§ 4. Бог и человек в эпоху патриархов

Я напомню, что Бог практически во всех религиях, в том числе иудей­ской и христианской, представлен в качестве источника жизни и всего суще­ствующего. Поэтому в любых религиях подчинение Богу, исполнение всех его решений считается высшей ценностью. И на самом деле, в этом есть свой смысл, ведь если человек отступает, скажем, от заповедей Бога, то это будет расцениваться как отход человека от источника жизни. Потеря источника жизни, т. е. того, что питает жизнь, поддерживает ее, тождественно тому, что человек не выживет в этом мире, тем более не спасется. Поэтому в иудаизме и христианстве уже сомнение в существовании Бога, не говоря уже о ругани и брани в адрес Бога, считается самым сильным грехом.

Однако Бог как источник жизни выступает в качестве субъекта, кото­рый предлагает человеку пути спасения. Как говорится, источник источнику рознь. В мифологиях источник жизни часто представлен в образе некоего дерева, плоды с которого обладают способностью делать человека бессмерт­ным. Но не таков Бог как источник жизни. Человек будет бессмертным, т. е. жить вечно, тогда и только тогда, когда исчезнет зло в этом мире, при этом болезнь, смерть — это тоже формы зла Но есть еще другие формы зла, кото­рые никакой наукой не преодолеешь, это так называемое человеческие фор­мы зла, а именно зависть, гнев, злорадство, эгоизм и другие. Нам важно за­фиксировать и описать те формы спасения, которые предлагает Бог людям в ту или иную эпоху.

Библейские концепции спасения представлены в заветах. Именно нали­чие заветов являются наиболее характерной особенностью, раскрывающей специфику взаимоотношения Бога с человеком. Бог как бы говорит человеку: «Вот, я даю тебе в качестве эффективных средств спасения заветы, будешь их придерживаться, спасешься, нет - смертью умрешь». Отсюда и название час­тей Библии - Ветхий Завет и Новый Завет. Завет, по-древнееврейски ВегИ -союз, договор; по-немецки ЕШ, ЕШ%епо$зеп5скф - присяга, содружество. Как отмечал русский философ Б.П. Вышеславцев: «В основе всего лежит союз, верность союзу и договору, обосновывающему союз между Богом и народом, между индивидами, образующими нацию. Все всегда в национальной жизни евреев мыслится и конструируется как Вегн, «Завет», заключается договор и подписывается, дается клятва. Таково было принятие закона Моисеева».

Сфера договора - это сфера права. Договор может закрепляться раз­личным способом, например подписями, как говорится, высоких договари­вающихся сторон, печатью, заверяться у нотариуса Часто договор закрепля­ется клятвой: «Клянусь, что буду выполнять все требования устава универси­тета». После такой клятвы за нарушение устава следует ряд наказаний: выго­вор, строгий выговор, исключение из университета -

97

Итак, Бог заключает с людьми ряд договоров. Первый завет Бог за­ключает (если брать во внимание эпоху патриархов) с Авраамом, затем этот договор продлевается, перезаключается или, используя современную юриди­ческую терминологию, пролонгируется с Иаковом, которому Бог дает имя Израиль, и затем с Моисеем. Как вы уже знаете, Бог по заключению договора дает Авраму имя «Авраам», а Иакову — Израиль, что тоже очень характерно при заключении договоров. В договорах вначале пишут полное название до­говаривающихся сторон, но затем оговаривают, что далее стороны будут на­зываться несколько по-иному. Например, «Омский государственный педаго­гический университет», в дальнейшем именуемый «Университет», заключает настоящий договор и обязуется выполнять...». Бог заключает договор с Иако­вом, которого а дальнейшем именует «Израиль».

О количестве библейских заветов среди исследователей этой священной" книги иудеев и христиан нет единого мнения Так, по мнению ДВ. Щедровицко-го, в Библии представлено семь заветов, количество которых соотносится с се­мью днями творения и семью цветами радуги, которая символизирует мост, со­единяющий небо с землей, божественное с человеческим. Первый завет, который заключает Бог с человеком, это договор с Адамом, второй - с Ноем, третий - с Авраамом, четвертый - с народом израильским, заключенный при Моисее, пя­тый - с Давидом, шестой - это Новый завет Иисуса Христа и, наконец, седьмой -это Вечный завет, говорящий о Царстве Божьем, в которое предстоит войти че­ловечеству в будущем.

Фиксируя вышеперечисленные семь заветов, Д.В. Щедровицкии тем самым пытается показать и даже обосновать сверхприродный и объективный характер Божественных действий. Он считает, что Божественный план миро­здания не меняется, а реализуется в семи этапах. Следует заметить, что число семь в различных мифологиях является священных числом. При этом автор старается максимально придерживаться буквы Библии: во всех выделяемых Д.В. Щедровицким заветах Бог так или иначе произносит слово «завет», кро­ме, правда, первого договора, который заключает с Адамом. Но и в этом слу­чае существует опосредствующая отсылка к пророку Осии, в речи к которо­му Бог, когда речь идет об Адаме, произносит слово «завет». Пророк Осия жил в эпоху существования двух независимых еврейских государств Израи­ля и Иудеи. Бог, негодуя на израильтян, восклицает: «Они же, подобно Ада­му, нарушили завет и так изменили Мне» (Ос. 6:7),

Другой современный исследователь В.И. Красиков в качестве основания рассматривает идею эволюции азаимоотношений Бога с человеком. При этом он выделяет шесть заветов: первый - с Ноем, второй - с Авраамом, третий - с Иа-ковым, четвертый - с Моисеем, пятый (собственно даже и не завет, а проект шестого завета) - с израильским народом после его возвращения на землю обе­тованную; шестой- это и есть Новый завет Господа нашего Иисуса Христа.

