все нажитое ими в течение всей своей жизни имущество и прибывали в Россию, на Дон практически ни с чем. В этих условиях перед Магистратом и местной армянской общиной встала сложная задача приема, размещения, трудоустройства, обеспечение продовольствием и одеждой прибывающих беженцев. В октябре 1914 года создается «Нахичевано-Ростовский-на-Дону Армянский Комитет», благотворительная организация, главным направлением деятельности которого стал сбор средств и оказание материальной помощи беженцам, снаряжение добровольцев на войну, и др. Под эгидой данного Комитета работал и местный «Комитет о беженцах армянах», которому только с октября 1914 по сентябрь 1915 года Армянским Комитетом было передано - 3000 руб. Таким образом, прибывшие на Дон беженцы- армяне находили у своих соотечественников самый теплый прием, значительно пополнив и без того одно из самых крупных армянских этнических образований на российской и донской земле.

События развернувшейся революции и гражданской войны 1917-1920г.г. определяются общими тенденциями кризиса и раскола, как в российском, так и в донском и армянском сообществе, колебаний между двумя лагерями революции и контрреволюции, частичного исхода торгово-предпринимательской элиты в эмиграцию, сокращении армянского населения Дона (по разным подсчётам почти на 1/3).

Новый период - определяется хронологическими рамками истории Советского государства и общества с 1920г. по 1991г.г. На этом этапе уже окончательно реализуется тенденция к интеграции и унификации г.Ростова и Нахичевани, постепенного «размывания» этносоциальной общности донских армян. Эти процессы нарастали в рамках общей стратегии Советского государства-партии, в контексте коммуникации межнациональных отношений и новых моделей территориального администрирования в регионе Дона и Северо-Кавказского края в целом.

Можно выделить отдельный этап с 1921 по 1941г.г. включая создание Ростовской области в 1937году в её современных территориальных границах в составе РСФСР.

Весьма значимыми для этого периода стали последствия окончательного административного включения бывшего города Нахичевани в единое городское образование и инфраструктуру г.Ростова-на-Дону, в виде его Пролетарского района в 1928году.

Однако при этом, сохранение этносоциальной армянской специфики населения было отражено в решении о выделении из Аксайского района, и создании отдельного Мясниковского сельского района Ростовской области с центром в с. Чалтырь с 1926г., включавшим все армянские сельские населённые пункты.

Логично выделить время с 1941 по 1985г.г. в отдельный 2-й этап. Здесь весьма значимы роль и вклад донских армян в тяжёлые годы Великой Отечественной войны и освобождения г.Ростова и области от немецко-фашистских оккупантов, восстановление народного хозяйства, в развитие экономики, науки и культуры области и города в 1950-х - нач.1980х г.г.

Сбор и обобщение архивно-музейных материалов проводился в этот период в Ростовском областном музее краеведения и в ГАРО, позднее в 1972г. был создан «Музей Русско-армянской дружбы» в отреставрированном монастыре Сурб-Хач (в новом Северном районе г.Ростова) музеи в с.Чалтырь и Б.Салы, благодаря усилиям которых стало возможным сохранить основы уникальной этнической культуры донских армян.

С 1985 по 1991г. процессы развернувшиеся в период перестройки М.С.Горбачёва, распад СССР и формирование структур СНГ, задействовали как внешние , так и внутренние факторы, повлиявшие на трансформацию армянской общины и населения Ростовской области. Демократизация и гласность способствовали подъёму национального и этнического самосознания, всколыхнули этносоциальные сообщества и их субэлиты. Возникло движение за возрождение российского и донского казачества, практически одновременно заявили о своём национальном и культурном возрождении донские армяне, немцы, евреи, татары. Начался процесс этнической консолидации и создания обновлённых, полноценных общественных и культурных организаций, в том числе «Ново-Нахичеванской-на Дону армянской общины» в 1988-1989г.г. Буквально за несколько лет интенсивной работы с властями области и армянским населением, община смогла поставить и разрешить множество важных вопросов, в том числе и возвращение к обязательному преподаванию армянского языка в школах, открытие на базе школы № 14-и традиционной армянской гимназии(спецклассы) и др.

Поднявшаяся одновременно мутная волна национализма в республиках СССР в период кризиса перестройки привела отчасти и к Сумгаитской трагедии 1988 года, к страшным бакинским погромам и сложнейшему конфликту вокруг Нагорного Карабаха, а в новой Российской Федерации к Чеченскому конфликту на Кавказе, тесно связанным в т.ч. и с проблемами Закавказья.

В этот период не только бакинские армяне, не найдя пристанища у себя на родине в Армении, но и армяне из самой Армении, из соседних , Азербайджана и Грузии спасаясь от ужасов армяно - азербайджанского конфликта, экономических и политических кризисов, и последовавшего в след за ними резкого падения жизненного уровня населения, устремились не только в дальнее Зарубежье, но и в дружественную Россию. Эта ситуация объективно привела к целому ряду очередных волн миграции и переселения армян на Юг Росси и Дон.

Современный четвёртый период – хронологически определяется с 1991г. по настоящее время, и связан с процессами современной модернизации Российского и Армянского государства и общества. Формирование обновлённой Российской федерации и суверенной Республики Армения, новых геополитических и стратегических координат взаимоотношений этих государств в рамках СНГ и других международных организациях, в Закавказье и на Северном Кавказе, создание и деятельность ЮФО. С 1991-93г.г. по 2000г. можно включить: новые «волны» процесса миграции и пополнени армянских общин Юга России до создания федеральных округов и Южного федерального округа. Укрепление стратегического сотрудничества с Арменией на постсоветском пространстве, непосредственно через «народную дипломатию», и на региональном уровне Субъектов федерации (Ростовской области и Республики Армения с 1996г.), «Северо-Кавказской Ассоциации социально-экономического сотрудничества». Вновь Россия, в особенности Ростовская область Краснодарский и Ставропольский края, уже традиционно стали в этот период для беженцев и переселенцев – армян фактически вторым родным домом. Многие из них прибывали сюда вместе с семьями, другие, оставив семьи дома, приезжали только на сезонные работы, готовя почву для окончательного переселения.

Прибывшие в конце 80-х – 90-х годы ХХ века армянские переселенцы активно занимаются предпринимательством, торговлей, сервисным и ресторанным обслуживанием, некоторые получив землю включились в сельскохозяйственное производство, многие успешно работают в строительных фирмах и в различных организациях малого и среднего бизнеса. Спустя уже почти 20 лет подавляющее большинство из них считают Дон – Ростовскую область своей «второй Родиной» и возвращаться в Армению не собираются.

Большую роль в возрождении экономических, духовных и культурных традиций донских армян, их отношений с властями, с вновь прибывшими представителями армянской диаспоры, возрождающимся казачеством и другими народами Дона и Юга России, играет многоплановая деятельность созданной в 1988-89г.г «Ново-нахичеванской-на-Дону армянская община». Её признанные лидеры: К.Хурдаян, Д.Вартанян, Э.Вартанян, А.Сурмалян, М.Багдыков, В.Восканян, В.Самургашев, Р.Захарова, известные предприниматели, учёные и деятели культуры, спортсмены, депутаты ЗСРО и муниципальных образований городов и районов области, представляют большой и эффективно работающий на общественных началах актив.

Община уже на протяжении 20-и лет выражает интересы представителей всего этносоциального сообщества армян Дона, занимающих по численности населения в области – весьма значимое 3-е место (около 2%, после русских, казаков и украинцев), при этом бережно сохраняя уникальные культурные, (в т.ч. язык-диалект, литературу, музыку, фольклор и народное творчество) лучшие традиции этнического сообщества донских армян сложившиеся за прошедшие 200 лет. 20 марта 1999 года в Ростовской филармонии состоялось торжественное собрание, посвященное 10-летию образования общества, на котором присутствовали представители администрации города и различных общественных организаций. Тогда же, в марте 1999 года, вышел первый номер газеты «Нор Нахичеван», на страницах которой находят свое отражение самые разнообразные материалы из истории, культуры и общественной жизни донских армян. Благодаря энергии главного редактора газеты, В. Восканяна, газета продолжает успешно завоевывать свое место среди читательской аудитории.

18 сентября 1999 года, в парке на пл. К. Маркса состоялось открытие памятника духовному предводителю армян России - архиепископу Иосифу Аргутинскому( работы скульптора Д.Бегалова) . Нор - Нахичеванская община, успешно действуя в тесной связи с Администрацией области и города, другими культурно-просветительными обществами Ростовской области, особенно с возрождающимся донским казачеством, способствует укреплению дружбы и взаимопонимания между всеми этническими образованиями и процветанию благодатной Донской земли.

С приходом к власти Президента Путина В.В. и формированием структур Южного федерального округа 2000-2003гг. по настоящее время, обозначения новых подходов к политике на Северном Кавказе и в Закавказье. Уже с середины 90-х годов в г.Ростове-на-Дону было открыто официальное представительство, а затем позднее и Генеральное консульство Республики Армения в Ростовской области и в Южном Федеральном округе во главе с А.Гамцяном. За это время через «Ассоциацию социально-экономического развития Северный Кавказ», налажены теснейшие экономические, культурные связи и контакты между руководством Армении, Ростовской области и ЮФО, идёт постоянный обмен делегациями на всех уровнях. Совместная подготовка и проведение крупных мероприятий с участием первых лиц России и Республики Армения, Ростовской области, праздников, выставок и конференций стала доброй традицией, её следует всячески поддерживать и продолжать.

Кавказские этносы на Дону.

С ХVII века на Дону стали появляться грузины. Они могли приставать к донцам во время их морских походов, потому, что казаки имели в то время временные базы в устье реки Риони на черноморском побережье. В XVIII веке грузины стали приходить на Дон под давлением внеш­ней опасности, спасаясь от турецкого и иранского геноци­да. Так, в 20-х годах XVIII столетия появился на Дону грузинский дворянин Роман Намчевадзе, поселившийся в Черкасске. Его сыновья - Осип, Михаил, Илья - уже но­сили донскую фамилию - Грузиновы. Потомок Романа Намчевадзе, И. Р. Грузинов, соученик великого поэта Лер­монтова по Благородному пансиону, писал позже:

«Мой дед пришел из-за Кавказа,

Он полюбил широкий Дон.

В былые дни там без заказа

Селился люд со всех сторон».

В дальнейшем этот род прославился служению Дону и России. В 1775 году в ка­заки станицы Дурновской Черкасского городка был запи­сал грузин Ф. Макаров, освобожденный от службы на три года. В XIX - нач. XX в.в. на Дону, особенно в Росто­ве и Таганроге, проживало много торговцев, промышлен­ников, врачей, учителей, представителей других профес­сий грузинского происхождения.

Приходили на Дон и оседали здесь на постоянное мес­то жительство и представители других кавказских народ­ностей. Например, известный донской генерал-майор и Георгиевский кавалер Давид Григорьевич Бегидов (1779 - после 1838) происходил из кабардинских дворян. Сели­лись на Дону черкесы, осетины и представители других северокавказских народностей: например, в Черкасске проживали братья-горцы Инжир и Иван Маноцковы. Сегодня на Дону так же проживают компактные диаспоры грузин, осетин, кумыков, даргинцев, чеченцев, и других кавказских этносов.

Греки на Дону и в Приазовье

в XVI – начале ХX в.в.

На юге Земли Войска Дон­ского значительную часть населения составляли греки. С древнейших времен появи­лись представители этого талантливого народа на терри­тории нынешнего Донского края, образовав здесь свои колонии (см. Танаис). После падения Константинополя и захвата Азова турками греки стали редкими гостями на дон­ской земле.

Однако отдельные пассионарии появлялись по торго­вым и дипломатическим делам на казачьей земле. Час­тым гостем в 20 - 30-х годах XVII столетия был на Дону посол турецкого султана, грек по происхождению, Фома Кантакузин. Определенное число греков проживало в пер­вой половине XVII столетия в Азове, где у них имелась своя церковь.

Известно, что после взятия Азова в июне 1637 года в результате подкопа и, последовавшего за взры­вом крепостной стены штурма, донские казаки наняли греков, чтобы заделать огромный пролом в городской сте­не. После оставления Азова в 1642 году, многие греки пе­реехали в столицу донского казачества Черкасский горо­док. Тогда-то в Черкасске и обосновался грек Федор Саве­льевич Калокатриви (ум. после 1670 г.), положивший начало знаменитому донскому дворянскому роду Греко­вых, который дал Дону и России несколько генералов, прокурора Области Войска Донского, журналистов, юри­стов и общественных деятелей.

В донской столице греки имели торговые лавки и по­гребки, в которых торговали «цареградским сантуринским вином, бузой, медом и ячменным квасом».

Поскольку турки были общими врагами казаков и гре­ков, последние пополняли ряды донцов. Так, в челобит­ной донских казаков царю Алексею Михайловичу 1659 года, в числе «переезщиков-иноземцев», исправлявших на Дону «всякие государевы службы», упоминаются и греки.

