§ 2. Другой человек как источник боли

Трудно писать о человеческой боли аналитическим языком, но психологу необходимо рациональное знание обо всем, что происходит в психической реальности людей. Это рациональное знание сделает его не только по-настоящему помогающим человеком, т. е. знающим и умеющим, но и защитит его самого от непосредственной вовлеченности в поток чужой жизни. Такая защита необходима, так как взаимодействие психолога и другого человека - это всегда борьба, борьба с тем разрушением, которое изменило течение жизни, борьба за восстановление нарушенной целостности жизни. Эта борьба требует сил - интеллектуальных и эмоциональных. Надеюсь, что одним из источников профессиональной силы психолога всегда будут его профессиональные знания, которые он получил своим трудом.

В современной литературе, посвященной стрессу, большое место занимают работы, посвященные переживаниям человека в ситуации горя. Самые трагические для человека события его жизни связаны с потерями близких людей, близкого человека. Другой человек своим присутствием в жизни или отсутствием в ней способен вызвать самую сильную боль, для переживания которой человеку необходимы время, силы и жизнь среди других людей.

Любая утрата (так же как и приобретение) требует от человека перестройки его психической реальности, говоря языком знаков, в ней появляется новый знак, который надо наполнить содержанием и найти ему место в психологическом пространстве и времени. Для этого необходимы особые формы активности, направленные на создание отношения к новому знаку.

Утрата человека - это утрата определенности границ своего собственного психологического пространства. При сообщении об утрате человек не сразу может отнестись к ней как к реальности, воспринимать факт потери как настоящее время своей жизни. Инерция существования психологического пространства и

103

времени дает ему возможность внешнего сохранения активности в ее привычных, автоматизированных формах.

Себя человек тоже не способен воспринимать реально, он оценивает свое состояние как сонное, автоматическое.

Близкий человек выполняет в жизни каждого из нас особую роль, которая не осознается в присутствии этого человека, - он определяет вектор активности, как бы упорядочивает жизнь в любых проявлениях хаоса. Недаром близких людей чаще всего называют опорой, надеждой, каменной стеной, жилеткой, в которую можно поплакать, идеалом, центром мира и т. п.

Нереалистичность происходящего - это главная характеристика состояния, в котором находится человек на первых стадиях переживания горя. У него еще нет индивидуальных форм переживания, он пользуется общекультурными - словами - понятиями, но они не наполнены смыслом. Это одно из возможных объяснений того, почему мир, в котором живет и действует горюющий человек, кажется ему фантомным (он, по сути дела, такой и есть).

Значительно позже (у каждого человека свой темп психологического времени) возникает отношение к потере - острая тоска и протест. Человек стремится найти утраченного человека, найти реально, боль кажется невыносимой. В это время наблюдаются очень сильные приступы боли, плач, бессонница. И взрослые, и дети, переживающие горе, понимают, что оно уже случилось, что ничего нельзя сделать, но эмоционально не верят этому. Форма уже создана, она должна наполниться содержанием смысла, для этого нужна перестройка всей системы психической реальности - всех ее функциональных органов и единиц. Эта перестройка выражается в галлюцинациях (чаще всего слуховых) - появляется ощущение явного присутствия близкого человека рядом, происходит ложное узнавание его среди других людей. Многие постоянно или время от времени чувствуют присутствие рядом умершего человека.

Тоска как ощущение экзистенциальной пустоты, как невозможность восстановить смыслообразование является одной из составляющих переживания приступа горя. Иллюзия присутствия делает переживание более длительным. Она находится в противоречии с пониманием того, что произошло. В сознании человека возникают как бы две новые знаковые формы, которые обеспечивают возможность внутреннего диалога нового типа, основанного на выявлении характеристик реальности. Это выражается в уточнении - через неверие - свойств и качеств ситуации или в поиске таких средств организации своего сознания, которые исключают возможность происшедшего события (избегание мысли об умершем, избирательное забывание). Важно, что восстанавливается динамика психической жизни, в которой задействованы новые знаки реальности.

Тоска может (и как считают многие психологи, должна) смениться гневом на умершего, на себя, на Бога, на других людей,

104

гневом вызова обострившимся чувствам несправедливости случившегося, отсутствием смысла в страдании. Как правило, появляются повышенная активность, стремление заняться работой, внешне организовать себя. При этом сохраняются постоянные мысли об умершем, совершается постоянный персонифицированный внутренний диалог с этим человеком.

Идет реорганизация внутреннего психологического пространства, идет поиск новых средств и способов обозначения его границ, что сопровождается появлением новых чувств - дезорганизации и отчаяния. Происходит все большее осознание потери, невозможности восстановления смыслов, тоска и чувство одиночества становятся все более сильными. Они приобретают неожиданный характер острых приступов тоски и одиночества. Граница своего психического переживается человеком как завершенная, он не может активизировать свою жизнь собственными усилиями -стереотипы поведения нарушаются: "Я не знаю, как жить дальше". Люди начинают раздражать, появляется желание уйти от социальных контактов, одолевают апатия и уныние. Через много лет приступы острой тоски могут возвращаться из-за встреч с предметами, местами, людьми и т. д.

Дезорганизация и отчаяние связаны с невозможностью осуществления процесса идентификации, так как потеряна важнейшая составляющая этого процесса - возможности диалога с другим человеком, который обеспечивал переживание качеств Я и не-Я как актуальных, определяющих динамику психической реальности.

Реорганизация и восстановление происходят через формирование новых стереотипов поведения. Внутренне психологическое пространство перестраивается и за счет реорганизации внешнего пространства, жизни человеку приходится заниматься теми делами, устанавливать те отношения, которые были несвойственны ему, надо обретать новую логику жизни. Начинается поиск новой идентичности, процесс идентификации требует изменения Я-концепции и концепции жизни и смерти - основных составляющих индивидуального сознания человека, которые организуют процесс идентификации, способствуют построению психологического пространства и возможности его развертывания во времени.

При реорганизации психологического пространства многие люди ощущают присутствие умершего человека: видят его во сне и часто более здоровым и молодым, но с какими-нибудь симптомами неблагополучия. Ощущение присутствия приобретает разные формы - кроме сновидений это могут быть воображаемые образы, галлюцинации, постоянное внутреннее общение с этим человеком в виде диалога и т. д.

Естественно, что любое описание процесса человеческих чувств не может дать точного представления об их

105

индивидуальном содержании - варианты здесь бесконечно разнообразны и реакции людей на ситуацию горя могут быть самыми разными - от видимого отсутствия реакции до реактивного состояния или гиперактивности, но психолог должен работать, должен действовать, не причиняя вреда другому человеку, а значит, должен знать основные закономерности.

Сегодня в практике консультирования к горю чаще всего относятся как к процессу, в котором человеку необходимо решать следующие психологические задачи:

принять реальность утраты;

проработать боль утраты;

приспособиться к среде, где нет близкого человека;

организовать другие эмоциональные отношения.

Решение каждой из этих задач требует от человека напряжения, связанного с выделением качеств своего Я как основания для усилий по реорганизации психологического пространства.

В нашей культуре существует немало средств, позволяющих человеку использовать их для решения своих психологических задач: это все содержание концепции смерти, которое транслируется в культуре в виде ритуалов, традиций, рефлексивных формул выражения отношения (наиболее приемлемыми из них являются идеи бессмертия души и возможности встречи в другом мире). Человек оказывается в более сложном положении, если он не знает ритуалов (элементарно не знает, как себя вести), не владеет когнитивной информацией о своих возможных способах действия - не знает, что надо делать.

Актуализация концепции смерти, осознание ее содержания связаны с созданием Я-отношения к этому феномену, с необходимостью переживать его как событие своей жизни, с использованием качеств Я, которые до этого события не были проявленными в переживаниях.

Задача проработки боли утраты - это одна из сложнейших психологических задач, которая требует перестройки многих структур психической реальности. В нашей культуре отношение к этой задаче не всегда адекватно состоянию человека (существует запрет на проявление переживаний боли); человеку в рамках бытовой психологической помощи обычно советуют держать себя в руках, жалеть себя ради детей, крепиться и т. д. Запрет на переживание боли утраты часто приводит к психосоматизации боли, человек начинает болеть. Другой формой ухода от переживания боли может быть смена места жительства или прием лекарств, но это чаще всего не помогает, и боль возвращается в виде переживаний, окрашенных в депрессивные тона.

Боль утраты связана с нарушением структуры психической реальности, чтобы ее восстановить, реконструировать, человеку необходимы Я-усилия, ориентированные на предмет переживания.

106

Этот предмет должен быть представлен в новой системе знаков и в новой системе значений, для этого необходимо взаимодействие с ними, воздействие на этот предмет (потеря, утрата, горе). Надо говорить о нем с другими людьми, в своем внутреннем диалоге, находя смысл, обозначая его для себя как возможность жизни с утратой.

Нужно приспособиться к среде, где нет близкого человека. Эти слова я встречала в нескольких текстах, но они мне кажутся не совсем точными по отношению к тому, что происходит с человеком. Надо научиться распределять свои усилия, организовывать жизнь по-другому, осознать ее с новой позиции: происходит пересмотр концепции жизни, перераспределение системы ценностей, создание нового алгоритма жизни, который приведет к успешному решению жизненных задач.

Адаптационные процессы здесь важны, но они составляют только часть работы, которую должен проделать человек по реорганизации своей концепции жизни и возможности ее конкретизации в ежедневных жизненных задачах.