98

В основе выделяемых мною заветов лежит идея эволюции договоров Боса с людьми с позиций библейской концепции спасения При этом основ­ная цель обращения к содержанию заветов будет заключаться в том, чтобы проследить характер изменения теорий спасения.

Первый завет - это договор Бога с Адамом. С формальной точки зре­ния это самый простой завет, поскольку он содержит в себе всего два пункта, два положения, один из которых носит разрешительный характер, другой -зшгрещаюший. «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, А от дерева познания добра и зла не ешь от негр, ибо в лень, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2: 16-17). Это был, в сущности своей, первый метафизический запрет, я бы подчеркнул, запрет из запретов, нарушение которого влечет за собою потерю бессмертия, приводит человеческую жизнь к смерти.

Запреты вообще играют огромную роль в становлении и развитии челове­ка. Стоит напомнить, что в первобытной культуре важное место занимали табу, с которыми связано представление о том, что требует осторожности и выражается в ограничениях и запрещениях. По-видимому, с появлением сознания биологи­ческие инстинкты, направленные на самосохранение рода, перестали работать, назрела острая необходимость в формировании иных, надбиологических меха­низмов регуляции поведения, каковыми и выступило табуирование социальных отношений. Отсутствие биологических инстинктов самосохранения ставило че­ловека на грань самоуничтожения и вело к такому состоянию человеческого со­общества, в котором человек человеку волк, когда брат убивает брата (Каин убил Авеля), когда вместо солидарности и коллективизма доминируют эгоизм и инди­видуализм. Все это говорит о том, что человек попал в сети танатальной тенден­ции. Что в этой ситуации может сделать Бог? Какую стратегию он выберет, что­бы спасти человека? По-видимому, мысль Бога шла в следующем направлении. Если человек, осознающий свою смертность, придерживается такой поведенче- ^ ской стратегии, которая ставит его на грань самоуничтожения, то, следовательно, он не осознает своей порочности, не знает, что такая форма поведения может привести его к уничтожению. Поэтому необходимо ввести запреты на такие по­веденческие акты, которые могут привести человека к самоуничтожению, и то­гда появится надежда, что человек осознает танатальность своего бытия Через запреты он узнает свою порочность, развеются иллюзии его праведности.

Второй завет Бог заключает с Ноем. Этот завет включает в себя уже два запрета, два табу. Первый запрет касается пищи: «плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте» (Быт. 9:4); второй запрет - на поклонение чужим богам и на поругание имени Божьего, По-видимому, предполагалось, что исполне­ния этих заповедей вполне достаточно, чтобы не допустить взаимного ис­требления человека, преодолеть танатальную тенденцию, вызванную нару­шением первого завета. «И сказал Бог Ною и сынам его с ним: вот, Я постав-

99

ляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас <...> поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли» (Быт. 9:8-11).

Третий завет был заключен с Авраамом О содержании этого завета уже говорилось ранее, здесь же мне хотелось бы отметить следующее. Этот завет неоднократно подтверждается Богом, перезаключается с Иаковым, сы­ном Авраама, которому Бог дает имя Израиль. Бог, чтобы настроить Иакова на победу над человеческими слабостями, вселить в него надежду на благо­приятный исход дела, устраивает с ним поединок, при этом, конечно, Бог поддается Иакову, во всяком случае, делает вид, что Иаков очень силен, коль способен бороться с Богом. Бог тем самым как бы настраивает Иакова на то, чтобы тот не боялся трудностей, неизбежно возникающих в благородном деле исправления человеческой природы. Для подтверждения того, что Иаков избран в качестве проводника идей Бога, последний меняет Иакову имя. «И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь» (Быт. 32:28).

Четвертый завет Бог заключает с народом Израильским во времена Мои­сея. «И написал Моисей все слова Господни...» (Исх. 24:4). «И взял книгу завета и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что сказал Господь, сделаем и бу­дем послушны. И взял Моисей крови и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих» (Исх. 24:7-8).

Пятый завет — тот, который называется Новым Заветом или Евангели­ем. Этот завет настолько резко отличается от первых четырех, что вполне можно вести речь о четырех заветах, которые содержатся в Ветхом завете, а от последнего завега осталось только название, но мы выделяем заветы не по названию, а по содержанию. Наличие четырех заветов уже говорит о том, что должна прослеживаться какая-то закономерность в их эволюции, в против­ном случае не было бы необходимости вводить новые заветы При этом мож­но выделить следующие особенности в эволюции содержания заветов.

