Проблемы историко-философской науки. М., «Мысль», 1969. - Ойзерман Т. И

что это понятие неприменимо к философии, этой, как говорится, матери всех наук. История науки обнаружи­ вает отчетливую картину систематически осуществляе­ мого прогресса. В истории философии такое поступа­ тельное развитие знания может быть выявлено лишь путем специального исследования, необходимые пред­ посылки которого, как правило, отвергаются большин­ ством философских учений.

Не входя в более обстоятельное рассмотрение этого вопроса, мы полагаем, что специфика исторического развития философии со времени ее возникновения и до появления научной философии марксизма может быть определена как становление — развитие, т. е. такое по­ ступательное движение, в котором постоянно происхо­ дит возвращение к исходным теоретическим позициям, но вместе с тем и продвижение вперед, формирующее предпосылки для превращения философии в специфи­ ческую науку. Однако эти предпосылки могут быть реа­ лизованы лишь при такого рода исторических услови­ ях, которые складываются независимо от работы фило­ софов: мы имеем в виду социально-экономические условия, накопление исторического опыта, развитие наук о природе и обществе.

Становление — единство процессов возникновения и уничтожения, переход от одного состояния к другому, необходимый момент развития. Гегелевское понимание становления характеризуется прежде всего признанием его обратимости; развитие же есть такого рода измене­ ние, которое носит необратимый характер. Правда, Ге­ гель абсолютизировал обратимость, присущую станов­ лению, так как он рассматривает абстракции «чистого бытия» и «ничто», которые, согласно его учению, не­ прерывно переходят друг в друга. Но тот же Гегель до­ казывал, что результат этого взаимопревращения — возникновение определенного бытия, признавая тем

самым, что обратимость	становления	не	абсолютна,
а относительна.
Непоследовательность	гегелевской	характеристики
становления преодолевается философией			марксизма,

которая характеризует этот процесс как переход от од­ ного определенного качества к другому, в силу чего пределы его возможной обратимости ограничены его содержанием и условиями.

79

Становление как момент развития не следует пони­ мать как процесс, совершающийся в минимально ко­ роткое время. Становление классового общества, фео­ дальной, а также капиталистической формаций совер­ шалось в течение ряда столетий. Еще более длительны процессы становления в неживой и живой природе, охватывающие, как известно, миллионы лет.

В. И. Ленин, говоря о переходном периоде от капи­ тализма к социализму, указывает, что для него харак­ терно наличие качественно различных, в том числе и взаимоисключающих друг друга, социальных укладов. По аналогии это же можно сказать о философии. Иссле­ дование исторического процесса становления научнофилософской теории выявляет на всех этапах развития философии сосуществование и борьбу между верова­ ниями и знаниями, научными убеждениями и пред­ рассудками, действительными открытиями и необос­ нованными, порой фантастическими представлениями. В рамках исторического процесса становления — раз­ вития философии постоянно имеют место попятные движения, невозможные в развитии научного знания, где одна и та же ошибка не повторяется дважды, во всяком случае на тот же самый манер. В философии же нередко все начинается как бы сначала, хотя, ко­ нечно, эти повторные движения вперед от пункта, уже превзойденного развитием философии, ограничивают пределы возвращения к старому, «произвол» становле­ ния. Прогресс философии постепенно ограничивает пределы обратимости, но никогда не устраняет ее пол­ ностью: в этой обратимости есть и позитивный момент, а именно возвращение к старым вопросам на основе новых данных науки и исторического опыта.

Домарксовские философы вследствие своей теорети­ ческой и классовой ограниченности, как правило, не понимали специфики историко-философского процесса и роли становления в развитии философских знаний. Их собственные философские учения представлялись им, так сказать, возникшими в их головах. Эти фило­ софы созидали законченные системы философского знания, которые тем быстрее разрушались последую­ щим развитием, чем более они были закончены.

