Классификация морфологических категорий по признаку синтагматической значимости

Говоря о синтагматической значимости, мы имеем в виду признак связи содержания данной словоформы с содержанием другой словоформы; соответственно в плане выражения речь идет о синтагматическом выра­жении указанной связи. По этому признаку могут быть выделены два типа морфологических категорий: 1) син­тагматически сильные (например, род, число, падеж раз­ных частей речи); 2) синтагматически слабые (например, глагольный вид).

Синтагматически сильные категории делятся на две подгруппы: а) синтагматически обусловливающие; б), син­тагматически обусловленные.

Распределение морфологических категорий русского языка по указанным типам и подгруппам представлено в следующей схеме:

• синтагматически слабые: наклонение, время, вид глагола.

• Синтагматически сильные (обуславливающие): род, число, отчасти падеж существительных, степени сравнения прилагательных и наречий, залог глагола)

• Синтагматически сильные (обусловленные): род, число, падеж прилагательных, лицо, род, число и падеж глагола, отчасти падеж существительных.

Определим отношение рассматриваемой классифика­ции морфологических категорий к грамматической тради­ции. Принцип данной классификации связан с одной из сторон проведенного Ф. Ф. Фортунатовым разграниче­ния форм, выражающих «различия в отношениях тех предметов мысли, которые обозначаются данными сло­вами, к другим предметам мысли в предложениях», и форм, выражающих «различия в самих предметах мысли, обозначаемых словами». Предлагаемая классификация непосредственно соотно­сится (но не совпадает) с проводимым А. М. Пешковским членением формальных категорий на синтаксические и несинтаксические (словообразовательные).

Рассмотрим подробнее классификацию А. М. Пешковского. Синтаксические категории определяются им как обо­значающие (соответственно несинтаксические категории — как не обозначающие) зависимость одних слов в речи /от других. К синтаксическим А. М. Пешковский относит .синтаксически зависимые категории. Так, падеж, число и род прилагательных попадают в эту группировку (в сочетании покойной ночи падеж, число и род слова покой­ной зависят от падежа, числа и рода слова ночи), тогда как число и род существительных отнесены к несинтакси­ческим категориям. Падеж существительных — синтакси­ческая категория (в сочетании люблю сестру падеж слова сестру зависит от слова люблю), тогда как число — кате­гория несинтаксическая (число слова сестру не зависит от слова люблю). Однако этот принцип не проводится по­следовательно. Так, если вид глагола определен как не­синтаксическая категория, то время и наклонение трак­туются как категории синтаксические, хотя они и «не вы­ражают зависимости составляющих их форм от окружаю­щих форм». Здесь принимаются во внимание совсем иные причины квалификации категорий как синтаксиче­ских; имеются в виду категории, выражающие отношение говорящего к тем отношениям, которые он устанавливает между словами своей речи (субъективно-объективные син­таксические категории, по терминологии А. М. Пешковского). Таким образом, А. М. Пешковский сознательно вводит в свою классификацию множественность принци­пов членения. Множественность смыслов, вкладываемых в понятие синтаксических категорий, увеличивается в ходе анализа. А. М. Пешковский обращает внимание на некоторые несинтаксические категории, которые стоят в тесной связи с синтаксическими и поэтому должны привлекаться к изучению в синтаксисе. При характери­стике их связи с синтаксическими категориями раскрыва­ется уже иной смысл синтаксического. Так, учитываются отношения обусловливающего к обусловленному: приме­нительно к залогу — читает что, а читается кем, при­менительно к виду — лежать не требует вин. над., а про­лежать требует, применительно к категории степени срав­нения — бело не требует род. над., а белее требует. Правда, речь идет о проявлениях связи некоторых несин­таксических категорий с синтаксическими, но тут же эти проявления ставятся в непосредственное отношение к са­мой основе проводимого членения: «... все эти категории стоят прямо на границе между синтаксическими и несин­таксическими». Проявление непоследовательности и противоречивости в основаниях данной классификации уже отмечались грамматистами, анализировавшими концепцию А. М. Пешковского. Так, Д. Н. Кудрявокий в неопубли­кованном отзыве о 1-м издании книги А. М. Пешковского заметил односторонность опоры при характеристике син­таксических категорий только на формы, зависимые от других форм: «Выходит так, как будто один конец той же нити, связывающей два члена предложения, оказывается синтаксическим («форма рода в прилагательном»,-—уточ­няет С. И. Бернштейн, цитирующий отрывки из отзыва Д. Н. Кудрявского), а другой конец не имеет уже ничего синтаксического (форма рода в существительном)...». С. И. Бернштейн, соглашаясь с Д. Н. Кудрявским, заме­чает, что форма рода в существительных этим воздейст­вием на форму сочетающегося с ним прилагательного тес­нейшим образом связана с тем, что Пешковский назвал «формой словосочетания»: «.. .всякое словосочетание дву-сторонне; немыслимо изучать связь между двумя сло­вами и, в частности, зависимость одного слова от другого, сосредоточивая внимание только „на одном конце связывающий их нити». Эти соображения Д. Н. Куд­рявского и С. И. Бершптейна очень важны для нас. По существу, выделяя синтагматически сильные и син­тагматически слабые категории и относя к первым не только синтагматически обусловленные, но и синтагма­тически обусловливающие категории (в частности, не только род прилагательных, но и род существительных), мы идем в том направлении, которое намечено критиче­скими замечаниями Д. Н. Кудрявского и С. И. Бернштейна.Поясним основания рассматриваемой классификации морфологических категорий. Эта классификация прово­дится по признаку, имеющему отношение как к плану со­держания, так и к плану выражения, однако основным, первичным в данном случае является ^различие в содер­жании — в сильной или слабой репрезентации синтагма­тических элементов в функциях словоформ, представляю­щих морфологические категории. Что же касается разли­чий в синтагматическом выявлении морфологических ка­тегорий в плане выражения, то эти различия являются следствием разной роли синтагматического фактора в плане содержания.

То содержательное различие, которое положено в ос­нову данной классификации, является не отвлеченно со­держательным, а содержательно-структурным, соотнесен­ным с конкретными языковыми единицами. Мы говорим о содержании данной словоформы, выражаемом самой по себе этой словоформой или выявляющемся в ее отноше­нии к другой словоформе. Следовательно, при квалифи­кации различий в плане содержания уже задана языковая единица, выделяемая в парадигматическом и синтагмати­ческом ряду, существующая в языке и выступающая в конкретном акте речи. Говоря о том, что различие мор­фологических категорий с точки зрения синтагматиче­ского фактора в их содержании находит определенное выявление в плане выражения, мы имеем в виду следую­щее: данное содержательное различие, само по себе соотнесенное с определенными конкретными языковыми еди­ницами, языковыми структурами (словоформами, имею­щими план содержания и план выражения), цаходит выявление в начилии / отсутствии постоянных и обязатель­ных формальных синтагматических связей словоформ. В частности, синтагматическая значимость словоформ, за­ключающаяся в структурной функции согласования и управления, находит выражение в формальной стороне этих синтагматических связей между словоформами.

Сильное синтагматиче­ское формальное выявление категории рода.. (как сущест­вительных, так и прилагательных, а также глаголов) непосредственно вытекает из основной функции этой кате­гории — функции * согласования. Согласовательная функ­ция обусловливает также и сильное синтагматическое вы­явление категории числа разных частей речи. У категории падежа имен существительных самая сущность падежных значений (отношение предмета, обозначенного данной словоформой, к предмету или действию, обозначенному другой словоформой) предполагает сильное синтагматиче­ское выявление в связях управления и согласования (в последнем случае имеются в виду синтагматические связи существительных и прилагательных). Синтагмати­ческий содержательный элемент лежит в основе функций категорий лица (характеристика отношения действия к его производителю, устанавливаемая с точки зрения го­ворящего) и залога (языковая 'семантическая интерпре­тация отношения понятия действия к его логическому субъекту и объекту). В категории степени сравнения син­тагматический содержательный элемент наиболее явно выражен в значении сравнительной степени (сравнение признака с предметом мысли, находящим выражение за пределами данной словоформы: умнее ее, умнее, чем она и т. п.).

