Глава 1.

телесность человека: историко-философский аспект

1.1. Понятие о теле

Материальной основой человеческой природы являет­ся тело. Это биофизическая реальность, которая, во-пер­вых, пространственно ограничена, а во-вторых, непосред­ственно связана с землей, природой, естественной жизнью и подчиняется ее законам.

Телесность предполагает наличие у человека чувствен­ности, сексуальности, разнообразных соматических и по­ловозрастных особенностей.

Человек как телесно-органическое существо не облада­ет свободой, но полностью зависит от требований есте­ственной необходимости. Биологическая программа его существования в физическом времени циклична. Она скла­дывается из таких этапов как зачатие, эмбриогенез, рож­дение, физическое и психическое созревание, старение и естественное умирание.

Телесное начало, несмотря на свою бренность, наделе­но мощной волей к жизни. Это означает, что оно стремит­ся дольше и надежнее оберегать себя как от преждевре­менной смерти, так и от насильственной гибели. Оно со­средоточено на себе, на своих жизненных потребностях и одновременно вовлечено в борьбу за выживание и воспро­изводство. Его привязанность к земному существованию имеет бессознательно-инстинктивный характер и подкреп­ляется рядом фобий — страхом боли, боязнью страданий и трепетом перед угрозой физической смерти.

Индивидуальное органическое существование центро­стремительно, эгоцентрично. Телесность как бы отгора­живает индивида от других людей. Человек не в состоя­нии сделать так, чтобы его боль начал испытывать кто-то другой, а сам бы он освободился от нее. Так же обстоит дело и с физической смертью. Не случайно немецкий фи­лософ Мартин Хайдеггер называл смерть человека сугубо личным поступком, который никто вместо него совершить не может. Во власти человека пожертвовать своей жизнью ради другого, пойти за него на смерть, но взять на себя смерть другого существа не в его власти. Тот, другой, в любом случае вынужден будет рано или поздно едино­лично встретить смерть.

Своеобразное отношение к смерти у другого немецкого философа Л. Фейербаха: так как человек — природное существо, то ничего с этим процессом поделать он не мо­жет. Стало быть, естественная смерть не есть зло, а «есть самый решительный коммунист: миллионера она прирав­нивает к нищему, императора к пролетарию».

Человеческое тело, пребывающее в пространстве, су­ществует еще и во времени. Человек как бы движется во времени, и его тело фиксирует этапы этого движения. Он перемещается во все новые состояния — из младенчества в детство, затем в отрочество, юность, молодость, зре­лость и, наконец, в старость. При этом происходят суще­ственные перемены с его телом, организмом, физическим состоянием, здоровьем, внешностью.

Финальной метаморфозой телесных, физических изме­нений является смерть. Она поджидает каждое живое су­щество, и ее приход означает, что организм перестает су­ществовать в своем обычном качестве. Тело переходит в новое состояние. Человек окончательно и бесповоротно утрачивает способность чувствовать, мыслить, действовать. Органическая материя, из которой он состоит, начинает распадаться на составляющие элементы. И из этого состоя­ния распада в земных условиях невозможен возврат назад.

Бессмертие возможно не для человека, а лишь для рода, эгоизм же человека, жаждущего неограниченного суще­ствования, может быть заменен альтруизмом нравствен­ного бессмертия.

Человек высоко ценит земную жизнь. Во многом эта высокая оценка обусловлена пониманием того, что земное существование конечно. У дерева, животного, зверя нет подобного понимания, и потому их существование лишено внутреннего трагизма — они не сознают, что им грозит небытие, и гибнут без духовных мучений. Человек — един­ственное существо, которое знает о своей смертности, и угроза физической смерти страшит его и одновременно за­ставляет ценить время своей земной жизни, дорожить им.

Острота переживаний становится предельной в тех слу­чаях, когда с его телом начинают происходить необрати­мые изменения и появляется ощущение приближающейся смертельной развязки. Для секулярного сознания это вы­глядит как приближение абсолютного конца. Оно воспри­нимает логику подобного приближения в тонах трагиче­ской безысходности. Лев Толстой в своей повести «Смерть Ивана Ильича» показал устрашающий драматизм подоб­ной ситуации.

Христианское сознание преодолевает этот страх. И чем сильнее вера человека в Спасителя и вечную жизнь, тем спокойнее и легче он воспринимает неблагоприятные ме­таморфозы, происходящие с его телом.

Из ощущения бренности телесной формы и временнос­ти земного пребывания может возникать ощущение непре­одолимого одиночества и даже мировой скорби. У отдель­ных людей это состояние способно достигать высокой сте­пени экзистенциальной напряженности.

Парадокс телесности в том, что она есть больше, чем телесность.

Телесность человека не безгласна. У нее есть рупор, и таковым является «я». Это та инстанция, которая, суще­ствуя внутри нас, ведает телесной жизнью. Сам факт на­личия этого «я» отличает человеческую плоть от живот­ной плоти, которая лишена самосознания.

Животное не сознает себя животным и потому только им и остается. А человек сознает себя органическим суще­ством, обладателем телесности. И этим самым он пересту­пает границы собственной телесности и становится чем-то неизмеримо большим.

Сущность животного жестко задана его биологической природой. Возможности ее самообнаружения ограничены и подчинены не слишком гибкой программе, заданной ин­стинктами. Эта программа не позволяет животному стать чем-то большим, чем животное. Человек же находится в процессе неустанного преодоления тех границ и пределов, которые ему заданы его естеством.