Первое, что бросается в глаза, это рост количества запретов (от перво­го к четвертому завету). Кажется, что Бог фиксирует все новые и новые виды пороков, греха, любых действий, которые могут привести человека к гибели, вовлекают его в бурный поток танатальносш

Вторая закономерность связана с тем, что запреты, табу постепенно принимают форму юридических законов. Отсюда можно утверждать, что та­булирование как духовная форма регуляции человеческого поведения сменяется юридизмом, развитие которого приводит к становлению системы права

Третья особенность эволюции ветхозаветных соглашений Бога с чело­веком вытекает из первых двух. С увеличением числа законов появляется проблема выделения главного, основного закона, выступающего базисом для остальных. Такая необходимость возникает подобно тому, как многочислен-

100

ные юридические законы какой-либо страны нуждаются в базисном своде законов - Конституции. В заветах основным законом выступает требование беспрекословного подчинения воле и слову Бога

Четвертое. Тотальность законов четвертого завета все же не могла со­перничать с богатством и разнообразием жизни, и многие ситуации оказыва­лись просто не учтены. Кроме того, законы часто не выполнялись, несмотря на многочисленные угрозы со стороны Бога в адрес нарушителей. Все это \ казывало на малую эффективность юрядизма как формы регуляции челове­ческого поведения.

Пятое. Поскольку законы были направлены на регуляцию внешней стороны человеческого поведения, постольку внутренняя — душевная и ду­ховная - жизнь человека неизбежно отходила на второй план На эту особен­ность ветхозаветных законов обратил внимание апостол Павел, который в Послании к Галатам упрекает последних в том, что они склоняются к ветхо­заветным традициям: «Ныне же, познав Бога, или, лучше, получив познание от Бога, для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им?» (Галл. 4:9). Человека, ко­торый в своем поведении предпочитает опираться на ветхозаветный закон, апостол Павел призывает: «О горнем помышляйте, а не о земном» (Кол. 3:2).

Шестое. Мелкая регламентация религиозной и светской жизни обна­жала человеческое происхождение законов. Иначе говоря, подробные описа­ния того, что, из чего и как делать, как применять ту или иную мазь, закалы­вать жертвенного ягненка, детализация пищевых запретов и г. п., рождали сомнение в божественном источнике законов. Ведь вряд ли нужно было Богу давать такие подробные инструкции. И опять все тот же мудрый, философст­вующий апостол Павел пишет колоссянам, которые продолжали придержи­ваться ветхозаветных законов: «Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся» (что все истлевает от употреб­ления), по заповедям и учению человеческому?» (Кол. 2:20-22).

Апостол Павел недвусмысленно дает понять, что все эти законы, яко­бы дарованные Богом, являются продуктами человека, а конкретней, много­численных священников-левитов, фарисеев и книжников. Не будь апостол Павел преданным идее единого Бога, он бы просто засомневался в его суще­ствование. Иудеи так и не поняли, что апостол Павел, настаивая на человече­ском характере ветхозаветных законов, спасал идею единого Бога, оправды­вая его как высший источник жизни. Защищая идею божественного проис­хождения ветхозаветных законов, фарисеи низводили Бога до уровня ремес­ленника, фармацевта, прораба и т. д., короче говоря, до уровня человека

Характерно, что воинствующие атеисты в своей критике Библии, опи­раясь на еврейское понимание божественности ветхозаветных законов, впол-

101

не логично (исходя из логики иудейских священников) низводили Бога до уровня субъекта человеческих профессий, тем самым элиминируя Бога как высшего источника глобальной витальности. И дело здесь не в том, что по­рой атеисты употребляли вульгарные выражения, а в том, что они доводили до логического конца иудаистскую трактовку божественного характера вет­хозаветных законов- Так, Е,М. Ярославский приводит описание рецепта при­готовления миро для священного помазания, который, по мнению иудейских законников, даровано Богом Моисею. «И сказал Господь Моисею, говоря: возьми себе самых лучших благовонных веществ: смирны самоточкой пять­сот (сиклей), корицы благовонной половину против того, двести пятьдесят, тростника благовонного двести пятьдесят, касии пятьсот сиклей, по сиклю священному, и масла оливкового гагг, и сделай из сего миро для священного помазания, масть составную, искусством составляющего масти: это будет миро для священного помазания» (Исх. 30: 22-25). Подобный рецепт ничем не отличается от многих других, скажем, от кулинарных, фармацевтических, технохимических рецептов, выступающих продуктами человеческого опыта, но отнюдь не божественного. Поэтому Е.М. Ярославский вполне резонно замечает: «Как видите, этот бог - просто аптекарь, который передает Моисею рецепт приготовления душистой мази, которую любой теперешний аптекарь приготовит лучше и душистее. Получается что-то среднее между француз­ской горчицей, мазью, гуталином для обуви и помадой для волос».

В третьей книге Моисея - Левит, описываются приемы жертвоприно­шений, объекты которых зависят от того, какой вид греха совершил тот или иной человек. Здесь даны подробные рецепты жертвоприношения голубей, крупного рогатого скота и даже хлеба из пшеничной муки На это Е.М. Яро­славский с издевкой замечает: «Но не только одним мясом жить - хлебушка хочется покушать, и масла и пр. Предусмотрительный библейский поп написал и на этот счет закон. И конечно, не от себя это пишет, а вот, дескать, «воззвал господь к Моисею и сказал ему». С таким же успехом он мог написать, скажем, сынам Израилевым: пусть, дескать, мне доставят балыка осетрового по два фунта, икры зернистой по фунту, сыру голландского и прочего. И тоже можно было бы все это написать в законе, и получился бы «закон божий!»

