VIII. Является ли одил мнимой энергией?

1. Ладонь мисс Новотны, пребывавшей в бессознательном каталептическом состоянии, притягивалась и удерживалась маг­нитом, словно кусок железа. Однажды Рейхенбах велел помощнику выйти из той комнаты, где лежала его пациентка, и открыть 90-фунтовый магнит, о существовании которого она ничего не знала. Она немедля встревожилась и «пожаловавшись, что где-то, наверное, открыли магнит, попросила, чтобы кто-нибудь из­бавил ее от боли. Устройство без ее ведома было убрано, и она тотчас успокоилась».

2. Профессор физики Баумгартнер, желая убедиться, не по­влияло ли воображение мисс Новотны на ее суждение о силе магнита, открыл в ее присутствии один из самых сильных магнитов в своей коллекции. Она, однако, заявила, что этот магнит самый слабый из всех, «и ей он показался почти недействую­щим». Тогда Баумгартнер рассмеялся и сказал, что «перед отъ­ездом домой он размагнитил его, натирая в обратном направле­нии», так что теперь это всего лишь простой кусок железа.

3. В зарядку воды и других предметов магнитом, человече­скими ладонями, которые держатся либо проводятся над ее по­верхностью, солнечным светом, кристаллами и другими вещест­вами верили великий химик из Стокгольма Берцелиус, доктор Грегори из Эдинбургского университета, знаменитый доктор Эллиотсон из Лондона, многоопытный немецкий физик доктор Лютце и многие другие. «Нет ничего более неприятного, — пи­шет Рейхенбах, — чем возвращение на свет Божий явно абсурд­ной идеи, при одном упоминании о которой все физики и хими­ки приходят в ужас. Но все же я не могу не признать того, что видел собственными глазами столько раз, сколько попыток было мною предпринято; речь о том, что эта девушка всегда точно определяла и безошибочно отличала стакан с намагниченной водой от стакана с обычной.

Силу фактов невозможно преодолеть никакими умствова­ниями. Я принужден был принять на веру то, чего никоим об­разом не в силах был постичь, однако столкнувшись с тем же яв­лением у мисс Штурман, Мэкс, Райхель, Атцмандорфер и других, причем в еще большей степени, я отбросил прочь всякие сомне­ния и возражения».

Касательно многочисленных экспериментов Рейхенбаха по намагничиванию воды и других субстанций, известный английский физик доктор Эшбернер пишет: «Изложенные здесь фак­ты сотни раз демонстрировались у меня в доме. Вода намагни­чивалась магнитами, гипнотизировалась пальцами, дыханием, усилием воли: но снова и снова сомнамбулы, которые в момент зарядки воды находились в другой комнате в зыбком состоянии полусна, немедля опознавали стаканы с обработанной подобным образом водой». «Я 200 раз провел ладонями над поверхностью воды, после чего мне было сказано, что стакан окутала голубо­ватая дымка. Причем одно и то же сказали несколько человек. Взявшись кончиками пальцев правой руки за край горлышка графина, я поставил перед собой часы. По прошествии одного и того же времени несколько ясновидцев каждый в отдельности указали точную высоту голубоватой дымки в воде. Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы зарядить графин воды объ­емом с кварту. Все сходятся в том, что флюид тонет в воде. Но тогда невесом ли он?»

4. Если в холодную погоду, когда в воздухе преобладает элек­тричество, я один, два или три раза проведу ладонью по листу папиросной или другой бумаги, а затем я подброшу его в воздух в каком-нибудь футе от стены, он прильнет к ней, словно живое существо, на долгие часы или даже дни. Одно лишь движение ладони заставляет листок притягивать к себе все окружающее, хотя он обычно отталкивает другой намагниченный листок, если только он не был намагничен вместе с первым одним и тем же движением руки. Тысячи людей могут проделать то же самое, а некоторые даже лучше меня. Как-то раз я заставил намагничен­ный газетный лист поднять и пронести по воздуху другой лист, в несколько раз превышающий его по размерам.

