§ 28. Собственность крепостного на движимое имущество

Нам осталось ответить лишь на вопрос о природе права,

принадлежавшего крепостным на их движимое имуще-

ство (на их "животы"): на живой и мертвый инвентарь и на

продукты их труда, полученные на их наделе. Принадлежало

ли феодалу такое же право собственности на движимое иму-

щество крепостного, как и на предоставленный ему надел?

Или он делил право собственности на движимое имущество

со своим крепостным, как верховный собственник-с подчинен-

-232-

ным? Или собственником этого имущества был сам крепост-

ной?

Для ответа на эти вопросы необходимо прежде всего,

напомнить о конкретных правомочиях, принадлежавших кре-

постному в отношении его движимого имущества, а также

о правах феодала на различного рода доходы с этого иму-

щества. Учитывая все разнообразие тех и других правомочий

на отдельных этапах развития феодального общества в разных

странах и для различных категорий крепостных, можно все

же попытаться наметить некоторые общие признаки, характери-

зующие правовой режим движимого имущества крепостного.

При всем разнообразии состава и размеров этого имущества

оно должно было включать в себя необходимый минимум ору-

дий труда (соха или плуг, борона, рабочий скот и т. д.), без

которого непосредственный производитель не мог бы обра-

ботать ни своей, ни помещичьей земли. (*521). Анализируя поло-

жение непосредственного производителя, еще в условиях фео-

дального хозяйства при переходе с отработочной ренты и ренты

продуктами на денежную ренту, Маркс писал: "Собственность

на условия труда, отличные от земли, земледельческие орудия

и прочую движимость, сначала фактически, а потом и юри-

дически превращается в собственность непосредственных про-

изводителей уже при предшествующих формах, и тем более

приходится предполагать это для такой формы, как денежная

рента". (*522). Равным образом, в распоряжения крепостного должна

была оставаться определенная доля созданного им на его

наделе продукта для воспроизводства средств труда и рабочей

силы, являясь необходимым условиям его "некоторой заин-

тересованности в труде", (*523), необходимой предпосылкой для

самостоятельного развития "имущества и, говоря относительно,

богатства у обязанных барщиной или крепостных". (*524). Даже

и при господстве натурального хозяйства крепостной должен

был обладать определенным минимумом имущественной право-

и дееспособности для участия в местном обороте, для обмена

излишков своей продукции, если таковые у него имелись, для

приобретения тех предметов, без которых он не мог вести

своего хозяйства (например железо) даже при крайне низком

и рутинном состоянии техники и которых он не мог произвести

сам. (*525). Пределы этой право-и дееспособности должны были

непрерывно расширяться по мере развития товаро-денежных

отношений и разложения феодально-крепостнического строя,

(**521) Ср. В. И. Ленин. Соч., т. III, cop. 139-140.

(**522) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIX, ч. 2, стр. 360.

(**523) Ср. И. В. Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. 11-е, стр. 555.

(**524) Ср. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч.. т. XIX, ч. 2, стр. 355.

(**525) Ср. К.Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 2, стр. 498.

-233-

по мере перехода от отработочной ренты к ренте продуктами

и от нее к денежной ренте. Известно, однако, что этот про-

цесс расширения хозяйственной и правовой самостоятельности

непосредственного производителя развивался крайне противо-

речиво, что экономические и политические кризисы приводили

к полному закрепощению крестьянства даже при наличии рас-

ширявшегося обмена (Россия конца XVI в. и начала XVII в.),

что в ряде стран возросшая в связи с развитием рынка

и городов потребность феодального дворянства в деньгах

и освобождение его от обязательной военной службы побудили

дворянство к расширению собственного хозяйства и к сужению

хозяйства крепостных (Германия XVI в., (*526), Россия конца XVIII в.

и начала XIX в.). (*527).

Эти изменения непосредственно отражались на самых

pa-мерах хозяйства крепостного и на объеме его прав на это

хозяйство. Крестьянин-порядчик XVI в., договаривавшийся

по порядной с духовным или светским феодалом об условиях

своего выхода и о размере неустойки за невыполнение взаим-

ных обязательств, (*528), располагал - не только юридически,

но в известной мере и фактически-большей свободой в рас-

поряжении его движимым имуществом, чем его закрепощен-

ный внук в XVII в. или, в особенности, чем его потомки

и XVIII в., окончательно слившиеся с холопами и по своему

бесправию приравненные к последним. (*529). Тем не менее и в пери-

оды наибольшего своего закрепощения феодальный крестьянин

мог отчуждать свой инвентарь и продукцию своего хозяйства,

и если даже на отчуждение таких важнейших орудий его

производства, как рабочий скот, требовалось в некоторых

странах разрешение его господина, (*530), если даже последнему

предоставлялось иногда право на преимущественную покупку

такого скота, (*531), то а это было лишь ограничением

права распоряжения крепостного его движимым имуществом,

но не полным отрицанием заним данного права. Во вся-

ком случае за крепостным признавалась известная право-

и' дееспособность в его имущественных отношениях как

(**523) К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 241-243.