Однако, до возвращения Азова в 1769 году и присоединения ряда южных терри­торий к России по итогам Кючук-Кайнарджийского мир­ного договора с Турцией 1774 года, приток греков на Дон был незначительным. И только после окончания победо­носной войны с османами 1768 - 1774 годов единоверные греки стали тысячами переселяться на благодатные зем­ли Приазовья. Тем более, что своим рескриптом от 28 марта 1775 года императрица Екатерина Вторая гарантировала им свое покровительство и поддержку.

Желавшим переселиться в юж­ные пределы России грекам были отведены земли Азовс­кой губернии, преимущественно в районе Таганрога. Ру­ководивший переселением генерал-губернатор Новороссии, князь Григорий Потемкин, писал руководителям гречес­ких переселенцев: «Поелику за благо найдено ради общей вашей пользы основать жительство ваше в Таганроге, то с получения сего повеления имеет немедленно... собраться вам всем в Таганроге, где, за неимением довольного коли­чества домов, назначили там три слободы, а тем наипаче форштадт»

На переселение греков под Таганрог Потемкин выде­лил 50 тысяч рублей, отведя 14 десятин земли для земле­пашества, садоводства и скотоводства. Две греческие роты, переселенные сюда, обосновались в Миусском округе на землях близ Павловской крепости, положив начало по­селку Греческие Роты. Офицеры и гражданские лидеры греческой диаспоры получили огромные личные земель­ные наделы в Миусском округе Земли Войска Донского. Так здесь появились поместья Алфераки, Пагоната, Карояни, Бенардаки, Флуки, Булгари, Скараманга, Варваци и других известных греческих родов.

Участник освободительной борьбы греков против ту­рецкого ига, Дмитрий Ильич Алфераки (XVIII в.), в чине капитана сражался в составе эскадры графа А. Г. Орлова в Средиземном море в период русско-турецкой войны 1768 - 1774 годов, отличившись в Чесменском сражении. После победоносного завершения войны, по приглашению русской императрицы он переселился в Приазо­вье, получив здесь обширные землевладения под Таганрогом. Греческий дворянин Георгий (Егор) Бенардаки в чине майора российской армии участвовал в русско-турецкой войне 1787 - 1791 годов, командуя в 1790 году кораблем «Феникс». После окончания войны поселился в Приазо­вье. В 1811 - 1813 годах получил обширные земли под Та­ганрогом, в том числе имение Бенардакино (после продан­ное Я.С. Полякову — Поляковка) на берегу Азовского моря.

Прибывшие вслед за первыми, в основном, военными переселенцами, греческие торговцы были поселены неда­леко от Таганрога, образовав в дальнейшем Греческую улицу этого приморского города. В 1781 году здесь открылась деревянная греческая церковь Святых равноапо­стольных Константина и Елены, позже перестроенная в камне, простояв до конца 40-х годов XX века.

Особенностью греческой миграции на юг Донского края являлось то, что из Керчи и других черноморских горо­дов переселялись сюда представители имущих слоев: куп­цы, дворяне, военные. «В Таганрог переселились преиму­щественно военные и более зажиточные, которые могли рассчитывать на торговые занятия, - писал историк Та­ганрога П.П. Филевский, - а в Керчи остались бедней­шие и в особенности рыбаки». Таким образом, контингент греческого населения в Таганроге был, так сказать, арис­тократичен в сравнении с другими греческими поселе­ниями в России.

Развернувшись на новом месте, получив в результате побед русского оружия над турками доступ для торговли через Босфор и Дарданеллы, донские греки в 1781 году об­разовали в Таганроге «Греческое купеческое управление» во главе с И.М. Розсети. Оно регламентировало жизнь греков купеческого сословия. 20 июля 1784 года управле­ние расширило свои функции, и было преобразовано в «Гре­ческий магистрат», ведавший защитой интересов всех гре­ков Таганрога и просуществовавший до 1836 года.

Со временем южнодонские греки заняли ведущие по­зиции в торговле России с Турецкой Портой, а так же со странами Юго-Восточной Европы и Средиземноморья. Этому способствовали их большой опыт, традиционные связи с крупнейшими торговыми домами Европы, значительные капиталы, природная оборотистость греков. К 1794 году в Таганроге действовало 73 греческих купца, а других куп­цов только 66.

К началу XIX столетия имена таганрогских купцов гре­ческого происхождения Ралли, Емеса, Ласкараки, Скамаранга, Муссури, Родоканаки, Рази, были известны не только в России, но и в сопредельных европейских стра­нах. Это и не удивительно, если учесть, что филиалы этих торговых фирм успешно действовали во многих городах России и Европы. Например, глава торгового дома Ралли Пантелеймон, постоянно проживая в Лондоне, имел свои отделения в Мариуполе, Ростове и Таганроге. В последнем городе его доверенным лицом являлся Лука Скамаранга, женатый на родной сестре Ралли. Из Таганрога, через фи­лиал этой фирмы, текли на лондонскую биржу потоки южнороссийской пшеницы, во многом определяя цены на хлеб в английской столице.

В 1820 году в быстро набиравшем торгово-финансовые обороты Таганроге открыл свою экспортную контору из­вестный греческий купец Емес, поставляя донскую про­дукцию на рынки Великобритании. Успешная деятель­ность этой торговой фирмы продолжалась до начала Пер­вой мировой войны. Базируясь в Таганроге, греческие негоцианты основывали филиалы своих фирм во многих других городах Российской империи. Успешные торговые операции положили начало крупным состояниям таган­рогских греков - именно с начала XIX столетия на россий­ском финансовом пространстве стали приобретать извест­ность донские греческие фамилии Алфераки, Варваци, Иордановы, вскоре принявшие российское подданство и получившие российское дворянство. Но большинство прожи­вавших на донской земле греков сохраняли иностранное подданство, свободно мигрируя из России в страны Евро­пы и обратно. «Греки вовсе не сливаются с русскими, — писал градоначальник Таганрога 1866 - 1868 годов контр­адмирал И.А. Шестаков, — не исключая и тех, которые щедротами монархов наших приросли к русской почве...».

Костюм греков конца XVIII – н.XX века.

Эволюция национального греческого костюма особенно прослеживалась на Юге России, в Таганроге и Мариуполе. Его богатые традиции сохранялись в XIX и начале XX в.в..

Женский костюм сочетал в себе основные отличительные черты национальной греческой одежды. Женщины носили широкие белые шаровары, поверх которых надевалась юбка. За её красный пояс засовывали кинжал с серебряной рукояткой, указывающий на то, что женщина замужем или помолвлена. Длинная широкая юбка могла быть разных цветов, полосатой или клетчатой. Также в костюм входил черный бархатный жакет, украшенный золотой вышивкой.

В костюмах мужчин наглядно отражается бурное тысячелетнее прошлое греков. Они носили очень короткие куртки, белые минойские сапоги (стивалиа), мешковатые брюки (врака). Эти штаны отличались особенной шириной и заправлялись в белые сапоги. За пурпурный пояс, или зунари (длина которого доходила до 8 метров) заткнут традиционный греческий кинжал.

Под низ куртки надевался красный жилет, (джилеки), застегивающийся по диагонали, под жилет обычно надевалась белая сорочка. Вокруг головы повязывали отделанный бахромой черный платок.

Со временем, в конце XIX - начале XX в.в., традиционную одежду стали одевать только по праздникам.

Ко второй половине XIX столетия донские греки, по­лучив воспитание и образование в лучших российских учеб­ных заведениях, прочно вросли в донскую почву, став впол­не русскими людьми. Они уже не считали торговлю глав­ным делом своей жизни, как это было у их дедов и отцов, а, будучи людьми обеспеченными, стали заниматься твор­чеством (музыкой, рисованием), наукой, некоторые пошли в политику, занялись административно-хозяйственной и общественной деятельностью. Многие из донских греков стали депутатами (гласными) Таганрогской и Ростовской городских Дум, а наиболее успешные из них возглавили органы городского самоуправления. Так, должность городского голо­вы Таганрога в разное время занимали греки Ставро И. Вальяно (1830-е гг.), Ахиллес Николаевич Алфераки (1880 - 1888), Константин Георгиевич Фоти (1889 - 1897), Павел Федорович Йорданов (1905 - 1909).

О первом из них, Ставро Ивановиче Вальяно, известно очень мало: в 1812 году он занимался поставками материала в армию, в 1835 году являлся членом первого состава ста­тистического комитета, потом занимал должность городс­кого головы. Заметный след в истории Таганрога оставил Ахиллес Николаевич Алфераки (1846 - 1919). Он родил­ся в Харькове, окончил историко-филологический факуль­тет Московского университета, курсы теории музыки у профессора Фроша. В годы его управления городом были устроены городские бульвары, замощены центральные ули­цы, высажены в два ряда деревья, начата капитальная реконструкция порта, успешно действовали благотвори­тельные «Общество призрения неимущих» и «Общество пособия бедным ученикам и ученицам начальных учи­лищ», «Музыкально-драматическое общество», музыкаль­ные классы, симфонический оркестр и другое. А.Н. Ал­фераки написал и издал более 100 романсов, оперы «Лес­ной царь» и «Купальская ночь» (в рукописи), неплохо ри­совал. В двухэтажном особняке его отца, Н.Д. Алфераки (дворец Алфераки), где он потом проживал и сам, была собрана богатейшая коллекция картин, мебели, античных статуй. В период управления Таганрогом Константином Ге­оргиевичем Фоти в городе была завершена капитальная реконструкция порта, открыта телефонная станция, на­родная библиотека и читальня Л.Чернецкой, кондитерс­кая фабрика Ревенко, водолечебница, металлургический и котельный заводы и многое другое. Выдающимся градоначаль­ником и общественным деятелем являлся Павел Федоро­вич Йорданов (1857 - 1920). Уроженец Таганрога, он про­исходил из состоятельной купеческой семьи, имевшей греческие корни. Окончив медицинский факультет Харь­ковского университета, Йорданов стал работать санитар­ным врачом в родном городе, состоя членом городской уп­равы. Энергичный и честолюбивый по природе, он принял участие в открытии первой городской аптеки, городского музея, установке памятника Петру Первому, формировал с по­мощью своего выдающегося земляка А.П. Чехова фонды городской библиотеки. В 1905 году его избрали городс­ким головой. В годы его управления Таганрогом здесь открылись чугунолитейная и механическая мастерская, машиностроительный завод русско-германского товарище­ства, электростанция, яхт-клуб, частная женская гимна­зия Н. Янович, кинотеатр (электробиограф) «Мираж» (в 1913 - 1914 гг. - «Палас») и многое другое. Оценив энергию и предприимчивость таганрогского градоначальника, столич­ные власти приглашают Иорданова в Петербург, членом Совета министерства торговли и промышленно­сти. В январе 1917 года он получает высокий гражданский чин тайного советника и назначается сенатором. Но и в Петербурге Йорданов не забывает родного города, ходатай­ствуя в правительстве о выделении средств на углубление и капитальное обустройство Таганрогского порта.

Капиталы и энергия донских греков работали на благо приморских территорий Области Войска Донского, осо­бенно города Таганрога. Например, грек по происхож­дению, русский морской офицер и потомственный дворя­нин с личным гербом Иван Андреевич (Иоаннес Леонтидис) Варваци (1750 - 1825), переселившись в 1813 году в Таганрог, построил здесь храм Святой Троицы, пре­образованный в 1814 году в Иерусалимский Александров­ский греческий мужской монастырь. Он подарил городу большой каменный дом, в котором в 1818 году была от­крыта городская больница с богадельней. Чуть позже он подарил Таганрогу свое просторное загородное имение, куда власти перевели больницу и богадельню (в настоя­щее время городская больница № 2). На деньги И.А. Варваци получали образование талантливые малоимущие учащиеся Таганрога. Его потомки подарили Таганрогс­кой мужской гимназии просторный дом, в котором она размещалась в первые годы своего существования.

На средства Герасима Федоровича Депальдо (де-Пальдо, Дебальдо) (1788 -1823), итальянского купца гречес­кого происхождения, выборного мирового судьи и меце­ната, в Таганроге был достроен Всехсвятский храм, со­держалась Греческая церковь. По завещанию Депальдо, на его средства была построена Каменная лестница и сооружен дом для престарелых моря­ков (Странноприимный дом Депалъдо). Богатые гречес­кие предприниматели Пагонат передали Таганрогу свой особ­няк на Греческой улице, где была устроена богадельня.

Свой вклад в благоустройство Таганрога внесли пред­ставители греческого рода Бенардаки. Купец Констан­тин Егорович Бенардаки (1805 - после 1866) являлся одним из учредителей Таганрогского благотворительного общества (1866), оставив городу 10 тысяч рублей на бла­готворительные цели. Его брат, Дмитрий Егорович, пост­роил в Таганроге особняк, украсивший этот приморский город, участвовал в строительстве таганрогского участка железной дороги, в реконструкции Таганрогского порта, стремясь сделать его, «первым не только в России, но и в Европе».