Не менее сложной представляется задача создания эмоциональных отношений с другими людьми. Конечно, близкий человек никогда не исчезнет из памяти, ему всегда будет место в жизни тех, кто помнит о нем. Каждая культура предлагает свои варианты отношения к возможности новых эмоциональных отношений. В нашей культуре это часто связано с чувством вины перед умершим или долгом перед детьми ("Дети не поймут"). Человек иногда сам запрещает себе любить кого-нибудь другого, находя иные (кроме человека) объекты для своей привязанности. Он может вести себя по отношению к другим людям так, чтобы вызвать только негативные чувства, пытаясь избежать повторной потери и утраты, делать так, чтобы его не любили другие люди.

В психологической литературе выделяют несколько типов горя, которые отличаются симптоматикой и характером течения: патологическое, конфликтное и хроническое.

Знание симптоматики этих типов позволяет психологу в ситуации консультирования адекватно реагировать на переживания человека.

Патологическое горе характеризуется тем, что его симптомы остаются выраженными и через много лет (хронологических) сохраняются тревога, тоска, депрессия, гнев и другие проявления.

Патологическое горе может возникнуть в ситуации шока - неожиданного, непредвиденного горя, когда человек просто не в состоянии решать психологические задачи, необходимые для переживания горя. Боль очень сильна, и человек стремится любыми способами избавиться от нее, при этом его захваченность мыслями о другом человеке очень длительна, он испытывает сильное чувство брошенности, острую вину и сильный гнев.

107

Конфликтное горе возникает на фоне предыдущих конфликтных отношений с умершим человеком. Конфликтные отношения и неожиданная смерть человека вызывают очень сильное и сложное чувство вины, которое длится весьма долго. Основная работа психолога будет направлена на содержание чувства вины.

Ситуация хронического горя создается в тех случаях, когда острота переживаний не снижается после 6 месяцев, прошедших после утраты близкого человека. Обычно хроническое горе вызывается симбиозом в отношениях, когда люди предельно зависимы друг от друга не только интеллектуально, но и эмоционально. Чаще всего это проявляется у супругов, чьи симбиотические отношения наполнены непосредственными чувствами друг к другу. У наблюдателя создается впечатление, что человек "упивается" горем, хроническое горе может длиться годами и сопровождаться чувством полной беспомощности и отсутствием стремления делать что-то самостоятельно. Такой человек нуждается в социальной и психологической помощи.

Следует отметить, что при любом варианте переживания горя необходима перестройка структур психической реальности, а это требует Я-усилий человека, выделения качеств своего Я как основания для обоснования своей активности. Это работа, которая сопровождается активизацией внутреннего диалога и создает предпосылки для открытости к воздействию другого человека, что может быть использовано (и, к несчастью, используется) для манипулирования сознанием человека.

Психолог, консультирующий человека в ситуации горя, помогает ему формулировать и решать психологические задачи, связанные с реконструкцией психической реальности. Типичная ситуация, когда принимается решение об оказании психологической помощи, выглядит примерно так: человек испытывает острые переживания, которые сопровождаются бессонницей, головными болями, в тексте, который порождает человек, есть симптомы, которые нужно понимать как симптомы сложностей в переживании горя.

Текст человека наполнен средствами и способами переживания горя - человек буквально захлебывается в них, хотя прошло уже достаточно времени для реорганизации психической реальности. Но человек не может говорить об умершем без непосредственного переживания горя, без проявления в острой форме (слезы, учащенное дыхание, покраснение и т. п.) содержания переживания. Все эмоции человека, связанные с бытовыми проблемами утрат и потерь, вызывают реакции неожиданного горя. Эти нерешенные психологические задачи дают о себе знать, проявляясь в виде тяжелых, неадекватных переживаний как по поводу своих утрат, так и утрат других людей. Неотреагированное горе должно быть сублимировано в адекватной для содержания переживания форме,

108

такой формой становится реакция уподобления, подобия пережитому.

Текст человека наполнен содержанием переживания - это проявляется в том, что ему очень трудно строить тесты на темы, отличные от темы горя. Переход на другие темы очень сильно затруднен. Тема горя становится доминирующей.

Неотреагированное горе, нерешенные психологические задачи дают о себе знать и в том отношении к вещам умершего, которое можно наблюдать у человека, переживающего горе, - они долгое время сохраняются в неприкосновенности. Это одна из знаковых систем, которая обладает иллюзорно-устойчивой структурой и позволяет за счет внешней презентации направлять Я-усилия на отношение к ней, а не к содержанию психической реальности, которая требует усилий по ее перестройке. Думаю, что вещи умершего выполняют роль знаков, структурирующих, пусть на время, психологическое пространство человека, переживающего горе в варианте нового смысла, смягчающего боль. Этот временный, но новый смысл, который может быть найден в общении с вещами, является одной из возможностей воздействия человека на свое психологическое пространство.

Психолог, консультирующий человека в ситуации горя, может встретиться также с симптомами заболевания у этого человека, которые аналогичны симптомам болезни, вызвавшей смерть близкого человека. Это могут быть ритуальные боли, которые возникают в связи с событиями, объединявшими во времени умершего человека и того, кто переживает потерю. Принцип подобия мало исследован в психологии, но в нем есть те элементы содержания, которые привели к необходимости создания зеркала, фотографии, картин портретного жанра и т.д. Хотелось бы их назвать элементами симметрии или элементами равновесия: любая вещь может существовать только тогда, когда она ориентирована в пространстве - у нее есть право и лево, верх и низ, лицевая и оборотная стороны и т. д. Психологическое пространство - особая вещь, которая тоже требует ориентации в нем же самом. При этом происходит выделение системы координат - Я и не-Я психологического пространства, которое должно удерживать само себя, т. е. узнавать себя в других вещах, знаках, создающих, задающих его уникальность. Возможность использования различных знаков для структурирования психологического пространства и есть в этом принципе подобия - человек может быть подобен всему и всем, т. е. его психологическое пространство потенциально обладает возможностью быть бесконечно разнообразным, но Я требует конкретизации как возможности удержания во времени качества психологического пространства - это необходимо для осуществления направленной активности.

109

Так и встречаются в психической реальности две тенденции -бесконечность (через уподобление) и дискретность (конкретность) через обозначение качеств Я.

Конечно, это только предположения и попытка объяснить необходимость для человека другого человека, создающего своим присутствием или отсутствием те проблемы жизни, которые в науке пытаются понять, анализируя переживания человека в ситуации горя.

Можно также сказать, что близкий человек своим присутствием обеспечивает целостность психологического пространства, возможность его трансформации и сохранения характеристик индивидуальности.

Психологу, консультирующему человека в ситуации горя, приходится наблюдать симптомы резких изменений в его образе жизни после перенесенной потери или, напротив, отсутствие реакции. Содержательно это поведенческие проявления переживания потери целостности, чувства принадлежности психическому пространству Я. Актуализировавшееся напряжение в Я после перенесенной утраты обостряет задачи идентификации, и ее процесс становится предельно напряженным.

Это может быть связано с симптомами депрессии, которые отягощаются чувством вины и очень низкой самооценкой (по моральным качествам), или демонстрацией эйфории, когда человек откровенно фальшивит при этом.

Отсутствие адекватных переживаний для осуществления идентификации, а это прежде всего переживания наличия своего индивидуализированного Я, способного на Я-усилия, приводит к тому, что человек наполняет свои Я-переживания отношением к уже несуществующему человеку, заменяя его образом и своей реакцией на него реальные, собственные Я-усилия по созданию нового отношения к умершему человеку.

Я-усилия человека в ситуации горя могут быть направлены на воспроизведение действий умершего - человек будет стремиться имитировать действия умершего (делать, как всегда делал он) или же Я-усилия могут быть реализованы в саморазрушительном поведении в целом. Все это проявления неадекватного процесса идентификации, с которым психологу нужно работать, решая вместе с клиентом психологические задачи переживания горя.

Обычно к признакам непережитого горя относят периодическое появление у человека тоски и печали, которые возникают периодически в одно и то же время года. Это формы, воспроизводящие смысл горя, препятствующие созданию новых структур в психической реальности.

Кроме того, у человека могут наблюдаться страх смерти или страх болезни, от которой умер близкий человек. Это формы защитного реагирования на разрушающее воздействие горя, так же,

110

как и избегание всех ритуалов, связанных со смертью близкого человека. Эти формы выполняют свою функцию защиты, охраняя Я человека, его относительную устойчивость, но они же препятствуют реорганизации Я-усилий для создания новых психологических структур.

Горе является экстремальным событием в жизни человека, оно не может быть ежедневным. Это остро индивидуализированная ситуация и только по ее внешним признакам трудно судить о глубине переживаний человека, о их невоспроизводимом словами экзистенциальном смысле, когда разрушается и требует нового воссоздания вся психическая жизнь, обеспечивающая смысл существования организма - тела.

Экзистенциальное развитие человека - глубина его духовной жизни, наличие самой духовной практики - будет оказывать существенное влияние на переживание горя, на восприятие своего страдания и оценку его места и роли в своей жизни.

Многие люди в состоянии горя открыто или косвенно выражают мысли о самоубийстве. Риск самоубийства, действительно, очень высок.

Психолог может и должен открыто обсуждать эту тему с консультируемым человеком, исследуя все ее зловещие симптомы (было ли намерение реализовать задуманное, был ли план, началась ли подготовка, началось ли прощание с родственниками, раздаривание вещей и т. д.).

Самоубийство является одной из форм реагирования на ситуацию горя, что психологически объяснимо, если все содержание концепции жизни в сознании человека занимал другой человек и нет других форм структурирования психической реальности.

