в практическую сферу и сталкиваются с жизненными условиями и интересами»*.

В отличие от юридических позитивистов, которые сомневались в самостоятельном статусе философии права, идеалисты всегда ис- ходили из ее особого положения в составе юриспруденции. Филосо- фия права, с их точки зрения, становилась ядром фундаментальной юридической науки с самостоятельным статусом в силу того факта, что только она могла разрешать коренные, мировоззренческие во- просы бытия права и государства.

Отличительными чертами русской дореволюционной филосо- фии права были ясность, строгость, четкость, стремление донести свою мысль до читателя. Причем это касается как метафизическо- го, так и юридико-догматического направлений. Б.Н. Чичерин, В.С. Соловьев, П.И. Новгородцев, Е.Н. Трубецкой, И.А. Ильин, Е.В. Спекторский и др., пройдя школу немецкой философии и юри- спруденции, смогли выработать собственный понятийный аппарат и подняться до оригинальной мысли. Например, ортодоксальный гегельянец Б.Н. Чичерин, творчески переработав понятийный ап- парат своего учителя, представил его в виде ясной, легко усвояемой теории, не потерявшей при этом первозданной глубины. Это своего рода талант русских авторов: популяризируя европейские источни- ки, точно передать их глубину и оригинальность. Главной особенно- стью метафизической философии права было осмысление государ- ства и права в контексте смысла личностного и социального бытия. Эта была подлинная философия права в том смысле, что политико- правовое бытие рассматривалось как мировоззренческая, ценност- ная проблема. Удивительным здесь было, в частности, то, что такого рода философию права создавали в основном юристы, т.е. люди из другой, нефилософской среды. Поразительным является тот факт, что пройдя профессиональную юридическую подготовку, они вос- приняли философию не через призму специфического мира права, а непосредственно, как она представлена в ее лучших классических образцах.

3. Советский и постсоветский периоды

Большевики, установив режим партийной диктатуры, про- возгласили полный разрыв с немарксистским обществоведением. Маркс, Энгельс, а позднее Ленин обосновали тезис, согласно кото- рому любая социальная доктрина является идеологией, носит пар- тийный характер, т.е. выражает интересы какого-то класса. Един- ственно верной, подлинно научной теорией был объявлен научный социализм, поскольку он якобы объективно отражал ход истории,

* Чичерин Б.Н. Философия права. СПб., 1998. С. 34.

141

неуклонно двигавшейся по направлению к коммунизму. Научный социализм - это, по мысли основоположников марксизма, идеоло- гия рабочего класса, а поскольку за ним будущее, поскольку его ин- тересы совпадают с интересами большинства общества, поскольку борьба пролетариата за новый общественный строй составляет под- линное содержание истории, постольку исключительно марксизм является наукой, а противостоящие ему учения - уклонениями от нее. Большевики объявили юридическую науку Запада и дореволю- ционной России буржуазной (буржуазно-помещичьей), с которой необходимо вести идеологическую борьбу. Юридические факульте- ты были повсеместно упразднены, а на их месте созданы факуль- теты общественных наук, где уже в марксистском духе давались знания о государстве и праве. Логика новой власти была понятна и в известном смысле оправдана. После краха Российской Империи и отмены ее законодательства учить было нечему, отраслевые юри- дические науки, тесно связанные с правовой системой рухнувшей монархии, утратили всякую актуальность. Энциклопедия права и философия права также были отвергнуты: первая несла с собой догму «буржуазно-помещичьей» отраслевой юридической науки, вторая была насыщена идеализмом и религией. Единственной воз- можной формой преподавания стала социология права, которая хотя и имела «буржуазную» предысторию в лице немарксистских юристов-социологов, по своим методологическим подходам была близка историческому материализму. Структурно-функциональ- ный анализ государства и права, предложенный социологией права, широко применялся и марксизмом.

После эпохи «военного коммунизма», когда товарно-денежные отношения в стране почти замерли, и переходу к новой экономиче- ской политике, вернувшей на короткое время капитализм, больше- вики были вынуждены создавать новое, так называемое советское право на основе кодификации и провозгласить режим законности. Данный хозяйственный поворот обусловил возврат к дореволюци- онной отраслевой догматике, что в конечном счете привело к воз- рождению отраслевой юридической науки. Юридическая догма была существенно переработана и адаптирована под новый обще- ственный строй.