Грек с острова Хиос Лука Петрович Скамаранга в 1820-х годах, по его просьбе, был приписан к купеческому сословию Таганрога с капиталом в восемь тысяч рублей. Здесь он открыл экспортно-импортную контору, постав­лявшую в город чай, кофе, цитрусовые и другие, так называемые, колониальные товары. Из России же, через Та­ганрогский морской порт, они вывозили в страны Европы и Азии пшеницу, жиры, жмых. Его потомки открыли на юге Донского края кирпичный и кожевенный заводы, владея еще соляными промыслами в Бахмуте. В Таган­роге Скамаранга владели одноэтажным на высоком цоко­ле особняком, в котором в 1923 году был открыт детский дом №11.

В Таганроге в 1842 году, на средства греческой общи­ны было открыто греческое училище, а в 1861-м — гре­ческая частная школа. В это же время греческая исто­рия и новогреческий язык преподавались в Таганрогской классической гимназии, основанной в 1806 году. В городе гастролировала труппа греческой драмы «Но­вый Менандр» под руководством Н. Парскевопуло, осуще­ствлявшая свои постановки на греческом языке. 23 апреля 1904 года труппа Ф. Пафантиса поставила в Таганроге пье­су «Медведь» (по А.П. Чехову) на греческом языке.

Многие имена донских греков вошли в историю куль­туры не только Дона, но и России. К их числу относится талантливый поэт Николай Фе­дорович Щербина (1821 - 1869), именовавший себя «эл­лином из Таганрога» (родился в с. Грузско-Еланчинское Миусского округа). Покинув родину, он жил в Москве, работая помощником редактора «Московских губернских новостей», потом переехал в Петербург. В 1850 году в Москве вышел его поэтический сборник «Греческие сти­хотворения», высоко оцененный Л.А. Меем, Н.Г. Черны­шевским, Н.А. Некрасовым. П.И. Чайковский написал романс «Примиренение» на его стихотворение. Щербина под­держивал дружеские отношения с И.И. Панаевым, Ф.И. Тютчевым, Я.П. Полонским, М.Н. Катковым, Л.Н. Тол­стым, И.С. Тургеневым и другими выдающимися литера­торами России. В 1857 году увидело свет собрание его сочинений в двух томах.

Упоминавшаяся нами семья Алфераки дала донской и российской культуре и искусству двух композиторов и художников. Об одном из них, Ахиллесе Николаевиче, мы писали выше. Его отец, Николай Дмитриевич Алфераки (1815 -1863), окончив этико-философский факуль­тет Харьковского университета, переехал в Петербург. Здесь он являлся секретарем Академии художеств, нахо­дился в приятельских отношениях со знаменитыми бра­тьями Брюлловыми, архитектором Штакеншнейдером. По возвращении в Таганрог построил знаменитый ныне особ­няк (дворец Алфераки), где расположен Таганрогский краеведческий музей. Старший брат Николая Дмитрие­вича, художник Ахиллес Дмитриевич Алфераки (1810 - 1864), родившись в Таганроге, жил преимущественно за г­раницей, в Риме. Но в России, на выставках Академии художеств (где младший брат являлся секретарем), выс­тавлялись его картины «Католическая монахиня», «Пор­трет Суковкина» (1839), «Итальянский натурщик» (1842), «Автопортрет» (1851) и др.

Музыкальными талантами блистала греческая таган­рогская семья Авьерино. Николай Михайлович Авьерино (1848 - 1889), хоть и служил канцеляристом в чине коллежского регистратора, но был широко известен, как композитор духовной музыки и дирижер. Его сын, Кон­стантин Николаевич, приобрел популярность, как вир­туозный скрипач городского симфонического оркестра. Наибольших творческих успехов добился его сын, Нико­лай Константинович Авьерино (1872 - 1948). Поступив по совету прослушавшего его П.И. Чайковского в Мос­ковскую консерваторию, он учился здесь скрипичному ма­стерству (одновременно с ним здесь учились великие ком­позиторы Рахманинов и Скрябин). По окончании консер­ватории Николай Константинович был скрипачом у вели­кого Федора Шаляпина. В дальнейшем он работал дирек­тором Ростовской консерватории.

Известным российским художником был таганрог­ский грек Дмитрий Минаевич Синоди-Попов (1853 - 1910). Получив в Таганроге прекрасное домашнее образование, владея тремя языками, прекрасно играя на фортепиано, он отдавал предпочтение живописи. Пробыв два года вольнослушате­лем Петербургской академии художеств, он по болезни (страдал эпилепсией) вынужден был вернуться в Таганрог, где у него имелся полутораэтажный особняк. Здесь он выполнил десятки портретов таганрожцев и жи­вописных полотен, часть которых хранится ныне в Таганрогской картинной галерее: портреты художницы С.И. Блонской и скульптора Л.Е. Егорова, пейзажи «Каток», «Вид с каменной лестницы лунной ночью» и другие. В 1903 - 1904 годах в Таганроге с успехом работали его персональ­ные выставки. А после успеха своей выставки в Парижс­ком «Салоне», он переехал в Париж, где и нашел после­днее упокоение.

Такое сосредоточение греков в Таганроге, их большой вклад в историю, экономику, культуру и искусство этого приморского города, дало основание жившему здесь пи­сателю Константину Паустовскому написать: «Таганрог был перенесен сюда с Эгейских островов, был необычай­ным смешением Греции, Италии и запорожских степей».

Впрочем, греческое влияние было заметным не только в Таганроге, но и в других городах Донской области, в час­тности, в Ростове-на-Дону, где действовали греческая цер­ковь, учебные заведения, магазины. Известным ростовским предпринимателем всероссийского масштаба являлся ростовский грек К.Д. Диамантиди, биография и фото которого были представлены в роскошном альбоме «300-летие царствования дома Романовых», изданного в Москве М.А. Гугелем. В предреволюционные годы гре­ческое население Донской области составляло, по данным известного донского географа и историка В.В. Богачева, около 8000 человек, «…живших в Таганроге и многих селе­ниях по берегу Азовского моря». Революция и последо­вавшее за ней лихолетье гражданской войны разбросали большинство греков, представлявших весомую часть донской торгово-предпринимательской и культурной элиты, по разным странам мира.

Немцы, поляки, евреи и другие народы на Дону и в Приазовье в XVI - начале XX вв.

Отдельные представители германской нации стали по­являться на Донской земле в XVII - начале XVIII веках. По большей степени, это были искатели военных приклю­чений, которых выбрасывала на южные окраины Русско­го государства бурлящая в военных противостояниях За­падная Европа.

В конце XVII - первой половине XVIII веков на Дону, в Черкасском городке, появились немцы-лекари. Одним из первых был доктор Термонт, который, вместе с четырь­мя лекарями, был оставлен Петром I в Черкасске после неудачного Азовского похода 1695 года для лечения ра­неных и тяжелобольных солдат и казаков. Следующий врач немецкого происхождения, появившийся в столице казачьего Дона, был Андрей Геррес, присланный сюда указом императрицы Анны Иоанновны в 1737 году.

Его в 1742 году сменил новый немец-врач — Абрам Георгиевич (Егорович) Миллер, возглавив всё медицин­ское управление Земли Войска Донского. Пробыв на Дону несколько лет, Миллер был в 1748 году отозван в Петербург. Но в Черкасске остался его старший сын, Иван Аб­рамович Миллер, в 1772 году, за заслуги перед Войском Донским, приписанный в казаки Средней станицы горо­да Черкасска и дослужившийся до полковника Войска Дон­ского. Младший сын Абрама Миллера, войсковой стар­шина Войска Донского Петр Миллер, за заслуги перед Доном и Россией получил земли на речке Глубокая, где и основал в 1796 году свое родовое имение, превратившееся в город Миллерово. Донские Миллеры приняли право­славие, слившись с казачеством. Другие немцы сохрани­ли лютеранство (например, известный в XIX веке донс­кой есаул Мориц по религиозным убеждениям был протестантом).

В 1750 году в Черкасск прибыли новые врачи: немец доктор Гевит и еврей лекарь Бланк. Первый из них должен был постоянно находиться в Черкасске, в обязан­ности же лекаря Бланка входило сопровождать донские полки в походах. Оба эскулапа активно занялись пополне­нием войсковой аптеки лекарствами не только из главной Московской аптеки, но и из зарубежных, в частности, из «Цареградской» (Константинопольской). При них войско­вая аптека в Черкасске была значительно расширена.

Гевит пробыл на донской земле до 1758 года, когда был сменен немцем же по национальности, доктором Фрид­рихом фон Лаутенбургом. Он окончил Карловский уни­верситет в Праге, имел степени доктора медицины и философии. Лаутенбург, в подчинении которого находил­ся войсковой лекарь, улучшил медицинское обслужива­ние в Черкасске, расширил ассортимент лекарств и круг аптек, поставлявших на Дон медикаменты (кроме Мос­ковской и Царьградской аптек, лекарства в Черкасск по­ставляла и Лубенская аптека). Лаутенбург пробыл в Черкасске до мая 1759 года, покинув его из-за обвинения в том, что якобы дал сулему жене старшины Сидорова, ко­торая хотела «известь мужа», находясь с ним в ссоре.

Муж сестры Емельяна Пугачева Федосьи, Семен Ники­тин, первоначально был записан в донские казаки, как «ка­зак немецкой породы» Симон Прусак.

Интересно, что среди донских наказных атаманов XIX - XX веков было так же и три немца: Павел Христофорович Граббе (1862 - 1866), Фе­дор Федорович Таубе (1909 - 1911) и Михаил Николаевич Граббе (1916 - 1917). Известным донским адвокатом яв­лялся немец Владимир Феофилактович Зеелер (1874 - 1954), с марта по ноябрь 1917 года бывший градона­чальником Ростова-на-Дону, а в 1920-м - министром внут­ренних дел Южнороссийского правительства.

В последующие десятилетия на Дону появлялись нем­цы-врачи, немцы-преподаватели, но это были временные жители донской земли. На постоянное жительство нем­цы-колонисты стали приезжать на Дон с начала XIX сто­летия. Это были выходцы из Новороссийского края, по каким-то причинам не прижившиеся там.

Приток немцев-колонистов в южнодонские земли рез­ко возрос в период либеральных реформ, с начала 60 - 70-х годов XIX столетия. Это стало происходить тогда, «когда донские чиновники, офицеры и помещики стали продавать за бесценок свои земли, и, несмотря на попытки донского руководства ограничить эти продажи, «массы земель перешли в руки компаний (товариществ, «громад») немцев, выходцев из Екатеринославской, Таврической, Херсонской, Самарской и Са­ратовской губерний. Приезжали колонисты и прямо из-за границы». Селились они, в основном, в Таганрогском окру­ге Области Войска Донского, образовав здесь колонии — Гауризангер, Мариенгейм, Мариенталь, Ольгенфельд, Офенталь, Отто и другие, которые по статусу, количеству и качеству жизни фактически стали основными в Российской империи, на уровне с колониями Поволжских и Уральских немцев.

Всякое, сколько-нибудь значительное селение имеет школу, обыкновенно служащую и молитвенным домом. Среди колонистов встречаются последователи всевозмож­ных религиозных сект. Образование ограничивается про­сто грамотой, счетом и заучиванием нескольких псалмов (библейских и новейшего немецкого сочинения), которые поются на общественной молитве, заменяющей богослу­жение».

Благоприятные природные и экономические условия юга Донского края, и знаменитые немецкие пунктуаль­ность, упорство и трудолюбие сделали к началу XX столе­тия образцовыми хозяйства донских немцев. «Хозяйство колонистов можно назвать образцовым: сильные крупные волы, молочные коровы, породистые (но немногочислен­ные) овцы, сильные лошади, свиньи, прекраснейшая до­машняя птица, инвентарь, - отмечал В.В. Богачев.- Пашут они, обыкновенно, многолемешным плугом (буккером), иногда соединенным с особою самодельной сеялкой. В настоящее время (1918 год) постепенно эта машина вытесняется обыкновенною рядовой сеялкою. Косилки и жатки обыкновенного типа. Молотьба произ­водится катками, веялки ручные. Некоторые колонии имеют паровые молотилки.

Очень часто, вместо новой вспашки, сеют наволоком, ради экономии времени и сил. Паровой обработки земли не любят. Также довольно редки удобрение и травосеяние. В общем, немцы-колонисты принесли пользу краю тем, что крестьяне-собственники переняли от них пропашные культуры (посев кукурузы), уход за скотом, рытье колод­цев, заимствовали черепичные крыши, брички и т. п.». Одним из крупных овцеводов Таганрогского округа в пред­революционное время являлся немец Бишлер.

