1.1. Глобальные политические тенденции

Стремление осмыслить происходящие перемены в их целостности приводит исследователей ко все более широкому использованию таких понятий, как «глобальность» и «глобализация», которые призваны отразить то общее, что составляет специфику изучаемых процессов и явлений, их нередуцируемый характер. Однако подходы представителей различных теоретических направлений к оценке этих понятий, а также лежащего в их основе феномена роста взаимозависимости значительно расходятся, их интерпретации варьируются в зависимости от теоретических предпочтений.

Так, неореалисты (К. Уолц, Р. Гилпин и др.), с точки зрения которых решающее влияние на эволюцию международных отношений остается за государством, главным следствием усиления взаимозависимости видят формирование глобальной международной системы. В основе функционирования последней лежат определяемые ее структурой и поддающиеся эмпирическому описанию и верификации причинно-следственные отношения. При этом «системность» предполагает, что за внешне хаотическим нагромождением событий и несогласованных поведений, в конечном счете скрываются некие управляющие ими детерминанты и закономерности. В этой связи любые «международно-политические системы представляют собой, наподобие экономических рынков, равнодействующую поведения составляющих их элементов, каждый из которых руководствуется при этом собственной выгодой» (Уолц).

«Реалистический» дискурс и сегодня остается на вооружении политических деятелей. В условиях современного переходного периода государственные руководители, озабоченные проблемами всеобщей безопасности, проводя свою международную политику, как и прежде, рассматривают происходящие события в свете категорий политического реализма. Как отмечает Ф. Константэн, главная причина такого положения в том, что политический реализм лучше всего способствует мобилизации «национального» общественного мнения в пользу «своего» правительства, постулируя, что именно оно защищает «национальный» интерес. Это не только укрепляет существующую власть, но и способствует усилению национального единства перед лицом внутренних противоречий. Тем самым, в полном соответствии с традициями классического подхода, речь идет о стремлении установить глобальный порядок, регулирующий иерархизированные властные отношения, когда правительства, используя свою легитимность, а при случае и насилие, в любой момент могут напомнить, что именно они (или, иначе говоря, государства, которые они представляют) и являются в конечном счете высшей властью на международной арене. В этом смысле «глобальная система», пусть даже примитивная в своей институционализации, предстает как более или менее структурированная совокупность государств и созданных ими межправительственных организаций, призванная управлять противоречиями.

Однако в условиях современного «послехолодновоенного» периода всемирной истории, с характерными для него потрясениями, массовым выходом на политическую сцену влиятельных транснациональных (или, иначе говоря, негосударственных) акторов, растущим политическим значением информационных технологий, новейших средств связи и коммуникации, возникновением нового поколения конфликтов и переструктурированием межгосударственных отношений, строгие системные объяснения, основанные на распределении властных отношений между государствами и их силовом потенциале, сталкиваются с непреодолимыми трудностями.

Апеллируя к подобным трудностям в своей критике политического реализма, сторонники концепций транснационализма (Дж. Най, Р. Кохэн, М.К. Смутс и др.) предлагают иной подход к пониманию глобализации. По их мнению, взаимозависимость, лежащая в основе глобальных процессов, наиболее ярко выражается в подрыве монополии государств (прежде всего великих держав) как единоличных вершителей судеб мировой политики, в размывании таких незыблемых прежде устоев, как государственный суверенитет, нерушимость границ, в изменении содержания и смысла понятия «безопасность». Эта позиция была еще больше усилена в работах Дж. Розенау. С его точки зрения, любая совокупность взаимодействий, способствующая (пусть даже чисто теоретически) распространению интересов той или иной социальной группы за пределы границ данного государства, является источником глобализации. Таким образом, глобализация политики - это такое сочетание взаимодействий внутри- и внешнеполитического характера, которое имеет тенденцию неограниченного распространения, преодоления границ национальных государств, нарушения их территориального суверенитета.