Слабое синтагматическое формальное выявление кате­горий наклонения, времени и вида глагола обусловлено тем, что в самом содержании этих категорий отсутствует или слабо (непоследовательно) выражен синтагматический элемент. Так, наклонение характеризует отношение дейст­вия не к другому действию, обозначенному глаголом, и не к предмету или лицу, обозначенному существительным, а к некоторой семантической величине, не находящей специального и постоянного синтагматического выраже­ния (действие в его отношении к действительности с точки зрения признаков реальности, побудительности, гипотетичности). Конечно, глагольные формы в тексте вступают в определенные синтагматические соотношения с точки зрения категории наклонения, однако лишь по­стольку, поскольку каждая из этих форм выражает опре­деленное отношение к действительности и эти отношения оказываются взаимосвязанными. В нашем примере речь идет о модальных планах, имеющих не только парадиг­матическое, но и синтагматическое измерение (внутри такого плана, например плана императивной модальности, проявляется определенное «сцепление» соседних слово­форм). Эти синтагматические связи вторичны. Они не имеют обязательного характера. Важно то, что значение наклонения характеризует данное действие, а выражение этого значения не выходит за пределы данной словоформы. В принципе то же можно сказать о категориях вида, и времени (специфика последней категорий заклю­чается в более сильном синтагматическом выявлении — при относительном употреблении времен, в частности в некоторых типах сложноподчиненных предложений; синтагматически сильной является категория времени дее­причастий; не столь последовательно, но все же доста­точно выражен синтагматический элемент в категории времени причастий).

В предлагаемой интерпретации рассматриваемого чле­нения морфологических категорий значительную роль играет принцип градуальной оппозиции. Морфологические категории противопоставляются друг другу не на основе отношения наличия / отсутствия синтагматической значи­мости, а по степени этой значимое. Градуальный прин­цип, более гибкий, чем принцип антонимического про­тивопоставления, позволяет учесть при классификации тот факт, что словоформы, представляющие морфологиче­ские категории, всегда характеризуются той или иной степенью синтагматической значимости. Итак, различие между морфологическими категориями заключается не в наличии / отсутствии синтагматического выявления, а в его характере, в степени последовательности — в наличии или отсутствии постоянного и обязательного элемента связи содержания данной словоформы с содержанием другой словоформы, постоянного и обязательного синтагматического выражения этой связи.

Естественно, что в этих условиях особенно существен­ным оказывается отсутствие резких граней между двумя выделенными типами категорий. В частности, категория степени сравнения, отнесенная нами к синтагматически сильному типу, по существу могла бы быть охарактеризо­вана и как категория, занимающая промежуточное поло­жение между синтагматически сильным и слабым типами (существенно, в частности, что положительная и превос­ходная степени синтагматически различаются слабо). Как уже говорилось, признаки синтагматически сильного вы­явления есть и у категории времени.

СОБСТВЕННО МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ КЛАССИФИКАЦИИ

Классификация морфологических категорий

по признаку коррелятивности форм

в пределах одного и того же слова.

1. Принцип членения. Под коррелятивностью в данном случае подразумевается соотносительность сло­воформ, представляющих члены данной категории (грам­мемы) в рамках одного и того же слова (одной и той же лексемы). Иначе говоря, коррелятивность морфологиче­ской категории предполагает, что ее члены репрезенти­руются формами одного и того же слова.

Для признания каких-либо словоформ формами одного слова, на наш взгляд, необходимо не только тождество лексического значения (по крайней мере одного из зна­чений), но и наличие грамматической регулярности формообразования. Под грамматической регулярностью в этом смысле мы имеем в виду подчинение формообра­зования правилам следующего типа: «Если от форм А об­разуются формы Б (или: если формы А образуют оппози­цию с формами Б), то регулярной (постоянной для опре­деленного класса словоформ) является их соотноситель­ность в рамках одного и того же (по крайней мере од­ного) лексического значения», Например: «Если от форм совершенного вида образуются формы несовершенного вида (смешать — смешивать и т. п.), то они являются соотносительными в рамках одного и того же (по край­ней мере одного) лексического значения». Ср. недействи­тельность правила: «Если от форм несовершенного вида образуются формы совершенного вида, то они являются соотносительными...» (ср. строить — построить, но строить — застроить, настроить и т. д.).

Морфологические категории мы подразделяем на три типа: 1) категории, последовательно представленные корреляциями форм одного и того же слова, — последова­тельно коррелятивные; 2) категории, которые мо­гут быть представлены корреляциями форм одного слова, но вместе с тем репрезентируются и противопоставлен­ными друг другу формами разных слов, — непоследо­вательно коррелятивные; 3) категории, которые не могут быть представлены корреляциями форм одного слова, т. е. всегда репрезентируются формами разных слов, — н е к о р р е л я т и в н ы е.

Таким образом, категории 1-го типа являются постоян­ными носителями признака коррелятивности («корреля­тивность» + ), категории 2-го типа характеризуются спо­собностью к коррелятивности, но реализуют ее непосле­довательно («коррелятивность» ±), категории 3-го типа исключают данный признак («коррелятивность» ).

Распределение морфологических категорий по указан­ным типам представлено в следующей схеме:

• морфологические категории

последовательно коррелятивные: наклонение, время, лицо, число, род гла­гола, падеж суще­ствительных и других частей речи, род, чис­ло прилагательных

• непоследовательно коррелятивные: вид, залог гдагола, ЧШЖй Существитель­ных, степени срав­нения прилагатель­ных и наречий

• некоррелятивные: род имен существи­тельных.

Возможна и другая модификация рассматриваемого членения; оно может быть представлено как двухступен­чатая бинарная классификация:

морфологические категории

• коррелятивные (последовательно и непоследовательно)

• некоррелятивные.

Обе ступени данной бинарной классификации осно­ваны на одном и том же признаке коррелятивности, од­нако каждая ступень характеризуется особым отношением к этому признаку. Если в основе первой ступени ле­жит возможность / невозможность коррелятивности, то в основе второй — ее последовательность / непоследова­тельность.

Рассматриваемые модификации различаются сущест­венными акцентами: трехчленная классификация под­черкивает различие между последовательно и непоследо­вательно коррелятивными категориями, трактуя их как самостоятельные типы морфологических категорий, дву­членная же классификация подчеркивает различие между категориями, способными и не способными к коррелятив­ности и в большей степени сближает последовательно и непоследовательно коррелятивные категории как разно­видности одного более общего типа. Мы отдаем предпоч­тение трехчленному варианту рассматриваемой классифи­кации, так как он подчеркивает специфику категорий вида и залога, резко отличающихся по характеру корре­лятивности от таких категорий, как род, число и падеж прилагательных, наклонение, время и лицо глагола.

Среди последовательно коррелятивных морфологиче­ских категорий можно выделить две подгруппы: 1) ка­тегории с лексически необусловленной парадигмой (род, число и падеж прилагательных, а также падеж существи­тельных) ; 2) категории с частичной лексической обуслов­ленностью парадигмы (время, наклонение, лицо, число и род глаголов).

Для непоследовательно коррелятивных категорий ха­рактерно широкое распространение несоотносительных об­разований, парадигма таких морфологических категорий обнаруживает высокую степень зависимости от лексики.

Предлагаемая классификация морфологических категорий восходит к известному членению грамматических категорий на словоизменительные и классификационные, но вместе с тем отличается от него. Особенности данной классификации во многом свя­заны со спецификой категорий вида и залога в славянских языках — категорий, не укладывающихся в рамки оппози­ции словоизменительного и классификационного типов. Отнесение категорий вида и залога к словоизменитель­ному типу не может быть признано убедительным потому, что эти категории (если иметь в виду все их аспекты и проявления) не тождественны категориям наклонения, времени, лица, падежа и т. д., представляющим во всех актах образования форм словоизменение — регулярное и последовательное изменение грамматических форм при сохранении тождества слова. Отнесение же указанных категорий к классификационному типу приводит к тому, что они оказываются в одной группировке с родом имен существительных; между тем возможность соотноситель­ности разных видов и залогов при тождестве лексического значения явно отличает эти категории от рода имен су­ществительных. Вид и залог глагола (а также число су­ществительных, степени сравнения прилагательных и на­речий) — категории, обладающие в русском и других сла­вянских языках такой качественной спецификой, которая требует (по отношению к этим языкам) выделения осо­бого типа морфологических категорий, а в связи с этим — видоизменения всей классификации. Основная особенность предлагаемой классификации заключается в том, что она троится на основе признака коррелятивности. Снимается требование обязательного совпадения границ словоизме­нения с границами между разными типами морфологиче­ских категорий (признак коррелятивности форм одного и того же слова может быть представлен и в тех катего­риях, которые не могут быть отнесены в полном их объеме к словоизменению). Принцип членения категорий на три группы при опоре на признак коррелятивности, выделе­ние самостоятельного типа непоследовательно корреля-тивнь1х категорий — существенная особенность предлагае­мой классификации, отличающая ее от членения морфоло­гических категорий на словоизменительные и классифи­кационные.