Надо заметить, что богатые и благоустроенные хозяй­ства и колонии донских немцев вызывали зависть сосед­них поселенцев, казаков и особенно - иногородних. Впрочем, колони­сты мало обращали на это внимания, ибо, как отмечал тот же В.В. Богачев, «немцы живут замкнуто, обособленно».

4 июня 1871 года Императором Александром II были утверждены «Правила об общественном устройстве и управлении поселян-собственников (бывших колонистов) и о передаче их в ведение общих губернских и уездных, а также местных по крестьянским делам учреждений». Если конкретизировать эти государственные правила с несколько сложным названием, то суть этого документа состояла в ликвидации статуса «колонист», полученного в основном немецкими колонистами при правлении Екатерины II в 60-е годы XVIII века. Теперь в юридическом отношении «российских немцев» практически уравнивали с крестьянами. Сельские общества - общины «поселян-собственников» и отдельные лица из бывшего колонистского контингента сохранили основные привилегии и преимущества, полученные в начале водворения их предков в России.

В народе, да и во многих государственных документах последующего времени немцев, имевших землю и занимавшихся сельским хозяйством, по-прежнему называли «колонистами», как бы определяя положение этих людей в России в конкретной хозяйственной ипостаси. Историческая память населения в данном случае фактически отвергла официозные определения и сохранила свои прежние представления вплоть до коллективизации сельского хозяйства в советское время на рубеже 20-х - 30-х годов XX века.

В 70-е годы XIX века и последующие десятилетия, вплоть до начала Первой мировой войны в 1914 году, явились временем образования в Области Войска Донского большинства поселений немцев - потомков бывших колонистов. Они были приглашены в Россию при правлении Екатерины II, Павла I и Александра I для освоения пустынных земель Юга России и Поволжья, для формирования хозяйственного базиса при дальнейшем расширении границ Российского государства. Перед первыми колонистами ставились утилитарные цели - передача своего хозяйственного опыта аборигенам - местному населению.

Первые известия о появлении немецких колонистов на Дону относятся, по разысканиям известного донского историка, археолога и этнографа Б.В. Лунина, к концу XVIII века, когда в области появились две немецкие колонии. Ученый-географ и этнограф В. Богачев утверждал, что в начале XIX века на Дону появились и первые немцы-земледельцы, но пока ещё «…в ничтожном количестве».

Документального подтверждения о приобретении земель немцами-колонистами в XVIII и начале XIX века нет, однако косвенные указания на этот счет имеются, они относятся к концу 60-х - началу 70-х годов XIX века, к периоду проведения в России и на Дону модернизационных, либерально-буржуазных реформ.

В опубликованных списках населенных мест Области войска Донского в 60-х годах ХIХ века есть поселение – владельческий хутор в отдаленной местности на северо-востоке области, в Хоперском округе. В его названии - Эссенгаузен, ясно прослеживается первоначальное местожительство переселенцев - город Эссен и его округа. Располагался Эссенгаузен у небольшой речушки Свинушки, в 102 верстах от станицы Хоперской и имел всего два двора при значительном количестве жителей для двух семей. Всего же указано жителей в Эссенгузене - 34 человека, из них 17 мужчин и 17 женщин. Что заставило эти семьи поселиться в совершеннейшей глуши, в действительно «медвежьем углу», вдали от расположения других немецких поселений и хуторов, определить невозможно. Ясно одно, что это были настоящие землепроходцы, «новые пионеры» освоения «Дикого поля», как некогда называли придонские и приазовские степи.

Донской историк и краевед Н.Терещенко, подробно исследовав историю немецкого населения Дона и поселений-колоний второй половины XIX - начала XX в.в., пришёл к заключению, что основная масса немецких поселений была основана в Приазовьи и Донской области в конце 60-х - 70-х и 80-х годах XIX века в округах, которые граничили с Таврической и Екатеринославской губерниями, тяготели к портам и железным дорогам. Это были, так называемые, «дочерние» колонии, основанные выходцами из «старых», уже имевшихся в России в XVIII веке, немецких колоний. На Дону появились, главным образом, молодые семьи, родители которых проживали в колониях Таврической, Екатеринославской, Херсонской, Самарской и Саратовской губерний. Были и случаи появления колонистов из Волынской, Черниговской губерний, из Кубанской области. Сюда приезжали и немцы из Германии, не имевшие ещё российского гражданства. По действовавшим тогда в России законам они имели право приобретать в стране земельные участки и заниматься сельским хозяйством.

После аннулирования статуса «колонист», в начале 70-х годов XIX века, бывшие немецкие колонисты стали широко использовать различные формы объединения, покупали или арендовали значительные участки земли, обустраивались в новых местах и эффективно вели свое общинно-личное хозяйство.

Область Войска Донского в административном отношение была подчинена Военному Министерству и разделялась на 10 округов: Черкасский, I-ый и II-ой Донские, Усть - Медведицкий, Хопёрский, Сальский, Донецкий, Ростовский и Миусский (позднее Таганрогский). В конце XIX - начале XX века во всех этих округах уже имелись немецкие колонии, небольшие поселения, владельческие или арендные земельные участки. Они носили, как правило, немецкое название.

В 1914 году в Области Войска Донского насчитывалась уже 123 таких населенных пункта, при этом часть поселений «донских» немцев имела местные русские названия, а некоторые из них назывались по этническому признаку - «Немецкое».

Наиболее полные сведения о немецком колонистском присутствии до 1917 года, а также и о городском немецком контингенте на территорий Донской области, содержат результаты Первой Всероссийской переписи населения, проходившей в России в 1897 году.

В Ростовском округе к этому времени укоренились следующие немецкие колонии: Ольгенфельд (Ольгино поле), Руэнталь (Долина покоя), Мариенталь (Долина Марии), Блюменталь (Долина цветов), Эйгенгем (Наш дом), Эйгенфельд (Наше поле), и хутор Генне. Здесь немецкими колонистами было приобретено 9737 десятин земли. В округе в конце XIX века назвали немецкий язык родным языком 6556 человек. Из них по вероисповеданию оказалось 4170 протестантов и 2386 католиков. Наибольший контингент немецкого городского населения обосновался в Ростове. Здесь проживало 3072 немца, из них протестантов – 1236 человек и католиков – 1836 человек. Многочисленными оказались колонии Миусского (Таганрогского) округа. В нем проживало 18934 человек в сельской местности и 432 человека – в Таганроге. По списку населенных пунктов Области Войска Донского, изданного в 1915 году, в Миусском (Таганрогском) округе имелось 60 немецких населенных пунктов. Наиболее плотной массой немецкие колонисты размещались в юго-западной части округа, по нижнему течению реки Кальмиус и по реке Большой Харцизской. Здесь насчитывалось 33 немецких колонии. 22 других населенных пункта с немецким населением были разбросаны по всему округу.

Много немецких колонистов проживало в Донецком, Усть-Медведицком и Первом Донском округах. Немецкие населенные пункты имелись и в других округах Области войска Донского. Всего же в Области Первая Всероссийская перепись населения выявила 34855 человек немецкой национальности. С учетом ежегодного увеличения населения к 1917 году, на Дону проживало не менее 35 тысяч немецкого населения.

Немецким колонистам в России, в частности и на Дону, до революции в печати и частью населения предъявлялись различные обвинения в «хищническом» использовании земель, в вырубках байрачных лесов, в жёсткой эксплуатации приходящего летом на уборку рабочего люда из Центральных российских губерний. Наиболее распространенным было обвинение в, так называемой, «замкнутости» немецких колонистов, в их нежелании приема в общины русского и украинского крестьянства.

Эта, так называемая «замкнутость», определялась порядком землепользования в немецких колониях, единым вероисповеданием, общими условиями первоначального поселения, когда колонии основывались в пустынных местностях. Однако наиболее действенным фактором, определявшим «замкнутость» немецких колоний, по нашему мнению, явился твердо придерживавшийся колонистами принцип «самообеспечения» колоний во всех отношениях - хозяйственном, социальном, культурно-учебном, вероисповедальном. Этот принцип «самообеспечения» становился традиционным. Колонисту связь с внешним миром в России, по сути, требовалась только для сбыта своей продукции, а различные приобретения, в том числе и сложные сельхозмашины, изготовлялись в немецких колониях на Юге России и на Кубани.

В учебном отношении Донская область входила в Харьковский учебный округ, однако школы при немецких колониях фактически были предоставлены на усмотрение колонистов.

Появление в Донской области колонистов пришлось на те годы, когда на Юге России возобладали мощные экономические факторы, определявшие зерновое направление южно-российского сельского хозяйства.

Местные землевладельцы, ориентированные поначалу на разведение овец и выращивание зерновых только для своего внутреннего потребления, вынуждены были срочно менять свой производственный профиль и переходить на культивирование твердой пшеницы и других зерновых. В этом хозяйственном переориентировании первыми освоились немцы-колонисты, которые пустили на свои поля многолемешные плуги-буккеры и стали решительно заменять воловую тягу на конную.

Один из известных дореволюционных исследователей сельскохозяйственного производства на Дону в конце XIX - начале XX века, ученый-агроном А.Греков, определял значение немецкого колонистского присутствия и хозяйствования так: «В немецком колонистском хозяйстве впервые обозначались … новые приемы хлебопроизводства, коим впоследствии стали подражать у нас и помещики, и крестьяне, и казаки, и тавричане и другие колонисты». Далее А.Греков подчеркивал, что немецкий колонистский тип с его впечатляющим воздействием «…определил появление нового землевладельческого типа и среди местного населения».

Хозяйства колонистов в Донской области считались образцовыми. Они имели передовой для того времени сельскохозяйственный инвентарь, который состоял из многолемешных плугов, жаток, соломорезок, ручных веялок, катков для уплотнения почвы после посевов и из многих орудий и приспособлений. В начале XX века в колониях стали широко использовать паровые молотилки. Для перевозки грузов использовались арбы и специальные, сконструированные в колониях на Молочных водах, колонистские подводы с железными ступицами и ободьями, на которых можно было перевозить до 60 пудов груза.

В каждом колонистском дворе имелись породистые и продуктивные животные, среди которых выделялись рослые лошади, выведенные в молочанских колониях Таврической и Екатеринославской губерний, продуктивный молочный скот, именовавшийся на Юге России «красной немецкой породой», свиньи, овцы, птица.

Для выездов, как правило, колонист имел рессорный экипаж, именовавшийся на местном жаргоне «нейтачанкой».

Сельское население Донской области, в общем, в те годы было небедным, и населенные пункты выглядели опрятно, однако немецкие поселения и немецкая усадьба выглядели предпочтительнее и, как сообщают современники и бытописатели, «немецкие колонии можно узнать с первого взгляда». Дома колонистов были покрыты черепицей или жестью, с выбеленными кирпичными стенами в 2 - 3 окна на улицу. Дома вытянуты вглубь двора. Под одной крышей с жилыми помещениями находились конюшня, сарай для экипажа, кладовая. Колонии планировались в одну улицу. Застройка велась вначале в одну сторону, а по окончании ее начиналось сооружение усадебных построек с другой стороны. Улицы – широки, перед домами – цветники, сады и огороды размещались вблизи усадеб. В зависимости от количества дворов сразу же начинали строить и соответствующую по размерам школу, молитвенный дом.

Что же дали Донской области немецкие колонии? Какую же роль они сыграли в производственном и культурном отношении? Явились ли они, наконец, примером для окружающего колонии населения и был ли резон в том, чтобы допускать колонистов в своеобразную область донскоого казачества?

Ответы на эти вопросы представляются однозначными. Немецкое колонистское присутствие в Донской области имело позитивное значение и в экономическом, и в культурно-бытовом отношении. От немецкого хозяйствования, с социальной организации колонистской жизни, с усадебного комплекса местное поселение переняло немало полезного. Вместе с тем, о многом только говорили и писали, однако, включить в свою жизнь и быт, в производство не решались. Наиболее эффективное и массовое влияние немецкое колонистское присутствие оказало на культуру земледелия. Особенным примером стало применение новой сельскохозяйственной техники, которая сделала буквально переворот в производственных возможностях местного крестьянского и казачьего населения.

До 1917 года в Донской области практиковалось проведение годовых съездов агрономов, которые, естественно, были ближе всех к колонистскому опыту и могли с профессиональных позиций оценить деятельность колонистов в Донской области. Проблема использования колонистского опыта в донском крестьянском и казачьем хозяйствовании стала особенно актуальной в начале XX века, когда в области стала ощущаться нехватка земли, а рост народонаселения поставил вопрос о занятости местного населения промыслами. К экономическим проблемам прибавились проблемы социальные, усложнились взаимоотношения казачьего населения с неказачьим.