Таким образом, из иудейской традиции понимания ветхозаветных законов как божественных установлений неизбежно следует вывод что ветхозаветный Бог слишком похож на человека, которому не чуждо ничто человеческое

Седьмое. Эволюция заветов приводила к тому, что постепенно меня­лись их конечные цели. Как уже неоднократно указывалось ранее, основная цель заветов заключалась в том, чтобы указать человеку на его недостатки, на его порочность, внедряя тем самым представление о танатальности чело­веческого поведения. Иначе говоря, задача ветхозаветных законов заключа­лась в генерировании: человека, нацеленного на спасение. Однако в атмосфе-

102

ре юридизма и утверждения Бога в качестве Судьи у людей формировалась установка на праведность в случае выполнения законов. Создавалась иллю­зия, что следование букве завета приведет к появлению человека праведного, обладающего полнотой жизни, наполненной высшим смыслом. Договор, ко­торый Бог заключает с Авраамом, состоял из двух разделов. Первый гласил, что Авраам и его потомки должны почитать только одного Бога- Яхве, Это -условие. Второй раздел содержит указание, что может получить Авраам и его потомки в случае беспрекословного выполнения требований первого раздела Во-первых, еврейский этнос получает Ханаанскую землю, во-вторых. Бог обязуется помогать Аврааму в его борьбе с агрессивными племенами и, в-третьих, Бог обещает Аврааму и Сарре детей от их супружеской жизни Это -следствие. Договор закреплялся об_резанием крайней плоти у всех мужчин.

Одним из известных заветов, который дается людям Богом, является завет, содержащий знаменитые десять заповедей Бог изрекает их Моисею на горе Синай. В истории культуры этот текст принято называть по-гречески -Декалог. Примечательно, что в Декалоге большинство заповедей носит за­претительный характер. Первая заповедь налагает запрет на почитание лже­богов; вторая гласит, что нельзя делать себе кумира и изображение Бога. Тре­тья заповедь также содержит запрет: «не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя его напрасно» (Исх. 20:7). Четвертая говорит о необходимости считать субботу днем поклонения Богу. Пятая указывает на необходимость почита­ния отца и матери, т. е. родителей. Остальные пять заповедей направлены на регуляцию взаимоотношений между людьми, они гласят: «Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не произноси ложного свидетельства на ближ­него твоего. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твое­го, ни поля его, ни рабз его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ми вся­кого скота его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20:13-17).

Как видно, из десяти заповедей восемь начинаются с отрицательной частицы «не», что говорит о том, что законы запрещают делать зло. Конечно, такая особенность законов может только приветствоваться, закон не дает распространяться злу в этом мире, он запрещает его совершать. Но жизнь требует большего, важно не просто искоренить зло, а установить всеобщее добро. Именно этого закон сделать не в состоянии. В данном случае вполне можно согласиться с русским философом Б.П. Вышеславцевым, который пи­сал, что «закон есть "мертвая буква", он не может "животворить", созидать жизнь, он творчески бессилен, ибо никогда не указует конкретного деяния, а лишь ставит границы и запрещения».

Итак, закон существенно ограничен в своих читальных потенциях он не способен искоренить зло, он только не дает ему распространяться Поэтому единственная ценность, которую утверждает закон, это - справедливость. Быть

103

справедливым означает не вносить зла в мир, однако любой, даже самый спра­ведливый закон бессилен искоренить зло. Более того, закон с его справедливой потенцией существует только благодаря наличию зла которое необходимо огра­ничивать, не давать ему распространяться Поэтому в дальнейшем интеллекту­альная элита начинает осознавать слабые стороны законов В Новом Завете раз-, ворачиваетея критика недостатков закона и справедливости как таковых. Закон с необходимостью дополняется благодагью, а справедливость - милосердием, правовая регуляция дополняется нравственной. Закон и справедливость, как они понимаются в Ветхом Завете, не способны ликвидировать, уничтожить зло в этом мире, а значит, не способны породить безгрешного человека

Цель законов не в том, чтобы показать еврейскому этносу истинную, пра­ведную жизнь, а в том, чтобы указать, чего не надо делать, какой поведенческой стратегии нельзя придерживаться. Иначе говоря, цель законов - раскрыть глаза людям на то, что они вовлечены в танатаяьную тенденцию жизни.

Конечно, из самого текста Ветхого Завета такие выводы прямо не сле­дуют. Но все же просматривается главная цель ветхозаветного Бога, который пытается показать людям танатальность их бытия Он как бы говорит: «Ты, человек, живешь и не задумываешься, а тебя уже давно затянуло в омут тана-тальности. Ты прелюбодействуешь и думаешь, что это нормально, что в этом нет никакой трагедии. А я говорю тебе «не прелюбодействуй», в противном случае, тебя затянет в болото танатальности». Разумеется, трактовка заповедей, представленных в Ветхом Завете, может быть иной, ибо любые интерпретации имеют право на существование! Но сложилось распространенное мнение, что эти заповеди, несмотря на свою запретительную форму, по содержанию явля­ются конструктивными, их вьшолнение всеми людьми приведет к воцарению рая на земле, «что заповеди не только не «устарели», но даже еще не осознаны человечеством в полной мере! Не только очистится, возвысится, одухотворится все человечество, но и воистину наступит Царство Божье на земле, если все люди согласятся исполнять эти заповеди.

