2.3. Возможности социологии международных отношений

Прежде всего следует отметить, что расхождения американской и европейской традиций не следует абсолютизировать. Возможности примирения позиций существовали с самого начала. Так, например, Р. Арон на первый взгляд совершенно категоричен в том, что касается характера международных отношений: «Современные социологи, находясь под влиянием американской школы, занимаются главным образом гражданским состоянием и совсем мало - тем, что представляет собой его отрицание... Поэтому многие социологи современной школы, рассматривая международные отношения, немедленно пытаются найти в них эквивалент социальной системы, социального консенсуса и социальных ролей - всех привычных им понятий, не всегда осознавая, что оригинальность международных отношений состоит именно в том, что они не представляют собой социальную систему в том смысле, в какой ею является гражданское состояние». В то же время, отрицая возможность существования единой международной системы, общей цивилизации (ибо этому мешает «плюрализм суверенитетов») и призывая рассматривать международные отношения не как гражданское, а как прежде всего «естественное состояние», он допускал, что даже в этом состоянии они представляют собой такой род социальных отношений, в которых существует «чрезвычайное многообразие игровых, конвенциональных, религиозных и других... неписаных правил, более или менее соблюдаемых ценностей». Он признает, что существует по меньшей мере два важнейших элемента консенсуса: во-первых, обладатели ужасного оружия сознают, что его применение было бы безумием; во-вторых, за исключением нескольких крайних случаев, все народы придерживаются более или менее сходных ценностей, хотя и с различной степенью убежденности и лицемерия.

Последователи Арона идут еще дальше: например, Ж. Унцингер вовсе не отрицает существования единой международной системы, считая, что именно анализом ее структур и призвана заниматься социология международных отношений.

Вместе с тем для английской школы МО характерен анализ международной системы как относительно целостного «общества», в котором господствуют единые нормы поведения его членов-государств. В своей наиболее известной работе «Анархическое общество: изучение порядка в мировой политике» Хедли Булл высказывает взгляды, близкие, с одной стороны, политическому реализму, а с другой - получившему распространение в 90-е гг. так называемому конструктивистскому направлению в науке о международных отношениях, но не совпадающие, однако, ни с теми, ни с другими.

Давние традиции теории международного общества не только привлекают внимание сторонников, но и вызывают возражения, главным аргументом которых остается ссылка на незыблемость священного принципа государственного суверенитета. Следуя этому принципу, представители английской школы рассматривали международное общество как состоящее из суверенных государств, не имеющих над собой никакой верховной власти, но разделяющих определенный минимум совместных ценностей и норм (что предполагает взаимные контакты, осуществляемые от их имени специальными лицами) и обладающих рядом общих (межгосударственных) институтов. Международное общество предполагает взаимную ответственность его членов-государств, конвенционально соблюдаемые правила, определенную тенденцию к возрастанию в его рамках гуманизации и сотрудничества. В полном соответствии с традициями политического реализма основными политическими акторами международного общества считаются государственные деятели, а главными ценностями - осторожность и ответственность в принятии решений. Вокруг этих ценностей вращаются все остальные политические ценности: лояльность, добрая воля, решимость, смелость, сострадание, уравновешенность и превыше всего справедливость. «Важность каждой из них будет зависеть от ситуации, с которой столкнется актор» (Джексон). В такой трактовке международное общество коренным образом отличается от мирового общества, в рамках которого речь идет о равных правах каждого человека независимо от его государственной принадлежности. Мировое общество рассматривается как клиент международного общества (ибо права личности являются продуктом государства и могут как минимум им же и быть отменены). Кроме того, указанная трактовка носит в значительной мере правовой (а не только социологический) характер. В то же время несомненна плодотворность самой идеи общественного (социального) существа международных отношений, которая способствовала развитию социологического представления о них. Разработка указанной идеи получает новый импульс с окончанием холодной войны, которая «замораживала» представление о международных отношениях как о межгосударственном противоборстве, делающим невозможным сколько-нибудь существенное продвижение по пути укрепления совместных ценностей, развития гуманизации и сотрудничества в планетарных масштабах . Идея международного общества не только выходит за национальные рамки, но и обогащается новыми положениями, которые в значительной мере преодолевают присущий ей ранее государственно-центристский характер.