В 1909 году съезд Донских агрономов поставил эти вопросы в связь с возможностями донской казачьей станицы и крестьянского села использовать опыт немецких колонистов. Именно А.Греков, выступавший на съезде с докладом, прямо указал на немецкий колонистский опыт и сделал практический вывод: «Кустарные промыслы и своя небольшая ремесленно-заводская земледельческая организация по станицам на артельных началах - вот что необходимо. Пробудив самодеятельность казаков, они могли бы в то же время явиться средством искусственного поднятия размеров казачьего хозяйства: не увеличивая земельные площади, оно отвлекало бы часть населения занятием, хотя и не земледельческого свойства, но имеющим с ним тесную связь».

На съезде констатировалось, что немало казаков переходило тогда в мещане, шли в города, пополняя собой «кадры хилого фабричного и заводского населения». Задержать этот процесс, по мнению донских аграриев, могло только предоставление ремесленнической и заводской работы обедневшим казакам у себя дома, в станицах, где они бы, не отрываясь от родной почвы, трудились бы на хозяйственные и бытовые нужды своих одностаничников. «Берите пример с немцев!» - звучало лейтмотивом многих выступлений и конкретно уточнялось. В многочисленных колониях имеются свои небольшие заводы и мастерские, различные ремесленнические предприятия. Имеются и работают на полный ход кирпичные, черепичные, кожевенные, пивоваренные предприятия, различные столярни, кузни, колесни, паровые и водяные мельницы, маслобойни. В донских немецких колониях нередко были и более сложные производства, такие, как чугунно-литейни, изготовлявшие земледельческие орудия и различные приспособления. «Колонист, указывалось в докладах, едет в город только для продажи хлеба и других сельхозпродуктов. Покупает же он у себя дома, в колонии, все, если колония земледельческо-ремесленнического типа».

«Уж если в голых степях немецких колоний, - восклицал агроном Греков, - люди умудрились создать заводы, то при нашем богатстве недр, месторождений руд, антрацита, соли и т.п. Чего же проще?». Однако на практике оказывалось не все так просто, и экономическое соревнование, рыночную конкуренцию составить немецкому колонисту было некому.

На съездах донских агрономов особенно выделялось значение применения в колониях новой, малоизвестной на Дону техники. Применение многолемешного немецкого плуга – «буккера», а вскоре и жатки, называвшейся в народе «лобогрейкой», - указывалось на съезде донских агрономов, - «совершенно изменило всю физиономию полеводства, подняв его на такую ступень интенсивности, о которой прежде и не думали ».

Распространение в Донской области многолемешного «буккера», вытеснившего однолемешной плуг-сабан, применение жатки-лобогрейки, использование борон с железными зубьями, заменивших деревянные бороны, начиналось с 70-х годов XIX века с появлением здесь немецких колонистов из Таврической и Екатеринославской губерний.

Несколько позднее, в 80-е годы, в Донской области стали распространяться веялки и жатвенные машины с ручным сбрасывателем. Появились катки для прокатывания посевов весной, а зимой для снегозадержания. Соломорезки, разбросные сеялки, можары и другие виды сельхозинвентаря также были привезены в Донскую область из южных украинских губерний, где сформировался основной на Юге район немецкого колонистского присутствия. На рубеже веков стала интенсивно внедрятся агрономическая новинка тех лет - рядовая сеялка.

Все эти машины и приспособления появились в крестьянских и казачьих хозяйствах через практику немецкого колонистского хозяйствования, и выступавшие на съездах донские аграрии, которые называли колонистов «нашими учителями», вовсе не грешили против истины.

Можно назвать немало и других новшеств в сельскохозяйственном производстве, усадебно-бытовых вещей, которые появились у местных крестьян и казаков через знакомство с ними благодаря колонистскому производству и быту. В донскую статистику тех лет попали показатели различных заимствований. Это было применение на Дону черепицы и других пожаростойких материалов для кровли жилых и хозяйственных помещений, выведение новых пород домашних животных, уход за скотом, первые опыты по применению удобрений, травосеянию и насаждению лесозащитных полос. Если проследить донскую прессу, начиная с 70-х годов XIX века и до начала Первой мировой войны в 1914 году, то в отношении колонистов ее тон претерпел большие изменения. Если поначалу благожелательное в целом отношении доминировало в прессе и в высказываниях официальных лиц, то постепенно благожелательный оценочный тон сменялся на критический и далеко не дружественный. Поначалу много писалось и говорилось о немецком трудолюбии, о том, что высшая цель служения Богу у лютеранина, - это его усердный труд, а также стремление к порядку, дисциплинированности и соблюдению общинных интересов.

Приближаясь к роковой дате – началу Первой мировой войны, к 1914 году, тон прессы сменился на явно отрицательный и о положительных качествах колонистов упоминать было уже не принято. Акцент внимания смещался к формуле – «немцы живут замкнуто, обособлено, с презрением к русскому крестьянству». И если донские агрономы, казачьи аграрии, указывали на положительные стороны пребывания немецких колонистов на Дону даже в преддверии Первой мировой войны, то часть донской прессы, начиная с 90-х годов XIX века, стала помещать статьи явно тенденциозного характера, обвиняя немецких колонистов в хищническом характере их арендаторства, в варварском отношении к земле, в опасном для местного крестьянства расширении немецкого колонистского землепользования.

Причины для такой эволюции оценочных характеристик были веские. Главное заключалось в том, что российско-германские отношения становились год от года все жестче и жестче, а в среде российской общественности все чаще слышались воинственный голоса. Однако политики, как показали последовавшие события, ошибочно опиралась на представления о превосходстве каждой из стран. Берлин и Петербург, политика правящих кругов России и Германии определяли, в конечном счете, отношение к немецкому колонистскому контингенту в России и в ее регионах.

В годы Первой мировой войны отношение к немецким колонистам было весьма жёстким. Вначале последовали запреты на употребление немецкой речи в общественных местах, затем было воспрещено собираться немцам вместе при 4-х и более лицах. Вскоре, после начала войны, наступила полоса переименований немецких населенных мест, ликвидация немецкого частного и общинного землевладения и землепользования, и наконец – перемещение части немецкой колонистской диаспоры с Европейской части страны в Сибирь.

После отречения Николая II от власти Временное правительство России решило приостановить действие законов, определяющих ликвидацию немецкого колонистского землепользования и недвижимости. 11 марта 1917 года вышло соответствующее постановление правительства. В годы гражданской войны немецкие колонии в Донском регионе, за малым исключением, подвергались многократным нападениям со стороны бродивших по сельской местности банд дезертиров и грабителей. Затем пришел черед различного рада реквизиций и поборов, внеплановых поставок, проводившихся органами советской власти на местах. Не обошел немецкие колонии и террор Черезвычйных органов РВС, исполнявших приказ Л.Троцкого о физическом ослаблении социальных слоев, склонных к самоорганизации. Так, на Дону, наряду с казачеством «склонными к самоорганизации» оказались и немецкие колонисты. Сколько погибло мирных хлебопашцев в связи с террором ЧК, сколько эмигрировало, выяснить весьма сложно, некоторые исследователи полагают, что немецкое колонистское присутствие на Дону и Кубани в годы гражданской войны было в большей степени (на 1/2) ликвидировано.

После окончания гражданской войны немецкие колонии в условиях новой экономической политики сумели в короткие сроки восстановить свое хозяйство, и к концу 20-х годов хозяйственное положение немецких колоний стабилизировалось. Общинно – кооперативные организации и совместные действия колонистских хозяев были одним из основных рычагов общего хозяйственного подъема и восстановление прежних объемов производства.

Коллективизация сельского хозяйства, проводившаяся в стране на рубеже 20 - 30-х годов, и так называемое раскулачивание, вновь серьезно подорвало экономическое состояние и хозяйственные возможности немецких колонистов. Колонисты проявляли недовольство политикой создания колхозов, однако до массовых репрессий дело не дошло. Немцы приняли государственные условия реорганизации и всерьез взялись за налаживание колхозного производства, улучшение социального и материального положения колхозников – бывших колонистов. Середина и вторая половина 30-х годов характерны ростом колхозного производства, появлением передовиков производства из числа механизаторов, полеводов, животноводов, колхозных руководителей. Газеты тех лет сообщали о многих фактах образцового передового труда, эффективного хозяйствования в немецких колхозах и совхозах, машинотракторных станциях. Нередко немецкие колхозы и бригады становились победителями различного рода производственных соревнований на уровне Северо-Кавказского, а позднее – Азово-Черноморсокого края, Ростовской области. Были успехи и во Всероссийских соревнованиях и конкурсах.

Приход к власти в Германии национал-социалистов, как известно, вновь осложнил советско-германские межгосударственные отношения. А это обстоятельство, в свою очередь, сказалось на отношении властей к немецкой диаспоре в СССР, и немцев, начиная с 1933 года, начали ограничивать в их общественной деятельности. В печати стали появляться материалы, порочившие немецкое население юга страны. Кое-кто без обиняков называл немцев 5-ой колонной и предрекал их враждебную деятельность в случае возникновения войны. Когда же началась Великая Отечественная война, многие из молодых «российских немцев» добровольно отправились на фронт, на защиту общей Родины, а известный журналист-публицист Евгений Кригер помещал в «Правде» эмоциональные репортажи-очерки о боях на подступах в Москве. В первые дни войны начался и другой процесс – немецкое население из Европейской части СССР в принудительном порядке перемещалось на Восток. Советские немцы в основной своей части направлялись в тяжелые по условиям труда отрасли народного хозяйства и содержались в специальных лагерях для так называемых спецпереселенцев. Часть немецкого мужского населения была мобилизирована в «рабочие колонны» (трудовую армию), которые использовались на строительстве важных военных и экономических объектов. На юге России немцы, например, принимали участие в строительстве стратегически важной железной дороги из Астрахани в Дагестан.

Всего из Ростовской области на Восток было перемещено 38288 человек (практически полностью), из них большинство принадлежало к ещё незабытому тогда контингенту немецкой диаспоры в России, к немецким колонистам, высококультурной сельской, фермерской прослойки населения Донского края.

Поляки на Дону. Совместные походы донских казаков с запорожцами против турок и татар, события Смутного времени начала ХVII века, привели к появлению на Дону поляков. Их было немного, поскольку они исповедовали католицизм, а казаки были православными. Впрочем, со временем многие поляки ассимилировались на донской земле, при­няв православие и донские обычаи. Так, в 1781 году в казаки станицы Прибылянской города Черкасска был принят поляк Иван Лосев. Некоторые поляки, прожи­вая на Дону, не изменяли вере предков. Так, донской ге­нерал Круликовский и полковник Залещинский остались католиками до конца жизни. Варшавский университет в 1915 году был эва­куирован именно на Дон, в город Ростов. Тогда в этот город переехало много ученых - поляков, осевших в этом многонациональном городе. По данным на 1916 год, в Ро­стовском градоначальстве проживало «католиков свыше 25.000, из них более половины - поляки. В XIX - начале XX веков на Дону, особенно в городах Ростов-на-Дону и Таганрог, проживало немало поляков - торговцев, врачей, юристов, преподавателей учебных заведений.

В настоящее время в Ростовской области действует польское земляче­ство «Полония».

Среди жителей Дона встречались и представители Скандинавии. Так, в августе 1802 года казаком Прибылянской станицы Черкасского городка стал креще­ный швед Захар Алексеев, получивший отсрочку от военной службы на два года «из-за бедности и иностранства».

В рядах донского казачества в XVII веке были замече­ны венгры. Так, одним из участников осады и взятия донцами Азова 18 июня 1637 года являлся мастер под­копного дела Иван (Юган) Арадов. Об этом талантливом инженере и специалисте подкопного дела известно мало. Донской историк Ис.Ф. Быкадоров писал «о прибылом казаке Югане Арадове»: «В 1627 году... по Дону в Москву вместе с турецкими посланниками проходило венгерское посольство, вер­нувшееся обратно в 1628 году. С достаточным основанием можно предположить, что Юган Арадов был в составе по­сольства и остался на Дону. Венгрия, как и Донское вой­ско, вела против Турции почти непрерывную войну. Воз­можно, что Арадов остался на Дону, чтобы своими знани­ями и опытом помогать казакам против общего врага — Турции. В пользу венгерского происхождения говорит и то, что принятая им на Дону фамилия — Арадов — явля­лась названием одного из городов Венгрии, возможно, его родины».

Историк и краевед Мовшович Е.В. убедительно показал, что довольно значительную и влиятельную прослойку населения Донской области к 1917 году составляли евреи. Представители еврейского населения так же оставили свой видный след в истории и культуре края. На донской земле они появились ещё в античные времена. По данным из­вестного археолога, профессора В.Шелова, проанализировав­шего во время раскопок Танаиса множество надписей на могильных плитах, амфорах и других предметах, в этом античном городе проживало около одного процента иуде­ев, в основном торговцев.