Фундаментальная юридическая наука также претерпела ради- кальную трансформацию. Первые советские юристы поставили пе- ред собой цель создать общую теорию права на основе марксистско- ленинского учения, исходя из посылки, что Маркс, Энгельс, Ленин лишь заложили ее фундамент. В 20-х годах шли довольно острые дискуссии, но строго в заданных партийной диктатурой идеологи- ческих рамках. В качестве аргументов могли выступать только ци- таты из работ Маркса, Энгельса, Ленина. По сути, содержание дис- куссий заключалось в том, чтобы дать ту или иную интерпретацию

142

положений из их текстов. Любое отступление от положений марк- сизма могли расценить как буржуазную диверсию с целью подры- ва советской власти, за что могли отправить в лагеря или расстре- лять. Вместе с тем, несмотря на клятвенные заверения в верности марксизму-ленинизму, советские юристы широко использовали немарксистские учения. Так, П.И. Стучка и Е.Б. Пашуканис опи- рались на идею защищенного интереса, идущую от Р. Иеринга и его русского ученика С.А. Муромцева. М.А. Рейснер, обосновывая ин- туитивное право пролетариата на совершение им социалистиче- ской революции, развивал идеи Л.И. Петражицкого. Н.И. Бухарин, И.П. Разумовский, С.А. Оранский, Е.А. Энгель, стремясь придать историческому материализму (а в его рамках и общей теории права) современную социологическую форму, обращались к классикам со- циологии (О. Конту, Ч. Дарвину, Л. Гумпловичу и др.).

Относительно широкая палитра мнений в области понимания права уже к середине 1930-х гг. постепенно сменяется жестким унифицированным подходом. Такая метаморфоза стала следстви- ем завершения крайне острой внутрипартийной борьбы и развития культа личности Сталина. Юридическая наука (один из важнейших элементов советской идеологической системы) становится инстру- ментом укрепления режима личной власти, проводником догмати- зированного марксизма и партийных директив.

Итогом процесса формирования официальной теории права стало первое Совещание по вопросам науки советского государства и права (16-19 июля 1938 г.), непосредственным организатором ко- торого выступил А.Я. Вышинский. Подготовленные им на основе теоретических положений Сталина тезисы были утверждены в ка- честве «единственно правильной» позиции советских ученых, что обрекло юридическую науку на косность и длительный застой.

Ведущей темой Совещания стало «разоблачение врагов наро- да», «банды от теории права», «провокаторов и предателей», к числу которых Вышинский причислил Пашуканиса, Крыленко («главари банды»), Гойхбарга, Рейснера, Ильинского, Разумовского, Архипо- ва, Стучку и др. Всем им предъявили ряд обвинений. Во-первых, названные юристы, по мнению Вышинского, утверждали, что с по- строением социализма классовая борьба не обостряется, а затухает, что капитализм мирно врастет в социализм и что, соответственно, аппарат принуждения постепенно будет утрачивать свое значение. Во-вторых, им ставилось в вину, что они отрицали возможность создания социалистического права, видели в праве исключительно буржуазный институт. Данный тезис, по Вышинскому, привел мно- гих советских юристов к идее о скором отмирании права, что подры- вало его преобразующую роль и культивировало нигилистическое отношение к социалистическому праву. В-третьих, Вышинский увидел у названных правоведов попытку свести право либо к эко-

143

номике, либо к политике, что искажало суть марксистского пони- мания права.

В качестве «единственно верных» Совещание предложило сле- дующие формулировки права: «Право — совокупность правил по- ведения, выражающих волю господствующего класса, установлен- ных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общения, санкционированных государственной властью, применение кото- рых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и по- рядков, выгодных и угодных господствующему классу». А также: «Советское право есть совокупность правил поведения, установлен- ных в законодательном порядке властью трудящихся, выражающих их волю и применение которых обеспечивается всей принудитель- ной силой социалистического государства в целях защиты, закре- пления и развития отношений и порядков, выгодных и угодных трудящимся, полного и окончательного уничтожения капитализма и его пережитков в экономике, быту и сознании людей, построения коммунистического общества»*.