Стремясь подчеркнуть возрастающую степень организованности, совместных интересов и общих вызовов, с которыми сталкивается человечество в условиях усиливающейся взаимозависимости и связанного с этим все большего осознания им своей общей идентичности, некоторые авторы предпочитают говорить о становлении мирового сообщества (Браун), другие используют термины «глобальное общество» (Шоу), «глобальная общность чeлoвeчecтва» (Чешков) или «цивилизация» (Загладин). Так или иначе, поворот к социологическому рассмотрению проблемы вполне очевиден.

Основываясь на трактовке глобализации как международного, мирового, глобального общества, некоторые исследователи заявляют о возникновении «глобального гражданского общества» (Липшутц) или, иначе говоря, о формировании всеобщих ценностных ориентаций и нормативных установок, присущих всем людям без различия их государственной принадлежности, национальной или социокультурной идентичности, существующих в рамках единого социума. Глобальное гражданское общество основывается на возникновении глобальной экономики и культуры и характеризуется конструированием соответствующих многообразных религиозных, политических, социальных, коммуникационных и иных организаций и институтов, объединяющих людей независимо от их государственного подданства и формирующих общие ожидания, ценности и цели.

Важно подчеркнуть, что в рамках рассматриваемой концепции в определенной мере преодолевается противоборство основных парадигм МО или, точнее говоря, интегрируются их достижения: глобальное (или мировое) общество описывается отнюдь не в «розовых тонах», а движение к нему - не как однонаправленная тенденция. Наряду с тенденциями глобализации существуют и противоположные процессы. В результате происходит столкновение глобальной солидарности с партикулярной лояльностью; упадок роли государств - как главных и определяющих характер социальных отношений в глобальном масштабе - сопровождается ростом национализма и стремлениями к достижению собственного суверенитета; отношения сотрудничества сосуществуют с отношениями гегемонии, доминирования и клиентелы; наряду с осознанием принадлежности к планетарной общности обостряется и ощущение опасности и уязвимости. Тем более, что глобальная общность характеризуется множеством акторов, преследующих собственные цели, в числе которых и такие, как сила, престиж, безопасность, выживание, и такие, как усиление контроля над различными видами (материальных и символических) ресурсов, или освобождение от действительной либо мнимой гегемонии со стороны другого. Путь к реализации этих целей теперь все больше проходит через сети отношений различного транснационального характера - от негосударственных взаимодействий «родственных» социальных групп до конфликтов и столкновений различных пространств и культур.

Поэтому движение к глобальному обществу нельзя представлять как некую интеграцию, рассматриваемую к тому же с позиций примитивно понимаемого функционализма, равно как и нельзя отождествлять международные институты с функциональными предпосылками планетарного единства, или же как экстраполяцию государственной модели. Глобальное общество с этих позиций предстает как хотя и единый, но далеко не однородный социум, как многообразная социальная вселенная, как ассоциация мира сообществ, наконец, как планетарная совокупность, хотя и примитивная в своей институционализации, но достаточно структурированная для того, чтобы управлять противоречиями. Социологический характер подобного рассмотрения не вызывает сомнений. Более того, оно подтверждает (разумеется, с соответствующими «поправками») сформулированный Б.Н. Чичериным еще в XIX в. политико-социологический «закон обратно-пропорционального отношения» государственной власти «сверху» и гражданского влияния «снизу».

Если вслед за Джоном Грумом считать, что современное «призвание науки международных отношений заключается в создании политической социологии глобального общества», то приходится признать, что как автономная дисциплина она пока не существует. Однако предпосылки для этого уже есть, и их интенсивное накопление быстро приближается к критической точке. Концептуализация этих предпосылок убеждает в том, что уже сегодня социологический взгляд на международные отношения способен предложить оригинальные подходы, помогающие совершенствованию как эмпирического, так и общесоциологического инструментария для изучения столь динамичной и столь рисковой сферы общественных отношений, какой является международная жизнь, что представляет собой безусловный прогресс в развитии нашего знания о ней.

Цыганков П.А. Глобальные политические тенденции и социология международных отношений // Международные отношения: социологические подходы / под ред. П.А. Цыганкова. – М., 1998