Во времена господства Хазар­ского каганата на нынешней территории Ростовской об­ласти также проживали иудеи. Тем более, что офи­циальной религией Хазарского каганата являлся иуда­изм. Остатки культуры иудеев сохранились в городе Саркел (Белая Вежа) (ныне затопленном Цимлянским водо­хранилищем), во время раскопок которого в начале 1950-х годов были обнаружены «остатки синагоги VIII века».

Среди казаков Дона евреи появились в XVII веке, по­селившись в небольшом числе в Черкасском городке. Во время морских походов казаков на Крым к донцам попа­ло некоторое число «полонянников-иудеев», живших в «жидовском городке Мамкун» (Мангуп-Кале), недалеко от Бахчисарая. Многие из них приняли крещение по право­славному обряду, вступив в казачье сословие. Дореволю­ционный географ и историк В.В. Богачев считал, что «око­ло 10 казачьих фамилий» имеют еврейские корни: Еврейновы, Жидовины, Жученковы (Жидченковы), Перекрестовы. Некоторые иудеи приняли лютеранство, поменяв еврейские фамилии на немецкие: Дорфман, Фохт.

Во времена царствования Екатерины Второй, разрешив­шей иудеям селиться на территории вновь образованной Екатеринославской губернии, множество евреев появилось в Таганрогском и Ростовском уездах, до 1888 года вхо­дивших в состав Екатеринославской губернии. В основ­ном это были выходцы из Польши, Западной Украины и Белоруссии. Они занимались торговлей, портняжным, сапожным и часовым делом. Поскольку евреям запрещалось селиться в казачьих станицах и хуторах, они селились в крупных городах Дона: в Ростове, Таганроге, Азове. Большое количество евреев по­явилось в период интенсивного железнодорожного строи­тельства на Донской земле в 50 - 70-х годах XIX столетия.

Крупный купец и банкир Самуил Соломонович (Шулем Шломович) Поляков (1837 - 1888), получив подряд на строительство железной дороги от Ростова и Таганрога на Харьков, имел право поселить вдоль железнодорожного полотна, при станциях, мастерских, пакгаузах и т. п., людей нужных ему профессий. Тогда-то и появилось в этих краях еще около 700 ремесленников-евреев.

Со второй половины XIX века в Ростове, Таганроге и Азове стали появляться евреи — ювелиры, юристы, вра­чи, банкиры, владельцы мелких, средних и крупных пред­приятий, общественные деятели. В 60-х 80-х годах XIX сто­летия депутатами (гласными) Ростовской городской Думы в разные годы было от 3 до 5 евреев. В 1868 году старани­ями гласного Ростовской городской Думы Фабиана Гнесина (отца известного композитора М.Ф. Гнесина) в Рос­тове была открыта Хоральная синагога.

Упоминавшийся нами банкир С.С. Поляков являлся основателем и членом правления ряда акционерных бан­ков России: Московского и Донского земельных, Азово-Донского и других. За заслуги перед государством Рос­сийским этот некрещеный еврей был возведен в чин тай­ного советника (генерал-лейтенант в Табели о рангах), получив потомственное дворянство, что являлось исклю­чительным случаем в истории России. Его брат, Яков Со­ломонович Поляков, основал в Таганроге Донской земель­ный банк, построив для него роскошное здание, а сам проживал в собственном богатом особняке, соединив его со зданием банка. Оба брата много делали для Таганро­га, выделяя деньги на его нужды.

На почве конкурентных отношений в этих городах ча­сто возникали столкновения между евреями с одной сто­роны, и казаками и иногородними с другой. Так, в 1882 году, в годовщину убийства революционерами императо­ра Александра II, в Ростове произошел еврейский погром, во время которого толпа разгромила еврейские магазины, публичные дома и кабаки. Тогда обошлось без жертв. А во время погрома 1905 года, организованного жандарма­ми, погибло по разным данным от 50 до 146 евреев.

Перед революцией 1917 года на территории Донской области, по данным В.В. Богачева, проживало «…около 25 тысяч душ обоего пола, исповедующих иудаизм». В своей книге «Очерки географии Всевеликого Войска Донского» он отмечал: «Живут они главнейше в Ростове и Нахичевани, в Таган­роге они составляют около 7,5 % населения, довольно многочисленны в Азове. Главное их занятие — торговля и посредничество в торговле. Ни одной большой партии то­вара нельзя купить без их содействия. Кроме того, они являются содержателями дешевых гостиниц, ресторанчи­ков, парикмахерских, всяких мастерских и т. д. Они же занимаются ремеслами, не требующими большой затраты физической силы: портняжным делом, часовым и т. д, Многие посвящают себя медицине».

Многие представители донского еврейства стали про­фессиональными революционерами, получив всероссийскую и европейскую известность. Знаменитый руководи­тель «Боевой организации» эсеров Евно Азеф (1889—1918) с пяти лет жил с родителями в Ростове-на-Дону, в 1890 году окончил гимназию, работал здесь репортером в газе­та «Донская пчела». После революции 1917 года многие евреи заняли ведущие посты в новых органах власти. Например, председателем Нахичеванско-Ростовского го­рисполкома стал Иван Гольдман, именем которого потом была названа нынешняя улица Станиславского. В 1919 году Ново­черкасске в ряды донского казачества были приняты в сыновья доктора-еврея Сегаля, получившие за отличия в борьбе против большевиков земельный казачий пай. В эти годы в штабе Донской армии старшим офице­ром для поручений состоял ростовский домовладелец, ев­рей по национальности, Г. Халиевский.

В трагическое и жестокое время революций и гражданской войны мирным донским евреям приходилось терпеть серьёзные лишения (достаточно вспомнить много­дневное разграбление еврейских домов и магазинов, уст­роенное в период Ростовского погрома в 1905г. и бесчинства Первой Конармии после взятия ею Ростова в на­чале января 1920 года). По данным переписи 1989 года, только в Ростове-на-Дону официально проживало более 9 тысяч евреев (фак­тически в два раза больше), ныне их количество значи­тельно уменьшилось.

В дореволюционный период на Дону проживали так же латы­ши, эсты и болгары, жившие «…замкнуто и недружелюб­но», чехи и словаки, «…напротив охотно и быстро сближав­шиеся с русскими, вступающие в браки и скоро слившиеся совершенно» с донским русским населением.

Процессы этносоциальной и культурной трансформации на Дону и в Приазовье в ХХ – начале ХХI века и становление донской субкультуры.

Первая официальная Перепись населения Россий­ской империи 1897 года констатировала наличие в Об­ласти Войска Донского: 2.564.200 человек, проживав­ших в 122 казачьих станицах, 147 крестьянских волостях, 5 городах и 1 посаде.

Из них казаков: 1.026.621 человек (более 42%), крестьян коренных и иногород­них - 1.222.621 чел. (48%), мещан и чиновников — 31.116 чел. (2,8%). При этом казачье население преоб­ладало в 1-ом и 2-ом Донских округах, Усть Медведицком и Хоперском, в Донецком и Сальском (шло практиче­ски равным по численности с небольшим перевесом казаков, в Черкасском, Ростовском и Таганрогском округах большинство составляло не войсковое сосло­вие).

В начале XX века на динамично развивавшемся Юге России прирост городского населения (130%) уже опережал прирост сельского (87%). Быст­рыми темпами развивались промышленность и транс­порт, шел процесс урбанизации юго-западных райо­нов области, воздействовавший и на патриархальный станичный быт, особенно на Нижнем Дону(ст. Аксайская, Александровская, Гниловская, Елизаветинская) и отчасти на Верхнем Дону ( ст.Урюпинская, Усть –Медведицкая и др ), где отдельные окружные станицы испытывали активное влияние крупных городских центров: Ростова-на-Дону, Нахичевани, Азова, Царицына и Воронежа. Постепенно, но неуклонно, склады­валась сложная многосословная, многонациональная «мозаичная» структура современного населения края.

В рассматриваемый период времени казачья этно-сословная общность в определённом смысле переживала кризис. Налицо было противоречие, которое возникло между прежними его сословными полуфеодальными устоями, с одной стороны, и набирающими темп рыночными отношениями, с другой. Особо острой стала проблема нарастающего малоземелья казаков. Постоянное уменьшение казачьего земельного пая приводило к уменьшению их доходов. В хозяйственной деятельности появились такие явления, как аренда земель, наемный труд и имущественная дифференциация в среде казачьего населения.

Объем обязанностей казака, в особенности военно-служебных, между тем, оставался прежним. Затруднительным для многих казаков стало в период призыва на военную службу приобретение лошади, обмундирования и холодного оружия.

Стоимость снаряжения в 2,5 - 3 раза превышала чистый годовой доход средней казачьей семьи. Необходимость изменения условий жизни казачьего населения признавалась военными чиновниками комиссии генерала Н.А.Маслаковца уже в конце XIX в., которая констатировала «экономический упадок хозяйственного благосостояния казаков».

По данным статистики, уже в начале ХХ века лишь 22% казачьих семей могли выставить сына на действительную службу без серьёзного ущерба для своего хозяйства, около 43% теряли свою хозяйственную самостоятельность, а до 32% семейств уже фактически не могли выставить казака к службе без серьёзных пособий общественных, станичных средств, попадая в своеобразную «долговую кабалу». В связи с затянувшейся империалистической войной ситуация эта лишь обострилась в период 1914 по 1916 г.г., даже при серьёзных дополнительных субсидиях, выделяемых на эти цели царским правительством.

В среде казачества, в массе своей сосредоточенного на выполнении воинской повинности, находились лица, которые выделялись своей педприимчивостью и занимались торговой и промышленной деятельностью. В основном, это относилось к членам «Общества донских торговых казаков». Между тем, уровень образования «торговых казаков» был невысоким. Подтвердил это сам военный министр А.Н.Куропаткин во время инспекционной поездки по ОВД в 1900 году.

В своем итоговом отчете он упомянул о том, что в Новочеркасске принимал депутацию «Общества донских торговых казаков», по его сведению на то время в нем состояло 206 человек. Из 30-и казаков, которые ему представились, лишь один окончил гимназию. «…Остальные самоучки, а ведут миллионные дела», - сокрушался тогда министр.

Действительно, таких уникальных самородков-предпринимателей из донских казаков в России было всего несколько известных, но прославленных родов: Парамоновы, Кошкины, Иловайские, Максимовы.

Историк Самарина Н.В., проанализировав специфику формирования донской буржуазии и предпринимательского класса в конце ХIХ - начале ХХ века, особо обратила внимание на то, что в сложившихся условиях казачье предпринимательство оставалось весьма ограниченным и в основном распространялось на торговые операции и аграрно-перерабатывающий сектор экономики.

По её подсчётам, на Дону было всего около 7 тыс. крупных и средних предпринимателей (это 3-е место по России), отличавшихся при этом черезвычайно пёстрым национальным составом (армяне, греки, турки, иудеи,немцы и др). Казаки из их состава составляли до 6% . «Капиталистым» казакам принадлежала 1/5часть всех торгово-промышленных предприятий области. Однако, анализ источников показал, что это в основном были мелкие и средние заведения, доля которых в общем коммерческом обороте составляла в начале ХХ века от 6.5 до 8% к 1917 году.

Вынужденная военной службой ограниченность, недостаточная образованность казаков, занимавшихся торгово-промышленной деятельностью, являлась и существенным препятствием на пути организации ими современных акционерных предприятий.

По подсчётам исследователей истории донского рабочего класса и его основных групп Серого Ю.И., Панченко В.С, Демешиной Н.С., от 12 до 14% казаков и до 27% крестьян, в условиях быстрого роста индустриализации, концентрации производства и развития транспортной инфраструктуры, вынуждены были заниматься ремеслами и промыслами, отходничеством. В начале XX века более 10 тысяч казаков работали на транс­порте, на промышленных предприятиях и в шахтах.

Актив­но развивалось предпринимательство среди части казаков и коренных крестьян, особенно в аграрном секторе. Увеличилась прослойка казаков и крестьян, своеобразных аграриев-«рантье», сдающих землю в аренду на выгодных условиях ино­городним и коренным предпринимателям, росла группа зажиточных хозяев-кулаков.

Однако, несмотря на общий рост численности казачь­его сословия, доля его среди населения Донской об­ласти неизменно уменьшалась. С 1860 по 1897 гг. с 66% она сократилась уже до 44%.

К 1914г., по подсчетам, проведённым Козловым А.И на основе анализа целого ряда переписей и статистических источников 1900 - 1917г.г., в об­ласти проживало уже около 4 млн. человек, из них ка­заков - 1,51 млн (38,2%)., коренных крестьян - около 1 млн. (23,5%), иногородних - 1,12 млн. (29%).