Империя Александра Македонского распалась вско­ ре после смерти ее основателя: борьба диадохов была

80

лишь неизбежным проявлением ее внутренней слабо­ сти. Философские «империи» разваливаются тем быст­ рее, чем более обширные сферы действительности они «завоевывают», не имея действительных познаватель­ ных средств, чтобы закрепиться на этих «территориях». Скептицизм (имея в виду различные его формы — от античного до юмизма и позитивизма XIX — XX вв.) — исторически неизбежное отступление философии от якобы завоеванных ею позиций, отступление, которое совершается, так сказать, в полном порядке, но обычно не сопровождается пониманием действительных при­ чин поражения философии.

Таким образом, история домарксистской философии движется вперед не непосредственно от одного завоева­ ния к другому: философия постоянно разнообразится во времени, т. е. по-разному стремится решать свою еще не вполне ясно осознанную задачу. Философия истори­ чески нащупывает свой предмет и постоянно отклоняет­ ся от него, хотя развитие положительных наук посте­ пенно и неуклонно определяет границы философского исследования, которые спекулятивный идеализм пытал­ ся установить априорно.

Прогресс, достигаемый в философии в ходе ее исто­ рического развития, резюмируется не только позитивно, т. е. как теоретические положения, сохраняющие свое значение несмотря на то, что они оспариваются или от­ вергаются их противниками, но и в форме умножаю­ щихся, расчлененных, дифференцированных постано­ вок вопросов, которые открывают новые проблемы и направления исследования, выявляют трудности и воз­ можности их преодоления, обнаруживают недостаточ­ ность или несостоятельность прежних решений, что, однако, не исключает повторения попыток возвратиться на этот уже дискредитированный развитием философии путь. В этих попятных движениях, упорном отстаива­ нии превзойденных заблуждений находят свое философ­ ское выражение стремления реакционных и консерва­ тивных общественных классов, а также непоследова­ тельность прогрессивных сил.

Возникновение философии марксизма есть каче­ ственное изменение характера развития философского знания. Это развитие не лишается своей специфики, обусловленной своеобразием философских проблем, ко-

81

торые никогда не «закрываются», так как новые науч­ ные данные и исторический опыт позволяют постоянно обогащать решение уже решенных философских про­ блем. Процесс становления, который превалировал в до­ марксистской философии, становится подчиненным про­ цессом в развитии философии марксизма. Тем самым становление органически включено в процесс развития научной философии, которая уже не отбрасывает завое­ ванного, неуклонно движется вперед, осваивая новые «территории», совершенствуя свои методы исследова­ ния, учитывая достижения других наук, глубже прони­ кая в предмет своего исследования. История марксист­ ской философии — наглядное свидетельство этого по­ зитивного процесса развития. Она показывает, что философия марксизма не есть нечто неизменное, создан­ ное раз и навсегда для всех тысячелетий предстоящего развития человечества: она есть сохраняющийся во всем последующем философском развитии его собственный принцип, постоянно обогащающийся новым историче­ ским опытом и достижениями частных наук.

Что же касается буржуазной философии, сохраняю­ щейся, изменяющей свои формы после возникновения диалектического и исторического материализма, то она вследствие своей идеологической враждебности мар­ ксизму по-прежнему пребывает в этом исторически из­ жившем себя процессе становления, т. е. в движении от «бытия», которое не есть еще действительное бытие, к «ничто» и обратно, гальванизируя философские уче­ ния далекого прошлого, интерпретируя старые вопросы в духе новых идеологических потребностей, порожден­ ных кризисом капиталистической системы.

Дух отрицания возможности положительного зна­ ния в философии становится превалирующей тенден­ цией в буржуазной философии второй половины XIX и XX в. Ее развитие есть вместе с тем разложение, кото­ рое не исключает постановки новых вопросов и даже более глубокого рассмотрения некоторых традицион­ ных философских проблем, но делает невозможным формирование научно-философского мировоззрения: это мировоззрение, представляемое диалектическим и историческим материализмом, естественно, неприем­ лемо даже для самых выдающихся буржуазных фило­ софов современной эпохи, поскольку они остаются бур-

82

жуазными мыслителями* Именно это обстоятельство и лежит в основе характерного для современной буржуаз­ ной философии отрицания возможности философской науки. Противоречие между научной философией мар­ ксизма и отвергающей принцип научности современной буржуазной философией придает традиционному вовопросу «что такое философия?» видимость неразреши­ мой проблемы, хотя она уже решена историческим про­ цессом формирования и развития диалектического и ис­ торического материализма.