Однако с таким мнением вряд ли можно согласиться Допустим, вдруг все люди искренне стали исполнять заповеди, которые ветхозаветный Бог даровал израильскому народу на горе Синай (в Книге Второзаконие это гора еще именуется Хорив, от древнееврейского «пустынная»). Что бы произош­ло? Люди не убивали бы друг друга, не прелюбодействовали, не крали, не лжесвидетельствовали и всегда говорили бы правду, чтили бы Бога в суббо­ту. Но тогда бы создались условия для воцарения рая, но никак не сам по се­бе рай. Для наступления Царства Божьего на земле необходимы еще конст­руктивные заветы, например: любите друг друга, будьте друзьями (ведь мож­но жить, не убивая никого, но и не любить никого - какой же это рай!). Зако­ны Декалога необходимы, но никак не достаточны для практического достижения такой радужной перспективы человечества, как райская жизнь.

104

Впрочем, даже адепты абсолютности заповедей Декалога, т. е. те, кто считает выполнение их необходимыми и достаточными для построения пра­ведной жизни, нет-нет, да и усомнятся, сами того не замечая, в их абсолют­ности. Так, Д.В. Щедровицкий, мечтая, что если заповедь «не убий» реализу­ется на практике, считал, что это приведет к исчезновению убийств, само­убийств, войн, наконец, исчезновению за ненадобностью армии. Тогда сред­ства, растрачиваемые на производство орудий убийства, пошли бы на пропи­тание всех умирающих от голода, ибо заповедь «не убий» требует не сидеть сложа руки при виде умирающих от голода Исчезли бы бедные. Люди, встречая друг друга, уже не боялись бы не только убийства, но и ненависти. «Жизнь на земле превратилась бы в без пяти минут рай в результате испол­нения только одной заповеди». При этом талантливый интерпретатор биб­лейских текстов так и не рискнул написать про воцарение рая «Без пяти ми­нут рай» - это еще не рай.

Заповеди Ветхого Завета нацелены не на построение рая, это - попыт­ка привести человека к осознанию им танатальности своего бытия греховно­сти поведения и образа жизни. И эту цель закона прекрасно понял апостол Павел, который в послании к Римлянам писал: «Но мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие \ста, и весь мир становится виновен пред Богом, потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех» (Рим. 3:19-20). В другом месте апостол Павел однозначно говорит, что посредст­вом закона мы узнаем свой грех, ибо в законе эксплицированы, закреплены в знаковой форме те грехи, которые были свойственны человеку. Не будь этих знаний, человек так и не узнал бы о своей греховности. Но это никак не озна­чает, что закон порождает грех, просто посредством законов человек осозна­ет танатальность своего бытия. «Что же скажем? — восклицает апостол Павел, - Неужели от закона грех? Никак. Но я не иначе узнал грех, как посредством закона» (Рим. 7:7).

Впрочем, в толкованиях Декалога, опирающихся кроме Ветхого Завета и на Евангелия, так или иначе фиксируется, что закон не был дан израильтя­нам с той целью, чтобы, соблюдая его, они могли достичь праведности. Пра­ведность (оправдание) перед Богом всегда давалась лишь по вере в Него. Це­лью введения закона было показать израильтянам их греховность в противо­поставление святости и праведности Бога и таким образом обосновать осуж­дение человечества

Кроме того, в условиях господства закона Бог неизбежно превращает­ся из источника жизни в Судью, пусть справедливого и жестокого, но все же Судью. Такое понимание эволюции закона осознавалось уже в Ветхом Завете и нашло свое отражение в Книге Иова

105

Примечательно, что Книга Иова начинается с констатации безгрешно­сти ее главного героя - Иова: «и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла» (Иов. 1:1). Поскольку удаление от зла тожде­ственно разумности человека («и сказал человеку: &от, страх Господень есть истинная премудрость, и удаление от зла - разум» (Иов. 28:28)), постольку Иова можно также назвать разумным. Бог сам подчеркивает исключитель­ность Иова как безгрешного человека, ибо на земле вообще нет больше таких непорочных людей, как Иов, он единственный праведник среди людей.

Бог преисполнен удовлетворения и не скрывает своего благостного на­строения, а посему хочет поделиться со всеми достигнутым успехом, и даже с сатаной, которому Он явно хочет «утереть нос»: «И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла» (Иов, 1:8). Бог явно доволен, что наконец-то его стратегия увенчалась ус­пехом: появился единственный, исключительный, до мозга костей своих пре-дшгаый Богу человек, т. е. человек безгрептный, никогда не совершающий зла Бог никак не может понять, что невозможно достичь безгрешности путем сле­дования закону. Закон, какой бы характер он не носил, не способен искоренить зло, а значит, сделать человека безгрешным. Именно о таком типе людей меч­тал Бог и потому преисполнен гордости за свое детище

Впрочем, Богу было чем гордиться, Иов богат, подобно современным шейхам Востока, сколотившим свои капиталы на продаже нефти; он имел «семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пять­сот ослиц и весьма много прислуги; и был этот человек знаменитее всех сы­нов Востока» (Иов. I: 3). У Иова большая и дружная семья: семь сыновей и три дочери, которые никогда не ссорились, ходили друг к другу в гости, ме­жду ними царила любовь.

Бог восхваляет праведника и тем самым провоцирует своего извечного оппонента. Предметом их спора, а точнее объектом-жертвой, становится Иов. Именно желание Бога показать сатане свои достижения привели к трагиче­скому положению, в которое попадает праведник. Бог в Книге Иова предста­ет в роли мечтателя, а сатана - субъекта, трезво смотрящего на вещи. Кажет­ся, сатана понимает, что Бог живет иллюзиями успеха, принимая видимость за истину.