По оценке историков Скорика А.П. и Тикиджьяна Р.Г., в начале ХХ века в развитии этнокультурных традиций казачества и формирующейся субкультуры донского сообщества в целом, в ходе трансформаций в период модернизации, наметился целый ряд достаточно противоречивых тенденций. С одной стороны, дали плоды предшествующие усилия в области цивилизованного становления современной материальной и духовной культуры. Народное просвещение и система образования шагнули далеко вперед. В это время закладываются основы, без преувеличения сказать, "серебряного века" донской суб­культуры (поэзия, литература, наука и т.д.). Преодолеваются, хотя и с большим трудом, стерео­типы казачьей этно-корпоративной сословности. С другой стороны, после присоединения к сугубо казачьей области высоко развитых в торгово-промышленном отношений городов Приазовья, тенденция постоянного подъема экономики края с опреде­ленной совокупностью осложняющих обстоятельств, создала солидную материальную основу для развития унифицированной донской субкультуры. Войсковая администрация, предприниматели-меценаты, станичные об­щества, интеллигенция собирали и вкладывали в нее немалые средства. Процесс «социокультурного расказачивания» шёл своим чередом. Далее всё же не удалось избежать обострения национального вопроса, например, до Ростова-на-Дону тоже дока­тилась волна еврейских и инонациональных погромов в конце ХIХ - начале XX вв. и в годы первой русской революции. Торгово-купеческое процветание городов Рос­това-на-Дону, Нахичевани, Таганрога и отчасти Азова по-прежнему соседствовало с острейшей аграрной проблемой, а она, в свою очередь, была связана с объективной необходимостью дальнейшего индустриально-аграрного освоения края. В достаточно сложной ситуации, тем не менее, шло становление полифоничной культуры донского населения, уникальной частью которого по-прежнему остава­лась культура казачьего субэтноса, включавшая в себя сословно-корпоративные черты. Постепенно вырисовы­вался и новый архетип "оцивилизованного" казака, значительно отличавшийся от предшествовав­шего образа "обрусевшего" казака, имевшего место в конце XVIII - нач. XIX вв.

Ускорение данного процесса в немалой степени обуславливалось и достаточно быстрым индустриальным развити­ем региона, что привлекало огромную массу переселенцев. Сдерживание перехода казаков к иным хозяйственным занятиям, кроме земледелия, так же способствовало наплыву предпринимателей, учителей и служащих, мастеровых людей из великороссийских губерний в 90-е годы ХIХ – начале ХХ века.

Таким образом, в итоге объективно образовалось 5-ть потоков переселенцев на территорию Донского края из более чем 25-ти губерний России:

Первый - предприниматели и специалисты, осваивавшие огромные природные богатства края и налаживавшие торгово-коммерческие связи.

Второй - чиновники и разнообразный бюрократи­ческий люд, прибывший по направлению центральных властей в быстро развивавшийся регион.

Третий - это рабочие новых промышленных предприятий, железных дорог и портов, донбасских шахт ОВД.

Четвертый - мелкие ремесленники, лавочники, кабатчики, промысловики, артельщики.

В особый, пятый поток, следует выделить интеллигенцию - учителей, преподавателей вузов, музыкантов, артистов и т.д. Все эти люди несли с собой свои культурные стереотипы, безусловно влиявшие на формирование донской субкультуры .

Значительное воздействие на культуру казачьего субэтноса отчасти оказывала и культура местных традиционных «монокультурных» колоний и поселений армян, греков и немцев Приазовья, а так же миграция и проживание в ОВД националь­ных общин иудеев и поляков во второй половине ХIХ – начале ХХ века.

В результате, в начале XX в., к 1917 году на Дону проживало уже более 40 наций и народностей, среди которых по-прежнему преобладали казаки и калмыки, русские, украинцы, армяне, греки. Иначе говоря, складывавшийся новый культурный архетип донского сообщества обективно был детерминирован модернизационными реформами, волной этнической пасси­онарности и развернувшимся на их фоне диалогом культур.

Изменение соотношения в составе населения не в пользу казаков, считавших себя полноправными хозя­евами края, естественно, вызывало и их этносоциаль­ную консолидацию на бытовом и сословном уровнях, формировало новые стереотипы ментальности нацио­нальной исключительности, подогревало идеологию избранности - «казакоманства». Новые трансформации стиму­лировали одновременно и факторы, усиливавшие самоидентификацию казачества, сохранение и ужесточение оценочных стереотипов по схеме «свой – чужой», противопоставление родовых «казаков-односумов» другим груп­пам донских, особенно не коренных, иногородних и инонациональных жителей края.

Интернациональные связи на культурно-бытовом уровне в Нижнее- Донских округах пока преобладали над меж­сословной рознью, хотя последняя, бесспорно, имела место, и даже иногда искусственно подогревалась царским и Войсковым правительствами (например, еврейские погромы 1905г., в которых пострадали и представители армянского, турецкого, немецкого и польского населения).

При активизации политики «казен­ного православия», на Дону все еще сохранялась кон­фессиональная свобода (старообрядцы, мусульмане, буддисты-ламаисты, иудеи и др.), что так же устраняло изве­стную долю социальных конфликтов. Продолжалось становление сложной «мозаичной» социальной структуры и обновленной полифонической культуры донского населения. Её уникальной частью по-прежнему оставалась культура казачьего субэтноса, приобретавшего черты великорусского суперэтноса-нации, но пока упорно не желавшего быстрого «растворения» и расказачивания в условиях неизбежной дальнейшей модернизации.

Неравномерность развития промышленного Юго-За­пада области (Приазовье и Донбасс) и аграрно-сырьевых округов Севе­ро-Востока (Сальский, Хопёрский, Усть-Медведицкий), наличие полуфеодальных пережитков в поземельных отношениях, острота аграрного вопроса сохраняли и усиливали меж­сословные, классовые и даже, отчасти, «подогревали» этнокультурные противоречия на бытовой почве.

Первый всплеск конфронтации между казачьим и не­ казачьим населением, в том числе крестьянским, пришелся на 1905 - 1907 годы, и, в последствии, перерос в более серьезный политический, а затем и кровавый конфликт в период революции и гражданской войны 1917 - 1920 гг. в России.

В области Войска Донского в начале XX века казачье общинное «муниципальное» землепользование оставалось преобладаю­щим, при этом следует особо учитывать удельный вес казачьего населе­ния, проживавшего непосредственно в станицах. В указанный период по-прежнему сохранялся принцип средневекового пользования казаков землей за службу. Паи казаков служили как бы натуральной заработной платой за 20-летнюю службу, средством обеспечения самодержавия значительным, в основном, кавалерийским войском. Военную службу казак проходил со своим строевым конем, обмундированием и снаряжением. Вплоть до февральской революции 1917г. в станицах царил произвол атаманов. Они могли в особых случаях подвергать казаков телесным наказаниям, командировать вне очереди на службу, арестовывать, высылать в отдаленные станины сроком до 4-х лет, штрафовать, а отдельные атаманы даже требовали, чтобы венчание проходило с их согласия. Все это и многое другое составляло систе­му "внеэкономических мер", заставлявших казаков исправно нести военную службу, отрабаты­вать право на земельный пай. Казак был прикреплен к станице, даже при кратковременной отлучке он должен был получить разрешение станичного атамана, а для более длительной требовалась санкция самого Войскового атамана. Самовольно отлучившиеся разыскивались и подвергались жестоким наказаниям.

На обеспечение воинской повинности у рядовых казаков уходила примерно половина средств их середняцкого хозяйства, паевое же обеспечение казака за 75 лет до февральской революции 1917 года сокра­тилось примерно в 3 раза, при этом расходы на обмундирование и снаряжение возросли на столько же. Росло число казаков, неспособных снарядить себя на службу за собственный счет.

Казачья войсковая система сдерживала развитие производительных сил в сельском хо­зяйстве, в начале XX в. периодически падала урожайность, сокращались посевы пшеницы и ячменя. Урожаи, дающие небольшие избытки хлеба для продажи, были не более одного раза в 4 - 5 лет, снижалось постепенно и поголовье скота, приходящееся на одну душу казачьего населения

Верховным собственником казачьей земли по-прежнему оставалось государство. Земли казачьих войск счи­тались находившимися в их вечном пользовании. В большинстве казачьих войск в начале XX в. земли делились на три категории: станичные, войсковые, офицерские и чиновни­чьи. В 1900 г. на 52,3 млн. десятин казачьих земель 38,5 млн. составляли станичные, или 73%; 3,0 млн. - офицерские и чиновничьи земли, или 5,7%; войсковые - 11,2 млн., или 21,3%. В 1917 г. станичные земли стали составлять 93,7%, офицерские и чиновничьи - 0,1%, войсковые - 6,3%. Из станичных капиталов - 22% шло на содержание станичной администрации. Право на паевой надел казак имел с 17 лет. На Дону в начале ХХ века средний земельный пай составлял в среднем: по Нижнедонским округам 12 -14 дес., в Верхнедонских снизился до 9 - 10 дес. Земли (при общих законодательных гарантиях до 25 - 30 дес.), в хозяйствах донских калмыков от 25 до 35 дес. земли.

Коренное городское население, проживавшее в городах Приазовья до присоединения их к Области Войска Донского в 1887г.г. и население г.Новочеркасска и Александр-Грушевска, составляло до 22%, при этом городские и общественные земли, а так же монастырские составляли 53 558 дес.

За период с 1898-го по 1917-й год, в ходе интенсивной капитализации и индустриализации края, резко выросло число рабочих промышленных предприятий и горнорабочих шахт Донбасса, насчитывавших, с учётом отряда железнодорожников, уже 165 тысяч из более чем 225-ты­сячного отряда донских пролетариев.

Сельский наёмный пролетариат Дона представлял весьма сложный, многослойный и изменчивый страт: батраки, «промышленники» (сезонные рабочие промыслов) и «отходники», насчитывали соответственно до 65 и до 170 тыс. человек. (т.е. около 240 тыс.). Они так же, в основном, были представлены иногородним, но отчасти и коренным крестьянским населением (даже казаками - до 14 тыс.). Не имея необходимого количества собственной или даже арендуемой земли, они выдвигали требования по уравне­нию в гражданских и имущественных правах с казачеством, повышению зарплаты и возможности на получение земли

Коренное крестьянское население (в основе своей украинского и русского происхождения) Донского края (до 23 - 24%), в основе своей бывшие владельческие и крепостные крестьяне донских помещиков, донские поселяне, армяне и греки, немцы, либо бывшие иногородние, переселившиеся в область с 1868 по 1887 г.г., насчитывало к 1917 году уже более 980 тыс. (и более 135 тыс. хозяйств).

Этот плотно сконцентрированный, компактный массив населения был сосредоточен в основном на Нижнем Дону, в Приазовье и Восточном Донбассе. В пореформенный период коренные крестьяне, имевшие или выкупившие наделы в начале ХХ века, в среднем имели от 2,5 до 4-х дес.земли, зажиточная и середняцкая их прослойка активно скупала земли, занималась арендой и субарендой, в предпринимательской конкуренции далеко опережая казаков, обременённых службой.

Иногороднее, «невойсковое» население, «многослойное» по составу и правам, в основном прибывшее на Дон в пореформенный период, в 1870-х - начале 1900-х годов, и в период сталыпинской аграрной реформы, (в основе русско-украинское по своей этнической принадлежности в сёлах и волостях, и многонациональное в городах и окружных станицах) - составляло более 1мл.220тыс. чел. (около - 30%), и делилось на осёдлых и неосёдлых.

Осёдлые - зажиточная прослойка, крепкие хозяева и предприниматели, как правило, имели покупную землю, скот, усадьбу, магазин или лавку, брали землю в долгосрочную аренду от 6-ти до 10-ти лет и платили «посаженную» плату-налог войсковой администрации (от 90 до 120 руб. на 1 дес.).

Не имевшие осёдлости крестьяне расселялись, в основном, у казачьих станиц, хуторов и около крупных крестьянских сёл, используя возможности краткосрочной аренды на 1 - 3 года, а так же квартиранты-батраки, промысловики и мастеровые, учителя и служащие, разнорабочие и др.

Более чем 1/3 из них занималось крестьянским трудом и земледелием, оставаясь при этом бесправным как в политическом, так, особенно, и в материальном, имущественном отношении. На Дону иногородние имели немногим более 10% земли. Для сравнения, на Кубани, составляя 56% сельского населения, они владели только около 9% земельной площади.

Казаки же, составлявшие к 1917г. 38% населения, имели в своих руках более 82% (т.е., около 12 мл. десятин из 15 мл. десятин всей земли в ОВД), из них 70% удобной земли. В Терской области казаки составляя 19,5% населения, сосредотачивали у себя 29,6% земли. Казачий надел-пай в среднем в 5-ть - 6-ть раз превышал крестьянский надел.

Таким образом, к 1917 году практически численно в области уже явно преобладало коренное и иногороднее крестьянское, а не казачье население.