6

К КРИТИКЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИСТСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ

ВОПРОСА «ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ?»

Выше уже упоминалось о том, что М. Хайдеггер ин­ терпретирует рассматриваемый нами вопрос как ро­ ковой не только для философии, но и для цивилизации. Как ни относиться к этой явно недостаточно обоснован­ ной, абстрактной постановке вопроса, она, несомненно, отличается сознанием его действительно выдающегося значения. В отличие от других философов Хайдеггер не склонен сводить проблему к поискам более или менее приемлемой дефиниции философии. Он также хорошо осознает, что постановка этого вопроса самими филосо­ фами, неудовлетворенность имеющимися ответами, по-

* Правильно указывает М. В. Яковлев, что отрицание воз­ можности и необходимости научной философии особенно харак­ терно для идеологов империалистической буржуазии: «Отвергая всю прежнюю философию за ее стремление к научному познанию, Ницше, как пророк империалистической буржуазии и крупных финансовых магнатов и юнкеров, ставит перед современной бур­ жуазной философией новую задачу, определяемую формулой: «воля к власти». Стремление к господству, а не к научному по­ знанию должно стать высшей целью философии. На смену преж­ ним философам, которые считали себя «людьми науки» и «служи­ телями истины», должны прийти «настоящие философы», «филосо­ фы будущего», которые должны быть не учеными и моралистами, а «повелителями и законодателями»» (125, 96). Не случайно, ко­ нечно, что отрицание идеи научной философии органически свя­ зано у Ницше (как и у многих современных иррационалистов) с нигилистическим отношением к науке и историческому прошло­ му философии.

83

стоянное возвращение к этому вопросу свидетельствуют о том, что предметом обсуждения является не просто от­ личие философии от нефилософии: речь идет о проис­ хождении и сущности философского знания, о статусе философии и даже больше того — о самом ее существо­ вании. Поэтому если этот вопрос «не должен остаться предметом светской беседы, то, очевидно, философия как философия должна стать для нас проблемой. Так ли это? А если так, то в какой мере философия является для нас проблемой?» (139, 19).

Хайдеггер выступает против односторонне рациона­ листического толкования философии как науки разума, которое обосновывалось принципиальным противопо­ ставлением разума рассудку (немецкий классический идеализм). Несостоятельность такого понимания фило­ софии Хайдеггер видит в том, что оно предполагает как нечто само собой разумеющееся то, что именуется ра­ зумом. Хайдеггер пытается также размежеваться и с теми, кто склонен видеть в философии особого рода иррациональное знание: ведь для вычленения сферы иррационального также необходимо принять за мас­ штаб разум. Но это-то как раз и составляет проблему. Ведь никто еще не решил, что такое разум. Своей ли властью он сделался «владыкой философии»? По ка­ кому праву? Откуда его он получил? Возможно, то, что мы называем разумом, само формировалось филосо­ фией в ходе ее более чем двухтысячелетней истории. В таком случае не разум является источником филосо­ фии, а философия источником разума. А так как исто­ рия философии есть история ее блуждания в поисках истины, то не разум ли именно и есть это блуждание, проще говоря, заблуждение человеческого мышления? Не есть ли поэтому мышление нечто принципиально от­ личное от разума? Не является ли разум деградирую­ щей формой мышления?

Хайдеггер пытается возвыситься как над рациона­ лизмом, так и над иррационализмом, однако его фа­ тально тянет к последнему. Это проявляется не столько в критике рационалистического культа разума, в кото­ рой немало правильного, сколько в явно антиинтеллек­ туалистской концепции неопределимого иррациональ­ ного бытия. Истоки этой концепции Хайдеггер пытается обнаружить в учении первых греческих философов. Он

84

предлагает поэтому вернуться к тому первоначальному древнегреческому определению философии, с которого, в известном смысле, начинается и ее существование. «Греческое слово как греческое слово указывает нам путь» (139, 7).

