Гегелевская школа и ее разложение

В берлинский период жизни и творчества Гегеля у него появилось много убежденных сторонников и последователей, т. е. сформировалась гегелевская школа: гегельянство. В1826 г, эти люди объединились в «Общество научной критики», которое возглавил Ге- гель и которое с1827 г. стало публиковать «Ежегод- ник научной критики». Отмечая, что «триумфальное шествие» гегелевской философии не прекратилось и после смерти ее основоположника, Ф. Энгельс указывал, что, «напротив, именно период с1830 по1840 г. был временем исключительного господства «гегельянщины», заразившей в большей или меньшей степени даже своих противников» и что «именно в этот период взгляды Гегеля, сознательным или бес- сознательным путем, в изобилии проникали в самые различные науки и давали закваску даже популярной литературе и ежедневной печати, из которых среднее «образованное сознание» черпает запас своих идей». Энгельс добавлял, что «эта победа по всей линии бы- ла лишь прологом междоусобной войны»(1. 21. 279).

Эволюция немецкого гегельянства в 30—40-е годы тесно связана с существенными изменениями социаль- но-политической обстановки в Германии, где в этот период подготавливались условия для буржуазной ре-

389

волюции 1848 — 1849 гг. Под влиянием июльской рево- люции1830 г. во Франции ряд видных немецких писа- телей, недовольных феодально-абсолютистскими по- рядками на своей родине, образовали группу«Моло- дая Германия», развернувшую из парижской эмигра- ции, в которой они вынуждены были находиться, острую критику этих порядков. Главный вдохновитель «Молодой Германии»Людвиг Берне (1786—1839) под- верг критике и гегелевскую философию, в которой ус- матривал идеологическое оправдание реакции. Другой лидер группы— Генрих Гейне (1797—1856) в очерках «К истории религии и философии в Германии»(1834) указал на социально-политическую неоднозначность учения Гегеля и на наличие в нем скрытых револю- ционных потенций, закладывая тем самым основы для их последующего выявления и развития. Гейне можно считатьпровозвестником левогегелъянского течения, хотя непосредственные истоки последнего были иными.

Для основной массы немецких гегельянцев отноше- ние к насущным социально-политическим проблемам оказалось опосредованным в 30-е годы определением отношения философии к религии в целом и к христиан- ству в особенности, поскольку оно играло роль глав- ной идеологической опоры реакции в Прусски и ряде других германских государств. Предметом обсужде- ния, приводившего к размежеванию гегельянцев, стал прежде всего вопрос о том, каково было отношение к христианству Гегеля, поскольку в его философии ре- лигии не обосновывался тезис о личностном характере бога и не говорилось о бессмертии души. Те гегель- янцы, которые считали необходимым поддерживать наличную прусскую государственность, толковали ге- гелевскую философию или как вполне согласную с христианской ортодоксией, или как могущую быть приведенной к такому согласию путем вносимых в нее соответствующих дополнений. Этих гегельянцев (Га- блера, Гешеля, Дауба, Хинрикса, Ватке, Мархейнеке, Хеннинга), которые вместе с тем пытались выдвинуть теологическую проблематику на первый план в геге- левском наследии, стали называть«правыми», или «старогегельянцами». К ним близок был гегелевский«центр», ведущими фигурами в котором являлись ав- тор «Энциклопедии теологических наук»(1831) Карл Розенкранц, в дальнейшем опубликовавший первое ис-

390

следование о жизненном и творческом пути Гегеля, и самый стойкий защитник истинности гегелевской философии в ее свободном от каких бы то ни было дополнений и изменений виде Карл Михелет, основав- ший и редактировавший журнал гегелевской ортодок- сии — «Берлинский ежегодник».

Левогегелъянское течение, толчок к образованию которого был дан отошедшим от «центра»Давидом Штраусом в книге«Жизнь Иисуса» (1835), не только решительно отвергло попытки согласовать гегелизм с христианской ортодоксией, но и подвергло послед- нюю деструктивной критике путем выявления мифо- логичности евангельских сказаний, что в общем нахо- дилось в соответствии с гегелевским их пониманием. Крупнейший вклад в этот процесс внес затем выходец из «старогегельянства»Бруно Бауэр своими трудами«Критика евангельской истории Иоанна» (1840) и«Критика евангельской истории синоптиков» (1841), хотя он существенно иначе, чем Штраус, решал рели- гиоведческий вопрос о том, кто именно создал еван- гельские сказания. Если Штраус полагал, что в своей основе они суть продукты коллективного и как бы бес- сознательного творчества раннехристианских общин, которые спустя длительное время были литературно оформлены евангелистами, то Б. Бауэр в полемике с этой точкой зрения утверждал, что христианские мифы являются сознательными измышлениями еван- гелистов, выступающих носителями «самосознания». Штраусовскую точку зрения Б. Бауэр квалифицировал как «мистический субстанциализм», непонятным об- разом приписывающий создание названных мифов духовной «субстанции». Не давая себя запугать ука- занием «старогегельянцев» на атеистические выво- ды, которые могут быть сделаны из отрицания «бого- откровенности» христианства,Эдгар Бауэр (брат Б. Бауэра) смело признал правомерность таких выво- дов и от имени младогегельянцев провозгласил, что подлинная философия с необходимостью атеистична(«философ есть атеист».). Остроумно пародируя воз- мущение «старогегельянцев» подобной интерпрета- цией учения Гегеля и одновременно выявляя наличие в его трудах оснований для нее, Б. Бауэр— возможно, в соавторстве с молодым К. Марксом— опубликовал в1842 г. блестящий памфлет «Трубный глас страшно-