Классификация морфологических категорий по при­знаку коррелятивности имеет две стороны — семантиче­скую и структурную. Семантическая сторона заключа­ется в том, что учитывается наличие или отсутствие тождества лексического значения при различиях в кате­гориальных значениях грамматических форм. Иначе говоря, данная классификация опирается на семан­тическую основу тождества слова: морфологические кате­гории классифицируются с учетом возможности / невоз­можности сохранения лексико-семантической базы тожде­ства слова при замещении одного члена категории другим.

Структурная сторона рассматриваемой классификации имеет два аспекта, каждый из которых особым образом связан "Семантической стороной.

Первый аспект: отношения противопоставленных друг другу категориальных значений граммем к лексическому значению слова базируются на конкретно-языковой струк­турной основе: это отношения грамматических форм и представляющих их словоформ. Рассматриваемая класси­фикация проводится не в отвлеченном семантическом плане, а на основе существующих в данном языке рядов грамматических форм с их категориальными значениями. Речь идет о том, как относятся к лексическому значению слова (или к лексическим значениям разных слов) те ряды словоформ, которые в их соотношениях представ­ляют структуру морфологической категории, в частности ту парадигму, на которую опираются категориальные зна­чения. Ясно, что эти отношения охватывают не только содержательную, но и формально-структурную сторону морфологических категорий.

Второй аспект: структурной основы рассматриваемой классификации заключается в той структурно-граммати­ческой регулярности, которая трактуется нами как необ­ходимое "условие для признания форм, представляющих разные члены морфологической категории, формами од­ного и того же слова. Иначе говоря, структурно-грамматическая регулярность представляет собой, с нашей точки зрения, один из важнейших компонентов (наряду с лексико-семантическим тождеством словоформ) понятия тождества слова. Таким образом, эта регулярность вклю­чается в тот признак, на котором базируется рассматри­ваемая классификация морфологических категорий.

Два аспекта структурной основы классификации мор­фологических категорий связаны друг с другом: отноше­ние словоформ, репрезентирующих граммемы данной ка­тегории, есть отношение форм одного и того же слова или отношение форм разных слов в зависимости от наличия (при лексико-семантическом тождестве) или отсутствия фактора структурно-грамматической регулярности.

Обе стороны рассматриваемой классификации — и се­мантическая, и формально-структурная — существенны. Однако семантическая сторона представляет собой скорее предпосылку, необходимое условие классификации по признаку коррелятивности форм одного и того же слова (нет коррелятивности, если оппозиция граммем не прохо­дит внутри одного и того же лексического значения). Что же касается структурной стороны, то, будучи соот­несенной с грамматическим содержанием, она касается самого существа проводимого членения. Подчеркнем, что речь идет не только лишь о формально-структурной сто­роне, взятой изолированно от содержания, а о структур­ном принципе, охватывающем и план выражения, и план содержания. Если понимать структурный принцип ши­роко, т. е. не только как формально-структурный, но и как содержательно-структурный, т. е. касающийся била­теральных элементов целого и отношений между ними, включая и содержательные отношения, то в этом широ­ком смысле признак, на котором основана рассматривае­мая классификация, является структурным.

Рассмотрим теперь каждый из выделенных типов мор­фологических категорий в отдельности.

2. Некоррелятивные категории. Представ­ляющая данный тип морфологическая категория рода существительных отличается особым характером соотноше­ния классов форм к лексическим единицам: налицо оппозиция рядов форм (членов морфологической катего­рии), которая вместе с тем подразделяет данную часть речи на подклассы. Каждая граммема охватывает опре­деленный подкласс лексики, противопоставление граммем оказывается вместе с тем противопоставлением подклас­сов данной части речи. Тем самым исключается противо­поставление граммем внутри одного слова, одного лекси­ческого значения, исключается репрезентация морфологи­ческой категории формами одного и того же слова. Разумеется, в рассматриваемой категории налицо грамма­тическая оппозиция и, следовательно, представлена соот­носительность грамматических форм: формы мужского рода соотносятся с формами женского и среднего рода. Однако эта соотносительность не является коррелятив­ностью в пределах одного слова, одного лексического зна­чения. Такая 'Соотносительность, следовательно, совсем не совпадает с той коррелятивностью, которая положена в ос­нову рассматриваемой классификации морфологических категорий. Слова, формы которых соотносительны по грамматическому роду (например: потолок — трава — утро), — это разные слова.

3. Последовательно коррелятивные кате­гории. Такие категории представляют ядро, наиболее 3. Последовательно коррелятивные кате­гории. Такие категории представляют ядро, наиболее специфический и «чистый» тип словоизменения (слово­изменительного формообразования). Последовательная коррелятивность охватывает все формы, входящие в про­тивопоставленные друг другу ряды (граммемы). Разуме­ется, возможны случаи, когда та или иная форма не обра­зуется от данного слова или является неупотребительной (ср. неупотребительность форм повелительного наклоне­ния, а также форм 1-го и 2-го лица изъявительного накло­нения у глаголов типа гласить, горчить, набухнуть, сквозить и т. п.). Если, однако, формообразование данного типа реализуется, то оно всегда дает формы одного и того же слова — в этом и заключается его последовательная кор­релятивность.

Среди последовательно коррелятивных морфологиче­ских категорий с точки зрения их отношения к лексике, как уже говорилось, можно выделить две подгруппы: 1) категории с лексически необусловленной парадигмой (род, число и падеж прилагательных, а также падеж су­ществительных);2) категории с частичной лексической обусловленностью парадигмы (наклонение, лицо, время, число и род глаголов). Следует подчеркнуть, что лексическая обусловленность парадигмы наклонения и лица (существует немало глаголов с неупотребительными фор­мами повелительного наклонения: бодрить, булькать, вме­стить — вмещать, возобновиться — возобновляться, вывет­риться— выветриваться; светать и т. п.; подобные гла­голы неупотребительны и в формах 1-го и 2-го лица .изъявительного наклонения) является именно частичной» Лексическая обусловленность парадигмы наклонения не затрагивает форм изъявительного и сослагательного на­клонений, лексическая обусловленность парадигмы лица не затрагивает форм 3-го лица (за пределами безлич­ности). Особого рода лексической обусловленностью ха­рактеризуется категория времени, связанная с лексикой опосредованно — через категорию вида: несоотноситель­ные глаголы совершенного вида имеют две формы времени, несовершенного вида — три, а глаголы, имеющие формы обоих видов, обладают и полной парадигмой видо-временных форм (ср.: отзвучал — отзвучит; зависел — завишу — буду зависеть; рассказывал — рассказал — рассказываю — расскажу ■— буду рассказывать).

4. Непоследовательно коррелятивные ка­тегории. Эти категории мы рассмотрим более подробно, так как до сих пор они выделялись в научной лите­ратуре как самостоятельная разновидность морфологиче­ских категорий. Характеристика этого типа является наи­более сложной. Непоследовательно коррелятивные катего­рии представляют тот тип формообразования, для которого характерно совмещение коррелятивности (соотноситель­ности форм одного и того же слова) с некорреля­тивностью, широкое распространение несоотносительных образований; ср. несоотносительные глаголы совершенного и несовершенного вида, глаголы, выступающие только в активе, несоотносительные по числу существительные, несоотносительные формы положительной степени при­лагательных и наречий. Парадигма указанных категорий обнаруживает высокую степень зависимости от лексики В категориях вида и залога представлены ^два типа отношений между формами, репрезентирующими противо­поставленные друг другу граммемы: 1) грамматически регулярный тип, в рамках которого мы имеем дело с формами (ущого и тог^р же сдова) (ср. видовые пары типа утратить."— утрачивать, являющиеся результатом дм-, перфективации, и залоговые пары типа утратил — был утрачен; утрачивающий— утрачиваемый, представляющие собой результат причастной пассивизации); 2) нерегу­лярный тип, по отношению к которому есть основания говорить об особого рода соотносительности форм разных слов/(ср. видовые пары типа ставить — поставить, являю­щиеся результатом перфективации, и залоговые пары типа утрачивать — утрачиваться, являющиеся результа­том возвратной пассивизации) ,

Рассмотрим подробнее указанное различие. Имперфективация — это процесс, направленный на. образование ви­довой пары. Возникновение видовых корреляций является регулярным результатом этого процесса. Что же касается перфективации, то она в одних случаях приводит к обра­зованию видовой пары (строить — построить, прятать — спрятать, публиковать — опубликовать), а в других — нет (ср. работать — выработать, доработать, заработать, на­работать, обработать, переработать, поработать и т. д.). Присоединение приставки направлено прежде всего на из­менение лексического значения глагола или словообразо­вательного значения способа действия. Попутно осущест­вляется перфективация, но образование видовых пар — лишь спорадический и далеко не регулярный результат процесса перфективации.