(**527) Н. Д. Цаголов, указ. соч., стр. 55-56 и 63.

(**528) Сводный текст крестьянских порядных XVI в., стр. 38 - 46.

(**529) Ci. § 25 настоящей главы.

(**530) Ср. М.М. Смирин, указ. соч., стр. 157 (в юго-западной Германии

XV в.). Русские помещики в инструкциях по управлению своими имениями

во второй половине XVIII в. иногда требовали, чтобы их крепостные не

продавали своего скота, хлеба и сена без разрешения приказчика. Лифлянд-

ский ландтаг в 1765 г. признал за крестьянами право собственности на их

движимое имущество, но допустил продажу ими лошадей и другого скота

лишь с согласия помещика (В. И. Семевский, указ. соч., т. 1, стр. 335).

(**531) Pullock and Maitland, op. cit., vol. I, pp. 350, 355.

 

-234-

с другими лицами, подчиненными вотчинной юрисдикции того же

феодала, так и с лицами, стоявшими вне этой юрисдикции.

Даже и Уложение 1649 г., запрещая на будущее время кре-

стьянам дальнейшее владение, приобретение и наем лавок

и других торговых помещений в городах, разрешало им при-

езжать в города из уездов "со всякими товары" и "те товары

продавати поволным торгом безъпенно, на гостине дворе,

и с возов и стругов" (ст. ст. 9 и 15-17 главы XIX). (*532).

Признанные феодальным законом и обычаем права крепо-

стных на их движимое имущество существенно ограничивались,

однако, разнообразными и нередко далеко идущими правомо-

чиями феодала, разнообразными повинностями и обременениями,

ложившимися не только на личность, но и на самое имущество

крепостного. Даже и в период преобладания отработочной

ренты наряду с отбыванием барщины крепостной обычно

уплачивал натуральные и денежные оброки. (*533). Движимое иму-

щество крепостного, подчиненного режиму "мертвой руки"

(manus mortua, main morte), после его смерти полностью или

частично переходило к его господину. (*534). Крепостной, имевший

(**532) Насколько широко была распространена крестьянская торговля

в городах, можно судить не только по приведенному запрету Уложения

1649 г., но и по платежным книгам городов, в которых "из сел крестьяне"

фигурировали в качестве владельцев лавок, прилавков и амбаров рядом

с представителями других сословий и занятий. См. книги платёжные города

Переяславля и др. 1596-1598 гг. (А. Ю. Б., т. II, № 141); ср. писцовую книгу

1627 г. гор. Касимова, где крестьяне местных помещиков также имели свои

торговые места на посаде (Н. И. Привалова. Торги гор. Касимова

в середине XVII в. Истор. зап., т. XXI, 1947, стр. 111-112). Запрет Уложе-

ния 1649 г. оказался бессильным в борьбе с крестьянами-торговцами,

и перепись 1701 г. вновь обнаружила лавки и другие торговые места

частновладельческих крестьян в самой Москве (М. В. Довнар-Заполь-

ский. Торговля и промышленность Москвы XVI-XVII вв., 1910, стр. 35).

Столь же бессильными в попытках прекратишь доступ крестьянам к торговле

оказались и запретительные указы XVIII в. Не только интересы самих

крестьян, но и интересы помещиков, заинтересованных в росте феодальной

ренты, и государства, заинтересованного в росте налогов, требовали расши-

рения участия частновладельческих и государственных крестьян в торговой

и промышленной жизни страны. См. обзор законов XVIII и XIX вв., направ-

ленных на расширение прав крестьян в области торговли и промышлен-

ности, у Н. М. Дружинина (указ. соч. т. 1, стр. 78-82) и общий указатель

законодательных актов XVII-XIX вв., относящихся к регулированию кресть-

янской промышленности в цит. сборн. "Материалы по истории крестьянской

промышленности XVIII в, и первой половины XIX в., т. 1. стр. 359-375.

О крестьянах, бравших на откуп государевы кабаки, см.: П. П. Смирнов.

Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII века. Т. 1, 1947,

стр. 392-393.

(**533) Сводный текст крестьянских порядных XVI века, стр. 30-37.