Новое правопонимание основывалось на двух принципах: клас- совом и нормативном. Определение права, предложенное Вышин- ским, в полной мере отвечало потребностям укрепления тоталитар- ного режима. В условиях революции и гражданской войны, когда главной задачей было завоевание и удержание государственной власти, создание нового советского государства, понимать право как средство реализации велений пролетарской власти, выглядело вполне естественно, прагматично. Декреты советской власти вос- принимались в качестве ведущей формы права, а пролетарское го- сударство - как всемогущий законодатель, выступающий главным орудием строительства социализма. В работах Ленина советского периода примерно такая позиция и наблюдается. Уделив много внимания теории государства («Государство и революция», «Про- летарская революция и ренегат Каутский»), теоретические вопро- сы права он в основном игнорировал, сводя их главным образом к проблеме эффективности советских декретов. Тема законности, например, рассматривалась им прежде всего с практически-полити- ческой, а не с юридической точки зрения, под углом зрения эффек- тивности деятельности советского государства.

К началу 40-х гг. советская юридическая наука вполне сложи- лась, что, в частности, нашло свое отражение в восстановлении в 1942 г. юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. И отраслевая юридическая наука, и фундаментальная были от- утюжены до такой степени, что нести ее в студенческие массы пар-

* Основные задачи науки советского социалистического права. М„ 1938. С. 183.

144

тайная власть уже не боялась. Юридическая наука в полной мере была отшлифована под стандарты советского марксизма. Начина- ют появляться учебники по теории государства и права (один из первых - «Конспект лекций по курсу теории государства и права» С.А. Голунского и М.С. Строговича (1940 г.). Их характерная чер- та - гибридное соединение двух основных компонентов: марксист- ских клише закваски Сталина и Вышинского и общетеоретической догматики, взятой из дореволюционных учебников. Типичный со- ветский учебник по теории государства и права в общем и целом пытался совмещать классический набор компонентов, характерных для дореволюционной общей теории права: исторический, фило- софский, социологический и догматический. Первые три компонен- та представляли собой теоретические выжимки из диалектического и исторического материализма, адаптированные под юридическую специфику. Философия нрава и социология права, таким образом, растворялись в социальной философии марксизма. Вплоть до кон- ца 80-х гг. философия права рассматривалась как буржуазная дис- циплина, противостоящая марксистско-ленинской общей теории государства и права. Философия права была терпима только в виде исследования философских проблем права и государства и строго в рамках марксистско-ленинской общей теории государства и пра- ва, диалектического и исторического материализма. Пример та- кого подхода мы находим в известном фундаментальном издании «Марксистско-ленинская общая теория государства и права» в 4 т. (М„ 1970-1973), а также в работах Д.А. Керимова*. Его философия права - пример механического наполнения юридическим матери- алом категорий марксистской диалектики. Избранный подход, де- монстрировавший не столько глубину, сколько изобретательность автора, - в известном смысле типичный, поскольку позволял сде- лать что-то новое в условиях жесткого идеологического диктата. Другой способ существования философии права в советском обще- ствоведении - исторические исследования философской и полити- ко-правовой мысли. История философии, политических и правовых учений была той нишей, где автор мог анализировать и развивать импонировавшие ему идеи. Марксистская критика была, конечно, обязательна, но она воспринималась как ритуал, совершив который можно было переходить к объективному анализу немарксистско- го учения. Одним из тех, кто пришел в философию права таким путем, был В.С. Нерсесянц. Но случилось это уже на излете со- ветской власти или даже чуть позднее. Во всяком случае на пред- ложенной им либертарно-юридической теории лежит печать по- литученца, попытавшегося из понравившихся ему идей создать

* См.: Керимов Д.А. Философские проблемы права. М., 1972; Его же. Философские основания политико-правовых исследований. М., 1986.

145

нечто оригинальное. Подлинно творческой переработки классики, к сожалению, не получилось, якобы новая теория оказалась очеред- ной эклектикой.