В этом контексте все же необходимо правильно оценить сатану, этого вечного антагониста Бога, ибо он играет важную роль в развитии Его страте­гий. Своей критикой, своим сомнением сатана не дает Богу пребывать в ил­люзии и, разбивая Его заблуждения, направляет на истинный путь, И хотя противоборство с сатаной способствует нарушению первого завета Адама с Богом, следует оценивать его адекватно. Не будь этого противоборства, не

106

было бы и человека, стремящегося искоренить зло, да и Бог зачах бы от без­делья, в то время как человек страдал бы от скуки среди райских кущ!

Итак, сатана сомневается в том. что Богу удалось создать безгрешного, непорочного человека, и предлагает своему вечному оппоненту проверить, испытать Иова на прочность веры. Можно допустить, что Иов славит Бога только потому, что он, Иов, богат, здоров и счастлив. А если Иов лишится богатства и здоровья, будет ли он по-прежнему предан Богу? Вот здесь-то и возникают большие сомнения. «И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, - благословит ли он Те­бя?» ( Иов. 1: 9-11). Бог соглашается с сатаной, подчеркнем особо, соглаша­ется, совершенно упуская из виду, что Иов - единственный, таких больше нет на земле. Соглашаясь испытать того, кем Бог так гордится, он соглашает­ся с тем, что Иов будет страдать. Решение Бога говорит само за себя: «Ка­кое мне дело до страдания, это ничто -истина все».

В основе Божественной стратегии лежит принцип, согласно которому знание стоит выше чувственного, душевного состояния. А несчастья, обру­шившиеся на голову бедного Иова, были воистину ужасны. Напали на землю Иова враждебные племена савеянян, перебили пастухов и слуг, похитили скот; халдеи увели верблюдов и перебили сторожей, а огонь небесный погу­бил весь оставшийся мелкий скот. Но и это не все: гибнут дети Иова под об­ломками рухнувшего дома Иов остается один, без дома и семьи, но верным Богу, верным главному, конституирующему принципу всех заветов: почита­ния Бога. И сказал Иов: «наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвра­щусь. Господь дал. Господь и взял <.,.> да будут имя Господне благословен­но! Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге» (Иов. 1:21-22).

Опять возрадовался Бог, что Иов «доселе тверд в своей непорочно­сти...» (Иов. 2:3). Опять Он с гордостью сообщает об этом сатане, реакция которого вполне предсказуема Сатана предлагает Богу вновь испытать Иова, на этот раз объектом сделать его здоровье: Иова поразила проказа Но пра­ведник по-прежнему верен Богу, хотя страдает физически и духовно. «Вздо­хи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье» (Иов. 3:24-26). Собы­тия в повествовании получают неожиданный поворот, когда к убитому горем Иову приходят друзья: Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитяннн. Сначала они молча и с жалостью наблюдают страдания героя, а затем начинается беседа по сути, новый спор, участниками которого стано­вятся Иов и его друзья.

107

Обратим внимание на его начало: первая речь - обращение Иова к своим друзьям. Единственный праведник на земле говорит о том, что он -человек, а значит, ждет от своих друзей сочувствия, жалости, сострадания: «К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только он не ос­тавил страха к Вседержателю» (Иов. 6:14), - говорит, обращаясь к своим друзьям, Иов. Но, увы, друзья уже превратились в оппонентов, которые под­бирают контраргументы; они вовсе не стремятся к сопереживанию, поэтому Иов вынужден защищаться. Он даже просит о смерти, которая могла бы пре­кратить его страдания. Однако Елифаз, первым вступающий в дискуссию, напрочь забывает, что перед ним разбитый горем, искалеченный болезнями, страдающий друг.

По мнению Елифаза, праведные не могут быть наказаны Богом, а коль скоро человек наказан и страдает, то он не может считать себя праведником. «Вспомни же, - обращается Елифаз к Иову, - погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы?» (Иов. 4:7). И вообще, Бог знает, кто пра­ведный, а кто - нет. «Человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца сво­его? Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в Ангелах Своих усматривает недостатки...» (Иов. 4:17-18). Видимо, решает Елифаз, Иов где-то в своей жизни отступил от Бога, от начертанного Им пути. «Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда; но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх. Но я к Богу обратился бы, предал бы дело мое Богу, Который творит дела великие и неисследимые, чудные без числа» (Иов. 5: 6-9.)

Наконец Иов обращается к своим друзьям: «Научите меня, и я замол­чу; укажите, в чем я погрешил» (Иов. 6:24). В ответ раздаются слова Вилдз-да, который понял, что если Иов не грешил, но Бог наказывает его, следова­тельно. Бог поступает неправильно. В этой ситуации сам Бог нарушает прав­ду, но этого-то, по мнению Вилдада, как раз допустить нельзя, «Неужели Бог извращает суд, и Вседержатель превращает правду? Если сыновья твои со­грешили пред Ним, то Он и предал их в руку беззакония их. Если же ты взы­щешь Бога и помолишься Вседержателю, и если ты чист и прав, то Он ныне же встанет над тобою и умиротворит жилище правды твоей» (Иов. 8:3-6). Друзья, вместо сочувствия и сострадания, пытаются доказать Иову, что тот грешен и порочен, коль с ним так поступает Бог.