Обобщая имеющиеся точки зрения и наиболее распространенные позиции, можно выделить следующие тенденции. Во-первых, в качестве одной из глобальных тенденций называют тенденцию к размыванию границ между внутренней и внешней политикой. Так, уже в конце 60-х годов появляются работы, в которых аргументировано показывается взаимосвязь и взаимовлияние внутренней и международной политики. В дальнейшем усиление взаимозависимости различных обществ и возникновение новых проблем, решение которых не может быть найдено в рамках отдельных государств, приводят ряд исследователей к выводу о прогрессирующей проницаемости

границ между внутренней и внешней политикой.

Сегодня уже мало у кого вызывает сомнение тезис о том, что изучение мировых политических процессов не может быть успешным, если оно отказывается принимать во внимание особенности внутриполитических процессов. Более того, усиление взаимозависимости является, по мнению некоторых исследователей достаточным аргументом не только для того, чтобы принять вывод о принципиальной значимости внутренних дел для выработки внешнеполитической линии и международной ситуации для определения внутренней политики, но и выдвинуть положение о том, что объект изучения международных отношений не обладает нередуцируемой спецификой, которая оправдывала бы существование особой дисциплины.

Речь идет, таким образом, об интернационализации политики. Наиболее явно это проявляется, с одной стороны, в международно-политической активности регионов и других субъектов федеративных государств, устанавливающих самостоятельные связи с приграничными регионами соседних стран, а иногда и с иностранными государствами в целом. С другой стороны, в непосредственном влиянии международной жизни на внутриполитические процессы в том или ином государстве.

С этим связана вторая тенденция - демократизация как международных отношений, так и внутриполитических процессов. Она наблюдается во всех странах независимо от господствующего в них типа политического режима. С окончанием холодной войны даже в условиях самых авторитарных режимов значительно сузились возможности скрывать, а тем более легитимировать нарушения государством личной свободы граждан, их естественных и политических прав. Всемирное распространение получает такое явление, как прогрессирующая политизация масс, повсеместно требующих доступа к информации, участия в принятии касающихся их решений, улучшения своего материального благосостояния и качества жизни. Достижения постиндустриальной революции - спутниковая связь и кабельное телевидение, телефаксы и электронная почта, глобальная сеть Интернет, объединяющая более 50 миллионов человек во всех странах и делающая возможным почти мгновенное распространение и получение необходимой информации едва ли не по всем интересующим современного человека вопросам, - стали признаками повседневной жизни людей не только в экономически наиболее развитых государствах, но и получают все более широкое распространение во всем мире. В результате разработка и реализация внешнеполитических установок перестают быть уделом узкой группы специального государственного ведомства, становясь достоянием совокупности самых разнообразных институтов, - как правительственных, так и «независимых», как политического, так и неполитического характера. В свою очередь это оказывает глубокие последствия на политические отношения с точки зрения круга их непосредственных участников.

Отсюда третья глобальная политическая тенденция, связанная с расширением состава и ростом многообразия политических акторов. Только за последние полвека количество государств - членов мирового сообщества возросло с 60 до 185. Одновременно с количественным ростом увеличивается и иерархия между государствами: если в идеологическом плане структура мировой межгосударственной системы становится более однородной по сравнению с эпохой холодной войны, то в плане социально-экономическом и военно-политическом наблюдается совершенно иная картина. Сегодня прогрессирующий разрыв в уровнях экономического развития, материального благополучия и качества жизни между богатыми и бедными странами обостряется «выбросом» на мировую арену в результате распада СССР и мировой социалистической системы новых суверенных государств, ранее принадлежавших к богатому Северу, а сегодня в большинстве своем тяготеющих по всем объективным показателям к бедному Югу.