В психологической литературе мне встречались принципы консультирования горя - как и все наши описания, они схематичны и не отражают драматизма ситуации, в которой находится консультируемый и консультирующий. Они сводятся к структурированию ситуации консультирования в виде психологических задач, которые должен решить консультируемый, поэтому и их описание будет напоминать возвращение к перечню задач, которые человек должен решить, переживая горе.

Я попробую описать, как психолог может содействовать постановке и решению психологических задач, адекватных ситуации горя. Прежде всего надо признать (принять, осознать) факт утраты. Для этого, как минимум, надо говорить о факте утраты, о том, что и как было. Рассказывать вслух для себя и для психолога всю последовательность событий, восстанавливать их в своем сознании с помощью слов обыденного языка, диалога, отличающегося от обыденного тем, что психолог заинтересован, чтобы горюющий человек как можно точнее восстановил всю картину событий.

111

Он слушает и задает вопросы об этом событии, его вопросы о том, что и как было.

Проговорить ситуацию, сделать проговоренное системой знаков в диалоге с другим человеком, значит, обеспечить актуальность этой системы знаков в психической реальности горюющего человека. Они будут актуальными средствами реализации психической реальности, так как включены в текст, у которого есть адресат - психолог. Это обеспечивает тексту смысл, тот смысл, который трудно актуализировать в ситуации внутреннего диалога с потерянным близким человеком.

Не менее важной представляется работа психолога по определению и выражению чувств к умершему. Надо помочь выразить самые трудные эмоции - гнев и тоску. Они связаны с защитными механизмами рационализации, которые не позволяют человеку отдаться потоку чувств, быть естественным в проявлении гнева и тоски. Защитные механизмы рационализации, если их использовать во внешнем диалоге психолога и горюющего человека, могут помочь в определении и выражении чувств через обозначение предмета чувств. Как известно, когда называют само чувство, это актуализирует его содержание, а когда обсуждается предмет чувств, то можно строить отношение к этому предмету. Психолог может (возможно, должен) задавать вопросы о событиях и предметах, которые создают содержание переживания: "О чем вы скучаете? О чем жалеете? О чем не жалеете? и т. д." Надо стремиться в общении с горюющим к тому, чтобы он увидел предмет своей тоски и гнева во всем многообразии его качеств - положительных и отрицательных, чтобы был баланс в этих оценках по отношению к потерянному человеку. Это вовсе не значит, что надо специально искать отрицательные качества в человеке и называть их - бытовая этика давно регулирует эту и аналогичные ситуации правилом: "О мертвых - хорошо или никак". Умолчание - это форма создания подтекста в любом тексте; в консультировании важно, чтобы человек начал строить свой текст, в данном случае ориентированный на слушателя-психолога.

Подтекст также существует в сознании человека и структурирует его, как и прямой текст, только требует больших Я-усилий для его удержания.

Чувство вины, которое обычно проявляют горюющие люди в ситуации консультирования, бывает разной степени выраженности. Часто оно оказывается глубоким и сопровождается тревогой и беспомощностью, тогда человеку требуется психотерапия немедицинского типа. Это длительная и целенаправленная работа горюющего человека и психотерапевта, направленная на осознание чувства и его последующую интерпретацию в структуре индивидуальной жизни человека, в логике его жизни.

112

Тревога, беспомощность, грусть, печаль - это те чувства, которые часто блокируются в бытовой жизни: "Надо быть сильным, надо уметь выживать, надо смотреть правде в глаза и т. п.". Это все стереотипы, которые затрудняют выражение чувств человека, способствуют их блокированию, обесцениванию, в конечном счете они препятствуют переживанию горя как естественного психического процесса, "омертвляя его искусственными образованиями в виде знаков "правильного поведения".

Часто причиной тревоги бывает неосознаваемая тревога смерти, о смерти надо говорить с переживающим горе обычным бытовым языком факта, вызвавшего страдания (естественно, для этого надо хорошо знать этот факт как данные анамнеза).

Психолог-консультант часто оказывается тем человеком, с которым можно быть откровенным и проявить свои непосредственные чувства - надо поплакать (как часто приходилось слышать: "Я дома не могу расслабиться - дети, я должна быть сильной, а вот перед вами плачу, а ведь всем жить несладко, вам, наверное, тоже...").

Задача реагирования на непосредственные чувства горюющего человека - это одна из самых трудных задач в работе психолога-консультанта. Может быть, поэтому так часто и пишут коллеги о каких-то формах профессиональной защиты от эмоционального выгорания, от возможной профессиональной деформации.

Психологу нужно уметь самому выражать свои чувства и не обесценивать никоим образом чувства другого человека. Способов выражения чувств в нашей бытовой культуре достаточно, они еще не все потеряны и обесценены, элементарное знание форм -как традиционных, так и современных - делает психолога не только работающим, но и живущим рядом с горюющими людьми. Сегодня, когда горя столько, что, кажется, нет семьи, которую бы не захлестнул ураган быстро меняющегося темпа жизни, ценностей, приоритетов, идеалов, проявленные чувства, направленные на разделение горя с другим человеком, уже сами по себе - большая ценность, если не сказать больше, редкость.

Но это одно из лирических отступлений, без которых, кстати, кажется немыслимым движение мысли в ситуации трагедии. Лирика, как свет жизни в тех сумерках, которые создает тень смерти.

Психолог, решая задачи горюющего человека, может (и должен) оказать профессиональную помощь в обучении способам организации жизни, в которой уже нет близкого человека. Это одна из форм активного социально-психологического обучения, помогающая человеку освоить ранее несвойственные ему роли, например роль человека, принимающего решение. В этом случае ему надо научиться видеть и оценивать ситуацию как положительную, так и отрицательную. Знаменитые способы, предлагаемые психологами, обычно выглядят как лист бумаги, на ко-

113

тором в правом столбике надо написать все положительные моменты ситуации, а в левом - отрицательные. Это один из вариантов саногенного мышления, о котором речь пойдет дальше, в следующих главах.

Психологу иногда приходится брать на себя роль человека, удерживающего его клиента от принятия поспешных решений (переезд, усыновление и т. п.), аргументируя свое вмешательство качеством состояния человека, переживающего горе, степенью его готовности к принятию решения.

Это одна из сторон решения важнейшей психологической задачи - нахождения адекватной дистанции к умершему, адекватной психологической, эмоционально насыщенной дистанции.

Решение этой задачи связано с использованием существующего в культуре представления о предательстве в чувствах.

Современная бытовая культура дает немало примеров того, как люди часто меняют свои эмоциональные привязанности без видимого личностного разрушения. Транслируемые в массовой культуре образцы звезд и возможных идеалов достаточно свободно решают проблемы выбора партнеров для установления эмоциональных связей. Хотелось бы сказать по этому поводу только одно - как не каждая травка способна цвести, так не каждый человек способен переживать горе, глубоко чувствовать. Это такой же факт жизни, как и наличие разных ориентации жизни - биофильной и неурофильной. С ним приходится считаться как с данностью, как с тем, что находится вне нашего вмешательства и присутствия. Можно привести массу аргументов для доказательства этого утверждения (литературных и житейских), ссылаясь на классиков и соседей по планете, но здесь для этого нет места. Проблема типологии личностей такая же вечная тема в психологии, как и вопрос о ее научности.

Психолог, работая с понятием психологической дистанции к умершему человеку, попадает не только в мир культурных символов, культурных и индивидуальных знаков, фиксирующих место умершего в жизни человека, этических категорий, важнейшая из которых - мера - будет определять все его поведение как профессионала.

Какими бы истинами он не руководствовался ("Любить кого-то - не значит забыть того, кто умер"), внутренний диалог с умершим человеком, содержание этого диалога будут известны только горюющему.

Его просто невозможно пересказать словами, осознать в полной мере. Л. С. Выготским было убедительно показано, что структура внутренней речи, внутреннего диалога существенно отличается по строению от диалога внешнего - это разные виды речи, разные тексты, выполняющие разные роли в структуре индивидуального сознания человека. Это тексты, существенно

114

отличающиеся структурой и функциями. Важнейшая функция внутреннего диалога состоит в том, чтобы фиксировать наличие Я человека. Удерживать его в том интегрированном единстве, которое неумолимо разрушается при психических заболеваниях.

Конечно, можно описать стратегию поведения психолога примерно так: он должен поощрять клиента вступать в новые эмоциональные отношения, но при этом не очень спешить. Это будет выглядеть наивно и с явной недооценкой значимости непосредственных чувств человека, как говорил Л. С. Выготский, естественных психических функций, их натуральной природы. Нельзя запретить или разрешить чувство - можно рационализировать его, выделить как предмет, следовать ему, доверить другому человеку как свое Я.

Возможно, последнее важнее всего в работе психолога с чувствами к умершему человеку, психолог может стать тем, кто знает тайну Я и умеет ее хранить, способен сберечь ее для самого человека и сохранить от ненужного любопытства других людей.

Когда есть человек, разделяющий тайну Я, тогда внутренний диалог приобретает нового собеседника, а значит, новый смысл и возможность реконструкции нарушенной психической реальности.