После краха партийной диктатуры, а с ней - идеологического монополизма со стороны советского марксизма, ситуация в юри- дической науке (как и во всем обществоведении) радикально ме- няется. Отраслевая юридическая наука начинает адаптировать- ся к условиям русского капитализма, соответствующим образом перерабатывая юридическую догматику. Данная трансформация во многом шла по пути заимствования юридического опыта стран континентальной Европы (особенно, если это касалось переработки гражданского, предпринимательского и коммерческого права). По- скольку юридическая догма востребована любой властью, посколь- ку при любом политическом режиме нужны работающие юридиче- ские нормы и конструкции, новые исторические условия, в которых оказалась отраслевая юридическая наука, только стимулировали ее развитие и вели к укреплению ее позиций.

В фундаментальной юридической науке (прежде всего в общей теории государства и права) ситуация развивалась прямо противо- положным образом, а именно - наблюдались всеобщий упадок, де- градация и регресс. Такое положение дел было обусловлено, как минимум, двумя обстоятельствами. Во-первых, условия русского капитализма потребовали от юридической науки не политической пропаганды (как при советской власти), а практической полезно- сти. В советский период практическая направленность отраслевой науки также высоко ценилась, но и ее необходимо было упаковать в марксистскую обертку, вписать ее в идеологические стандарты. Так, наука гражданского права должна была дать развернутую ар- гументацию в защиту планового ведения хозяйства и общественной собственности на средства производства. В основе современного гражданского права России также лежат идеологические и ценност- ные основания (защита частной собственности и рыночной эко- номики), но власть уже не требует от цивилистов их обоснования. Ситуация с общей теорией права развивалась иначе. Практическая значимость, практическая полезность теоретико-правовой науки с самого ее возникновения ставилась под сомнение. Один из ее «от- цов-основателей» Г.Ф. Шершеневич еще в начале XX в. жаловал- ся, что общая теория права не смогла ни унифицировать должным образом юридическую догматику отраслевых наук, ни тем более поставить ее на службу практике. При советской власти теоретико- правовую науку объявили главной во многом потому, что она бли- же других юридических наук стояла к теории марксизма-ленинизма и была больше других накачена идеологическими догмами. После Совещания 1938 г. теоретико-правовая наука назначалась своего рода политическим комиссаром над отраслевыми юридическими

146

дисциплинами. После падения советской власти монополизм марк- сизма уходит, идеологическая функция общей теории права почти отмирает. На этом фоне конъюнктура капиталистического рынка (в том числе рынка труда) резко обнажила родовую черту теорети- ко-правовой науки - почти полное отсутствие связи с практикой. Дефицит финансирования и общая тенденция на сворачивание фундаментальных исследований серьезно пошатнули ее позиции в академической среде. Во-вторых, деидеологизация теоретико- правовой науки, лишившей ее привычных ценностных, методоло- гических и теоретических ориентиров, запустила процесс ее рас- пада. Данный процесс шел и продолжает идти по двум основным направлениям: 1) поиск новой методологии в лице классических и новейших философских школ; 2) привлечение материала из дру- гих гуманитарных дисциплин (философии, социологии, антропо- логии, политологии, истории, психологии, экономической теории) с целью тематического, проблемного, идейного и даже стилисти- ческого обновления теоретико-правовой науки. Практически это проявляется в быстром расширении границ теоретико-правовой науки и дроблении ее на школы и направления (в методологиче- ском отношении), а также на новые академические дисциплины (философию права, социологию права, антропологию права, срав- нительное правоведение, юридическую технику и, наконец, на тео- рию права и теорию государства). Логическим следствием данного процесса, видимо, станет появление теории государства и права, где догматический компонент будет преобладать, а философский и социологический сократятся до минимума.