(**534) Viollet, op.rit.,p.314,317- 318.- Esmein. op. cit., pp. 267-270.-

Leveleye. De la propriete et de ses formes primitives, 4-е ed., 1891.

p. 543. -Brunner-Heymann, op. cil:., S. 238. -И. И. Яковкин. К во-

просу о генезисе крестьянской "мертвой руки" в феодальном праве. Научн.

бюлл. Ленингр. унив., № 7, 1946, стр. 40-42. -М. М. Смирин, указ. соч.,

стр. 155, 16Зи 165-l69. Вызывавший острые споры вопрос о наследовании

смердов по Русской Правде (ст. 90 Троицкого I и других списков Пространной

Правды - цит. по изданию Института истории Академии Наук СССР: "Рус-

ская Правда". Т. 1, 1940, стр. 442-443) - в связи с неразрешенностью основ-

ной проблемы о свободном или зависимом положении смердов (В. Н. Леш-

ков. Русской народ и государство. История русского общественного права до

ХVIII в., 1858,стр. 157.-В. Н Никольский. О началах наследования

в древнейшем русском праве. 1859. стр. 359-361 и 373-376.-П. П.Цито-

вич. Исходные моменты в истории русского права наследования. 1870, стр.

35-38 и 44.-В. И. Сергеевич. Древности, т.1, стр. 182-189.- М.Ф.

Владимирский-Буданов. Обзор, стр. 478-479. -М. А. Дьяконов.

Очерки, стр. 93-96) продолжает возбуждать - и по той же причине -

острые разногласия и в советской литературе. Б. Д. Греков (Киевская Русь,

стр. 135-13.; Крестьяне на Руси, стр. 207-208 и 213) и С. В. Юшков

(цит. статья в Уч. зап. Сарат. унив., т. III, вып. 4, стр. 56-58) в соответ-

ствии со своей общей концепцией о смердах усматривают в постановлении

ст. 90 "о смердьи заднице" институт "мертвой руки". С. А. Покровский,

считающий смерда Русской Правды свободным крестьянином-общинником,

видит в том же постановлении ст. 90 лишь ограничение наследственного

права женщин (цит. статья в "Советском государстве и праве", 1946, №3 - 4,

стр. 59-63).

-235-

право распоряжаться своим имуществом по завещанию, должен

был отказать своему господину лучшую свою вещь, обычно

лучшую голову скота (heriettum, heriot). (*535). Феодальный обы-

чай обязывал его также к выдаче лучшей вещи или к уплате

денежной суммы за разрешение выдать дочь замуж не только

вне поместья своего господина, но даже и за его же крепо-

стного (merchetum, merchet, formariage). (*536). Указанными спе-

циальными случаями перехода к феодалу всего или части

движимого имущества его крепостных далеко не исчерпываются,

однако, его права на это имущество. За английским лордом

(по крайней мере, теоретически) признавалось право вообще

в любой момент отобрать у крепостного его движимость. (*537).

Первый вотчинник Московского государства-царь Алексей

Михайлович-предписывал, правда, своему приказчику "пчелы-

у крестьян покупать повольною ценою, а сильно не отымать"

(следовательно, практиковалось все же и насильственное изъя-

(**535) Bracton, op. cit., f. 60: "dominium suum de meliori re, quam

habuerit, recognoscere". Брактон проводил резкую грань между heriettum

и relevium, уплачиваемым вассалом (f. 86). Ср. Pollock and Maitland,

op. cit, vol. I, pp. 292, 362.

(**536) Брактон считал уплату merchetum отличительным признаком виллана

в его противопоставлении свободным людям (op., cit., f. 26). Ср., однако,

Pollock and Мaitland, op. cit., vol. I, pp. 355-356. О formariage см.:

Esmein, op. cit., pp. 264-266. К уплате "свадебных кунишных денег"

был обязан и русский крепостной, выдававший свою дочь замуж "за

волость", равно как был обязан к уплате "убруснова" и крестьянин, женив-

шийся в волости" (Акты хозяйства боярина Б. И. Морозова. Ч. I,

1940, № 87).

(**537) Pollock and Maitland, op. cit, vol. I, p. 399: ср. Д. М. Петру-

шевский, Восстание Уота Тайлера, стр. 167.

-236-

тие!). Но одновременно тот же "тишайший царь", приказывая

своему Скопанскому воеводе на разные "покупки" при обза-

ведении хозяйства "деньги занять у Скопинских и у Романов-

ских крестьян", предлагал ему при отказе крестьян дать их

деньги взаймы "все имать в долг" и расплачиваться с про-

давцами-теми же крестьянами, "как деньги в казне в зборе

будут... тотчас безволокитно". (*538).