Психолог в силу своей профессии может разрешить человеку уделить время своей скорби. Это приходится делать, так как из-за медикаментозного отношения к смерти (ее можно отодвинуть с помощью лекарств) люди стали нетерпеливо воспринимать проявление чужого горя - оно им кажется неестественно затянувшимся, человека торопят скорее справиться с горем и начать жить. Но (здесь психологу нужно много сил и терпения) человек должен знать, что он имеет право на проявление своей скорби, имеет право на время для этого. Может быть, впервые в жизни в ситуации горя он столкнулся со свойствами своей психической реальности, если хотите, со своей душой, и ему нужно время, чтобы привыкнуть к новой реальности, узнать ее качества, ее пространственное и временное строение. Чтобы жить в новой реальности, надо знать ее свойства, в том числе и свойства горя, которое обладает временной динамикой, своими законами как данность чувства. Все, что происходит с человеком, может и должно познаваться адекватным образом. Вот почему люди, переживающие или пережившие горе, склонны помогать другим - создают объединения и общества, стремятся легализовать свои переживания, хотят поделиться с другими опытом своих переживаний. Психолог может и должен способствовать созданию таких обществ и групп эмоциональной помощи людям в горе тех, кто его уже пережил. Это поможет человеку увидеть разнообразие способов переживания горя, отсутствие некоего "нормального" образца для поведения в трагической ситуации.

115

Психолог помогает человеку выбрать те способы психологической защиты, которые ему действительно помогут. При решении психологических задач переживания горя психолог может обсудить с человеком эффективность возможных способов в помощи.

Наиболее распространенный способ забыться - алкоголь, это известно всем, но все также знают неэффективность этого средства в решении психологических задач переживания горя. Человек, переживающий горе, достаточно редко самостоятельно находит эффективные способы психологической защиты, чаще он применяет такие, которые уводят его от постановки и решения задач переживания горя. Это происходит, потому что психика обладает огромной силой инерции, она сопротивляется необходимости перестройки. Сознание, может быть, самый сложный предмет для изменения, надо обладать огромной силой Я, чтобы Я-усилия реализовались в адекватные строению психической реальности переживания, способствующие реконструкции нарушенной психической жизни.

Психолог-консультант вступает в борьбу за психическое здоровье человека, за его возможность жить с потерей, жить в новом для него качестве человека, приобретшего бесценный опыт переживания, которым он может поделиться с другими. Личный опыт переживания создает в его психической реальности новые качества, которых нет и не будет ни у кого - свою систему знаков, свои тексты, расширяющие, уточняющие его сознание, а значит, и сознание других. Страдания не бывают напрасными. Хочу закончить известными словами А. А. Ахматовой:

Я улыбаться перестала,

Морозный ветер губы студит,

Одной надеждой меньше стало,

Одною песней больше будет.

В продолжение темы другого человека как источника боли хотелось бы поговорить о чувствах, которые чаще всего обсуждаются с другими людьми в ситуации консультирования. Вот список чувств, которые вызывают наибольшую боль: обида, стыд, вина, зависть, тщеславие, гордость, злоба, ревность, страх, разочарование.

Конечно, это далеко не все чувства, которые в психической реальности отзываются болью на воздействие другого человека. Эти чувства чаще всего приходилось обсуждать с людьми, поэтому я попробую рассказать о том, что хотели и могли получить люди в ситуации психологического консультирования, обсуждая эти чувства.

Обида. Обижаются все и только на тех людей, которых любят. С появлением любовных отношений возрастает вероятность обиды от того человека, которого начинают любить, которого уже любят. Я смотрела много классификаций и описаний чувств

116

человека и поняла, что для работы с людьми мне нужно выделять в чувствах, которые вызывают боль, особые предметы, о которых уже речь шла выше, - это концепция жизни и концепция другого человека, которые структурируют отношение к воздействиям этого другого на свойства и качества психической реальности.

В пословицах и поговорках можно найти существующие в языке рефлексивные формулы регулирования обиды как степени принятия воздействия другого человека: "На дураков не обижаются", "Обиженна слеза не канет на землю, а все на человеческую голову", "Обидящим бог судия. Обидчика бог судит", "Суди бог того, кто обидит кого", "Кто в обиде не бывал, тот ее и не знавал", "Кто завидлив, тот и обидчив", "Обиженного обижать - двойной грех", "Кого свет видел, того и обидел" и другие.

Обиженный, обижающийся человек - это тот, у кого разрушили целостность его мира, где было относительно устойчивое представление о жизни и других людях (или другом человеке), то отношение, которое давало возможность переживать свое Я как основание активности, как возможность результативного осуществления собственных усилий по созданию отношений с другим человеком, по организации своей психической реальности в пространстве и во времени. Обида возникает тогда, когда будущее оказывается невозможным в том виде, в каком оно существовало в психической реальности человека. Обидеть - значит отнять будущее, которое уже представлялось возможным, обидеть - значит уменьшить вероятность появления желаемого будущего на счет разрушения его признаков в настоящем.

Качество обиды можно классифицировать по глубине воздействия на смысл - тогда можно говорить о мелких обидах и обидах на всю жизнь, которые связаны с экзистенциальным смыслом. Обиды могут быть классифицированы по механизму воздействия другого человека, по тем структурным разрушениям, которые он произвел в желаемом будущем (изменил цель, средства, способы, мотивы и другие характеристики активности в психической реальности, которые позволяют человеку сохранять будущее в настоящем).

Обижает сильнее всего (обижаются сильнее всего) любимый человек, так как он своим присутствием, своим воздействием создавал нашу целостность, нашу уникальность и ее ценность в пространстве и во всех временах, он - любимый - своим присутствием, своим воздействием вносил (вносит) в содержание концепции жизни то, что можно назвать ее неповторимостью как осуществление именно нашей, индивидуальной жизни во всех ее проявлениях. Можно описать обиду как несоответствие системы индивидуальных знаков, структурирующих психическую реальность, и свойства самой реальности. Любимый человек воспринимается во всей его целостности как особая реальность, особая целостность.

117

Обидеться - это значит продемонстрировать другому человеку и пережить самому наличие общего будущего как особого качества отношений с другим человеком.

Недаром обида, когда она прощается другому человеку, переживается как обретение будущего, которое может осуществиться. Я уже говорила о специфических особенностях действия прощения, оно построено на конкретизации категории меры - универсальной нравственной категории - и требует особых усилий человека по построению и трансляции целостного образа (концепции другого человека) в ситуации обиды.

В психологическом консультировании мне чаще всего приходилось иметь дело с людьми, которые не осознавали своей обиды на близкого, любимого человека (ребенка, мужа или жену), а стремились заменить это чувство другими. Признать, что обиделся, - значит признать, что ты сконструировал будущее, которое не осуществилось. В некотором роде это признание своей интеллектуальной некомпетентности, показатель отсутствия неких важных качеств для установления отношений с другим - любимым - человеком. Но у чувств своя логика, она опирается не только на когнитивные составляющие сознания. В любом проявлении сознания есть то, что можно назвать его чувственной тканью - вот она-то и нарушается, когда возникает обида. От человека, пытающегося анализировать, что его обидело в поведении близкого человека, можно услышать нечто весьма неопределенное (для наблюдателя): взгляд, интонация, жест, слово, мимика.

Человека может обидеть действие, направленное на изменение внешнего психологического пространства его жизни: переставили книги на полочке, постирали рубашку, которую "совсем не надо было стирать", пришили заплатку и т. д.

Назвать обиду обидой - это, с точки зрения взрослого человека, расписаться в своей "детскости", в неспособности трезво мыслить. Чаще всего обиду заглушают злобой. О ней мы поговорим позже. Сейчас лишь отметим, что обида как чувство направлена на переживание отношений с любимым человеком, она потенциально содержит необходимость прощения для восстановления целостности мира - целостности концепции жизни и концепции другого человека. Злоба ищет выход в агрессии. Это разные виды активности, основанные на разных качествах Я человека.

Когда я говорила с людьми об обиде, то очень часто использовала идеи Э. Берна о внутреннем ребенке, его схема структуры психической реальности - три круга (взрослый, родитель, ребенок) - помогала прояснить происхождение обиды. Слова о том, что мы обижаемся только на тех, кто нам не безразличен, что это закон возникновения этого чувства, всегда выслушивались с интересом, человек словно получал право на эту "детскую" эмоцию, на это чувство, которое можно регулировать, оценивать и

118

понимать как проявление своей любви к тому, кто ее вызывает. Но об этом чувстве надо уметь сказать понятно для другого; все варианты затаенной обиды, когда она не показана, не проявлена, когда "он - любимый - сам должен все понимать", не приносят в жизнь желаемого будущего. Всем психологам известно, что чувства надо уметь обозначить, еще говорят, "отреагировать", тогда напряжение не сублимируется в болезнь. С обидой сложно - она как "детское" чувство обесценивается взрослыми и часто подавляется, а мне думается, что она может расцениваться как проявление чувствительности человека к целостности образа будущего, его ориентированность на это будущее как желаемое; надо научиться немногому - строить отношения с любимым, чтобы будущее осуществлялось совместно с ним. Для этого и говоришь с людьми о необходимости общения с любимыми - общения на тему чувств, своих и их тоже. Это трудный разговор, где обида, там боль, где боль, там слезы и крик, и "нервы не выдерживают", но давно забытые во многих психологических работах слова о культуре чувств здесь были бы кстати.

Я процитирую, думаю, к месту Ирину Сабурову: "... привет, как я сама, печальному, привет тому, по ком тоскую я, привет тому, кого люблю..."

Вы не помните, откуда это? Впрочем, неважно. Эти чужие стихи, перезвоны через моря и дали, самому нежному и любимому -привет... Я хочу только, чтобы вы знали: где-то, в каком-то доме, ваши ломаные, тревожные стихи мучают, печалят и пронизывают сердце. Так можно влюбиться только в поэтов1.