На фоне полураспада теоретико-правовой науки появление в 90-е годы XX в. философии права как учебной и научной дисци- плины выглядит вполне закономерно. Эту дисциплину создавали в основном юристы (Д.А. Керимов, В.С. Нерсесянц, Г.В. Мальцев, С.С. Алексеев и др.), а также философы, которые пытались работать на ниве юриспруденции. За весь постсоветский период выпущено уже более сотни учебников и учебных пособий по философии права. Философия права в современной России - становящаяся отрасль знания, которая все еще ищет свои аутентичные формы (если тако- вые вообще имеются). Философия права - область острых дискус- сий о статусе дисциплины, ее месте в обществоведении и учебном процессе, структуре, предмете, методах исследования и т.п. В пост- советский период философия права - дисциплина по преимуществу юридическая, читается юристами и для юристов (в соответствии с образовательным стандартом - в магистратуре), а потому рас- пространена главным образом юридико-догматическая философия права, выстроенная на основе догматического анализа. Собственно философский (мировоззренческий) подход также имеет место, но весьма ограниченно.

147

Отличительная черта современной философии права - поиск новой, нетривиальной философско-методологической основы. Само по себе стремление к поиску новых подходов в философии права не только не может вызывать возражений, но должно всячески привет- ствоваться. Однако на этом пути обнаружились серьезные трудно- сти. Под видом новой философии у нас очень часто подают какую- то невнятицу, какой-то туман, отражающий не объективный мир, а смутные ощущения авторов, приправленные фразеологией, взятой напрокат у различных философских школ. Что считать философи- ей - вопрос не простой, на эту тему написано немало книг. Каждый более или менее крупный философ, предлагая свою философскую концепцию, так или иначе пытается ответить и на этот вопрос. Фи- лософская концепция и концепция философии - две стороны одно- го вопроса. Особенно остро тема специфики философского знания стоит у нас. Советский марксизм при всем его догматизме представ- лял собой прекрасную школу мысли, был надежным проводником в социальных исследованиях, составлял их прочную основу. И это можно понять: гегельянство, из которого вышел марксизм, истори- ческий и диалектический материализм, вобравшие в себя все бо- гатство европейской философии, несли с собой высокую культуру философствования. Советский марксизм, хотя и тормозил развитие самостоятельной мысли, приучал к дисциплине строгого мышления. Советская марксистская школа требовала от автора определенности, категоричности, логики в доказательствах, четкости в выводах. Утра- та советским марксизмом монополии на истину повлекла за собой обвал, и известном смысле интеллектуальную катастрофу в сфере философии и гуманитарной мысли в целом. Уместно провести такое сравнение. Советская власть при всех трагических сторонах тотали- тарного режима сумела привить большинству русского народа (на момент 1917 г. это в основном неграмотное крестьянство) достаточ- но высокий уровень культуры, приучить людей к дисциплине мыс- ли и поведения. Однако после падения советской власти, снявшего многие культурные ограничения, русский народ довольно быстро вернулся к своему историческому культурному ядру, впав в «новое русское средневековье». Примерно то же произошло в сфере фило- софии, философии права и других гуманитарных наук. Освободив- шись от марксизма, наша гуманитарная интеллигенция обнажила свою интеллектуальную незрелость, безнадежный провинциализм, подражательность и творческое бессилие. Вместо философии мы по- лучили «любительский капустник», где каждый волен написать лю- бую невнятицу, подав ее в качестве «своего видения мира», а иногда даже - «нового слова» в философии. На этом убогом фоне марксизм или просто классический европейский рационализм смотрятся как высокая культура, противостоящая упадку и интеллектуальному варварству.

148

Философская мысль, если вести ее от античности, представляет собой огромный массив текстов, школ, направлений, имен, подве- сти все это под некий общий знаменатель невозможно. Автор, пи- шущий учебник по философии права, должен суметь отобрать тот материал, который подходит для методических целей и уж, конечно, в котором он сам чувствует себя уверенно. Серьезный недостаток нашей литературы по философии и философии права состоит в том, что авторы часто работают с материалом, который им не по зубам. Обращаются к Канту, Гегелю, Хайдеггеру, Гуссерлю, Попперу с тем, чтобы как-то приспособить их идеи к своей позиции, но, не спра- вившись со сложностью задачи, предлагают читателю туман вместо ясной концепции. Вместо того чтобы признаться себе в неспособ- ности адаптировать сложный философский материал под себя, под свой уровень, автор вымучивает текст, пытаясь изобразить из себя творца новой теории. Если говорить об учебниках, то за редкими ис- ключениями авторы толком не знают о чем писать, у многих явно не хватает творческого потенциала, им недостает оригинальных идей, они порой не очень представляют, на каком материале можно было бы строить философию права. Философия права зачастую подме- няется историей философии права, явно недостает теоретической философии права. Тексты очень часто представляют собой рыхлую эклектичную смесь, в них отсутствуют четкость и концептуальность.