Движимое имущество крепостного могло быть поставлено

на службу интересов его господина не только по воле послед-

него, но и по велению самого закона. Указ 17Х1 1628 пред-

писал долги вотчинников и помещиков-неисправных платель-

щиков-"править на людех их и на крестьянех". (*539). Эта норма

была подтверждена и Уложением 1649 г. (ст. 262 главы X). (*540).

То же Уложение устраняло крепостных от личного участия

в суде, за исключением определенных категорий дел: "За кре-

стьян своих ищут и отвечают... дворяне и дети боярские

во всяких делех, кроме татьбы и разбою, и поличного и смерт-

ных убийств" (ст. 7 главы XIII). (*541). Наиболее яркое выражение

(*539) Д. И. Заозерский. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве,

1917, стр. 171. Иосифо-Волоколамский монастырь же в конце XVI в. приме-

нял обратную операцию к своим крестьянам: принудительную раздачу

им денег взаймы "на животинный приплод", извлекая немалую прибыль из

этого принудительного кредитования (К. Н. Щепетов. Сельское хозяй-

ство в вотчинах Иосифо-Волоколамского монастыря в конце XVI века.

Истор. зап., т. XVIII, 1946. стр. 103-105). Б. И. Морозов раздавал ссуды

хлебом крепостным в своих вотчинах "на емена и на семена" (Акты хозяй-

ства боярина Б. И.Морозова. Ч. II, №455/1-XXXI). Таким образом,

крепостные заключали сделки не только с третьими лицами, но и с собствен-

ным господином.

(**539) Указная книга Земского Прикаэа, XIII, 9 (цит. по "Хрестоматии"

М. Ф. Владимирского-Буданова, вып. III, стр. 121). М. Ф. Владимирский-

Буданов относит ссылку указа на "людей" только к "задворным холопам"

(там же, стр. 57 и 121).

(**540) Ср. ст. 122 той же главы. О переложении на крестьян ответствен-

ности за долги их духовных и светских господ в юго-западной Германии

см.: М. М. Смирин, указ. соч., стр. 158 и 184.

(*541) В. И. Сергеевич. Древности, т. 1, стр. 264. -Н. Н. Деболь-

ский, указ. соч., стр. 206. По утверждению К. П. Победоносцева,

ст. 7 главы XIII лишь предоставляла вотчинникам и помещикам право

искать и отвечать за своих крестьян, во не лишала последних возможности

самостоятельного выступления в суде по их делам. Не только в XVII в., но

и в начале XVIII в. крепостные могли искать и отвечать в суде от своего

имени (см. приведенные автором примеры из дел Судного и Земского

Приказов 1708-1714 гг.). "Понятие бесправности крепостного человека

на суде" образовалось позднее (Исторические исследования и статьи, 1876.

стр. 109-116). Правило ст. 7 главы XIII Уложения 1549 г. вошло и в т. IX

Свода Законов 1832 г. Ст. 645 Зак. о сост. гласила: "За крепостных людей

во всех гражданских делах право искать и отвечать предоставляется самим

помещикам; но с дозволения сих последних, крепостные люди могут быть

на суде и сами за себя". Основанием второй половины ст. 645 т. IX

послужили ст. 178 главы Х и ст. 54 главы XX Уложения 1649 г.

-237-

власть вотчинника над движимым имуществом крепостного

находила, однако, в праве отчуждения крепостных "со всеми

их крестьянскими животы" - путем прямой продажи "со всеми. . .

детми... и со всеми крестьянскими животы, с лошадми,

и с коровами, и со всякою животиною, и с хлебом стоячим

и с молоченым и с земляным", (*542), путем "полюбовных зде-

лок" о беглых крестьянах, (*543), путем вклада в монастырь

"задворного... старинного крепостного человека... с сыном

и со внучаты и со всеми его животы и с хлебом... и со всяким

домашним заводом, с лошадьми и со всякою животиною...

вечно во крестьянство" и т. д. (*544). С женою и детьми "со всеми

его крестьянскими животы, с хлебом..., с лошадьми...,

и с сеном и со всяким гуменным кормом, и со всякою его

крестьянскою рухледью" принимал один вотчинник от другого

и его крестьянина вместо убитого у него крестьянина. (*545).

"З женами и з детьми и со всеми их крестьянскими животы"

категорически предписывало Уложение 1649 г. возвращать

вотчинникам и помещикам их беглых крестьян, где бы и у кого бы

они ни оказались (ст. 1 главы XI; ср. ст. ст. 3, 7, 9, 10,21,

29 и 31 той же главы). (*546, 546a).