Так что же это за сила, если не одическая или витальная энергия в сочетании со статическим электричеством? Это не обычный ферромагнетизм, поскольку он никак не влияет на железные опилки, но некая более тонкая энергия, образующая столь же красивые изогнутые силовые линии. Иногда эту энер­гию называют животным магнетизмом, каковое название, не­смотря на частые злоупотребления, не столь уж неправильно. Однако такой известный медик, как доктор Браун-Секар, в сво­их бостонских лекциях чуть ли не ставит под сомнение само их существование. Впрочем, слишком многие наши ученые меди­ки, безнадежно отставая от поступи века, начисто игнорируют эти тончайшие основы всего сущего вопреки тому, что тысячи людей видят светящиеся пути движения этих излучаемых людь­ми и предметами сил, а многие сотни тысяч ощущают их воздей­ствие.

5. В свете этих фактов вся глупость приписывания этих яв­лений воображению, одержимости или прочим субъективным состояниям, как это делают доктора Брейд, Карпентер и многие другие, становится слишком очевидной, чтобы нуждаться в ком­ментариях. А из этого следует, что в болезненном субъективном состоянии пребывают не сенситивы Рейхенбаха, которые неиз­менно подтверждают свои заявления упрямыми фактами, но сами почтенные доктора, цепляющиеся за свои теории вопреки всем фактам. В недавних лекциях доктора Карпентера «О месме­ризме» вот как автор отзывается о Рейхенбахе, каковой отзыв является, пожалуй, единственным, что заслуживает внимания просвещенного человека, ибо вся книга попросту сбивает с тол­ку несведущих людей:

«Факт, который самому Рейхенбаху хватило честности признать, — а именно, что когда магнит устанав­ливался в шатком равновесии и ладонь «сенситива» помещалась над или под ним, то сам магнит никогда не притягивался к ла­дони, — должен был убедить его, что сила, притягивавшая ла­донь «сенситива» к магниту, не имеет ничего общего с силами физического притяжения, действие которых неизменно взаим­но. На самом деле это плод ее собственной убежденности в том, что она должна приблизить его таким способом».

Всю софистику сказанного выше разоблачат, я думаю, сле­дующие соображения: 1) на сенситива воздействуют не грубые силы магнита, известные как магнетизм, но тонкие одические и иные силы, пробуждаемые магнетизмом к действию, так что притяжение здесь не непосредственное, а вторичное. У этих тон­ких сил такие же силовые линии, что у магнитных, и они доста­точно тонки, чтобы воздействовать на нервную систему, как бу­дет показано в следующей главе; 2) вполне возможно, что существует небольшое вторичное притяжение магнита, хотя и недостаточное для того, чтобы сдвинуть с места большую массу же­леза. В описанных мною опытах бумага не только с легкостью притягивается к человеку, но и сама притягивает к себе людей с обостренной чувствительностью; 3) заявление, будто «это плод ее собственной убежденности в том, что она должна приблизить его таким способом», категорически опровергается рядом фак­тов, приведенных Рейхенбахом, Эшбернером и другими.

Субъект мог спать или пребывать в каталептическом при­падке, и при этом его ладонь мгновенно притягивалась к магниту и намертво к нему прилипала. Доктор Эшбернер рассказывает о людях, которых целых шесть футов тащило к магниту, а также о мальчике, который, если магнит отодвигали на шесть футов, стремительно бросался к нему, засыпая по пути. Впрочем, можно привести еще огромное число случаев, в которых человеческий магнетизм, кристаллы и прочие объекты таким же образом притягивали неодушевленные предметы; 4) упомянутые мною эксперименты с участием мисс Новотны и других показывают, что эти силы действуют совершенно независимо от человеческо­го сознания. Тот же факт, что доктор Карпентер умудрился упустить, из виду массу поразительных явлений, противоречащих его теории, и ухватился за какую-то незначительную слабинку, лишь подтверждает могучую силу «предубеждения», в данном случае весьма похожую на ту, в которой он обвиняет других.

После того как Уоллес и Крукс загнали его в угол, он публи­кует статью в октябрьском номере журнала «Нейчур» за 1877 год, в которой, пытаясь обрести сторонников, делает следующее за­мечание: «Я спросил моего личного друга профессора Хоффмана из Берлина, находит ли еще доктрина (одической силы) под­держку в научных кругах Германии. Его ответ был резко отри­цательным, Эта доктрина, по его словам, относится к тем, кото­рые ни один из его знакомых людей науки не сочтет достойной внимания». Прав ли профессор Хоффман, столь решительно за­являя, что у его германских коллег так притупились все чувства, что они открыто пренебрегают этими тонкими силами, являю­щимися животворным источником всех прочих сил? Думаю, среди благородных германских мыслителей найдется немало та­ких, кто сочтет подобные слова оскорблением своего народа.