Кодификация научного этоса

Следует отметить, что у ученого сфера «должного» далеко не исчерпывается одними только морально-этическими нормами, поскольку помимо них она включает в себя еще и познавательно-методо­логические принципы. Эти нормы и принципы поведения ученого тес­нейшим образом переплетаются между собой, создавая, тем самым, то, что принято теперь называть «этосом науки». Таким образом, «этос (от греч. слова «ethos» - «обычай», «характер», «нрав») науки» можно определить как систему моральных и познавательных норм, признан­ных научным сообществом в качестве определяющих и регулирующих поведение ученого императивов.

К первым попыткам формирования норм подобной системы, а стало быть, и концептуального решения вопроса о профессиональной ответствен­ности ученого, несомненно, относится разработанная в начале 40-х годов XX столетия американским философом и социологом науки, Робертом Кингом Мертоном нормативная концепция «этоса науки». Вместе с тем необходимо отметить, что были исследователи, кото­рые предпочли оставаться верными более узкому (условно назовем его «аристотелевским») пониманию профессиональной ответственности уче­ного. К числу таких исследователей можно отнести норвежского учено­го Г. Скирбекка, который фактически свел содержание «этоса науки» к императиву: «ищи истину». Так, выступая на 22-ой Пагуошской конфе­ренции (1975) он, в частности, заявил, что с логической точки зрения наука представляет собой «деятельность, посредством которой истинные высказывания отделяются от ложных. Будучи деятельностью, направ­ленной на поиск истины, наука регулируется нормами: «ищи истину», «избегай бессмыслицы», «выражайся ясно», «ищи интересные гипоте­зы», «старайся проверять свои гипотезы как можно более основательно» - примерно так выглядят формулировки этих внутренних норм науки».

Однако из каких бы конкретных трактовок «этоса науки» мы ни исхо­дили, в любом случае нас не покидает чувство неудовлетворенности пред­лагаемому в них решению проблемы ответственности ученого, а соответ­ственно и предпринимаемой в их рамках попытке сформулировать про­фессиональный кодекс. При этом истоки данного чувства следует искать не только и не столько в некой абстрактности выдвигаемых концепцией «этоса науки» императивов, сколько в игнорировании ею вопросов социальной ответственности ученого, его ответственности перед обществом, перед чело­вечеством. Видимо, предугадывая подобного рода возражения и желая его предупредить, сторонники данной концепции считают необходимым строго разграничить нормы внутренней регуляции науки (т.е. то, что позднее ста­ли обозначать как «внутреннюю этику» науки) от норм ее внешней рефля­ции (т.е. от так называемой «внешней этики» науки) и предлагают в содер­жание понятия «этоса науки» включать только первые из этих норм. Меж­ду тем, в действительности «внутренние» и «внешние» регуляторы науч­ной деятельности органически переплетаются друг с другом, создавая тем самым единую и целостную этику ученого. Поэтому любая попытка сфор­мулировать профессиональный кодекс этого последнего без надлежащего учета его социальной ответственности в самом широком смысле является неоправданной и заранее будет обречена на неудачу.

Дополнительные требования к нормам науки, представленным Р. Мертоном.

1. Гуманистическая направленность исследования. Как заметила Л.А. Микешина, «интеллектуальная честность в поиске истины вовсе не гарантирует гуманистиче­ской позиции ученого, поскольку честно можно искать и опи­сывать истину, создавая средства уничтожения людей. Честное отношение к истине должно быть существенно дополнено со­циально-этическими ценностями более высокого гуманистиче­ского порядка».

2. Экологизм. Перед наукой должна стоять принципиально иная, чем сего­дня, цель: не война с природой во имя слепого, безудержного и бессмысленного сверхпотребления, гибельного для людей, а обеспечение коэволюции человека и биосферы, общества и природы, которая ведет к спасению цивилизации. Все прочее оказывается за пределами человеческой морали.

К сожалению, пока что коэволюция не стала моральным ориентиром и целью в науке и практической деятельности. Об­щество живет по принципам индустриальной эпохи, в соответ­ствии с которыми наука нужна для того, чтобы покорять природу и использовать ее ресурсы. Между техническими возможностя­ми человека и духовной составляющей его жизни, нравственно­стью обнаружился, таким образом, глубокий разрыв, чреватый весьма опасными последствиями.