Если учесть, что спор об этих "животах" вели сами господа

крепостных, нераздельно от спора о самих крепостных, (*547),

перед нами вырисуется исключительно сложная картина взаимо-

отношений по личному хозяйству (движимому имуществу)

крепостного. Как примирить имущественную право- и дееспо-

(**542) См. купчую Ивана Кушникова князю Ивану Барятинскому на

вотчинную крестьянку--вдову Федорку Иванову от 9 VII 1675 ("Акты"

М. Д. Дьяконова, вып. II, №90).

(**543) См. мировую запись (1593 г.) Голутвина монастыря с Пятым Григорь-

евым по иску о возвращении монастырских крестьян (там же, № 33) и за-

пись Дорофея Писарева (1б20 г.) о6 уступкеТроицкому Сергиеву монастырю

беглых крестьян (там же, № 42); ср. ст. 8 главы XI Уложения 1649 г.

(**544) См. вкладную запись Констентина Немтинова Сосновскому мона-

стырю на задворного человека от 8 VI 1669 (там же, №89).

(**545) Ст. ст. 71 и 73 главы XXI Уложения 1649 г. См. опись, выданную

4 I 1677 человеком князя Петра Хованского в принятии от Спаса Нового

монастыря крестьянина с семьей вместо убитого крестьянина (там же, №91).

Ср. указ 17 II 1625 о выдаче "лутчего крестьянина, с женою и детми...

и со всеми животы... помещику, у кого крестьянина убили, ai крестьяне"

(цит. по "Хрестоматии" М. Ф. Владимирского-Буданова, вып. III, стр.58- 60).

(**546) Но "животы" крепостного, женившегося ia беглой крестьянке дру-

гого вотчинника или помещика, удерживал за собой его господин при выдаче

этого крепостного господину его жены (ст. 12 главы XI).

(**546а) Ср. Н. Л. Рубинштейн (История СССР. Т. 1, изд. 2-е

1947, стр. 418): "Собственностью господина признавалось и имущество

крестьянина. Оно могло быть продано за долги помещика. Беглый

крестьянин подлежал возврату со всем тем имуществом, которое он взял

с собой, сбежав от помещика".

(**547) Ср. Акты хозяйства боярина Б. И. Морозова. Ч. II, №№ 399, 403,

408 и 497.

-238-

собность крепостного, даже утратившего право выхода и при-

равненного по своему личному статусу к холопу, его право

по распоряжению орудиями и продуктами его труда со столь

широкими правами феодала-крепостника на движимое имуще-

ство крепостного,-правами, явившимися необходимым след-

ствием расширения прав феодала на самую личность крепо-

стного? Английские юристы пытались разрешить это противо-

речие ссылкой на "относительность крепостной зависимости"

(relativity of servage). Брактон в своем известном трактате

XIII в. утверждал, что человек может быть "сервом одного

и свободным человеком (для) другого" (seivus unius et liber

homo alterius). (*548).  В отношении своего лорда серв - по крайней

мере, как правило-не имеет никаких прав, но в отношении

третьих лиц он пользуется всеми или почти всеми правами

свободного человека; им нет дела до того, что он - серв.

Серв не может противопоставить никакого права собствен-

ности своему лорду. Если он держит землю в крепостной

(вилланской) зависимости от лорда, это держание не находит

защиты в королевском суде. Но подобное отсутствие защиты

нет необходимости рассматривать как следствие его личной

зависимости, ибо, как держатель вилланского участка, он

не получил бы защиты в королевском суде, даже будучи

свободным человеком. Вместе с тем, аналогично свободному

держателю вилланского участка, серв пользуется защитой

манориального (вотчинного) обычая и манориального суда.

Лорд вправе изъять у серва любое движимое имущество

и любой участок, приобретенный им вне поместья лорда.

Но пока лорд этого не сделал, серв является собственником

своей движимости и земли, приобретенной на стороне, и все

другие лица могут иметь с ним дело как с собственником

таковых. (*549). В своем суде лорд обычно трактовал сервов как

собственников их движимого имущества, позволял им завещать

его по их желанию и довольствовался получением причитавше-

гося ему гериота (heriot). (*550).

Итак, серв мог признаваться собственником и владельцем

движимого имущества и держателем свободного, а не виллан-

ского участка (free tenement) в своих отношениях со всеми

другими лицами, кроме своего лорда, для которого он сам

попрежнему являлся одним из видов движимого имущества

(chattel). Эта концепция, трактовавшая человека одновременно

и как вещь и как свободное и полноправное лицо, по призна-

нию самих английских юристов, приводила к значительным

(**548) Bracton, ор. cit., f. 25.