Обратимся за подтверждением, к примеру жизни чело­века, имеющего очень большой авторитет в области фило­софской антропологии — Иммануила Канта. От рождения он был таким слабым и болезненным, что его жизнеспо­собность вызывала у окружающих большие опасения. Кант смог так организовать свою жизнь, так неукоснительно следовать им же сформулированным принципам, что не только прожил восемьдесят лет, но и явил пример пре­даннейшего служения науке. Кант утверждал, что труд — лучший способ наслаждаться жизнью. Его работоспособ­ность была феноменальной, научный диапазон невероятно широким. Мыслитель оставил огромное теоретическое на­следие.

Примеры преодоления человеком своей природы мно­гочисленны. Сколько света и жизнелюбия в музыке мучи­тельно умирающего Грига! Сколько страсти в музыке те­ряющего слух Бетховена! И ни странно ли, что идея сверх­человека родилась в голове Ницше, страдающего тяжелы­ми недугами.

Это служит подтверждением парадоксальной избыточ­ности человеческой природы. Суть этого парадокса в том, что телесность человека — нечто большее, чем телесность. С помощью телесности, помноженной на социальность и духовность, человек в состоянии реализовывать самые фантастические, кажущиеся невероятными проекты.

Человек не всегда это сознает и нередко воспринимает свою телесность как бремя. Иногда она с ее неотвязными нуждами, обременительными потребностями представля­ется ему какой-то тяжкой ношей, от которой хочется из­бавиться. Эти нужды постоянно отягощают его духовное «я», заставляют не только заботиться об их удовлетворе­нии, но и роптать на тяжесть прозаического бремени. Ни для кого не секрет, что в отдельных случаях телес­ность способна проявлять себя в сугубо негативных фор­мах. Таковы, например, запретные плотские вожделения, тяга к спиртным напиткам, курению, наркотикам. В мо­лодости почти каждый человек обладает изрядным запа­сом здоровья, что естественно помогает ему приспосабли­ваться к бытию, если только не возникают какие-либо чрезвычайные факторы или обстоятельства. В этот пери­од жизни главную роль играет бодрствующее сознание, которое обеспечивает накапливание необходимой инфор­мации и на этой основе — хорошую «притирку» личности к социуму.

Но где-то к половине жизненного пути ориентиры вы­нужденно меняются. Запас здоровья, казавшийся беско­нечным, начинает проявлять свою ограниченность, при­мерно к сорока годам тело постепенно сдает, человек вынужден приспосабливаться теперь уже к его требовани­ям. Поскольку к этому возрасту репродуктивная функ­ция, как правило, выполнена, то, успел человек сделать это или нет, но природе он, как представитель вида, уже не нужен, и о своем угасающем здоровье должен заботить­ся самостоятельно.

Юрий Визбор обрисовал эту ситуацию весьма образно: «Весть о том, что наше тело смертно, застает нас в раннем детстве, и всю последующую жизнь мы никак не можем смириться с этой очевидной истиной. Повзрослев, мы об­наруживаем, что у нас есть сердце, печень, суставы, поч­ки, все это может биться, гнуться, ломаться и всячески портиться. Мы начинаем вслушиваться в глубины своего тела, более далекого, чем космос. Мы не знаем, что там с духом, но тело дано нам только один раз. Иногда нам кажется, что вот когда-то наступит раннее утро, мы выбе­жим на поляну, вымоемся по пояс ледяной водой и нач­нем новую жизнь. Нет, ничего этого не происходит. Мы тянемся к различным стимуляторам, заменителям, возбу­дителям, угнетателям, и наше тело в ужасе пытается компенсировать эту дрянь, избавиться от нее. В конце концов оно начинает протестовать, но мы даже не в состо­янии понять эти истошные крики, снова заглушая их хи­микатами, варварской едой, бездеятельностью, бесконеч­ным валянием или лежанием. Мы начинаем бояться свое­го тела, ожидая от него одних лишь неприятностей. Это глубокое непонимание, возникшее в результате спешки, лености, легкомыслия мы начинаем называть старением. Сначала в шутку, напрашиваясь на комплименты. Потом уже без всяких шуток, с тревогой. Поэтому только в зре­лости человек начинает понимать, что одна из самых свет­лых радостей жизни — радость владения своим телом».

Здоровье всегда считалось безусловной ценностью. А. Шо­пенгауэр считал, что «девять десятых нашего счастья ос­нованы на здоровье. При нем все становится источни­ком наслаждения, тогда как без него решительно никакое высшее благо не может доставить удовольствия; даже субъективные блага: качества ума, души, темперамента — при болезненном состоянии ослабевают и замирают... От­сюда вывод тот, что величайшей глупостью было бы жер­твовать своим здоровьем ради чего бы то ни было: ради богатства, карьеры, образования, славы, не говоря уже о чувственных и мимолетных наслаждениях; вернее, всем этим можно пожертвовать ради здоровья». (Шопенгауэр А. «Афоризмы и максимы»)

Человеческая плоть существует не в обособленном со­стоянии, а во взаимопроникающем единении с душой и духом. Человек не исчерпывается телесностью. Она пред­ставляет собой лишь «подножие» его существа и его зем­ного существования. Но, как всякое подножие, она явля­ется условием существования вершины. То есть самим фак­том своего бытия она обеспечивает возможность восхож­дения в духовную высь.

Человек способен к труду, обладает особенным разу­мом, свободой выбора решений, способен творить, облада­ет волей, совестью, эстетическим вкусом, все это можно обозначить словом «духовность».

Каждая эпоха дает свой собственный тип телесности, и в связи с этим тело в разное время воспринимается по-разному.