391

го суда над Гегелем, антихристом и безбожником». Тот же смысл имел изданный несколькими месяцами позже поэтический памфлет Э. Бауэра и Ф. Энгельса «Библии чудесное избавление от дерзкого покушения, или торжество веры».

За два с небольшим года, истекших со времени вы- хода в свет «Жизни Иисуса», младогегельянская кри- тика христианства, имевшая понятный для компе- тентных читателей политический подтекст, набрала такую силу, что в 1838 г. бывший видный гегельянец Г. Лео в памфлете «Гегелинги» изобразил левых ге- гельянцев целой «партией», имеющей подрывные на- мерения,— это-де «новое издание энциклопедистов и героев французской революции». Э. Бауэр в анти- памфлете обрушился на «поповскую партию», обвиняя ее в реакционности, несовместимой, по его мнению, с сущностью и традициями немецкого протестантиз- ма. С начала1838 г. у младогегельянцев появился объединявший их печатный орган«Галлеский ежеме- сячник», который издавалсяАрнольдом Руге и Теодо- ром Эхтермайером. Когда с вступлением в1840 г. на прусский престол нового короля Фридриха-Вильгель- маIV пришла к власти монархическо-клерикальная реакция, младогегельянцы, поставленные перед необ- ходимостью определить свои политические позиции, начали высказывать антиабсолютистские и республи- канские взгляды, склоняться к либерализму и демо- кратизму, проявлять симпатии к идеям утопического социализма и коммунизма. В таком направлении уже давно ориентировал своих слушателей профессор Бер- линского университета гегельянец Эдуард Ганс, ко- торый после Июльской революции, осмысливая ее уроки и изучая тенденции общественного развития на примере Франции, стал критиковать консерватизм фи- лософии права Гегеля и отходить от его философии истории (он был публикатором гегелевских лекций о ней) в сторону признания закономерности дальней- шего социального прогресса.В «философии практики» А. Цешковского и«философии действия» М. Гесса ста- вился, хотя и в довольно абстрактной форме, вопрос о необходимости социальной активности во имя осу- ществления идеалов свободы, справедливости, гума- низма.В бауэровской «философии самосознания», утверждавшей субъективно-идеалистический взгляд на историю, социальный прогресс рассматривался как

392

имеющий своей движущей силой критику интеллектуа- лами наличных идей, учреждений и «косной» массы. Теоретическим источником этого взгляда, в известной мере созвучного Просвещению с его убеждением в определяющей роли человеческих «мнений» во все- мирной истории, явился фихтеанский компонент геге- левской философии, выделенный из нее и противопо- ставленный ее спинозистскому компоненту, который ранее оказался выделенным Штраусом в егоучении о «субстанциальном» основании евангельских сказаний. Вместо движения вперед и диалектического преодоле- ния гегелизма, на что претендовали младогегельянцы, ихконцепции «субстанции» и «самосознания» лишь «расщепляли» критикуемую ими философию и, по сути дела, шли вспять от нее. Главным препятствием на пу- ти поступательного движения явилось сохранение да- же самыми радикальными младогегельянцами связи с гегелевским идеализмом. Отмечая, что у Б. Бауэра, как и у Гегеля,«самосознание естьподнявшаяся до самосознаниясубстанция», К. Маркс указывал, что тем самым «самосознание изсвойства человека пре- вратилось всамостоятельный субъект», который, в сущности, есть«метафизически-теологическая кари- катура на человека в егооторванности от природы». К. Маркс уточнял, что в трактовке Б. Бауэра «само- сознание есть вочеловечившаяся идея»(1. 2. 153). По выражению Ф. Энгельса,младогегельянцы «путались на разные лады» в противоречии между весьма значи- тельнойданью гегелевскому идеализму и своими атеи- стическими выводами, которые требовали материа- листического мировоззрения. «Тогда, — указывает Ф. Энгельс,— появилось сочинение Фейербаха «Сущ- ность христианства», которое «одним ударом рассея- ло... это противоречие, снова и без обиняков провоз- гласив торжество материализма». Энгельс подчерки- вает великое «освободительное действие этой книги», особенно на тех младогегельянцев, которые, как он сам и К. Маркс, уже тяготели к материализму»(1. 21. 280-281).

393