Относительная грамматическая регулярность залого­вых корреляций первого типа (при причастной пассиви­зации) заключается в следующем: если от невозвратных финитных и причастных форм образуются формы пассивных причастий (подлинные причастия, не подверг­шиеся адъективации), то данное противопоставление всегда проходит внутри одного слова и внутри одного и того же лексического значения в слове. Это и дает осно­вание (как и по отношению к видовым парам в области имперфективации) говорить в данном случае о формах одного и того же слова. Отсутствие грамматической регу­лярности корреляций 2-го типа (при возвратной пассивизации) очевидно. Мы не можем сказать, что присоедине­ние постфикса -ся к невозвратному образованию всегда дает противопоставление актива и пассива. В одних слу­чаях возникает оппозиция актива и пассива (затраги­вать — затрагиваться, рассматривать — рассматриваться и т. п.), а в других — нет (сердить — сердиться, прибрать — прибраться и т. п.). Это дает основание (как и по отно­шению к видовым парам в области перфективации) верить в данном случае о формах, которые хотя и могут характеризоваться тождеством лексического значения, но ввиду отсутствия грамматической регулярности не могут быть признаны формами одного и того же слова.

Морфологические процессы формообразования при им­перфективации и причастной пассивйзации монофунк­циональны, они направлены лишь на образование новых форм й представляют словоизменительное формообразо­вание. Процессы же префиксации и постфиксации поли-функционалыны, у них двоякая направленность: одни и те же языковые средства (префиксы и постфикс -ся) служат для образования как новых форм, так и новых слов; здесь представлено формообразование, сопряженное со слово­образованием, т. е. формообразование несловоизменитель­ное, классификационное.

Аналогия между имперфективацией и причастной пассивизацией, с одной стороны, и перфективацией — воз­вратной пассивизацией, с другой, не является полной. В частности, различие заключается в следующем. Перфективация является постоянным результатом префикса­ции: каждый раз, когда от бесприставочного глагола не­совершенного вида образуется (в плане синхронии) при­ставочный глагол, возникает глагол совершенного вида (в одних случаях непарный, в других — парный). Пасси­визация же не представляет собой постоянного результата присоединения постфикса -ся к невозвратному глаголу: в одних случаях постфиксация приводит к пассивйзации (только лишь к пассивйзации, при отсутствии лексико-семантических изменений, например, анализировать ■— анализироваться, замалчивать — замалчиваться, заме­рять — замеряться, или вместе с тем к образованию новых лексических и словообразовательных значений, напри­мер: закрывать — закрываться, запрягать — запрягаться); в других же случаях присоединение постфикса -ся не ведет к образованию пассива (например: сердить — сердиться, ссорить — ссориться). Иначе говоря, префиксация им­перфективного глагола всегда сопровождается перфекти­вацией, тогда как постфиксация невозвратного глагола не всегда ведет к пассивйзации. Есть и другие различия. Так, противопоставление имперфективации и перфектива­ции затрагивает образование обоих членов морфологи­ческой категории (в одном случае — несовершенного, а в другом — совершенного вида), тогда как противопо­ставление причастной и возвратной пассивизации каса­ется лишь образования одной из граммем (пассива). Иными словами, в области вида регулярный и нерегуляр­ный типы формообразования представлены двумя разными (и разнонаправленными) процессами, тогда как в области залога речь идет о двух разновидностях одного и того же процесса — пассивизации. Еще одно различие: причастная пассивизация лишь в случаях типа раскрывший — раскры­тый; раскрывающий — раскрываемый представляет залого­вое формообразование при сохранении тождества всех остальных грамматических характеристик (ср. аналогич­ное явление в случаях типа раскрыть — раскрывать; рас­крывший— раскрывавший; раскрой — раскрывай и т. п.); что же касается причастной пассивизации типа раскрою — буду раскрыт, то она связана с изменением целого ряда грам­матических характеристик, связанных с различием между синтетическими личными и аналитическими причастно-страдательными формами (в области вида имперфектива­ция не связана с такими расхождениями).

Итак, имперфективация и причастная пассивизация, перфективация и возвратная пассивизация — далеко не тождественные процессы. Черты различия между ними весьма существенны. Сопоставляя эти процессы, мы стре­мились подчеркнуть параллелизм между ними лишь в од­ном отношении: имперфективация и причастная пассиви­зация представляют регулярный тип формообразования, тогда как перфективация и возвратная пассивизация тип нерегулярный. Для нас важно подчеркнуть, что как в категории вида, так и в категории залога представлены два типа отношений между словоформами, репрезентирую­щими противопоставленные друг другу граммемы, — оппо­зиция форм одного и того же слова (грамматически регу­лярный тип) и (даже при лексическом тождестве) оппози­ция форм разных слов (грамматически нерегулярный тип).

Различие грамматически регулярного и грамматически нерегулярного типов корреляций характеризует лишь ка­тегории вида и залога. Только в этих категориях область соотносительности в широком смысле распадается на две части, в одной из которых представлена грамматически регулярная коррелятивность форм одного и того же слова, а в другой — грамматически нерегулярная соотноситель­ность форм разных слов. Распадение видового и залого­вого формообразования на эти две части (при широко распространенной видовой и залоговой несоотноситель­ности) является одним из признаков, объединяющих эти категории.

Что же касается категорий числа имен существитель­ных и степени сравнения прилагательных и наречий, то в них рассматриваемое различие двух типов коррелятив­ности не представлено.

В категории числа существительных можно констати­ровать, с одной стороны, коррелятивность форм одного и того же слова {палка — палки, окно — окна и т. п.), а с другой — некоррелятивность, которая охватывает как случаи типа еда, сани, так и случаи типа верх — верхи. Аналогичны отношения в категории степени сравнения. _]

В целом категории числа существительных и степени сравнения прилагательных и наречий характеризуются известной мерой грамматической регулярности корреля­ций при тождестве (по крайней мере одного) лексиче­ского значения, однако лишь в ограниченных условиях (для категории числа — в рамках большей части счи­таемых существительных, для категории степени сравне­ния — в пределах качественных прилагательных и наре­чий). Эта коррелятивность ближе к грамматически ре­гулярному, чем к нерегулярному типу, поскольку она характеризует центральные, ядерные репрезентации ука­занных категорий в пределах тех лексико-грамматических разрядов, которые относятся к центральным зонам сосре­доточения специфических признаков данной части речи,

88

Рассмотрим подробнее особенности непоследовательно коррелятивного типа морфологических категорий на при­мере категории глагольного вида в современном русском языке.

5. Глагольный вид как категория непоследовательно коррелятивного типа. Грамма­тически регулярные и нерегулярные корре­ляции. Основными типами видовых корреляций (видо­вых пар) являются:

а) пары, представляющие собой результат имперфективации (раскрасить — раскрашивать, решить — решать);

б) пары, возникающие в результате префиксальной перфективации (ставить — поставить, конструировать — сконструировать) .

За пределами видовых пар существует, как известно, множество несоотносительных по виду глаголов.

Существуют следующие основные истолкования видо­вых корреляций:

1) Члены видовых корреляций всегда являются раз­ными словами. Отсюда делается вывод, что глагольный вид — грамматическая категория классификационного типа

(лексико-грамматическая категория) .

2) Члены видовых корреляций во всех случаях пред­ставляют собой формы одного и того же слова. Отсюда вытекает, что вид глагола — грамматическая категория словоизменительного типа 3) Формами одного слова признаются только члены корреляций типа раскрыть — раскрывать (область имперфективации), в случаях же типа писать — написать либо вообще отрицается наличие видовой пары, либо при­знается возможным говорить о видовых парах, но таких, члены которых являются разными словами. Отсюда де­лаются разные выводы: во-первых, вид в целом есть ка­тегория словоизменительного типа, во-вторых, вид пред­ставляет собой категорию смешанного типа — отчасти сло­воизменительного, отчасти классификационного (первона­чальный вариант точки зрения автора этой работы) точнее) вид является категорией непоследовательно кор­релятивного типа (интерпретация, предлагаемая в настоя­щей книге).