3. Неангажированность (объективности). Ведь главная задача ученого — поиск объективной истины. Идея объективной истины — то звено, которое скреп­ляет науку и этику. Безусловное служение истине, преданность ей объединяли настоящих ученых самых разных мировоззренче­ских ориентации. Объективность несовместима с предвзятыми мнениями. Она требует обоснований логикой и фактами, запрещает принятие недоказанного иначе как лишь в роли предположения. Доказан­ное же признается беспрекословно.

4. Обоснованность знаний. Оно обеспечивается методологической безупречностью исследовательских процедур. В основе расхож­дений выводов с объективной истиной нередко лежат отклоне­ния от методов исследования. Методологическая безупречность — мера не только профессиональной квалификации, но и честно­сти в науке. Исследователь не должен ничего ни скрывать, ни приукрашивать, даже если результаты исследований его не удов­летворяют. При отсутствии честности налицо неграмотность или халтура. Подделка данных, сокрытие результатов, интеллек­туальная предубежденность, шельмование противников нахо­дятся за рамками критериев научной адекватности.

5. Требование добросовестности и точности в изложении фактов и точек зре­ния. В этом отношении профессионального исследователя ха­рактеризует даже некоторый педантизм — излишняя, казалось бы, скрупулезность в работе, принципиальное, критическое от­ношение к своим и чужим ошибкам, признание приоритетов, органическое неприятие сомнительных утверждений и слухов, осуждение манипулирования данными и пр. Нестрогое отноше­ние к научным фактам и нечестность по отношению к оппонен­там разрушает исследовательский процесс и, как правило, ведет к научной «смерти» исследователя — коллеги перестают его ува­жать и с ним считаться.

6.Самоограничение (свобода и ответственность ученого). В дискуссиях по проблемам социальной ответственности ученых нередко высказывается мнение о том, что вопрос о социальной ответственности касается только прикладных ис­следований и не распространяется на исследования фундамен­тальные.

Вот доводы, приводимые в пользу такой точки зрения:

во-первых, результаты, а тем более возможные области практического приложения фундаментальных исследова­ний непредсказуемы;

во-вторых, всякое вмешательство, затрагивающее их на­правление и методы, нарушает принцип свободы иссле­дований.

Действительно, результаты и приложения фундаментальных исследований очень часто непредсказуемы. Тем не менее мы с большой долей уверенности можем предполагать, что результаты сегодняшних фундаментальных исследований довольно быстро найдут самые разнообразные применения, причем эти примене­ния, скорее всего, не обязательно будут лишены негативных сто­рон. И хотя ученые могут, не знать, каковы будут практические последствия того или иного открытия, они слишком хорошо зна­ют, что «знание — сила», и притом не всегда добрая, а потому должны стремиться к тому, чтобы предвидеть, что принесет че­ловечеству и обществу то или иное открытие. Ведь при наличии такого стремления больше шансов своевременно распознать воз­можные нежелательные эффекты.

Что касается вопроса о свободе исследования, то здесь прежде всего необходимо отметить следующее. Хорошо известно, что современные фундаментальные ис­следования, как правило, требуют совместного труда больших научных коллективов и сопряжены со значительными матери­альными затратами. Уже одно это — хотим мы того или не хотим — накладывает неизбежные ограничения на свободу исследова­ния. Но не менее существенно и то, что нынешняя наука — вполне сформировавшийся и достаточно зрелый социальный институт, оказывающий серьезное воздействие на жизнь общества. Поэто­му идея неограниченной свободы исследования, некогда бывшая прогрессивной, ныне уже не может приниматься безоговорочно, без учета той социальной ответственности, с которой должна быть неразрывно связана эта свобода. И еще одно принципиальное обстоятельство — само проти­вопоставление свободы исследования как требования, идущего изнутри научной деятельности, и социальной ответственности как того, что налагается на эту деятельность извне опирается на чрез­мерно узкое понимание научной деятельности, ее мотивов и спо­собов ее осуществления. Конечно, наука есть поиск истины. Но это именно искание, процесс, требующий усилий, а не созерцание где-то вне мира бытующей истины. Потому и путь к истине есть научная, но вместе с тем и человеческая деятельность, которую осуществляет человек, как целое, а не те или иные абстрагирован­ные от него способности или интересы. Вопрос о свободе исследований, о том, как она должна по­ниматься, был одним из центральных в ходе дискуссий во­круг экспериментов с рекомбинантной ДНК. По этому вопросу высказывались самые разные точки зре­ния. Наряду с защитой абсолютно ничем не ограничивае­мой свободы исследований была представлена и диамет­рально противоположная точка зрения — предлагалось ре­гулировать науку так же, как регулируются железные доро­ги. Между этими крайними позициями находится широкий диа­пазон мнений о возможности и желательности регулирования исследований, о том, кому должно принадлежать здесь решаю­щее слово — самому исследователю, научному сообществу или обществу в целом.