Хайдеггер подчеркивает, что определение филосо­ фии как любви к мудрости имеет в виду отнюдь не лю­ бовь. «Чувства, даже самые прекрасные, не имеют ни­ чего общего с философией. Как говорят, чувства — это нечто иррациональное» (139, 6). Что же имеет в виду это первоначальное определение? По-видимому, не столько любовь, сколько мудрость как недосягаемый объект этой любви? Но Хайдеггер говорит о «логосе», который есть и слово, и судьба, и всеопределяющее бытие. Гре­ ческое слово, поскольку оно «логос», указывает, по мне­ нию Хайдеггера, на то, что человек, человеческое созна­ ние еще не противостояли бытию, а существовали в нем самом, сами были бытием. Слово, понимаемое как «логос», означает, согласно Хайдеггеру, что еще не су­ ществует противоположности между субъектом и объек­ том, сознанием и бытием, разрыва, определившего, со­ гласно экзистенциалистской концепции, всю историю западной философии, науки и цивилизации в целом. Отсюда следует вывод, что философия — это сознавали первые греческие философы, но сознавали непосред­ ственно и поэтому в сущности были не философами, а чем-то большим — есть соответствие человеческого су­ ществования бытию как скрытой основе всего сущего, являющегося, предметного. «Ответ на вопрос «что такое философия?» состоит в том, что мы приходим в соот­ ветствие с тем, на что философия направлена. А это: бытие сущего» (139, 33).

Человек, по Хайдеггеру, в сущности всегда и везде пребывает в соответствии с бытием, но не сознает этого, так как непосредственно находится во власти сущего — предметов, которые его окружают, безличных человече­ ских отношений — и не считается поэтому с требования­ ми бытия. Философия есть возвращение к самому себе, к изначальному бытию, сознательное установление со­ ответствия своего существования с ним, реализация эк­ зистенциальной человеческой сущности.

Если в древнегреческой философии, согласно Хай­ деггеру, сущность языка непосредственно раскрывалась

85

как «логос», то последующая философия утеряла эту первичную интуицию бытия, и современный человек мо­ жет приблизиться к нему, лишь постоянно возвращаясь к древнегреческому источнику философии. «Специаль­ но усвоенное и развертывающееся соответствие, которое отвечает (entspricht) требованию бытия сущего, есть философия. Мы учимся постигать, что такое филосо­ фия, когда мы узнаем, как, каким образом философия существует. Она существует как способ соответствия — такого соответствия, которое созвучно с голосом бытия сущего. Это соответствие (Ent-sprechen) есть провозгла­ шение (ein Sprechen). Оно находится на службе языка» (139, 43—44)*.

Философия есть, таким образом, постоянное вопро­ шание о бытии сущего, стремление человека найти путь к своему бытию, которое вместе с тем есть бытие вооб­ ще, попытка координировать с ним свое существование. Это не более чем вопрошание, не более чем попытка, ибо бытие непостижимо. Непостижимо и то бытие, кото­ рое есть мы сами; самое большее, чего может достиг­ нуть философия, да и то если она проникается истинной (экзистенциалистской) настроенностью, — это осознать, что бытие есть, что оно есть бытие всего сущего. Ни мышление, ни язык, ни другие интеллектуальные акты не могут пробиться в бытие, они застревают в сущем, и, лишь сознавая, что это всего лишь сущее, мы прислу­ шиваемся к «голосу бытия», внимая ему, следуем его зову.

Не трудно понять, что бытие в философском лекси­ коне Хайдеггера — это все та же кантовская непозна­ ваемая «вещь в себе». Однако в противоположность Канту Хайдеггер полагает, что философия лишь по­ стольку имеет смысл, поскольку она отворачивается от

* Маркс и Энгельс, подвергая критике спекулятивно-идеали­ стическую мистификацию действительности, указывают: «Задача спуститься из мира мыслей в действительный мир превращается в задачу спуститься с высот языка к жизни» (1, 3, 448). М, Хай­ деггер, возрождая спекулятивно-идеалистическую традицию, пы­ тается превратить философские проблемы действительности в тайны языка. В отличие от представителей лингвистической фило­ софии, для которых анализ языка является средством выхолащи­ вания действительного содержания философских проблем, М. Хай­ деггер применяет такого рода анализ с целью их мистификации.

