1.2.2. Мир Средневековья

На рубеже античности и средневековья рождается ди­хотомический подход в отношении души и тела (тело и душа «отрываются» друг от друга), это период, когда ру­шатся прежние идеалы и уходят прежние кумиры, возни­кает новая религия — христианство. В становлении хри­стианства сыграли большую роль религиозные тенденции позднего эллинизма, идей варварских народов, восточных верований, в частности идеи о страдающем, умирающем и воскресающем боге, ожидании чуда, сверхъестественной помощи для избавления от греховной земной жизни, враж­дебной человеку. Христианство — это религия спасения для погрязшего в грехах человечества, избавления от ма­териального мира с его телесностью, грязью и страданием. Именно тогда возникают концепции, радикально отрица­ющие тело и усматривающие в нем источник разнообраз­ных страданий. Одной из таких концепций было учение гностиков, глубоко скорбящих о том, что злой Демиург поместил их души в смертные тела — эти «бурдюки, на­полненные нечистотами» или Платона, который по свиде­тельствам современников, стыдился того, что у него есть тело. В христианстве дихотомический подход, противопо­ставляющий тело и душу, укрепляется и надолго становит­ся нормой. Да, тело, конечно, храм божий, но храм этот осквернен грехом, в особенности запятнан нечестивостью телесный низ. Все функции человеческого тела, связанные с репродуктивной и выделительной системами видятся в средневековой культуре как грязные и недостойные.

Об этом свидетельствуют и произведения средневеково­го искусства: на иконах у святых огромные глаза и лбы, символизирующие духовную сущность, субтильные, почти исчезающие тела, которые указывают на незначительность и презренность плоти.

Особенно «доставалось» женскому телу. Женщина по­носилась церковью как «сосуд греха», воплощение раз­врата, блуда, дьявольского наущения, но одновременно с этим появляются и образы Мадонны и Богородицы, кото­рые раскрывают неземную силу и красоту материнства, мистический смысл женского начала в мире.

Идеалом в эту эпоху становится стройная женщина, бледная, с удлиненными конечностями и чуть выступаю­щим животом. Под его влиянием сформировалась средне­вековая мода вшивать в юбку спереди кусок собранной в сборку ткани. Отсюда и постановка женской фигуры со слегка откинутой назад спиной, и жест рук, сложенных на животе, — изящный намек на символ вечной беремен­ности Девы Марии.

Наиболее модной одеждой раннего Средневековья ста­новится плащ, закрывающий фигуру с головы до пят, сра­стающийся с ней. Именно в это время возникает манера носить сразу несколько одежд. Человеческое тело и при­рода не представляли эстетического интереса. Мода вос­создает из фигуры как бы стилизованный треугольник, заполненный орнаментом и декоративностью.

Пожалуй, ничто не указывает яснее всего на контраст между античным и средневековым мировоззрением, как изменение понятия «аскетизм». Греческое слово «аске­тизм» означало, прежде всего, физические упражнения, терпение и преодоление, а «аскет» — победителя соревно­ваний. В период средневекового христианства слово «ас­кет» уже означало человека, который презирал тело, тер­зает его и закаляет лишь дух.

Идею жесткого противопоставления души и тела мы можем найти в трактате папы Иннокентия III «О презре­нии к миру». Он пишет там, что физическая природа превращает человека в самое ничтожное, никчемное и жалкое из всех живых существ. В телесной природе для него все отвратительно и порочно, поэтому главное, чем должен заниматься человек, это умерщвлением плоти. Для осуществления евангельских норм жизни человек должен бороться против греха — притом «до крови», надевая на себя вериги. Появляется образ страдающего тела. В отли­чие от античности, воспевающей спокойствие и гармонию, христианское искусство, полное драматизма, прославляет умерщвление тела. Понятие греха, а вместе с ним и поня­тия страдания и искупления приходят вместе с христиан­ством.

В изначальном состоянии человек был вполне совер­шенным существом. Ситуация меняется вместе с грехопа­дением. Половое общение, зачатие, рождение, кормление грудью, младенческий и старческий возраст — все это воз­никает в результате появления в человеке тленности, смер­тности и страстности. Для обозначения этих новых усло­вий существования человеческой природы св. отцы иногда используют специальный термин, явно уничижительный, кожаные ризы; «сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их» (Бытие 3, 20). По толкова­нию отцов здесь речь идет именно об обличении челове­ческой природы в тленность, смертность и страстность, которые сближают человека с одетыми в шкуру бессловес­ными животными.

Впрочем, религиозное отрицание телесного не могло быть нормой жизни для простых людей. Из исторических источников мы знаем, что в том же самом Средневековье ⁴⁴ широкое распространение получили празднества, разного рода увеселения, карнавалы, служившие противовесом обычному средневековому ханжеству. Тогда стыдливо при­крываемые страсти вырывались на поверхность, приводя к буйству, обжорству, свальному греху и глумлению над святынями, чтобы по окончании вновь спрятаться за сте­нами домов и замков.

Тем не менее стоит признать, что эпоха Средневековья не была перерывом в осмыслении загадок человеческого тела. Отход от каноничности и правильности античной телесности возвращал человека к своему телу, к своим ощущениям, учил человека жить собственным телом, ощущать себя, а не набор анатомических картинок. Тело открылось ему другой стороной: впалой грудью старика, изможденностью больного, стремительно увядающей красотой женщины. С этим необходимо было смириться и научиться с этим жить, ведь другим открытием Средневе­ковья стало открытие времени, его неумолимость и невоз­вратность.