Рассмотрим первую из указанных выше теорий видо­вых пар. П. С. Кузнецов, обосновывая понимание разных видов как разных слов, выдвинул важный принцип: «Одной семантической близости для отнесения различных образований к одной лексеме недостаточно. Необходимы основания структурно-грамматические». Этот тезис по­лучает следующую конкретизацию: «Между тем каждый из членов видовой пары образует всю систему форм, ему свой­ственную (времена, наклонения, лица, залоги, причастия, деепричастия), точно так же, как образует ее каждый из двух глаголов, несомненно различающихся в лекси­ческом отношении (например, нести — принести) » Эта конкретизация тезиса П. С. Кузнецова была под­вергнута критике, на наш взгляд справедливой, в ис­следовании Ю. С. Маслова, посвященном глагольному виду в болгарском языке: «Любая глагольная основа обра­зует, конечно, „всю свойственную ей систему форм'⁴, так же, как скажем, в имени существительном и в единствен­ном, и во множественном числе образуются все присущие данному языку падежные формы. То, что, например, родительный и дательный падеж образуются в русском языке и в единственном и во множественном числе, и в singularia tantum так же, как в единственном числе нор­мальных существительных (скажем, мужества, мужеству, как стола, столу), а в pluralia tantum так же, как во множественном числе нормальных существительных (скажем, штанов, штанам, как столов, столам), не явля­ется основанием для того, чтобы считать стол и столы раз­ными словами. Почему же к глаголу мы должны подхо­дить с другой меркой?».

Аргументы, отчасти сходные с доводами П. С. Куз­нецова, приводятся в «Грамматике современного русского литературного языка» 1970 г.: «Вид как грамматическая категория выражается оппозицией не форм одного и того же глагола, а разных глаголов. Это подтверждается, во-первых, тем, что суффиксы и префиксы, формирующие те глаголы, которые образуют видовую пару, не являются формообразовательными; это словообразовательные мор­фемы (см. § 27). Во-вторых, глаголы, образующие видо­вую пару, имеют разные формы спряжения и разные ин­финитивы».Эти доводы не представляются достаточно убедительными. В § 27, на который ссылаются авторы, говорится, в частности, о том, что суффиксы в русском языке — преимущественно словообразовательные; слово­изменительными являются суффиксы компаратива, про­шедшего времени, инфинитива, причастий и деепричас­тий. Таким образом, здесь не приводятся какие-либо факты, которые препятствовали бы отнесению суффиксов имперфективации к словоизменительным, а лишь дается перечень образований со словоизменительными суффик­сами, не включающий суффиксы вида. Таким образом, решение, принятое в одном разделе, аргументируется ана­логичным решением, принятым в другом разделе данной грамматики. На наш взгляд, поскольку суффиксы имперфективации являются регулярным средством образования несовершенного вида от совершенного и имеют лишь грамматическую функцию, ничто не препятствует их оп­ределению как суффиксов словоизменительных.

Указание на то, что глаголы, образующие видовую пару, имеют разные формы спряжения и разные инфини­тивы, на наш взгляд, также недостаточно убедительно. Обращаясь вслед за Ю. С. Масловым к категории числа имен существительных, заметим, что существительные единственного и множественного числа {плод—плоды и т. п.) имеют разные формы склонения, но это не мешает исследователям, различающим словоизменительные и классификационные категории, считать число словоизме­нительной категорией (когда стремятся обосновать взгляд на число имен существительных как категорию классифи­кационную, ссылаются на другие факты — прежде всего на случаи лексической несоотносительности). Изъявитель­ное, повелительное и сослагательное наклонения глагола имеют отчасти разные формы спряжения — с точки зре­ния изменения глагола по временам, лицам и родам, однако это никак не влияет на оценку наклонения как словоизменительной категории. Вообще в том факте, что разные виды имеют разные формы спряжения (с точки зрения изменения глагола по временам, принадлежности к I или II спряжению, к тому или иному глагольному классу) и разные инфинитивы, на ваш взгляд, нет прин­ципиального противоречия с признанием разных видов (мы подразумеваем корреляции типа рассказать — рас­сказывать) формами одного слова. Разными формами спряжения могут обладать и разные слова, и разные формы одного слова. Если это различие в формах спряже­ния касается факторов структурно-функционального ха­рактера (ср. разные парадигмы времени у образований совершенного и несовершенного вида), то перед нами ре­зультат взаимодействия грамматических категорий, не имеющий прямого отношения к их словоизменительной или классификационной природе. Если это различие фор­мально-структурного характера, не связанное с разли чиями в семантических функциях (принадлежность к I или II спряжению, в части случаев и принадлежность к тому или иному глагольному классу), то здесь также нет ничего такого, что не соответствовало бы словоизмени­тельной природе видовых корреляций указанного типа.

Если рассмотренная выше теория считает лексико-семантическое тождество членов видовых пар недостаточ­ным для признания их формами одного слова и подчерки­вает значимость структурно-грамматических критериев, то вторая теория, трактующая разные виды как формы од­ного слова, наоборот, выдвигает на передний план лексико-семантическое тождество членов видовых пар.

Общим для обеих теорий, хотя они полярно противо­положны по конечным выводам о характере категории вида, является такой подход, при котором оценка видовых пар и категории вида в целом дается безотносительно к различиям, существующим между процессами имперфективации и перфективации.

Третья теория основана на учете различий между ука­занными процессами прежде всего с точки зрения того общего структурно-грамматического принципа, который был выдвинут П. С. Кузнецовым. Однако в рамках данной теории этот принцип получил совсем иное истолкование. Ю. С. Маслов пишет: «.. .в случае переписать —- перепи­сывать есть не только „семантическая близость", точнее: тождество лексических значений, но как раз есть и все основания „структурно-грамматического порядка" для того, чтобы говорить о формах одного глагола (грамматиче­ская «регулярность» формы переписывать). Наоборот, в случаях типа писать — написать имеется одна только „семантическая близость" и никакой грамматической „ре­гулярности" не наблюдается. Поэтому-то мы в этих слу­чаях и говорим не о формах одного слова, а только о близких синонимах» Эта мысль представляется правильной. Выскажем не­которые дополнительные соображения о грамматической регулярности и о различиях между имперфективацией и перфективацией с данной точки зрения.

Имперфективация — это процесс, целью и регулярным результатом которого является образование видовой пары. Говоря о регулярности при имперфективации, мы имеем в виду именно регулярность результата этого процесса — образования видовой пары. Если от совершенного вида при помощи определенных суффиксов (а в части случаев и дополнительных средств — чередований и изменения ударения) образуется несовершенный вид, т. е. если про­цесс имперфективации осуществился, то регулярно (по­стоянно, закономерно, так, что всегда можно предугадать такой результат) возникает видовая пара. Этому не про­тиворечат наблюдающиеся иногда расхождения в неко­торых из значений исходного и производного образований (ср. задаться — задаваться: значение быть высокомерным; чваниться, важничать' отмечено лишь в несовершенном виде). Дело в том, что для признания двух образований видовой парой при многозначности глаголов, как уже го­ворилось выше, достаточно тождества по крайней мере в одном лексическом значении. Такое тождество является при имперфективации регулярным (полное лексическое расхождение исходного и производного образований при имперфективации — чрезвычайно редкое, исключительное явление, ср. заблудиться и заблуждаться).

Иной характер имеет процесс префиксальной перфек­тивации. В результате этого процесса от основы несовер­шенного вида образуется глагол совершенного вида, од­нако при этом обычным оказывается появление нового лексического значения (ср. лежать — отлежать) или но­вого словообразовательного значения способа действия (ср. лежать — полежать). Результатом присоединения приставки может оказаться и образование видовой пары (например: гасить — погасить, штрафовать — оштрафо­вать), но такая возможность реализуется нерегулярно.

В ряде случаев можно установить некоторые тенден­ции, обобщающие отдельные факты, например, приставка на- утрачивает значение *на поверхность, на поверхности чего-либо' (вернее, почти утрачивает, так как сохраняется едва заметный оттенок, «след» данного значения, накла­дывающийся на значение результативности) не только в глаголе написать, но и в других глаголах, обозначаю­щих нанесение каких-либо начертаний на поверхность чего-либо: нарисовать, налиновать, напечатать, начертить] приставка по- имеет лишь результативное значение не только в глаголе побелеть, но и в других случаях, когда она присоединяется к глаголам, обозначающим переход в какое-либо состояние: побагроветь, побледнеть, поблек­нуть, побуреть, поглупеть, пожелтеть, померкнуть и т. д. Однако такие тенденции имеют не грамматический, а лексико-семантический или словообразовательный ха­рактер. Они распространяются на ограниченное число глагольных лексем. Отражение этих частных закономер­ностей в лингвистическом описании не может приобрести формы грамматических правил, отвлеченных от значений определенных лексико-семантических групп или словооб­разовательных разрядов. Той структурнограмматической регулярности, которую мы наблюдаем при имперфектива­ции (если от совершенного вида при помощи таких-то суффиксов образуется несовершенный, то возникает ви­довая пара), здесь нет.