Для исследователя, взявшего на себя труд дать философский анализ политико-правовых явлений, важно более или менее четко представлять свои собственные предпочтения в плане теории и ме- тодологии философии. В истории философии редки авторы, кото- рые полностью укладывались бы в рамки какой-то одной школы или направления. Как правило, теоретико-методологическая база исследователя носит синтетический (если не сказать - эклектиче- ский) характер, но автор должен отдавать себе отчет в том, какие именно философские подходы он использует (материалистические, идеалистические, марксистские, гегельянские, кантианские и т.д.). Нельзя делать вид, будто до тебя никто не занимался философией и не изучал право или государство с тех или иных философско-ме- тодологических позиций. За последние столетия написаны горы литературы, так что очень трудно не повториться, а лучше ска- зать - невозможно. Любой более или менее содержательный текст, где есть логика, внятная аргументация, четкие эвристические цели, всегда оказывается тяготеющим к какой-то философской традиции, какой-то философской методологии, о чем автор должен прямо ска- зать. В современной отечественной философско-правовой литера- туре такой методологической четкости нет.

Одна из излюбленных тем в нашей юридико-догматической философии права (она же - теория права) - типология правопо- нимания. Наши современные юристы-теоретики много и увлеченно

149

рассуждают на эту тему и даже пишут книги. Примечательно, что ни нашим дореволюционным, ни европейским юристам XX в. такая идея в голову не приходила. Классификация в науке - вещь полез- ная и во многих случаях необходимая, особенно в естествознании. Классификация в общественных науках - всегда что-то очень ус- ловное, относительное, граничащее с произвольным искусственным конструированием. Общественная жизнь (а уж тем более мысль) настольно разнообразна, что она ломает любую схему и любую классификацию. За рамками любой обществоведческой классифи- кации всегда остается огромная доля материала, который в нее не влезает. Типология правопонимания - классификация такого рода. Главная цель данной типологии - упростить картину правопонима- ния, сузить все идейное многообразие до нескольких теорий (как правило, трех: естественно-правовой, юридико-позитивистской, социологической) и уже с ними производить мыслительные опера- ции. В этом случае существенно повышается уровень обобщений, но в значительной мере утрачивается связь с реальностью, так как многое в ней игнорируется. Вопрос о типологии правопонимания не имеет прямого отношения к исследованиям права по существу, это своего рода «искусство для искусства», игра праздного ума. Ис- следователь, знающий как взяться за дело и способный дать свою оригинальную трактовку права, не будет тратить время и силы на создание собственной классификации. И напротив, автор, испыты- вающий дефицит в оригинальной мысли, будет пытаться его вос- полнить за счет введения своей типологии. Это продемонстрировал, например, В.С. Нерсесянц, сузив все богатство мировой юридиче- ской мысли до двух типов - юридического (от jus - право) и легист- ского (от lex - закон)* и расчистив таким способом место для своей либертарной теории. Поскольку академику надо было представить свою теорию как венец мировой юридической мысли, ему потребо- валось свести последнюю к двум крайним точкам и на этом контра- сте высветить свою либертарную теорию.

И последнее, о чем следовало бы сказать, характеризуя оте- чественную философско-правовую мысль. И дореволюционная, и советская, и постсоветская философия права России - в целом локальна, т.е. за редкими исключениями не известна за рубежом, не оказала никакого заметного влияния на мировую философско- правовую мысль, прежде всего на западную. Данный тезис можно расширить до всей русской гуманитарной мысли (религиозной, философской, юридической, этической, эстетической и т.д.). Рос- сия для Запада - по большей части культурная провинция, сво- его рода культурный заповедник, интересный в основном узким специалистам. Исключений, видимо, только два: русское искус-

* См.: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 32.