(**549) Цит. по Pollock and Maitland, ор. cit., vol. I, pp. 393-399.

(**550) Pollock and Maitland, op. cit.. vol. I, p. 400.

-239-

затруднениям. Серв (виллан) мог принудить третье лицо

к исполнению обязательств, принятых на себя третьим лицом,

но, когда последнее предъявляло иск к нему самому, он мог

парализовать этот иск возражением: "Я был вилланом X,

когда заключалось это соглашение, и все, что я имею, при-

надлежит X". Но третье лицо не могло предъявить иска

и к лорду, ибо лорд не был связан договором серва. Когда

позднее возражение о крепостной зависимости (exceptio vil-

lenagii, exception of villeinage) стало допускаться только против

исков по поводу земли, положение кредитора серва все же

продолжало оставаться крайне "прекарным", ибо лорд в любой

момент мог вступить во владение имуществом серва, и как

раз иск кредитора к его серву мог "пробудить это обычно

бездействующее (dormant) законное право" лорда. (*551).

Английские юристы не перевели своей конструкции "отно-

сительности крепостной зависимости" на язык римско-право-

вых категорий. Но отдельные русские буржуазные историки

и юристы, характеризуя правовой режим движимого имущества

крепостных крестьян, сравнивали его с пекулием римского

раба. В. О. Ключевский, считая одним "из наиболее тяжелых

по своим следствиям недосмотров" Уложения 1649 г. то, что

"оно не определяло точно юридического существа крестьян-

ского инвентаря", приходил к заключению, что в движимом

имуществе крепостного "различались фактическое владение

и право собственности: первое принадлежало крепостному

крестьянину, второе землевладельцу. Это-нечто похожее

на рабский пекулий римского права или на старицу древней-

шего русского права", на ролейного закупа Русской Правды. (*552).

Н. Н. Дебольский, подчеркивая настойчиво наличие граждан-

ской дееспособности у крепостных крестьян первой поло-

вины XVII в., признавал тем не менее, что они были "дее-

способны попущением господина; интересы третьих лиц

не страдают, но всякое приобретение и собственность крестья-

нина получают характер peculium'a; доколе господин терпит". (*553).

Приравнивая правовой режим крестьянских "животов"

к режиму пекулия, дореволюционные историки и юристы

не менее охотно пользовались и аналогиями между крестьян-

скими и холопьими "животами". Указывая, что "холоп по закону

не имел права собственности", В. О. Ключевский утверждал:

"Очевидно, и Уложение смотрело на животы крепостных:

крестьян так, как на холопьи. Только при таком взгляде оно

могло возложить на холопов и на крестьян одинаковую ответ-

(**551) Pollock and Мaitland, ор. cit, pp. 402-404; ср. Vinogra-

doff. Villainage, pp. 46, 67-69.

(**552) В. О. Ключевский. Курс, ч. III, стр. 229 и 231.

(**553) Н. Н. Дебольский, указ. соч., 204-206.

-240-

ственность за долги их господ" (ст. 262 главы Х Уложения

1649 г.) (*554). Еще ранее ту же мысль проводил и К.П. Победо-

носцев; "владение oieiia своими животами было не более

как фактическое: он... располагал ими лишь дотоле, доколе

не встречался с волею своего господина. . . Не более такого же

фактического владения закон XVII столетия допускает

и у крестьянина относительно крестьянских животов его". (*555).

Еще резче формулировал идею полного бесправия-не только

личного, но и имущественного-М.Ф.Владимирский-Буданов

по отношению к частновладельческим крестьянам XVIII в.,

когда "крепостное состояние... поглощает в себе прежнее

холопство"; "самим крестьянам не принадлежит никаких иму-

щественных прав: всякое имущество их есть имущество вла-

дельца". (*556).

Как ни логичен подобный вывод по отношению к крепост-

ным, "право распоряжения" которыми "перешло от преж-

них прав господина на полных холопов", к крепостным, которых

"владельцы продавали, меняли на другие предметы... (баз

земли и отдельно от семейств)", (*557), он все же противоречит

основному принципу феодального строя: наделению непо-

средственного производителя средствами про-

изводства, наличию у крестьянина единоличной собствен-

ности на орудия производства и на его частное хозяйство.