«Да грешен ты», - вновь и вновь пытаются убедить своего друга Со-фар, Вилдад и Елифаз. «Если бы Бог... открыл тебе тайны премудрости, что тебе вдвое больше следовало бы понести! Итак знай, что Бог для тебя неко­торые из беззаконий твоих предал забвению» (Иов. 11:5-6). «Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду. Утомленно­му жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе; а че­ловеку сильному ты давал землю, и сановитый селился на ней» (Иов. 22:6-8).

108

Итак, обратим особое внимание на то, что три друга, используя всю мощь логического мышления, стараются оправдать действия Бога в отноше­нии Иова. Они рассуждают следующим образом: если Иов страдает, а стра­дание - это наказание, следовательно, Иов грешен. Однако, оправдывая дей­ствия Бога и обвиняя Иова в грехопадении, они тем самым явно расходились с выводами самого Бога, который был уверен, что в лине Иова он наконец-то создал непорочного (т. е. безгрешного), праведного человека.

Таким образом, Софар, Вилдад и Елифаз, сами того не осознавая, за­нимают позицию сатаны, который также усомнился в безгрешности Иова Из речей оппонентов Иова вытекала необходимость пересмотра концепции гре­ховности человека и, соответственно, концепции его праведности Как уже указывалось, с позиций ветхозаветного Бога праведность достигается путем беспрекословного и буквального выполнения законов, которые содержатся в заветах, заключенных между Богом и людьми.

Однако в речах Софара, Вилдада и Елифаза озвучивается иное пони­мание греховности, а значит, и праведности. «Что такое человек, - говорит Елифаз во второй речи, - чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному жен­щиною быть праведным?» (Иов. 15:14) Праведным и безгрешным человек не может быть в принципе в силу того, что он зачат в грехе. Ему вторит Вилдад: «И как человеку быть правым пред Богом, и как быть чистым рожденному женщиною? Вот даже луна, и та несветла и звезды нечисты пред очами Его. Тем менее человек, который есть червь, и сын человеческий, который есть моль» (Иов. 25:4-6). Наконец, весь текст Книги Иова можно назвать конста­тацией краха, ощущением тупиковости. предчувствием гибельности эпохи патриархов, в которой господствуют законы. В Книге Иова показано, что эволюция правовых заветов приводит к результатам, прямо противополож­ными тем, о которых мечтал Бог.

Законы, представленные в заветах, не выполняли отведенную им роль. «Нет, я не грешен», - упрямо продолжал настаивать на своем несчастный Иов. «Нога моя твердо держится стези Его; пути Его я хранил и не уклонялся. От заповеди уст Его не отступил; глаголы уст Его хранил больше, нежели мои правила» (Иов. 23:11-12). Иов уверен в своей безгрешности, ибо он опирается ка право, он живет в такой духовной атмосфере, которую можно назвать атмо­сферой юридизма, царством закона Здесь должно быть четко указано, какой из законов был нарушен, в противном случае наказание воспринимается как не­справедливое. Иов с горечью и обидой обращается к Богу: «Сколько у меня пороков и грехов? покажи мне беззаконие мое и грех мой. Для чего скрываешь лицо Твое и считаешь меня врагом Тебе?» (Иов. 13:23-24).

Таким образом, Иов все более и более убеждается в своей невиновно­сти и, соответственно, в несправедливости по отношению к нему, поэтому у него рождается мысль: а не вызвать ли на суд самого Бога Вначале эта мысль

109

кажется ему кощунственной. Бог и человек - несравнимые вещи: «Ибо Он не человек, как я, чтобы я мог отвечать Ему и идти вместе с ним на суд! Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас. Да отстранит Он от меня жезл Свой, и страх Его да не ужасает меня, - и тогда я буду говорить и не убоюсь Его, ибо я не таков сам в себе» (Иов. 9:32-35). Но, беседуя с друзьями-оппонентами, единственный на Земле непорочный чело­век восклицает: «Но я к Вседержателю хотел бы говорить и желал бы состя­заться с Богом» (Иов. 13:3). И, наконец: «Вот, я завел судебное дело: знаю, что буду прав» (Иов. 13:18).

Вполне возможно, что Иов поторопился со своим решением, не ис­ключено, что Бог — суровый, но справедливый, - прекратил бы испытывать его на крепость веры. Но Иов понимает, что он подточен болезнью и дни его сочтены. «Если бы я и ожидать стал, то преисподняя - дом мой; во тьме по­стелю я постель мою» (Иов. 17:13). В этой ситуации даже друзья-оппоненты наконец согласились со своим несчастным другом, приняв его сторону, одна­ко спор продолжается, В него вступает молодой человек, который со свойст­венной этому возрасту пылкостью продолжает обвинять Иова «Когда те три мужа перестали отвечать Иову, потому что он был прав в глазах своих, тогда воспылал гнев Елиуя, сына Варахиилова, Вузитянина из племени Рамова: воспылал гнев его на Иова за то, что он оправдывал себя больше, нежели Бо­га» (Иов. 32:1-2).

Елиуй как заклинание повторяет одно: «Бог не делает неправды и Все­держитель не извращает суда» (Иов. 34:12). Для доказательства своих слов он использует в различных вариациях один и тот же аргумент: «Бог высок мо­гуществом Своим, и кто такой, как Он, наставник? Кто укажет Ему путь Его; кто может сказать; Ты поступаешь несправедливо?» (Иов. 36:22-23).