150

ство XIX-XX вв. и политическая идеология в лице В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого. Внимание к России, начиная с эпохи Средневековья, обеспечивалось главным образом одним фактором — построением государства, одного из самых могущественных в истории челове- чества. К середине XX столетия русские смогли создать империю, подчинившую себе половину мира и оказавшую колоссальное вли- яние на ход мировой истории. Как верно отмечал русский консер- ватор и монархист И.Л. Солоневич, русские - это нация с сильным государственным инстинктом, создавшая совершенные образцы го- сударственной культуры и в этом смысле являющаяся передовой. Евразийцы утверждали, что на протяжении длительного времени Запад испытывал к России разные чувства, но всегда преобладали три главных: страх, презрение и ненависть. Благотворность больше- вистской революции, полагали они, состояла прежде всего в том, что она осуществила разрыв с европейской культурой, породила под- линно национальную форму социального бытия русской нации, ос- вободив тем самым Россию от западного влияния. Евразийцы были правы в том, что советская власть установила «железный занавес» между Россией и Западом, практически полностью перекрыв куль- турный диалог. Однако после установления партийной диктатуры западное влияние не только не прекратилось, но с течением времени все более нарастало. Сначала в среде интеллигенции, затем в рядах партийной и советской бюрократии росло понимание экономиче- ского, технологического и культурного отставания, что в конечном счете закончилось крахом советского государства, которое никто не захотел защищать.

Советская либеральная интеллигенция, особенно начиная с «хрущевской оттепели», породила миф: советский человек плохо работает, потому что у него нет материальной заинтересованности. Вот если бы ему платили, как на Западе, производительность тру- да взлетела бы до космических высот. Годы русского капитализма всех отрезвили: оказалось, что нашему человеку сколько не плати, он все равно работает, как может, а не как надо. Примерно тот же феномен наблюдается в сфере духовной культуры и науки. В нон- конформистской среде советские интеллектуалы рассуждали: ком- мунистический режим подавляет свободное творчество писателей, поэтов, композиторов, художников и т.п. Вот если бы, говорили они, не было тоталитаризма, как бы далеко шагнуло наше искусство. На- конец, коммунистический режим пал. Однако его долгожданный крах не привел ни к какому творческому взлету, скорее наоборот: повсеместно виден упадок культуры, науки и нравов. Где обещан- ные шедевры в литературе, философии и социальной науке? Их нет. Видимо, связь между творческим подъемом народа и полити- ческим режимом не является линейной. Так, про Д.Д. Шостаковича говорили, что его мрачная музыка отражает политику сталинских

151

репрессий. Седьмая симфония («Ленинградская»), например, не о нашествии нацистов, а о советском тоталитаризме. Ничего по- добного, конечно, не было. Напротив, советская власть всячески побуждала Шостаковича быть оптимистом («Песня о встречном», оперетта «Москва, Черемушки»), что противоречило его художе- ственной природе. Окажись он в условиях «свободной страны», его музыка, возможно, была бы еще более мрачной. Таким было миро- ощущение данного художника. Еще один советский миф - о цензу- ре. В нонконформистских кругах считалось (и считается многими сейчас), что советская цензура искалечила многие произведения искусства и научные труды. Проблемы с цензурой были, отрицать этого невозможно. Однако не следует забывать и позитивную роль цензуры. Иногда сетуют: одна из препон развития советской юриди- ческой науки - крайне ограниченное количество специализирован- ных издательств и журналов. Действительно, автору было довольно сложно пробиться в издательство, годами дожидаясь выхода своей книги. Вместе с тем советские издательства были тем необходимым фильтром, который отсеивал литературный хлам. Сейчас ничего подобного нет. Любой графоман или «чудик» (наподобие героев В. Шукшина) может за свой счет опубликовать рукопись, крича на каждом углу, что создал шедевр. Десятки работ по юриспруденции, лежащие на прилавках магазинов, в советские времена на пушеч- ный выстрел не были бы допущены до издательства, а кандидатские и докторские диссертации не были бы защищены в силу их теоре- тической убогости и элементарной малограмотности. Свобода, как выясняется, не повышает, а порой понижает уровень культуры, на- уки и образования. Так что причину локальности нашей гуманитар- ной мысли следует искать не только в политических условиях, но и в специфике русской культуры.