Нерегулярность образования видовых пар в результате перфективации усугубляется тем обстоятельством, что в одних случаях бесприставочный глагол соотносится лишь с одним приставочным (ср. делать — сделать), а в других — с несколькими (ср. топить — утопить и за­топить; гасить — погасить и загасить, готовить — пригото­вить и подготовить и т. п.), причем в таких случаях дей­ствуют индивидуально-лексические факторы (многознач­ность бесприставочных глаголов, необходимость выразить тонкие оттенки, связанные с разными приставками), а не грамматические закономерности, которые могли бы быть отражены в правилах формообразования.

Объективность существования различий между про­цессами перфективации и имперфективации и, соответст­венно, между видовыми парами, возникающими в резуль­тате этих процессов, подтверждает широкий лексикогра­фический эксперимент (в частности, в масштабах 17-том­ного «Словаря современного русского литературного языка»), самый факт наличия ряда больших академиче­ских толковых словарей славянских языков, фиксирую­щих видовые пары в области имперфективации, но не от­мечающих видовых пар в области префиксальной перфек­тивации. Лексикографический эксперимент служит в дан ном случае дополнительным указанием на то, что аспектологическая теория, различающая указанные процессы, базируется на реальных основаниях. Хотя в какой-то мере нужно учитывать возможность влияния грамматических теорий на определение принципа словарной обработки вида, все же решающую роль здесь играет собственно лек­сикографическое отражение фактов языка, оценка видо­вых отношений под специфическим углом зрения лекси­кографии (заметим попутно, что в распоряжении лексико­графов находится не одна теория вида, а совокупность разных теорий, из которых можно сделать выбор, опять-таки диктуемый интересами не аспектологической тео­рия самой по себе, а лексикографической практики). Поэтому результат данного словарного эксперимента ин­тересен и показателен для аспектологии.

Лексикографический эксперимент на материале раз­ных славянских языков отразил в данном случае свойство структурно-грамматической регулярности, которое при­суще процессу образования видовых пар в результате имперфективации. Фиксируя такие пары, составители словаря отражают в своей работе «грамматический сте­реотип». Лексикографу не приходится каждый раз, по поводу каждого глагола решать вопрос: есть ли лексиче­ская соотносительность с образованием противоположного вида или ее нет, с каким именно образованием наблюда­ется такая соотносительность. Грамматическая регуляр­ность видовых пар типа раскрыть — раскрывать обеспечи­вает регулярность лексикографическую: если от глаголов типа раскрыть образуется несовершенный вид, то каждый раз — закономерно и регулярно — образуется видоовая пара, которая по общему образцу фиксируется в словаре. Индивидуальный подход к каждому отдельному глаголу заключается лишь в проверке того, тождественны ли у многозначного глагола все значения в обоих видах, в установлении тех случаев, когда то или иное лексиче­ское значение выступает только в совершенном или только несовершенном виде Как уже говорилось, из признания принципиального различия между видовыми парами, являющимися ре­зультатом процессов имперфективации и перфективации, делаются разные выводы. Ю. С. Маслов аргументирует свой вывод о словоизменительном характере категории вида так. Если в случаях типа сдуть — сдувать, решить — решать и т. п., весьма многочисленных в любом славян­ском языке, «вид выступает как категория, создающая грамматические противопоставления внутри одного и того же лексического значения, т. е. категория словоизмени­тельного типа, то значит и вообще, принципиально, он является именно такой категорий».⁵⁷ Те же случаи, когда то или иное лексическое значение оказывается неспособ­ным выступать в обоих видах, следует считать обычными случаями дефективности (недостаточности). Даже относи­тельная многочисленность глаголов perfectiva и imperfectiva tantum не опровергает словоизменительного характера категории вида, а только доказывает, что эта категория не является вполне независимой от лексики.

Таким образом, данная точка зрения основана на при­знании принципиальной важности самой способности ви­дового противопоставления проходить внутри одного и того же лексического значения для определения харак­тера категории вида и на оценке всех тех случаев, когда эта способность не реализуется, как проявлений дефек тивности видовой парадигмы. Важен также фактически лежащий в основе данной концепции принцип однознач­ной целостной оценки характера грамматической катего­рии (не по частям, не по отдельным сторонам, а именно однозначной оценки категории в целом).

Признавая возможность такой трактовки при указан­ных ее основаниях, мы все же приходим к другим выво­дам. На наш взгляд, различия между процессами имперфективации и перфективации существенны не только для трактовки видовых пар, но и для характеристики кате­гории вида в целом.

В области имперфективации (где члены морфологи­ческой категории — формы одного слова) проявляется по­следовательно коррелятивная, грамматически регулярная сторона категории вида, в области же перфективации (где члены категории — разные слова) — сторона некорреля­тивная, грамматически нерегулярная. Хотя при перфек­тивации возможна соотносительность разных видов внутри одного и того же лексического значения, нерегулярность таких отношений позволяет говорить лишь о парах форм разных слов. Вторая сторона видовой системы русского гла­гола не менее весома и значима, чем первая. Ее значимость увеличивается фактом наличия немалого количества абсо­лютных imperfectiva и perfectiva tantum. С этой точки зре­ния уже не представляется возможным считать видовые пары разных слов при перфективации и всю область видовой несоотносительности лишь проявлением неполноты пара­дигмы вида. Перед нами не исключение из правила о слово­изменительном характере категории вида, которое высту­пало бы на фоне господствующей системы словоизменения, а по крайней мере равноправная сторона категории вида.

Как уже говорилось, , что категория вида относится к смешанному типу — отчасти словоизменительному, от­части классификационному. Этот вывод был сделай в рам­ках общепринятого членения морфологических категорий на словоизменительные и классификационные. Недостатком такого решения является отождествление одной области видообразования (имперфективации) со словоиз­менительными категориями, а другой области (перфекти­вации) -—с категориями классификационными. Неудовле­творительность этого решения явилась одним из стимулов для пересмотра самого принципа классификации морфоло­гических категорий.

Предлагаемый в настоящей работе принцип класси­фикации морфологических категорий, в частности отне­сение глагольного вида (вместе с категориями залога глагола, числа имен существительных и степени сравне­ния прилагательных и наречий) к категориям непоследо­вательно коррелятивного типа, предполагает иное реше­ние. Грамматически регулярный тип видовых корреляций (при имперфективации) не отождествляется с последо­вательно коррелятивными категориями, а грамматически нерегулярные видовые пары разных слов (при перфекти­вации) не отождествляются с категориями некоррелятив­ными. Видовые пары при имперфективации не тожде­ственны последовательной коррелятивности, потому что последняя охватывает все образования, репрезентирую­щие члены данной морфологической категории, т. е. охва­тывает категорию в целом, тогда как видовые пары при имперфективации представляют лишь часть форм, ряды ко­торых конституируют граммемы совершенного и несовер­шенного вида (в ряд форм того или иного вида входят не только формы одного и того же слова, но и соотноси­тельные, а также несоотнооительные формы разных слов). Видовые пары при перфективации не тождественны отно­шениям членов некоррелятивных категорий, потому что последние вообще не дают пар, «троек» и т. п., репрезен­тирующих все граммемы данной категории при тождестве лексического значения. Глагольный вид (вместе с неко­торыми другими категориями) получает самостоятельное место в классификации морфологических категорий, при­обретая специфическую качественную характеристику, не сводимую к простой сумме свойств категорий, представ­ленных формами одного слова, с одной стороны, и фор­мами разных слов — с другой, не сводимую к чему-то среднему между теми и другими категориями.