Это простые слова о чувствах, но если их нет в словаре человека, то обедняется сознание, возможность целостного видения мира во всем его неповторимом многообразии. Дело не в словаре человека, хотя и в нем тоже, дело в том, что слово-знак, создает или разрушает целостные идеальные объекты. Послушайте, как по-разному звучит: "Мне больно и горько это от тебя слышать" и "Вечно ты, дрянь, несешь, что ни попадя".

Закончу об обиде - это чувство, рождающееся в нас от присутствия целостного видения, созданного любимым человеком, это та детская наивность всесильного владения своим миром, которая рухнула, потому что любимый не стал этим миром, и мы не можем быть в ожиданиях будущего. Возможно, другие психологи оценят это чувство как инфантильное и увидят в нем показатель незрелости личности, но я думаю, что обида как непосредственное чувство позволяет человеку увидеть возможную опосредованность его чувств, их искусственный культурный характер, возможность их натурализации через индивидуализацию проявления и тогда, тогда... Я напишу слова, которые мне сказала одна из

119

уставших от вечных обид сына женщина: "Наверно, мне надо самой на него обидеться, хоть на секунду почувствовать, что во мне еще что-то живое осталось, что могу обижаться, как ребенок". Остается только добавить, что неплохо бы научиться и прощать, чтобы вырасти вместе с обидчиком в общем с ним, любимым, будущем. Вырасти в том направлении взросления, которое делает необходимым и неизбежным нравственное отношение к другим людям, отношение, которому учатся у любимых и любящих.

Вина. Это одно из наиболее распространенных чувств у взрослых людей, с которыми приходится встречаться в ситуации консультирования. Разная бывает вина, вина даже от переживаемого счастья ("не заслужила"). Пробовала описывать ее виды по содержанию вины, но получается, что при любой классификации в содержании вины, как, кажется, главный ее компонент, выделяется содержание Я-концепции человека и возможность ее реализации в отношениях с другими людьми. Человек, у которого не структурирована Я-концепция, редко переживает чувство вины. Это связано с тем, что у него нет оснований для внутреннего диалога Я - не-Я; о таких людях обычно говорят, что у них нет совести. Поведение их известно, они составляют большую часть лиц с криминальными наклонностями, о чем недвусмысленно свидетельствуют работы по криминальной психологии. Важно отметить, что чувство вины является очень распространенным явлением в консультировании и узнаваемым самими людьми, испытывающими боль от этого чувства.

Практически всегда в своем тексте человек говорит об этом чувстве, хотя не всегда может назвать человека, перед которым чувствует вину ("Виновата перед всеми", "Все чего-то ждут, всем я должна и перед всеми виновата"). Почему это чувство связано с содержанием Я-концепции человека? Чувство вины основано на механизмах конкретизации чувства нравственного долга. Как и все нравственные чувства, чувство долга связано с функционированием в сознании нравственной категории долга. Различные варианты ее конкретизации предполагают наличие у человека Я как системы координат, ориентирующей все виды активности в психической реальности, в том числе и одну из важнейших - установление психологической дистанции с другим человеком. Содержание этой дистанции непосредственно связано с проявлением Я-концепции человека. В психологическом пространстве Я-концепция занимает определенное место, которое предназначается только для нее. Это необходимо для функционирования всей психической реальности как целостности для сохранения качеств Я. Как и любое структурное образование в психической реальности, Я-концепция может и должна быть защищена от разрушающего воздействия другого человека. Непосредственное воздействие на ее содержание оказывают действия, связанные с принятием

120

морального долга в отношении человека (особенно близкого, любимого человека). Это действия, конкретизирующие нравственную категорию долга в ее конкретных проявлениях принятия и осуществления ответственности за различные стороны жизни другого человека, за степень включенности его жизни (как индивидуальной, обладающей автономностью и независимостью) в свою собственную.

Чувство долга связано с виной и составляет ее основу. Есть вместе с тем специальные действия долженствования, пронизывающие все отношения с близкими людьми, которые человек не всегда осознает как проявление принятого им морального долга, моральной (или социальной) ответственности за другого человека. Наступает время, когда выполнение этих действий становится неэффективным, они не дают желаемого, ожидаемого результата, тогда и активизируется чувство вины. Оно всегда связано с появлением нежелаемого результата в отношениях с близким человеком (или просто человеком) и, таким образом, всегда обращено в прошлое. Это чувство всегда связано с тем, что уже было, прошло, стало событием прошлой жизни человека, но определяет его состояние сегодня как боль, вызванную нарушением структуры Я-концепции.

Результат усилий человека, оказавшийся несоответствующим его ожиданиям, его содержанию Я-концепции, вызван поведением другого человека, который проявил качества, не соответствующие желаемому результату ("Мы, конечно, тоже виноваты, что он плохо учится", "Я виновата, мало уделяла ему времени", "Я чувствую себя виноватой - я плохая мать, не могла обеспечить ему жизнь").

Чувство вины - очень сильное чувство; так как оно направлено на выявление и структурирование важнейшей образующей психической реальности - Я-концепции, которая реализуется в различных действиях, способствующих организации взаимодействия с другими людьми, среди этих действий действия по осуществлению долженствования занимают особое место - они вносят необходимый элемент стабильности, постоянства в структуру психической реальности, составляют один из важнейших факторов стабильности в ней. Неосуществившееся действие долженствования - это ситуация, порождающая чувство вины, лишающая человека стабильности.

Психологи много говорят о некоструктивности этого чувства -оно действительно мало продуктивно, так как обращено в прошлое и интенсивностью переживания смещает акценты в психологическом времени человека, лишая его временной перспективы, возможности динамизировать свою психическую реальность за счет Я-усилий, отражающих содержание Я-концепции человека. Мне представляется очень важным в работе с чувством вины

121

обсуждать с человеком его представления о природе человека. Среди этих представлений большое место можно (и думаю, нужно) уделить вопросу о свободе человека, его ответственности, об автономности и независимости сознания одного человека от другого. Это важные вещи, которые могут составить смысл консультирования, хотя, как уже отмечалось, чувство вины обычно очень сильно и для работы с ним нужна немедикаментозная психотерапия. Как показывает практика, обсуждение вопросов о природе человеческой психики, человеческой активности, акцент на таких ее важнейших качествах, как автономность и свобода, анализ понятия ответсвенности и действий долженствования, облегчают боль, вызванную виной перед другим человеком.

Вина в своей основе - моральное чувство, возникающее в присутствии человека, к которому проявляют чувства близости; в психологическом пространстве этот человек занимает место рядом (или очень близко) с Я-концепцией.

Мне кажется возможным и необходимым использование (если психолог владеет этими представлениями) понятия о грехе и возможности его искупления.

Хотелось бы еще раз обратить внимание читателя, что я не анализирую варианты игры в чувства - ложную вину, ложную обиду и прочие подобные чувства, они встречаются в ситуациях консультирования, но имеют другое значение - с их помощью люди пытаются манипулировать психологом. Об этих вещах поговорим в следующем параграфе. Здесь я обращаюсь к чувствам, вызывающим боль человека, ту истинную боль, которая часто ставит жизнь на грань смерти и приводит человека к переживаниям, справится с которыми он сам не может - для этого ему нужен другой человек. Это своего рода и оправдание необходимости профессии психолога-консультанта.

Вина - неосуществившаяся возможность, несостоявшееся ожидание, ситуация, когда не получилось и уже не получится что-то важное в отношениях с близким человеком. Это может мучить всю жизнь ("Не уберегли, не досмотрели", "Не поняли, не заметили" и т. п.). И рядом будет существовать неумолимое - не вернешь. Время не идет вспять.

Сегодня в психологии достаточно подробно описан и проработан механизм принятия человеком разных видов ответственности. Обращение к нему позволяет смягчить боль вины, но, как показывает жизнь, чувства не исчезают, они могут трансформироваться, измениться, но не исчезнуть. Вина может сгладиться (говорят "загладить вину") усилиями в отношении других людей, но она останется как психологическая дистанция к человеку, который вызвал это чувство, как рубец от глубокой раны, она будет напоминать о себе отношениями с этим человеком, которые неизбежно изменятся, преобразуются под влиянием этого чувства.

122

Какую бы психологическую "индульгенцию" не выдавали человеку, переживающему вину, она оставляет глубокий след в эмоциональной памяти, в содержании Я-концепции, являясь одним из оснований того, что часто называют комплексами человека.

Стыд. Чувство стыда редко бывает актуальным в ситуации консультирования, по существу, имеешь дело с его последствиями - с пережитым или переживаемым стыдом. Как и все чувства, вызывающие боль, стыд является очень сильным чувством и не может длиться долгое время. По своей динамике он напоминает аффект, так как человек ничего не может сделать с ним - стыд возникает независимо от сознания и не контролируется волевыми усилиями человека. Это одно из моральных чувств, которые вызваны присутствием в жизни других людей, присутствием внутреннего диалога, в котором есть структурные образования, обозначающие наличие других людей как необходимый элемент психической жизни и присутствие самого человека в виде структур, отражающих его экзистенциальное существование. Я использовала для обозначения этих структур понятия Я-концепции и концепции другого человека. Динамика взаимодействия данных структур и порождает стыд: обе они являются идеальными объектами и могут выступать обоснованием активности человека.

Стыд - достаточно редкое качество переживаний человека, он обладает очень большой интенсивностью за счет того, что включает важнейшие составляющие психической реальности человека и ориентирован во всех временах психологического пространства: стыд одновременно обращен к будущему, актуален в настоящем и задействует прошлое. Стыд разрушает взаимозависимость Я-концепции человека и концепции другого человека. Некоторые авторы склонны описывать несколько видов стыда - чаще всего называют экзистенциальный и атрибутивный (неопределенно предметный, как бы всепредметный и конкретный).