По данным Всероссийской переписи населения 1916 года

по Области Войска Донского

№ п/п	Округа области Войска Донского	Количество Казачьего населения	Количество иногороднего населения
1.	1-й Донской	220 337	62 530
2.	2-й Донской	224 891	46 062
3.	Усть-Медведицкий	212 773	65 693
4.	Хопёрский	175 858	45 793
5.	Сальский	41 550	43 131
6.	Черкасский	98 727	90 346
7.	Донецкий	283 675	258 289
8.	Таганрогский	4 263	384 636
9.	Ростовский	19 372	214 376
Итого	Казаков и иногородних: 2. 492 302	1. 281 446	1. 210 856

Сравнивая соотношение казачьего и иногороднего населения, необходимо так же обязательно учитывать наличие более чем 950-ти тысячного крестьянского коренного населения (в основном малороссийского и русского происхождения). Исторически эта часть населения компактно проживала в основном на территории Ростовского, Таганрогского, Черкасского, отчасти Донецкого и Сальского округов. В отличие от иногороднего крестьянства, оно гораздо меньше было представлено в волостях и сёлах Донского (1-го и 2-го), Хопёрского и Усть –Медведицкого верхнедонских округов.

С достаточной степенью достоверности, по материалам данной переписи возможно определить и примерную геоэкономическую и социальную градацию иногороднего, (осёдлого сельского и городского) населения «городских» Юго-западных округов Приазовья и Нижнего Дона, а также сугубо сельских, аграрно-сырьевых, средне и верхнедонских округов.

Достаточно чётко видно, что в верхних и средне-донских округах казачье население (833 859тыс.) превышало иногороднее (220 078тыс.) почти в 3-и раза, при этом не так много здесь было и коренных крестьян.

В Нижнедонских округах, при наличии развитой городской и промышленной инфраструктуры, городское население 6-ти городов составляло 22% населения края, иногороднее население (689 358 тыс.) было явно преобладающим над казачьим (122 362 тыс.), здесь же проживала и основная, большая часть коренного крестьянского населения (более 660 тыс.).

Таким образом, именно в Нижнедонских округах к 1917 году было сконцентрировано более 62% всего крестьянского населения ОВД, которое явно страдало от земельного неустройства, малоземелья и безземелья и претендовало на земли казачества, что особо сказывалось в условиях кризиса.

Следует также учитывать и специфику национального состава крестьянского населения, например, проживание большинства донских «хохлов» (крестьян украинского происхождения), зажиточных немецких колонистов (до 30 тыс. в 6 - 7 крупных поселениях) в Таганрогском округе, наличие большой сельской округи донских армян (5 сёл, более 15 тыс.) в Ростовском округе.

Ещё более сложная ситуация складывалась в Задонских степях Сальского округа, где в 13-ти станицах компактно проживало более 30-ти тысяч казаков- калмыков, занимавшихся, в основном, скотоводством (соответственно от 22 до 35 десятин на хозяйство), они, совместно с другими 16 тыс.казаков, имели в своём пользовании до 90% всей удобной земли. При этом, в округе было сконцентрированы крупные частновладельческие конезаводы и зимовники, более 87 тысяч сельских рабочих-батраков, крестьянского иногороднего (43 тыс.) и коренного населения, страдавшего от безземелья, и большей частью арендовавшего землю на краткосрочных условиях «исполу» (т.е. за половину урожая) у казаков и калмыков.

В этих сложных условиях явно просматривались возможности острых конфликтных коллизий в борьбе за равенство прав и свобод казачьего и неказачьего населения, в том числе и в решении одного из основных для того времени - земельного вопроса как на Нижнем, так, отчасти, и на Верхнем Дону.

В Нижнедонских округах близость и противостояние 2-х политических центров: революционно-демократического, пролетарского Ростова и консервативно- государственнического, казачьего Новочеркасска, геополитически и социально-психологически обостряла ситуацию взаимодействия в условиях формировавшегося нового политико-правового поля, после событий февраля 1917 года и крушения монархии. В период начавшейся революции и гражданской войны 1917 - 1920гг., развитие данной ситуации привело к крававым конфликтам и противостоянию казачества и неказачьего, городского и сельского, пролетарского и крестьянского населения края. Одним из крайних проявлений этого сложного процесса стала политика расказачивания, проводимая в разных формах новым Советским государством.

В ходе событий гражданской войны весьма серьёзно пострадала и резко сократилась донская этноэлита, комерческо-предпринимательская, зажиточная городская и сельская прослойка донских армян, греков, немцев и евреев.

Этносоциальные трансформации в Донской и Ростовской области в годы Советской власти (1920 – 1991гг.).

Историки и этнологи связывают эти процессы с оценкой реализации новым Советским государством политики и практики расказачивания и раскрестьянивания в ходе социалистической модернизации, а так же со скрытой или явно репрессивной, в том числе депортационной политикой по отношению к донским немцам, полякам и даже грекам в 30 –е и особенно 40-е годы ХХ века, накануне и в ходе Великой отечественной войны.

В итоге такой политики, уже в 70 – 80 гг. явно обозначилась тенденция глубокой этнической ассимиляции казачьего этноссоциального сообщества, ещё в 20 - 30 годы окончательно утратившего статус сословия и соответствующие ему этносословные, культурно-бытовые элементы (традиции военной службы, ведения хозяйства, и даже семейно-бытовые особенности).

Сходные процессы, хотя и не так ярко выраженные, происходили в среде доского армянского, особенно городского населения, окончательно включённого в состав г.Ростова-на-Дону с 1928 года, греческого населения Таганрога и Ростова.

Ещё сложнее обстояло дело с представителями немецкой и польской этнических групп, практически полностью дезентегрированных ещё в довоенный период.

Однако в местах компактного проживания потомков казаков и армян, особенно в сельской местности, среди части сохранившейся донской интеллегенции и этноэлиты, элементы культурной этничности и семейно-бытовые традиции всё же сохранялись.

С конца 80-х годов, в период перестройки и очередной российской модернизации конца ХХ века, они получили реальный шанс для своеобразного ренессанса, став важнейшей составляющей современного культурного процесса и межнационального диалога в Ростовской области.

Новой тенденцией, в 50-х начале 90-х гг. ХХ в., связанной с внутренней миграцией населения СССР, а затем и интенсивными миграционными волнами, последовавшими после его распада в 1991г., стало постепенное расширение состава и численности других народов и этносов, ранее не проживавших в Ростовской области. За последние 20 лет в Ростовскую область прибыло более 500 тыс. мигрантов. Появились и постепнно сложились компактные, но весьма внушительные этнические группы и сообщества: татар, цыган, молдаван, грузин, осетин, даргинцев, чеченцев, казахов, корейцев, китайцев и вьетнамцев, других народов из стран СНГ и России.

В сложных условиях кризиса экономики и переходного периода, власти и коренное население Ростовская области сумели аккумулировать и смягчить последствия волн миграций, сохранить и преумножить традиции дружбы, культурной терпимости, талерантности и взаимопомощи, избежать серьёзных конфликтов на межнациональной почве.

Содружество народов донских в начале ХХI века.

Вместо заключения.

Первая Всероссийская Перепись населения в новой России 2002 года даёт нам уникальный материал для реального осмысления сложившейся ситуации и перспектив развития этнокультурных процессов ближайшего будущего в Ростовской области.

По статистическим данным результатов переписи, численность постоянного населения Ростовской области составляла (7 лет назад) – 4 мл.404 тыс.человек (с 1989г. увеличение на 2,6%), в городах и районах проживает до 130 национальностей.

В этническом составе населения по-прежнему на первом месте русские – 89,35% (3 мл. 934 835). По всей видимости в том числе, к ним можно отнести и потомков донских казаков, сегодня уже не индентифицирующих себя чётко, как особую, локальную этносоциальную «титульную» группу бывшего и нынешнего населения края.

При этом, впервые в практике переписей, получены данные о тех, кто этнически идентефицирует(относит) себя как казаки. В Ростовской области чётко самоидентифицировали себя с казачеством 2% населения (87 492 чел.), это 6,25% от всего казачьего населения России (более 1 мл. 400 чел.членов войсковых казачьих обществ и 148 тыс. этнических казаков).

Однако, если добавить сюда и членов их семей, то может получится и цифра в 3 - 4 раза большая (до 12-15% населения), что говорит о сохранении на ближайшие 10 - 15 лет потенциала этнокультурного возрождения «неоказачества».

На вторм месте традиционно остаются украинцы - 2,7% (118 486 чел.), хотя их удельный вес снизился почти в двое.

На третьем месте по-прежнему армянское население - 2,2% (110тыс.), при этом их численность возросла почти вдвое (с 63 тыс. в 1989г), в основном за счёт миграции из Армении, Грузии и Азербайджана.

Сегодня эти самые многочисленные группы составляют около 95 % населения области.

Достаточно крупными этническими группами области являются так же белорусы, татары, азербайджанцы и турки, составляющие от 16 до 30 тыс. человек.

Значительные этнические группы, компактно проживающие в пределах области, представляют:

чеченцы (15,5 тыс.),

цагане (15,2 тыс.),

корейцы (12 тыс.),

грузины (10,6 тыс.),

молдаване (7,6 тыс.),

немцы (6,8 тыс.),

даргинцы (6,7 тыс.).

Численность остальных этнических групп не превышает 5тыс. человек.

Перепись отметила и существенное сокращение еврейского населения – в 1,5 раза, всего в области проживает 4.984 человека еврейской национальности ( в основном за счёт эмиграции и внутренней миграции).

В период начавшихся процессов демократизации и гласности, с конца 80-х - начала 90-х годов, в Ростовской области сложились, сформированы и успешно действуют более 20-ти различных национально - культурных общин, землячеств и обществ. Наиболее крупные и активные из них:

« Ново-Нахичеванская-наДону армянская община»;

«Культурно-просветительное общество донских и приазовских греков «Танаис»;

Татарский общественно-культурный центр «Нур»;

Общество российских немцев «Видергебург-Дон (Возрождение - Дон)»;

«Союз украинцев Ростовской области»;

«Союз белорусов Дона»;

«Ассоциация корейцев Роствской области»;

Романо-цыганское культурно-просветительное общество «Рома и мир»;

Донское землячество народов Грузии «Вардзия»;

«Ростовская ассоциация содействия еврейской культуре» и ряд других.

Потомки донских казаков (на территории Ростовской, Волгоградской области и Республики Калмыкия) обьединены по интересам в трёх основных массовых организациях:

- Войсковом казачьем (госреестровом) обществе «Всевеликое Войско Донское» (атаман Водолацкий В.П. - 73 тыс. чел.),

- Международной общественно-культурной организации «Всевеликое Войско Донское» (атаман Козицын Н.И. - до 10 тыс. чел.),

- Молодёжном казачьем движении «Донцы» (до 3-х тыс. чел.).

За это время на Дону возникло и дествует более чем 300 обшественных, некоммерческих организаций, военно-патриотических, конно-спортивных клубов, фольклорных ансамблей, народных театров и групп, приоритетно ориентированных на возрождение культурных традиций казачества и других этносов и этносоциальных групп, проживающих в Ростовской области.

Прекрасной постоянной традицией в последние 15 лет стал общеобластной фольклорный праздник: «ДОН МНОГОНАЦИОНАЛЬНЫЙ», который, как правило, проводится ежегодно в период празднования «Дня Города», а также и идентичные праздники в многонациональных городах и районах области( Мясниковском,Мартыновском,Семикаракорском, Бело-Калитвенском и др).

В традиционно многоконфессиональной Ростовской области действуют так же более 550 религиозных организаций и общин, более 47 различных конфессий и сект, их количество за последние 20 лет выросло более, чем в 3,5 раза. В области с пеимущественно православным христианским населением для верующих функционируют более 80-ти православных храмов и церквей, а так же несколько католических кирх, мусульманских мечетей и иудейских синагог, молельных домов различных конфессий и даже сект (евангелисты, адвентисты и др.)

Межнациональные и межконфессиональные отношения в Ростовской области в последнее десятилетие можно с полным основанием характеризовать, как дружеские, мирные и практически бесконфликтные, в чём немалая заслуга властей всех уровней, лидеров и актива этнических землячеств и общин, и конечно наличие уникального исторического опыта традиций талерантной культуры донского населения.

Таким образом, подводя итог краткого освещения истории и культуры народов Донского края и казачества, следует констатировать, что народы(этносы) и этносоциальные группы современной Ростовской области являются преемниками и хранителями уникального этнокултурного наследия предыдущих эпох. И сегодня, как никогда, важно сохранять, глубоко изучать и приумножать имеющийся бесценный опыт соотношения культурной уникальности, культурного заимствования, комплиментарности и толерантности. Постоянный полифоничный диалог культур и обмен этими непреходящими ценностями в политической, экономической, этносоциальной и духовной сферах - залог процветания синкретической донской субкультуры начала нового, ХХI-го века, на по истине «Тихом Дону».

УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ.

СОВЕТЫ И РЕКОМЕНДАЦИИ, ЛИТЕРАТУРА

И ИНТЕРНЕТ-ИСТОЧНИКИ