Классификация морфологических категорий по признаку альтернационного \ деривационного характера формообразования

1. Принцип членения. По характеру отношений между словоформами, представляющими граммемы дан­ной категории, целесообразно различать два типа коррелятивных мюрфологических категорий: 1) альтернаци­онный и 2) деривационный. Если в первом случае (при морфологической альтернации) налицо чередование словоформ, то во втором (при морфологической дерива­ции) — производность одной словоформы от другой. Под производностъю в данном случае имеется в виду то отно­шение, которое предполагает, что одна словоформа явля­ется результатом преобразования другой. Это преобразо­вание является семантическим и вместе с тем формаль­ным или только семантическим. Поскольку речь идет о реальных процессах образования одной словоформы от другой (об осуществляющихся в плане синхронии про­цессах, регулируемых системой языка и реализующихся в речи), чаще всего мы имеем дело с «целостной» произ­водностъю, охватывающей как план содержания, так и план выражения. Вместе с тем не исключена возможность семантической производности при таких формальных от­ношениях, которые не могут быть с уверенностью опреде­лены как отношения производности. В принципе возможно и несовпадение направления семантической и формальной производности, однако у нас нет оснований для констата­ции явных случаев такого рода. Итак, в анализируемой области формообразования типичным является совмеще­ние семантической и формальной производности; наличие семантической производности является достаточным при­знаком для констатации деривационных отношений.

Распределение морфологических категорий по указан­ным типам полностью совпадает с их распределением по признакам последовательной /непоследовательной корре­лятивности. Таким образом, соответствующие категории (с одной стороны, наклонение, время, лицо, число, род глагола, падеж существительных и других частей речи а с другой — вид, залог глагола, число существительных, степени сравнения прилагательных и наречий) различа­ются по двум признакам. На наш взгляд, совпадение в распределении морфологических категорий по двум раз­ным признакам связано с тем, что альтернационный ха­рактер формообразования определяет последовательную коррелятивность, а деривационный — непоследовательную. Когда между словоформами существует отношение произ­водности, то всегда (в рамках обследованных нами фактов славянских языков) присутствует зависимость как самого факта морфологической деривации, так и его результатов от лексики и словообразования. Деривация по самой своей природе открыта для далеко идущего воздействия лексики, создающего затруднения и препятствия для коррелятив­ности словоформ и приводящего к непоследовательной реализации этой коррелятивности. Когда же словоформы, представляющие компоненты данной категории, связаны друг с другом отношением морфологической альтернации, то такие трудности не возникают. Правда, для части аль­тернационных категорий остается действительным фактор воздействия лексики с точки зрения совместимости или несовместимости лексического значения со значением той или иной граммемы, однако это воздействие имеет огра­ниченный характер. Мы имеем здесь дело с частичными лексическими ограничениями, накладываемыми на формо­образование, но за пределами этих ограничений реализо­ванное формообразование сохраняет последовательную коррелятивность, т. е. наличные формы всегда представ­ляют собой формы одного слова. Такие лексические огра­ничения несопоставимы с лексическим воздействием при де­ривационном формообразовании, когда формообразование связывается с параллельным процессом словообразования, нарушающим коррелятивность морфологических форм. Можно констатировать и зависимость «альтернационно-деривационной» классификации морфологических категорий от классификации по признаку коррелятив­ности, но не от последовательного или непоследователь­ного характера, а от самого факта коррелятивности: не­коррелятивные категории, как уже говорилось, стоят вне данной классификации.

Важно подчеркнуть, что отношения деривации приме­нительно к морфологическим категориям — это отношения между слоформами, представляющими противопоставлен ные друг другу ряды словоформ и в конечном счете — граммемы. Деривация в рассматриваемой области осуще­ствляется на уровне словоформ. Отношения производности словоформ, представляющих одну граммему, от словоформ, пердставляющих другую граммему, могут отражать со­ответствующее отношение граммем в целом. Таковы со­отношения членов категорий залога, степени сравнения, а также (по господствующей тенденции) чцсла имен су­ществительных. Однако это не всегда так: применительно к категории вида, как уже говорилось, мы не можем го­ворить о производности одной граммемы в целом от дру­гой — здесь все зависит от того, имеем ли мы дело с пер-фективацией или с имперфективацией. Есть факты про­тивоположного направления производности по отношению к основному и в области числа существительных. Случай с видом особенно наглядно выявляет тот факт, что отно­шения производности связывают именно словоформы, а дальше механизм ступенчатой репрезентации может до­водить эти отношения до связей между граммемами, но может и не доводить их до этого уровня.

Что касается отношений альтернации, то они также находятся на уровне словоформ, но здесь налицо более общие и более регулярные связи репрезентации. Отноше­ния между словоформами, представляющими разные грам­мемы, однозначно отражают отношения между соответ­ствующими граммемами. Поэтому во всех случаях есть все основания говорить не только об альтернации слово­форм и рядов словоформ, но и об альтернации граммем, т. е. членов морфологической категории.

Между морфологической альтернацией и морфологи­ческой деривацией есть существенные различия, о кото­рых шла речь выше, но это не исключает наличия неко­торых интегральных признаков. В частности, отношение деривации между словоформами, представляющими члены данной морфологической категории, не исключает отношения чередования в парадигматическом ряду. Члены мор­фологических категорий деривационного типа чередуются в парадигматическом плане точно так же, как и члены категорий альтернационного типа, только в одном случае чередуются граммемы, представленные словоформами, связанными отношениями производности, а в другом — граммемы, репрезентанты которых не связаны друг с дру­гом такими отношениями.

Рассматриваемая классификация является структурной (структурный принцип понимается широко: включая от­ношения элементов целого не только в плане выражения, но и в плане содержания).

Рассмотрим теперь каждый из выделенных типов морфологических категорий в отдельности.

2. Альтернационные категории. Морфологи­ческая альтернация предполагает чередование словоформ, между которыми нет отношения производности. Напри­мер, мы не можем сказать, что словоформы повелитель­ного наклонения производны от словоформ изъявитель­ного или сослагательного (т. е. являются результатом преобразования этих наклонений), что будущее время производно от настоящего или прошедшего, 3-е лицо — от 1-го или 2-го, женский род имен прилагательных — от мужского или среднего.

Отсутствие производности одной словоформы от другой не означает, что 'словоформы, представляющие разные граммемы данной категории, обязательно должны быть равноправны во всех отношениях. Формы слов, представ­ляющие одну из граммем, могут быть основными, даже «исходными» по отношению к другим формам, но не в том смысле,что эти последние являются результатом ^гих семантического и формального (либо только семанти­ческого) преобразования. Так, формы изъявительного на­клонения являются основными по отношению к косвен­ным наклонениям потому, что они передают основное для целей коммуникации отношение глагольного признака к действительности — отношение реальности. Изъявитель­ное наклонение — это основной альтернант — представи­тель данной морфологической категории, но не база для отношений производности.

Более сложный случай представляет категория падежа. Известна точка зрения, согласно которой именительный падеж не является источником для образования других падежных форм Вместе с тем отношения форм косвенных падежей к именительному падежу допускают и иную интерпрета­цию. Можно допустить, что словоформы в именительном падеже единственного числа в известном смысле являются исходными по отношению к формам других падежей. Именительный падеж единственного числа — это незави­симая «падежная позиция» слова. Перед нами словоформа, репрезентирующая данную лексему в целом и выполняю­щая функцию номинации.⁶¹ В реальном процессе речи именно данная словоформа представляет собой своего рода эталон, исходный образец, по отношению к которому все прочие падежные словоформы в известном смысле вторичны. Думается, что эта трактовка имеет реальные основания, так как она опирается на ряд существенных признаков именительного падежа единственного числа как исходной формы.

На наш взгляд, сопоставляемые интерпретации фактов находятся в разных, хотя и пересекающихся плоскостях. Именительный падеж единственного числа, действи­тельно, возглавляет падежную парадигму и служит ис­ходным эталоном, по отношению к которому косвенные падежи представляют собой определенные модификации. Однако у нас нет оснований считать, что значение того или иного косвенного падежа является результатом се­мантического преобразования значения именительного па­дежа, например, что значение адресата, доминирующее в семантическом содержании дательного падежа, пред­ставляет собой результат преобразования значения име­нительного падежа, как бы оно ни трактовалось. По­скольку семантической производности (в этом именно смысле) в данном случае нет, мы относим категорию падежа к альтернационному, а не к деривационному типу. Что же касается формальных отношений, то в принципе можно допустить, что, скажем, словоформа корове пред­ставляет собой результат преобразования исходной слово­формы корова путем замены одного форманта другим, но это не единственно возможная трактовка: можно говорить и о чередовании формантов при одной и той же основе. Даже если считать, что формальная производность на­лицо, такая производность без производности семанти_: ческой, по принятому нами толкованию понятия морфоло­гической деривации, не является достаточным основанием для отнесения той или иной морфологической категории к деривационному типу.