Такая классификация отражает главное в содержании стыда -его потенциально всеобъемлющий характер по отношению к проявлениям качеств психической реальности, недаром говорят, что стыд разъедает душу, как бы уничтожает ее реальность, сжигает, обжигает - это тоже о переживаниях стыда. В языке зафиксирована самая сильная психологическая характеристика стыда: "Стыд (позор) - та же смерть", "За стыд голова гинет (погибает)", "Сгорел со стыда", "Чего боимся, того и стыдимся". Есть и другая интонация в оценках стыда: "Стыдливый из-за стола голодный встает", "Стал сыт, так и взял стыд", "Сорок лет, а сорому нет. Жили, жили, а стыда не нажили", "Стыд под каблук; совесть под подушку"1.

123

Так или иначе, но потенциальная экзистенциальность стыда ощущается всеми, он часто является предельной категорией в оценке того, что происходит в отношениях с другим человеком.

Стыд всегда бывает перед кем-то или за кого-то (в том числе и за себя) - присутствие другого человека становится обязательным условием существования стыда. Пережитый стыд часто порождает неадекватные (нетипичные, несвойственные человеку) действия, человек позволяет себе то, что ранее считал недопустимым, например, наказать битьем своего ребенка, ударить женщину или пожилого человека, переменить место жительства, обстоятельства своей жизни, приняв решение об этом в считанные минуты, и т. д.

Стыд нельзя вызвать специально организованным воздействием на человека. Он хотя и возникает в присутствии (реальном или воображаемом) другого человека, но все же по своей сути является самовоздействием человека, реализующим свой нравственный императив (если он у него есть).

Часто абстрактное "что люди скажут" как обоснование стыда на самом деле таковым не оказывается. Желая соответствовать неким требованиям, человек попадает в ситуацию обесценивания индивидуальности как своей, так и другого человека, и это переживание принимает за стыд.

Насколько можно понять из практики общения с людьми и чтения психологической литературы, большинство (из известных мне) авторов не склонны анализировать проблему стыда как психологическую, отнеся ее к этике и морали. Однако в реальной работе с людьми приходится анализировать это чувство боли и его последствия для человека. Стыд объединяет человека с другими людьми и одновременно с пронзительной болью раскрывает ему его индивидуальность. Так следует рассматривать стыд в рамках психологического консультирования, а значит, обсуждать с человеком систему его ценностей и приоритетов, возможность трансформации этой системы. Стыд открывает человеку глубину его психической реальности, которая не ограничивается только сознанием и проявлениями Я-усилий.

Конструктивная функция стыда состоит в том, что человек, его испытавший, ощутил наличие границ своей психической реальности, пережив то бессилие перед осуществившимся воздействием, которое позволяет пересмотреть представление о своих психических возможностях воздействия на другого человека и самовоздействия. Мне это представляется чрезвычайно важным и позволяет вводить в контекст психологического консультирования содержание представлений о других людях в виде концепции другого человека и содержание Я-концепции. Можно (и нужно) обсуждать возможности их взаимодействия и взаимовлияния, их роль и место в принятии решений о собственных действиях.

124

Воспоминания и рассказы многих людей о ситуациях стыда показывают, что они существенно перестраивали отношения с собой и с другими людьми, словно высвечивали собственное место человека в системе человеческих отношений.

Сегодня многие факты жизни требуют понимания проблемы коллективного стыда и коллективного переживания отношений с другими людьми, но я думаю, что коллективный стыд невозможен, как невозможно коллективное вдохновение. Это может быть подражание, но источником истинного чувства будет только один человек. В этом смысле групповая коллективная стыдливость так же невозможна, как невозможен массовый творческий акт. Все нравственные чувства предельно индивидуальны и очень сильны по действию, в ситуации консультирования чаще всего имеешь дело с их последствиями - осознанием содержания переживания, где это чувство уже было. Зададим риторические вопросы: "Может и должен ли психолог стремиться к тому, чтобы вызвать у человека моральные переживания? Каково место этих названных переживаний в реальной психической жизни человека? Чем опосредованы моральные чувства, что можно (и, возможно, нужно) считать их знаковым проявлением?"

Можно предлагать гипотезы и возможные варианты ответов, но оставляю слово за читателем. Думаю, что свою точку зрения в разных вариантах я уже не раз высказала, злоупотребив терпением читателя.

Зависть. В ней никогда не признаются прямо, я ни разу за многолетнюю практику работы с людьми не слышала, чтобы человек сказал об этом чувстве. Бывали только варианты, когда, смягчая ситуацию, изменяя контекст, говорили о "белой зависти", конечно, зная о существовании настоящей - той, что называют черной. Черная зависть - желание зла другому человеку, делание этого зла - разрушающее чувство. Оно деформирует не только чувства, которые связывают его с тем, кому он завидует, но и отношение к самому себе. Зависть, как и все чувства человека, предметна - она всегда к кому-то или к чему-то, позавидовать можно и облаку, летящему над головой.

Психологический механизм зависти основывается на простоте психической реальности завидующего, простоте, которая выражется в наличии минимальных структур психической реальности. Их просто очень мало. Завидующему человеку можно сразу отказать в когнитивной сложности его внутреннего мира - он убог в том смысле, что не умеет многого из того, что природа дает людям с большей когнитивной сложностью внутреннего мира.

Простота или сложность когнитивного мира не определяется содержанием обучения, это такие качества, которые зависят от сензитивности человека, его реактивности и других природных

125

особенностей, которые давно уже обсуждаются как основания для типологии личностей.

Все, что могла подарить жизнь в виде встреч с разными людьми в ситуации психологического консультирования, дает мне основания считать, что зависть, какой бы ее не окрашивали интонацией, - это признак наличия боли у завидующего человека, признак неосознанно переживаемой ущербности представления о себе, о жизни и других людях.

Если возникает необходимость психологической помощи такому человеку, то она может быть связана с простой информированностью о том, как переживают встречу с другими людьми разные люди. Это не рассуждение на тему о вреде зависти, это информирование о существовании других типов переживаний, связанных с человеком или обстоятельствами, вызывающими зависть у консультируемого.

Труднее всего иметь дело с детской завистью, которая основана на неравенстве обладания вещью или возможностями, у ребенка еще не сформирован процесс идентификации, он не может сам организовать свои Я-усилия таким образом, чтобы выстроить другое отношение к предмету зависти. Взрослый потенциально обладает такими возможностями, но ему надо изменить степень сложности своего когнитивного мира - увидеть в предмете зависти все его сложные качества, которые позволяют выстраивать к нему самые разные отношения.

Детей можно учить не завидовать, сообщая им защитные формулы обладания тем, чего нет у того, кому завидуют: "А зато у меня есть... А я могу... А у нас..." Это обучение сравнению в свою пользу - одно из правил саногенного мышления, о котором будет написано в главе об искусстве жить (гл. 7).

Взрослому человеку трудно перестроить отношение, если возникла зависть, так как сравнение, на котором она основана, является стереотипно простым способом решения множества жизненных задач, возникающих в общении с другими людьми. В принципе можно утверждать, что сравнение и фиксация его результатов -это основание мышления человека о самом себе, других предметах и явлениях мира, оно, как простая составляющая, входит во все мыслительные операции человека. Научиться сравнивать себя с собой - это значит осуществить идентификацию, т. е. проводить идентификацию как процесс, обеспечивающий ценность Я и его качеств.

Зависть является свойством человеческой натуры, но, как и всякие свойства, обусловленные природой, она имеет у людей разную степень выраженности и неодинаковую направленность. Можно завидовать птицам в небе и писать об этом стихи, можно позавидовать этим птицам и начать стрелять в них, не задумываясь о том, что... Да мало ли кому и чему можно позавидовать, т. е.

126

сравнить с собой и пережить собственное несовершенство. Только для одних - это путь к разрушению объекта зависти, а для других - к созданию этих свойств в своей психической реальности.

Может быть, это звучит неестественно наивно, но психолог, работая с завидующим человеком, учит его, как это делают в школе, не только сравнивать, но и анализировать и синтезировать, видеть целое, а не части, учит целостному восприятию себя и другого человека. Это уже не консультирование, а активное социально-психологическое обучение, если человек может и готов его осуществить.

Тщеславие. Оно выглядит как ложное представление человека о своих достоинствах, чаще всего - это преувеличение собственных достоинств, его еще называют завышенной самооценкой. Проявления этого чувства остаются почти всегда похожими - это переживание боли, вызванной встречей с реальностью, где не подтвердилось представление о своих достоинствах, их просто не оказалось. Тщеславие сродни гордыне, которую считают одним из смертных грехов человека, но только сродни, так как общим для них является только неадекватная оценка своих возможностей. Почему тщеславие - это боль? Это тот вид нелокализованной боли, когда человеку трудно найти ее источник. В быту люди редко называют это чувство тем именем, которое я сейчас употребляю - оно немного старомодно и предполагает неоднозначное отношение к славе среди людей. Сегодня, когда многие ценности пересматриваются и буквально на глазах обесцениваются, переживания тщеславного человека будут восприняты им самим и другими людьми скорее как вечное недовольство, брюзжание, ворчание, жизнь в черных очках и т. п.

Это отражает содержание переживания тщеславного человека -у него всегда получается все хуже, чем он заслуживает, а он, как ему известно, заслуживает большего.