Так, на взгляд американского биолога Р. Синшеймера, ныне существуют такие области исследований, которые обладают «сомнительными достоинствами», так что их вообще лучше было бы не развивать с точки зрения будущего человечест­ва. К их числу Р. Синшеймер относит работы

1.Полазерному разделению изотопов, которое мо­жет сделать ядерное оружие легкодоступным для терро­ристов;

2.Попыткиустановить контакты с внеземными цивилиза­циями, поскольку контакт с более развитой цивилиза­цией, чем земная, может оказать разрушительное воздейст­вие на наши системы ценностей;

3.Исследования в областигеронтологии,результатом кото­рых может стать значительное постарение населения и вообще перенаселенность нашей планеты.

По мнению Р. Синшеймера, развитие науки до сих пор опи­ралось на скрытую предпосылку — веру в то, что природа доста­точно эластична и благожелательна по отношению к нашим по­пыткам ее исследования и анатомирования, что мы не сможем разрушить некоторые ключевые элементы защищающей нас сре­ды, нашу экологическую нишу. Ныне, считает он, эта предпосылка должна быть поставлена под сомнение и пересмотрена.

Многими, однако, точка зрения Р. Синшеймера встречается критически. Отмечается, например, что запрет исследований в названных им трех областях заставил бы отказаться от проведе­ния чрезвычайно большого количества исследований, так или иначе связанных с ними. Высказывалась и мысль о необходи­мости пересмотреть неявное соглашение между обществом в целом и научным сообществом, занятым в биомедицинских исследованиях. В дальнейшем эта мысль начинает встречаться все чаще — свобода исследований рассматривается не как абсолютное право, а как своего рода контракт, соглашение между учеными и обще­ством, причем условия этого контракта могут подвергаться пере­смотру в связи с изменениями общей ситуации. Таким образом, вопрос о свободе исследований и о тех обязательствах, которые в этой связи налагаются на ученых — это вопрос, который весьма далек от окончательного решения, и в настоящее время здесь едва ли уместны какие-либо категорические заключения. Сегодня следует признать, что в науке действует немало внутренних и внешних ограниче­ний, многие из которых неизбежны и, более того, существенны для ее развития. К примеру, считается само собой разумеющимся, что количественные результаты, там где их можно получить, предпочтительнее качественных; операциональные определения предпочтительнее метафи­зических; важные эксперименты требуют повторения; следует искать связи теории с практикой и т.д. Существует немало и внешних ограничений, которые при­нимаются учеными как нечто вполне естественное к примеру, те ограничения, которые связаны с экспериментированием на людях. Все это показывает, что само существование и развитие науки сегодня попросту невозможно без тех или иных форм и норм регулирования исследований и вообще научной деятельности.

****

Казалось бы, нормы этоса науки естественны и их нетрудно соблюдать. Но на практике, особенно сейчас, в обстановке глас­ности и свободного обсуждения научных вопросов, они сплошь и рядом игнорируются. Не случайно в средствах массовой ин­формации все чаще обращается внимание на «эрозию» профессионального поведения ученых. В то же время стало очевидным, что пренебрежение объективной истинностью знания, наруше­ние норм его обоснования, попрание выработанных в течение веков идеалов чревато серьезными последствиями для развития целых областей науки. На памяти нынешнего поколения такие негативные явления, как организованный зажим критики, не­терпимость к чужим убеждениям и достижениям, авторитаризм и стремление утвердить монопольный контроль над той или иной областью знания. Поэтому отклонения от норм этоса нау­ки недопустимы.

16