Возникает вопрос о категории числа прилагательных и глаголов. Почему мы относим число в этих случаях к альтернационному, а не к деривационному типу? Число прилагательных не обладает самостоятельной семантиче­ской значимостью: перед нами согласовательная катего­рия, которая лишь подчеркивает связь зависимого при­знака с единичной или множественной субстанцией; «соб­ственной» , самостоятельной семантической производ-ностью формы множественного числа имен прилагатель­ных не характеризуются. С точки зрения закономерностей формообразования множественное число прилагательных не обнаруживает зависимости от единственного. Никаких затруднений образование множественного числа не вызы­вает, соотносительность форм не знает исключений. Сле­довательно, мы имеем здесь дело с равноправными фор­мами, и с функциональной точки зрения есть основания видеть здесь скорее явление альтернации, чем дерива­ции.

В основном то же можно сказать и о числе глагола. За исключением случаев типа У нас шумят; Его не пере­споришь; Светает и т. п., когда .категория числа связы­вается с особыми функциями неопределенно - личности, обобщенно - личности и безличности, число глагола, как и число прилагательных, имеет не самостоятельную семан­тическую, а чисто согласовательную природу. Формы числа равноправны, всегда соотносительны. Множествен­ное число глагола не проявляет никаких признаков семантической зависимости от единственного числа. Таким образом, с функциональной точки зрения число глагола, как и число прилагательных, примыкает к альтернацион­ным, а не к деривационным категориям.

3. Деривационные категории. Морфологиче­ская деривация, как уже говорилось, предполагает, что одна словоформа является результатом семантического и вместе с тем формального (или только семантического) преобразования другой словоформы. Деривационные отно­шения четко выражены в категории залога. Пассив (как причастный, так и возвратный) морфологически производен от актива. Существует (имеется в виду русский язык) множество активных образований, которым не со­ответствуют пассивные, но нет пассивных образований, которым не соответствовали бы активные. Производность пассива находит также проявление в ряде ограничений, с которыми связано его употребление. Соответствие но­сителя глагольного признака логическому объекту в пас­сивной конструкции — это результат определенного пре­образования исходного соответствия носителя глагольного признака логическому субъекту.

В категории вида два основных типа видовых корре­ляций представляют противоположные направления де­ривационного формообразования: при перфективации — от несовершенного вида к совершенному, а при импер-фективации — от совершенного вида к несовершенному. Деривация в этих направлениях осуществляется не только по форме, но и по смыслу. Когда от глагола несовершен­ного вида образуется — в плане синхронии — глагол со­вершенного вида (писать — написать), то нецелостная интерпретация действия становится целостной, происхо­дит «свертывание», интеграция и лимитация процесса, его преобразование в целостный факт. Когда же от совер­шенного вида образуется несовершенный (записать — записывать), то целостная интерпретация действия ста­новится нецелостной, происходит развертывание, процес-суализация целостного факта.⁶² Мы исходим из того, что видообразование как процесс образования словоформы одного вида от словоформы противоположного вида процесс, охватывающий не только план выражения, но и план содержания словоформы, т. е. словоформу в целом. Словоформа совершенного вида образуется от словоформы несовершенного вида или, наоборот, словоформа несовер­шенного вида образуется от словоформы совершенного вида для преобразования одного видового значения в дру­гое. Мы не имеем никаких оснований думать, что в дан­ном случае формальная производность не имеет функцио­нального соответствия.

Из своеобразного характера деривационных отноше­ний в видообразовании — семантической и формальной производности совершенного вида от несовершенного в одних случаях и несовершенного вида от совершенного в других — вытекают некоторые выводы, которые могут оказаться полезными для практики лексикографической обработки видовых пар. Речь идет о порядке расположе­ния видов в словарной статье при оформлении видовых пар типа переписать — переписывать. На наш взгляд, це­лесообразно начинать статью, заключающую в себе видо­вую пару в области имперфективации, с формы совершен­ного вида, например, Переделать,... сов.; переделывать, . .несов. Такой порядок соответствует направлению про­цесса видообразования от исходной формы к производной. Толкование значения в этом случае дается в совершен­ном виде. Это соответствует иллюстративному материалу, в котором, как правило, преобладает или господствует со­вершенный вид (что отражает ресурсы словарной карто­теки, а в конечном счете — общую тенденцию к большей Толкование значения в этом случае дается в совершен­ного вида по сравнению с производными формами несо­вершенного вида). При ином порядке следования видовых форм, т. е. при оформлении типа Растаскивать,... ц е-с о в.; растащить,. ..со в., принятом, в частности, в 17-томном академическом словаре, нередко возникает несоответствие между толкованием с использованием гла­голов несовершенного вида и примерами преимуще­ственно или исключительно совершенного вида. Неудоб­ство такого порядка расположения видов особенно явно обнаруживается в тех случаях, когда во главе словарной статьи оказывается образование несовершенного вида, являющееся малоупотребительным, необычным, ср., на­пример, статьи закапчивать — закоптить, заколдовывать — заколдовать, заинтересовывать — заинтересовать.

В оформлении типа Перепутывать,... не со в.; пере­путать,. . .сов. на первый взгляд налицо то достоинство, что сохраняется единый принцип: основным представи­телем данного глагола как лексемы оказывается несовер­шенный вид (и в случае читать — прочитать, и в случае раскручивать — раскрутить). Представляется, однако, что подлинного единства в самом языке здесь нет. Все зави­сит от реального хода видообразования, который нужно учитывать и в словаре. Если совершенный вид образуется от несовершенного {читать — прочитать), то в этом слу­чае первичным действительно является несовершенный вид — он и должен расцениваться как «представитель» видовой пары. Если же несовершенный вид образуется от совершенного {раскрутить — раскручивать), то первич­ным оказывается совершенный вид, и он, как представи­тель видовой пары, должен занять место во главе словар-. ной статьи.

Формальная производность сравнительной и превос­ходной степени прилагательных и наречий от положи­тельной не вызывает никаких сомнений. Представляется несомненной и аналогичная производность по значению. Для категории числа имен существительных основной тенденцией является производность множественного числа от единственного. Семантическая производность множе­ственного числа от единственного находит различные про­явления. Одно из них заключается в том, что условием образования словоформы множественного числа с основ­ным значением дискретной множественности является значение конкретной единичности у соответствующей сло­воформы единственного числа, обусловленное принадлеж­ностью данной лексической единицы к лексико-грамматическому разряду конкретных существительных {мост — мосты, лампа — лампы, бревно — бревна и т. п.). В неко­торых случаях исторически первичным является обозна­чение множества, а вторичным, производным — выделе­ние одного из единичных элементов, составляющих это множество. Так, по-видимому, обстоит дело в случаях типа поляне — полянин, древляне — древлянин, горожане — горожанин и т. п. (на эти семантические отношения как будто указывает тот факт, что во множественном числе представлена более древняя консонантная основа, а в единственном числе — с вторичным суффиксом еди­ничности). Однако основное направление семантической деривации при образовании форм числа конкретных су­ществительных—не от множества к одному из его эле­ментов, а от отдельного конкретного (считаемого) эле­мента к множеству таких элементов (заметим, что сточки зрения синхронии и тип горожанин — горожане под­чиняется общей системе, в которой господствует принцип производности множественного числа от единственного).

Семантическая производность множественного числа проявляется в варьировании формантов множественного числа в зависимости от того, в каком лексическом значе­нии выступает словоформа в единственном числе: зуб — зубы, зубья; колено — колени, коленья, колена; образ — образы, образа; муж — мужи, мужья.

Что касается формальных отношений единственного и множественного числа, то они могут интерпретироваться по-разному. Первая интерпретация: формальная произ­водность сопутствует семантической; словоформа множе­ственного числа как целое, в единстве ее семантической и формальной сторон, является производной от словоформы единственного числа, например словоформа коровы явля­ется производной от словоформы корова (механизм фор­мальной производности может быть представлен как за­мена форманта исходной словоформы формантом произ­водной). Вторая интерпретация: в формальном отношении словоформы единственного и множественного числа рав­ноправны, в них представлено чередование равноправных формантов при одной и той же основе (это распространяется и на случаи типа плод — плоды, где можно гово­рить о чередовании нулевого форманта и форманта мно­жественного числа). Первое истолкование представляется более предпочтительным, так как оно основано на прин­ципе единого, целостного понимания процесса образова­ния одной словоформы от другой. Подчеркнем, однако, еще раз, что, по принятому нами определению, для отне­сения морфологической категории к деривационному типу достаточно наличия семантической производности.