Такую форму отношения к собственным детям я встречала у большинства родителей, которые в свое время хорошо учились в школе или были отличниками в разных учебных заведениях, их родительское тщеславие не выносит того, что реально происходит в жизни их детей. Почти всегда говорить с таким человеком о его ребенке - это значит говорить о нем самом, о его замечательном школьном прошлом. Дает о себе знать одна из важнейших образующих структуры психической реальности - Я-концепция, которая как идеальное образование имеет самостоятельное, самодостаточное существование и требует особых усилий по ее сохранению. Способов сохранения Я-концепции много, один из них - отказ от внутреннего диалога (от рефлексивного отношения к самому себе). Ответ на вопрос, как и почему это происходит, займет много читательского внимания, я ограничусь тем, что замечу (практика это подтверждала не раз) - тщеславные люди ничего или почти

127

ничего не умеют делать хорошо, но когда они встречаются с ситуацией, где есть тот, кто умеет делать хорошо, они испытывают настоящую боль ущемленного, задетого самолюбия ("Я думал, что я лучше всех").

Я не являюсь сторонницей нормативного подхода к человеку и не считаю, что завышенная самооценка тщеславного человека - это очень плохо и она требует немедленной коррекции, превращения ее в адекватную. Другое дело, что у человека есть болезненные переживания, с которыми он не может справиться, переживания, которые осложняют его отношения с близкими людьми. Тогда надо работать на создание позитивного, а не оценочного отношения к себе. Это трудная работа, ведь человеку придется найти все свои плюсы и минусы и полюбить их такими, какие они есть.

Из жизненного опыта и книг (художественных и научных) известно, что человек меняется очень мало, его чувства изменяются быстрее, чем другие проявления психической жизни, но и они обладают инерцией. Когда я встречаюсь с проявлениями тщеславия, стремлюсь к максимальной объективности в осознании человеком его ожиданий в отношении других людей и своих возможностей воздействовать на реализацию этих ожиданий. Таким образом возникает тема взаимозависимости людей и их относительной свободы. Это новые средства для самооценки, а выбор остается за человеком.

Гордость. Возможно, я неточна в терминологии, но, как показывает практика работы с людьми, именно этим словом называют то чувство, которое приносит боль в отношениях с другим человеком: "Гордость мне не позволяет подойти самой", "Я человек гордый - извинять я ни за что не стану", "Я через свою гордость переступать не буду" и т. д.

Сами же гордые плачут и переживают, что не могут что-то важное сделать в отношении близкого человека. Это важное чаще всего состоит в простом - признать свою ошибку, вину, оплошность, неловкость, сделать то, что давно называется "поговорить по душам", но это трудно, потому что мешает гордость, которая и является источником боли. Гордость - идеализированное представление о себе, о своих возможностях воздействия на чужую (да и свою) жизнь. Оно не может быть оценено как хорошее и плохое, но если оно приносит боль, о которой человек не может справиться, то это нужно осознать вместе с ним. Считаю, что гордость, которая иногда может спасти человеку жизнь, с той же степенью вероятности может и разрушить его жизнь хотя бы потому, что она приводит к перечеркиванию возможностей интимно-личностного общения с близким человеком. Думаю, это надо говорить людям при консультировании.

Злоба. Открытая или затаенная, она всегда требует выхода -злоба - преддверие аффекта, при соответствующих

128

обстоятельствах она может составить его содержание. Она всегда требует реагирования, иначе начинаются болезни. У злобы всегда есть предмет, он, вызвавший это состояние боли, подвергается агрессии. Боль и агрессия почти всегда рядом. Но не обязательно рядом. Злоба желает разрушения, но не всегда на него способна, а для агрессии нет преград. Что такое злоба? Попробую описать ее. Злоба -это одно из проявлений концепции жизни, содержание которой связано с возможностью человека управлять ею, воздействовать на нее. Думаю, что злоба возникает тогда, когда человек переживает невозможность осуществления власти над своей или чужой жизнью. Злиться можно на любой предмет, который может стать содержанием управления, - на погоду и кошку, на соседа и самого себя, на порвавшиеся туфли и очередь в магазине, потому что... бессилен. Я-усилия не дают результата - ситуация неуправляема. Когда-то Стругацкие писали о том, что "трудно быть богом", быть сильным тоже трудно, быть могущим и вдруг не мочь - это очень трудно.

На консультации можно услышать от клиентов: "Злюсь, из себя выхожу, а они не реагируют", "Злой стал, что ни скажи - все не по его, фыркает". Это наиболее частые варианты, реже жалобы на то, что "зло дерется", "зло говорит обо всех", "зло шутит" и т. п.

Я не буду описывать все проявления злобы, хотя это могло бы составить предмет специального исследования, так как это один из видов реагирования на воздействие другого, другой реальности, которая нетождественна свойствам психической реальности злящегося человека. В целом злобу можно рассматривать как проявление бессилия, об этом можно услышать и в оценках злобного, сердитого поведения человека, которые есть в русском языке: "Доброму и сухарь на здоровье, а злому и мясное не впрок", "Злой человек не проживет в добре век", "Сердит, да бессилен -свинье брат", "Во зле жить - по миру ходить", "Сердитый умрет - никто его не уймет", "Сердит, что не тем боком корова почесалась" и т. п.

Когда разговариваешь с людьми в ситуации психологического консультирования о неэффективности злобы для решения задач установления отношений с близкими людьми, то часто приходится слышать суждение о том, что сам человек, когда он злится, первое мгновение чувствует прилив сил, свою возможность повлиять на ситуацию, но это оказывается заблуждением. В злости всегда потенциально присутствует разочарование из-за невозможности повлиять на другого, но в этом трудно себе признаться. Особенно нелегко это сделать взрослым в отношении воздействия на собственных детей, почти всегда ситуация обсуждения воспроизводит в той или иной интерпретации слова о том, что "злиться бесполезно, понимаю это, но иначе не могу". Вот тогда и начинается работа психолога по расширению репертуара реагирования

129

на воздействие другого человека - это тоже одна из форм социально-психологического обучения, возникающая в ситуации психологического консультирования, если переживающий боль человек готов к ней - осознает необходимость изменить форму реагирования.

Конечно, мне бы хотелось здесь написать о всепобеждающей силе доброты, о ее необходимости как естественного проявления отношения человека к человеку, но все, что можно понять о людях, с которыми приходилось встречаться и работать, свидетельствует, к сожалению, о том, что доброта становится большой редкостью и ценится не очень высоко, ее склонны рассматривать как проявление "неумения жить", хотя в то же время по отношению к себе со стороны близких людей это качество является очень желательным.

Все понимают, что злость малопривлекательна и неактивна в решении задач воздействия на другого человека, но тем не менее признают, что она бывает эффективной, когда возникает и проявляется неожиданно для другого человека ("Один раз, ну, два, злостью можно чего-то добиться, а на третий раз он только бояться будет и уже ничем его не проймешь"). Я могла бы привести множество рассуждений о неумении людей выбрать какой-то другой способ реагирования, кроме злости, в ситуации, когда они сами понимают ее нецелесообразность, но "ничего не могут с собой поделать".

Мне кажется, что злость - одна из базовых эмоций человека, ее существование показывает реальные границы возможностей воздействия, она может определять устойчивые качества человека и тогда о нем говорят, что он злой, но она может быть и ситуативной - болью, вызванной бессилием. Злость кажется неестественной у человека с биофильной ориентацией, она больше присуща людям с некрофильной ориентацией жизни, потому что они стремятся воздействовать с целью изменения другого в соответствии со своими представлениями.

Как можно видеть в жизни, переживание бессилия у людей с биофильной ориентацией не обязательно связано со злобой, можно сказать, что совсем не связано с ней.

Людей же с некрофильной ориентацией отличает выраженная злобность, которая воспринимается как своя "незаслуженная" боль от воздействий других людей, обстоятельств - чего угодно.

Злоба всегда направлена на разрушение другого, потому что этому другому нельзя соответствовать, нельзя сделать его своим, управляемым. Она обычно связана с переживанием неравенства как естественной закономерности жизни. Альтернативой злобе может быть доброта, которая сама по себе как качество предполагает переживание человеком своей силы, своей способности осуществить собственную жизнь в соответствии со своими возможностями. Добрые люди - это чаще всего сильные люди, их

130

еще называют сильными натурами. Это та сила духа, которой нет и не может быть в злом человеке, потому что он лишен ее основания - переживания ценности своих Я-усилий, направленных на структурирование психической реальности, на осуществление своей жизни.

Злоба многолика, но всегда однообразно разрушительна, это ее качество часто не замечается, так боль злобы взывает к действиям, а делание (часто бессмысленное и автоматическое) кажется проявлением активности - силы. Данная иллюзия быстро проходит, так как результаты воздействия под влиянием злобы всегда отрицательные, их просто нет. Возможно, есть неизвестные мне психотехнические приемы, которые позволяют перестроить ориентацию человека, но то, что я знаю, позволяет мне сказать, что все традиционные формы обучения терпению - это путь к преодолению предрасположенности к злобному реагированию, но... терпение - одна из добродетелей, которые сейчас не очень в моде. Терпение и выдержка, а не злобно-истерическое реагирование на каждый раздражитель, всегда отличали сильные натуры. Я много разговариваю с людьми, если они склонны к анализу причин их злобы, если они хотят с ней справиться, преодолеть ее как боль.

По сути дела, единственное, что можно сделать в ситуации консультирования, - это дать человеку новую информацию, которую он может, если захочет и сумеет, использовать в восстановлении логики своих отношений с близким человеком.