86

познаваемого сущего и пытается осознать (не познать, что невозможно) присутствие непознаваемого бытия сущего, постигая тем самым, что сущее, именно потому, что оно сущее, не есть бытие.

Таким образом, Хайдеггер философски обосновы­ вает, освящает отчуждение философии от науки — основную тенденцию развития (разложения) современ­ ного идеализма. Науки интерпретируются как преуспе­ вающее и самодовольное познание сущего, которое не есть бытие и само по себе лишено смысла. Науки, сле­ довательно, — это бегство от бытия в сущее, боязливое отрицание бытия, самообман. Философия радикально противоположна науке, если, конечно, она следует кате­ горическому императиву «фундаментальной онтоло­ гии» Хайдеггера. У нее нет предмета в том смысле, в каком им обладают науки, так как ее предмет — бытие, которым нельзя обладать: мы сами ему принадлежим. Поэтому бытие неопределимо. Неопределима, следова­ тельно, и философия. Она есть не знание, а сознание, и притом сугубо индивидуальное, так как общественное сознание целиком пребывает в безличном, отчужден­ ном от бытия.

Философия, утверждает Хайдеггер, должна отка­ заться от позитивного исследования какой-либо реаль­ ности: она есть отрицание жизненного смысла всякой познаваемой реальности и любой теории (науки), кото­ рая ее изучает. Философствование не преодолевает от­ чуждения человеческой личности: оно призвано лишь преодолеть иллюзорное представление, будто бы это отчуждение может быть преодолено. Это «решение» во­ проса о сущности философии, как нетрудно понять, оказывается кратким изложением экзистенциалистской философии. Впрочем, если отвлечься от характерной для Хайдеггера иррационалистической интерпретации бытия, то выводы, к которым он приходит, в основном совпадают с наиболее реакционными убеждениями со­ временных буржуазных философов: человеческая жизнь не может быть существенным образом изменена, социальный прогресс — не более чем видимость, и со­ знание этого, предполагающее отречение от научнотехнических «суеверий» нашего времени, — высшее достижение философии. Это значит, что кризис идеали­ стического философствования живописуется как окон-

87

чательное решение искомой изначальной задачи фило­ софии.

Мы рассмотрели многозначительную, претенциоз­ ную попытку Хайдеггера осмыслить вопрос «что такое философия?». Известно, что Хайдеггер рассматривает свою «фундаментальную онтологию» как радикальный разрыв со всей предшествующей (точнее, начинающей­ ся с Сократа) философской традицией. Между тем хай­ деггеровское рассмотрение вопроса «что такое филосо­ фия?» показывает, что он остается полностью в сетях спекулятивно-идеалистической постановки вопроса. Он не рассматривает конкретно развитие философии, ее место в общественной жизни, отношение к частным наукам. То обстоятельство, что философия возникает как теоретическое знание в своей донаучной форме, а затем противостоит обособившимся от нее (или сло­ жившимся независимо от нее) частным наукам, абсолю­ тизируется Хайдеггером, который явно не замечает, что противостоящее частным наукам философское знание отнюдь не независимо от них. Рассуждая о непостижи­ мости бытия сущего и подводя, таким образом, онтоло­ гическую основу под это противопоставление филосо­ фии научному знанию, Хайдеггер в сущности игнори­ рует общественное бытие, существенным образом определяющее философию. Для этого мыслителя золо­ той век философии находится в прошлом, а современ­ ная задача философии заключается в том, чтобы при­ близиться к ее древнегреческому истоку. Начало фило­ софии рассматривается как высший пункт «бытийного понимания» именно потому, что «понимание» метафи­ зически противопоставляется знанию, исследованию. Исследование предметно, «понимание» же есть совер­ шенно особенное постижение сущего, проистекающее из «изначального понимания», априорного, предше­ ствующего восприятиям внешних предметов, которые, согласно Хайдеггеру, представляют собой нечто произ­ водное, сформированное специфически человеческим способом познания и существования. И, повторяя ошиб­ ки большинства домарксовских философов, Хайдеггер истолковывает определения, характеризующие его фи­ лософию, как универсальную дефиницию всякой дей­ ствительной философии вообще.

Абстрактность, антиисторизм, идеализм, органиче-

88