Для нас особый интерес представляют слова и действия Бога, который наконец-то вмешивается в спор. В сущности, Бог поддерживает позицию не Иова, и не его друзей-старцев, умудренных жизнью, а пылкого, неопытного юноши. «Где был ты, - спрашивает Бог Иова и далее демонстрирует свое могущество, - когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь?» (Иов. 38:4-5). Главным ар1ументом Бога становится напоминание о своем творче­ском могуществе, которое уже давно доказано: ибо это Он создал землю, все живое и неживое, одним словом — Бытие в его полноте. «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» — восклицает Он, обращаясь к Иову. «Вот бегемот, которого Я создал, какн тебя...» (см.: Иов. 40:10) и т. д.

На первый взгляд реакция Бога на речи Иова кажется очень странной, ведь праведник (а с ним согласились и его друзья-оппоненты) вызывал Бога на суд, обвиняя его в несправедливости по отношению к самому себе. Иначе говоря, Бог в глазах и мыслях Иова представал Судьей, при этом и его дру-

110

зья-оппонеяты защищали Бога именно как Судью, пытаясь доказать справед­ливость его приговора. Бог- же в своей ответной речи ни словом, ни намеком не обмолвился о себе как Судье. Вместо этого Он демонстрирует свое могу­щество перед Иовом. Создается впечатление, что Бог, Всезнающий и Пре­мудрый, не знаком с требованиями формальной логики В Его ответной речи явно обнаруживается логическая ошибка, именуемая «подменой тезиса». Вместо того чтобы доказывать справедливость своих действий по отноше­нию к Иову, показать ему, что Он как Судья всегда прав, Ьог доказывает, что Он - творец бытия. Как оценить такую странную логику? Неумением пра­вильно мыслить? Вряд ли! Библия, что бы о ней не говорили воинствующие атеисты, достойна уважения, ибо в ней сконцентрирован жизненный опыт сотен поколений. К тому же формальная логика является логикой именно в силу того, что она имеет отношение к формам мышления, но не к его содер­жанию. Бога же интересует содержание спора, его сущность. И мне бы хоте­лось особо подчеркнуть, что реакция Бога только на первый взгляд кажется алогичной, но по существу, в содержательной своей части она вполне логич­на, а точнее, сверхлогична, т. е. выходит за предела формальной логики

Все дело в том, что Иов воспринимал Бога только как Судью, да и из со­держания речей Софара, Вилдада и Елифаза следовало, что Бог - это судья, за­конодатель и не более того. Казалось бы, нет никакой опасности в том, что Его, Бога, воспринимают в качестве судьи Однако такая опасность существует, и именно в этом и заключается сущность спора Бога и Иова Эта опасность заклю­чена в забвении истинной природы и функции Божества, той сущности, о кото­рой не догадывались Иов и его друзья Ведь если сущность Бога свести к судей­ству и генерации юридических норм, созданию правовой реальности, то придет­ся подвергнуть сомнению его сущностный признак быть источником бытия, источником жизни. Поэтому Бог вынужден доказывать, что Он не только судья, и даже вовсе не судья, ибо функция судьи - это только одно из проявлений Его сущности, но никак не сама сущность. Поэтому Он демонстрирует не справедли­вость как таковую (что не трудно было бы сделать), а свое могущество как созда­теля всего существующего. В ответной речи Иову Бог несколько раз повторяет «Я создал», т. е. подчеркивает, что Он - источник всего существующего.

Читая заключительные строки этого библейского текста, можно поду­мать, что спор (или судебное состязание?) Бога с Иовом закончился победой человека. Бог не только возвратил Иову все потери, но и преумножил его богатство. Имущество Иова возросло ровно в два раза, у него снова появи­лись дети, и прожил Иов еще сто сорок лет. Однако очевидно, что это по­верхностное впечатление. Книга Иова в действительности заканчивается констатацией неполноты стратегемы юридизма, в которой Бог воспринима­ется только как Судья. Если бы Бог был похож на человека, то его рассужде­ния можно было бы представить в следующем виде: «Мечтал создать челове-

111

ка добродетельного, а получился человек юридический, который при любом затруднении сразу заводит судебное разбирательство. Мечтал о человеке, который бы не сомневался а могуществе Бога, а создал человека, который видит в Боге только судью. Мечтал о человеке, творческом, а получился че­ловек, который слепо следует законам завета».

Таким образом, в книге Иова прояснялись важнейшие смыслы челове­ческого бытия. Спор Иова с самим Создателем показал невозможность пони­мания праведности только как законопослушности. Стратегия Бога потерпела крах, потому что Бог теряет свою сущность источника жизни, носителя выс­ших витальных ценностей.

Таким образом, в эпоху патриархов взаимоотношения между Богом и че­ловеком строятся на принципе закона, именно Бог заключает с человеком заветы (договора), которые человек обязан строго выполнять, что гарантировало б. спасение человека. Но основным недостатком такой позиции выступило то, что закон и система договоров не способны искоренить зло в этом мире Кроме того, Бог превращается в судью, с которым человек способен вести судебное разбира­тельство. Поэтому в следующую эпоху, а именно эпоху пророков, эти недостат­ки в стратегии Бога подлежали критическому осмыслению, и шел активный по­иск новых принципов взаимоотношений Бога с человеком

Основная литература:

1. Библия: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие, Книга Иова.