Ревность. Крайне редко в ситуации консультирования ревность обсуждается как отношения мужчины и женщины, чаще всего она выступает чувством, требующим анализа в отношениях детей к родителям или детей между собой, если речь идет о семейном консультировании. Взрослая и детская ревность в принципе, одинаковы по своей природе, они болезненны, вызваны воздействием другого человека, они не контролируются в полной мере сознанием, хотя содержательно осознаются (взрослыми людьми) и могут анализироваться. Ревность связана с процессом идентификации. Ее детский вариант предполагает наличие трудностей в дифференциации Я - не-Я в отношениях с другим человеком, границы своей психической реальности не удерживаются и мало выделены ее качества как особого типа реальности. Ребенку еще только предстоит научиться различать свойства психической реальности у других людей и ориентироваться на них. Для этого необходима активизация внутреннего диалога, структурирование психической реальности ее важнейшими образующими (концепция жизни и смерти, концепция другого человека, Я-концепция). Их содержание позволяет регулировать отношения с другими людьми - устанавливать психологическую дистанцию, необходимую для осуществления идентификации.

131

Взрослый вариант ревности (в непатологических формах) связан с тем, что человек идентифицирует другого человека без ориентации на его специфические человеческие качества, можно сказать, что во взрослой ревности живой человек воспринимается как неживая вещь, ему отказывается в важнейших качествах живого - быть индивидуальной целостностью, т. е. быть самим собой. Он должен по возможности в полной мере соответствовать представлениям о себе другого человека. Конечно, это простое психологическое объяснение, можно найти и более сложные и наверняка более точные, но в практике работы со взрослой ревностью (я уже говорила, что она встречается не часто) человеку оказывается совершенно необходимо произнести в отношении предмета своей ревности те слова, которые подчеркивают, что это живой человек, а не вещь, а живой - он... Мне кажется, что это одна из самых острых ситуаций в консультировании, когда активизируются концепция жизни и концепция смерти в анализе боли, вызванной взрослой ревностью. Потом разговор пойдет о правах человека, о том, кто, как и почему ему эти права дал (или дает), но это уже позже. Самое трудное начать говорить о другом человеке как именно о другом.

Страх. Когда он вызван воздействием другого человека, это очень трудный для психологического консультирования вид страха, так как страх перед конкретным человеком (учитель, родитель) может перерасти в страх, распространяющийся на всех людей. О природе страха написано бесчисленное множество работ, существует много концептуальных подходов к проблеме страха, я не хочу повторять известное, а только поделюсь несколькими соображениями, как мне кажется, актуальными для практики работы с людьми.

Страх перед людьми, если он возникает у ребенка, редко осознается им в полной мере, скорее всего, он будет говорить о своем страхе перед конкретным человеком. Взрослый человек, даже если он в состоянии осознать содержание страха, всегда конкретизирует его: "Не люблю долгих разговоров", "Не хочу ходить по инстанциям", "Не вижу смысла в выяснении отношений" и т. п. Иначе говоря, страх перед людьми рационализируется как индивидуальный стиль поведения, интерпретируется самим человеком как "своеобразие" его мотивов.

Работать с содержанием этого страха как у ребенка, так и у взрослого достаточно сложно, и консультированием работа не ограничивается - нужна немедицинская психотерапия. Консультирование заканчивается классифицированием этого страха у взрослых, а значит, осознанием предмета страха (люди). Когда человек говорит: "Я боюсь людей", он практически готов к немедицинской психотерапии, ему нужно только принять такое решение.

132

Со взрослыми, чтобы подойти к осознанию предмета страха -человека, приходится обсуждать их теоретические объекты, определяющие отношение к другому человеку - концепцию другого человека, концепцию жизни и Я-концепцию. Очень часто оказывается, что страх перед людьми индуцируется у взрослых исходной посылкой их концепции другого человека: "Все люди должны меня любить". Она неумолимо приводит к тому, что в концепции жизни не находится адекватных средств и способов реагирования на воздействие другого человека. Проблема страха перед людьми осложняется еще и тем, что в культуре бытового рефлексивного мышления существуют формулы отношения к людям, которые оказываются непродуктивными для решения жизненных психологических задач человека: "Все люди - звери", "Не бойся четвероногого, а бойся двуногого", "Самый страшный зверь - человек", "От живого человека добра не жди, а от мертвого подавно", "Все люди - ложь, да и мы тож. Всяк человек ложь - и я тож" и т. д.

Трудно противостоять этим вечным "истинам", когда человек может найти им подтверждение в тысячах фактов своей и чужой жизни. Но я думаю, что работа психолога с этим видом страха -это своего рода проверка его гуманистичности. Борьба со страхом другого человека ради восстановления логики жизни этого человека среди других людей - задача, требующая от психолога не декларации гуманизма, а следования ему при доказательстве рефлексивных гуманистических формул в мире, где о войнах объявляют с трибун парламентов, а бандиты дают интервью иностранным телекомпаниям и угрожают открыто и без подтекста, где кровь и жизнь человека давно имеют цену, и не только у киллеров... Я не берусь научить радостной жизни среди людей, я могу только рассказывать о людях то, что не видно боящемуся их человеку, поэтому и рассказываю - кому притчи, кому - стихи, кому - жизненные случаи, кому - философскую классику, а кому-то приходится говорить о нем самом, о его бесстрашии прийти в этот кабинет и говорить о себе - мне, чужому для него человеку, надеясь на мою человеческую помощь... Это для взрослых.

Детям и подросткам, если у них страх перед людьми, нужна длительная психотерапевтическая и социальная помощь, если могу ее организовать, делаю это, если нет и обстоятельства выше моих сил, то говорю с родителями о пользе одиночества и ограниченного, щадящего общения для их детей. Иногда затянувшиеся каникулы у бабушки могут оказаться самой лучшей психотерапией на свете, вот только бабушки есть не у всех, да и не все родители согласны пойти на такую "жертву" (обычно подчеркивается социальная ценность этого дела), как пропуск нескольких школьных дней. Но это уже другая тема и, возможно, для книги о настоящей родительской любви, еще одной книги на эту вечную тему.

133

Разочарование. Боль, вызванная этим переживанием, бывает генерализованной, разлитой, ее всегда трудно локализовать, сделать предметной. Разочарование в ком-то или в чем-то переживается как потеря ориентировки, человек чувствует себя беспомощным: исчезло основание для организации психической реальности - исчезло чувство наличия Я, возможности осуществления Я-усилий, реальность оказалась несоответствующей образу, отражаемому в четком представлении Я и не-Я. Разочарование - это чувство, когда все воспринимается как не-Я, т.е. содержание психической реальности отчуждается, человеку кажется, что все "не то, не такое, каким должно или могло бы быть", "ничего нельзя спланировать", "ничего нельзя знать", "ничему и никому нельзя верить" и т.п.

Разочарование обессиливает человека, он не замечает реальности своих возможностей, обобщая все события своей жизни по одному или нескольким негативным признакам. Эти признаки становятся обоснованием системы оценок любых явлений независимо от их конкретного содержания, реальность этих оценок (разочарование было на самом деле) делает разочарование очень длительным чувством. Многие люди могут рассказать о разочарованиях, которые остались у них на всю жизнь. Что можно предложить в качестве "лекарства от боли разочарования"? Ответ у меня есть, но он вряд ли удовлетворит кого-нибудь - "лекарством" может стать теория относительности в психологическом ее варианте. Тема абсолютного и относительного - главная в консультировании людей с чувством разочарования. Его обычно называют опустошением, бессилием, неверием, потерянностью, скукой, жалуются на серость жизни и ее неинтересность, потому что "все равно ничего хорошего ждать не приходится".

Думаю, что психологический вариант теории относительности состоит в том, что он (в любой его конкретизации) позволяет человеку усилить внимание к наличию у себя Я, к выраженности его качеств, к функциям Я, одной из которых, уже многократно упоминавшейся мной, является фиксация индивидуальности психической реальности. Тема относительности позволяет задействовать естественные для человека "эгоистические" мотивы самоактуализации, которые проявятся в ситуации, если она создана психологом как ситуация решения задачи, где целью является Я человека. Такая задача создается с того момента, когда психолог начинает слышать этого человека (не слушать, а слышать, т. е. будет готов войти в контекст его текста). Чем больше у другого человека необходимость в процессе общения строить Я-высказывания, тем больше будет присутствовать тема относительности. Хотелось подчеркнуть, что тем большей у человека будет возможность пережить присутствие своего Я и его функций. Иногда ситуация общения выглядит так: говорящий все время пытается обесценить того, кто вы-

134

звал его разочарование, и жизнь вообще, он не хочет и не может сказать "Я", тогда психологу, думаю, следует создать новый текст с Я-высказываниями, которые станут завершением незаконченных предложений. Вот несколько примеров:

если я...;

мне необходимо...;

я намерен...;

я никогда не думал...;

все мои чувства подчинены... и т. п.

Степень сложности предложений и их содержательно-сюжетная сторона определяются конкретной ситуацией консультирования. Так, можно сделать для человека очень много. Скажу об этом словами одного из моих клиентов: "Никогда не думал, что я, которого без конца называли эгоистом, не смогу без вашей помощи заговорить своим языком!"

Разочарованного ребенка надо обязательно убеждать в существующих у него возможностях, в его настоящих силах, искать вместе с ним и для него его дело. Без социального работника или социального педагога в этом случае не обойтись, и надо очень хорошо знать (а по возможности и создать) социальные условия, где это дело может состояться.