Полное отрицание за крепостным права собственности на его

живой и мертвый инвентарь и на продукты его труда, включая

корм для скота, семена для посева и средства личного потреб-

ления, без которых невозможно воспроизводство рабочей

силы, стирает принципиальное различие между феодальным

и рабовладельческим способом производства. Если русский

крепостной, начиная с конца XVII в. и особенно в XVIII в.

и был приравнен по своему бесправию к полному холопу,

все же между ним и рабом в лице того же полного холопа

в собственном смысле (но не "страдника") оставалось качест-

венное различие, как между непосредственным производителем,

обладавшим собственными средствами производства (кроме

(**554) В. О. Ключевский. Курс, т. III, стр. 231. Ср. Б. Д. Греков

(Крестьяне на Руси, стр. 941): "В некоторых случаях и имущество кре-

стьянина рассматривалось как имущество, на которое имеет право и

землевладелец. Имею в виду ст. 262 главы X".

(**555) К.П. Победоносце в. Исторические исследования и статьи, стр.

96-97; ср. стр. 94-95. - В. И. Семевский, считавший, что крепостному

"не было гарантировано неотъемлемое право собственности" на его движи-

мое имущество, писал все же: "Тем не менее, если не по закону, то по

обычаю крепостные все-таки обыкновенно нерушимо владели своим движи-

мым имуществом" (указ. соч., т. 1, стр. 328 в 330).

(**556) М. Ф. Владимирский-Буданов. Обзор, стр. 233 и 236.

(**557) Там же. стр. 235.

-241-

земли, предоставленной ему лишь в пользование), и непосред-

ственным производителем, лишенным таковых. "Страдник"

был по существу крепостным, а не рабом, ибо у него было

уже свое хозяйство и "некоторая заинтересованность в труде",

необходимая для того, чтобы "обрабатывать землю и выпла-

чивать феодалу натурой из своего урожая". (*558). Если "страдник",

как и "порядчик", получивший "на подмогу" коня, (*559), соху

и борону от землевладельца, обрабатывал предоставленный

ему надел орудиями, полученными от своего господина, то он,

аналогично тому же порядчику, присваивал все же непосред-

ственно часть продукта своего труда, произведенного на атом

наделе, хотя бы другая и притом непрерывно возраставшая

по мере усиления феодальной эксплоатации часть того же

продукта и выплачивалась им господину. В конце концов,

если не сам "страдник" и не сам порядчик, то их дети

"освоивали" полученные ими от феодала орудия труда и стано-

вились на один уровень с крепостными, имевшими собственный

живой и мертвый инвентарь, и тогда они получали тоже право

распорядиться ими, как и последние.

Но если крепостной мог распорядиться и орудиями и про-

дуктами труда, нельзя, ссылаясь на право феодала на его

личность и на связанную с этим правом возможность произ-

вольного изъятия у крепостного его движимого имущества,

признавать собственником последнего самого феодала. Поэтому

значительно ближе к правильной оценке прав крепостного

на его движимое имущество были те, кто готов был признать

его собственником этого и существа, несмотря на все оговорки

о правах землевладельца или об "условности" крестьянской

собственности. М. А. Дьяконов считал, что при обычной

в практике второй половины XVII в. бессрочности ссуды

инвентарем "провести грань между крестьянскими <животами^

и господским имуществом не представлялось возможности".

Правда, закон говорил "о крестьянских животах, как бы при-

знавая за крестьянином право собственности на его имущество".

Но в то же время закон возлагал на крестьян ответственность

за долги их господ и предписывал возвращать беглых крестьян

прежним владельцам "со всеми их крестьянскими животы",

причем спор об этих "животах" мог возникнуть только между

самими помещиками. "Собственник имущества остается

в стороне, об его имуществе спорят владельцы крестьянина". (*500).

(**558) Ср. характеристику крепостного: И. В. Сталин. Вопросы ленинизма.

Изд. 11-е, стр. 556.

(**559) Ср. порядную Кручины Дементьева с Тихвинским монастырем от

25 I 1626, получавшего "подмоги из монастыря, . .  лошадь да корову, да. . .

ржи, да... ячмени, да... овса" (А. Ю., №194).

(**560) М. А. Дьяконов. Очерки, стр. 346-347 (Разрядка наша, - A, P.).

-242-

"В условиях обычного течения жизни крестьянин государствен- 

ных владений,-писал А. И. Заозерский о крестьянах царя

Алексея Михайловича,-представляется собственником

нажитого им имущества". Однако в указанной выше возмож-

ности принудительных займов у государевых крестьян (*561) и,

в особенности, в розыске "животов" бежавших крестьян "ясно"

обнаруживалась "условность крестьянской собственности":

крестьянин "оставался собственником имущества, пока сидел

на государевой земле" . (*562).