Но возрастание количества и неоднородности политических акторов касается не только государств. В наши дни в мировой политике наряду с государствами активно участвуют и другие

действующие лица, усиливая давление на принимаемые в этой сфере решения и способствуя усложнению ее структуры: региональные администрации, сепаратистские и ирредентистские силы, религиозные движения, независимые профессиональные организации, экологические партии, транснациональные корпорации, политические объединения - все они способны оказывать непосредственное влияние на ход событий, не оглядываясь на национальные правительства. Как подчеркивает Дж. Розенау, возникают контуры новой, «постмеждународной политики», которую можно охарактеризовать тремя параметрами. «Макропараметр» (или, иначе говоря, структурный уровень) характеризуется тем, что здесь как бы параллельно с традиционным миром межгосударственных взаимодействий возникает второй, полицентричный, мир - мир «акторов вне суверенитета», в котором действуют принципиально иные, неизвестные или же малораспространенные прежде связи и отношения. Важные изменения происходят на уровне «микропараметра», т.е. системы взаимодействий индивида с миром политики: они касаются лояльности индивида к его группе принадлежности, меры его подчинения власти, возросшей способности к анализу международных отношений и эмоционального вклада в мировую политику. Наконец, «реляционный» параметр (параметр властных отношений) характеризуется главным образом снижением эффективных компетенций правительств, эрозией традиционных международных авторитетов.

Четвертая политическая тенденция, имеющая глобальный характер, касается изменений в содержании угроз международному миру и расширения понятия безопасности. Как подчеркивает Дж. Розенау, мир «постмеждународной политики» характеризуется хаотичностью и непредсказуемостью, искажением идентичности, переориентацией традиционных связей авторитета и лояльностей. В свою очередь М. Николсон отмечает, что возросшее число участников вносит в систему международных отношений большую неуверенность, связанную с чрезвычайно широкой палитрой интересов, стремлений и целей, с вытекающей из этого труднопредсказуемостью мотиваций и последствий различных вариантов их поведения.

При этом новые проблемы наложились на старые. К угрозам стратегического характера, вытекающим из частичной несовместимости целей участников политического процесса, добавились угрозы параметрического свойства как следствие воздействия внеличностных факторов (например, таких, как деградация окружающей среды или техногенное давление на социум). Обеспечение военной безопасности государств продолжает оставаться актуальной задачей, но к ней добавляются вызовы, связанные с возросшими ставками в сфере экономического соревнования, проблемами экологии, информации, культуры.

Одновременно меняется содержание и понятия силы. Как отмечают Дж. Най и P.O. Кохэн, это содержание всегда было размытым для государственных деятелей и аналитиков международной политики, а в настоящее время оно стало еще более трудноуловимым. Традиционный взгляд, согласно которому военная сила определяет все другие ее формы и государство с наибольшей военной силой контролирует международные отношения, - во многом продукт эпохи холодной войны. Но уже тогда ресурсы, обеспечивающие силовые возможности, становились более сложными.

Теоретики взаимозависимости обратили внимание на перераспределение силы во взаимодействии международных акторов, на перемещение основного соперничества между ними из военной сферы в сферы экономики, финансов и т.п. и на увеличение в этой связи возможностей малых государств и частных субъектов международных отношений. При этом подчеркивается различие степеней уязвимости одного и того же государства в различных функциональных сферах (подсистемах) международных отношений. В каждой из таких сфер (например, военная безопасность, энергетика, финансовые трансферты, технология, сырье, морские ресурсы и т.п.) устанавливаются свои «правила игры», своя особая иерархия. Государство, сильное в какой-либо одной или даже нескольких из этих сфер (например, военной, демографической, геополитической), может оказаться слабым в других (экономика, энергетика, торговля). Поэтому оценка действительной силы предполагает учет не только его преимуществ, но и сфер его уязвимости.

Описание глобальных политических тенденций можно было бы продолжить, добавив к уже рассмотренным выше, например, интеграционные процессы или же изменения, связанные с проблемой государственного суверенитета. Однако и представленного уже достаточно для того, чтобы попытаться рассмотреть различные варианты теоретических ответов на эти новые вызовы.