Но если крепостной крестьянин только "условный" собст-

венник нажитого им имущества, если он признается собствен-

ником такового по отношению ко всем, кроме своего госпо-

дина (лорда), (*563), то не правильнее ли признать крепостного

подчиненным собственником его движимого имущества, а

его господина -верховным собственником? Мы отвергаем

подобное решение по тем же основаниям, по которым мы счи-

таем невозможным признать наличие разделенной собственности

по отношению к крестьянскому наделу: по отсутствию у кре-

постного крестьянина необходимого минимума экономической

и правовой самостоятельности в отношениях с его господином,-

того минимума самостоятельности, без которого он не мог

принять участие в разделе власти над тем или иным иму-

ществом со своим господином. Помещик мог "терпеть" рядом

с собой крепостного как собственника принадлежащего этому

крепостному движимого имущества, мог признать право собст-

венности на это имущество за крепостным, на которого он сам

имел право "неполной собственности" и на всю имуществен-

ную сферу которого он мог воздействовать в силу своей вла-

сти над крепостным, в силу "крепости" последнего "лицу и

земле". Но феодал-крепостник не мог делить право собствен-

ности со своим крепостным на какой-либо объект как верхов-

ный собственник с подчиненным: это значило бы признать

крепостного носителем такого права собственности, которое

непосредственно ограничивало бы феодала как верхов-

ного собственника в осуществлении его права собственности

на тот же объект. Признать такое право феодал мог либо за

членом своего же класса - за своим вассалом, либо, в край-

нем случае, за крестьянином-чнишевиком, обладавшим тем

минимумом экономической и правовой самостоятельности в своих

отношениях с феодалом-землевладельцем, которым не обла-

дал крепостной.

Отрицая возможность признания за помещиком такого же

права собственности на движимое имущество его крепостного>

(**561) См. выше, стр. 236.

(**562) А. И. Заозерский, указ. соч., стр. 170-172 (Разрядка наша,-А. В.).

(**563) См. выше. стр. 238-239.

-241-

как и на обрабатываемый этим крепостным надел, ибо это

уничтожило бы грань между крепостными и рабом, с одной

стороны, (*564), и отвергая, по приведенным соображениям, нали-

чие разделенной собственности на движимое имущество кре-

постного,- с другой, мы неизбежно приходим тем самым к приз-

нанию крепостного собственником его движимого

имущества, его орудий производства, его "частного хозяй-

ства". Этот вывод неприемлем для того, кто пытался бы

подойти к "частному хозяйству" феодального крепостного с

критериями римской или буржуазной "чистой" частной собст-

венности. Но он вполне приемлем для того, кто помнит об

"условности", "ограниченности" и "связанности" феодальной

собственности, помнит, что дело идет об обществе, в котором

"все зависимы-крепостные и феодалы, вассалы и сюзерены,

миряне и попы", (*565), что дело идет, наконец, не о земле, кото-

рую крепостной не мог продать, к которой он был сам при-

креплен и которая была экономической основой власти фео-

дала над ним, но о живом и мертвом инвентаре и о продукте

труда крепостного, которыми он мог распоряжаться. Все осо-

бенности этой крестьянской собственности; и необходимость

разрешения феодала на отчуждение некоторых объектов (рабо-

чего скота), и право "мертвой руки", и возможность обраще-

ния иа имущество крепостного взыскания по долгам феодала,

и право феодала продать или истребовать своих крепостных

"со всеми их крестьянскими животы", и даже право завладеть

имуществом своего крепостного в силу права собственности

(хотя бы и неполной) на самого крепостного,-свидетельст-

вуют именно об "условности", "ограниченности" и "связан-

ности" собственности крепостного на его движимое имуще-

ство, "условности", присущей подавляющему большинству

других форм феодальной собственности и проявляющейся

по-разному в различных формах этой собственности. "Услов-

ность" собственности крепостного на его движимое имуще-

ство отличается от "условности" собственности чиншевика,

равно как та же собственность крепостного на движимое иму-

щество отличается и от аллодиальной крестьянской собствен-

ности на землю. Но от этого она не теряет своего свойства

быть правом крепостного на использование принадлежащих ему

средств и продуктов производства своей властью и в своем

интересе-в той мере, в какой феодальный обычай и закон

эту власть за крепостным признавали и в какой при всех раз-

нообразных формах феодальной ренты за ним сохранялась

все же "некоторая заинтересованность в труде".

(**564) См. §26 настоящей главы.

(**565) К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVII, стр. 87.

-244-