Глава I. Чистое волеизъявление, предоставление и их недействительность

объективными признаками, которые, не получив прямого легального

закрепления, не всегда привлекают к себе должное внимание

исследователей, а зачастую и вовсе игнорируются.

Б. Сущность второго признака резюмируется техническим термином

«волеизъявление», понятие которого раскрывалось выше. Его

объективность определяется тем, что он отражает само содержание

акта – заключенный в нем правовой смысл. Как уже отмечалось, по

общему правилу, данный признак не характерен для юридических

поступков: ни автор, создавая произведение, ни должник, признавая

свой долг, не выражает прямо волю достичь того правового результата,

который связывает с его действием закон (возникновения авторского

права или перерыва исковой давности), и, хотя бы такая

воля имела место в действительности, ее нельзя вывести из совершаемых

ими действий даже косвенно.

В. Третий признак связан уже не с субъективной направленностью

действия и не с его объективным содержанием, а с особым отношением

к нему позитивного права. Сделка – это не всякое волеизъявление,

имеющее правовую направленность, но только такое,

которое создает (или с которым позитивное право связывает) признаваемые

и охраняемые правопорядком последствия именно в силу

их желания действующим лицом и в соответствии с объективным

содержанием делаемого им волеизъявления1. Иными словами, для

того чтобы действие могло считаться сделкой, его правовые последствия

должны наступать только при наличии уже рассмотренных

двух признаков, которые, таким образом, являются необходимыми и

вместе с тем достаточными для соответствующего правового эффекта.

Анализируемый признак выводится из положений закона о недействительности

сделок, а также ряда других, например о толковании

договора. Не могут, следовательно, признаваться сделкой упомянутые

выше действия собственника, сознательно уничтожающего

свою вещь, несмотря на то что из них, несомненно, явствует его во

екта должна быть направлена именно на достижение правового эффекта, ибо, не

имея, возможно, представления о точной юридической квалификации соответствующего

отношения, субъект должен, тем не менее, желать установления для себя и

других лиц определенной юридически обязательной связи.

1 Возможное расхождение между волей и волеизъявлением, а также их пороки не

имеют для рассматриваемого вопроса существенного значения, поскольку представляют

патологию сделки, а не ее нормальное состояние.

42

§ 4. Правовая природа традиции

ля прекратить отношение собственности. Ибо, как уже было отмечено,

правовые последствия связаны здесь с самим фактом уничтожения

вещи, а не с субъективными или объективными характеристиками

действия, приведшего к такому результату.

В советской цивилистической литературе рассматриваемый признак

сделки верно отмечался О. А. Красавчиковым1, однако цитированное

выше утверждение автора о том, что правовые последствия

действий по исполнению обязательств, в том числе традиции, не

зависят от юридической направленности последних, что такая направленность

«носит чисто факультативный характер», представляется

априорным и нуждающимся в доказывании. Но именно здесь

и возникают наибольшие трудности. В самом деле, как определить,

наступают ли правовые последствия того или иного акта именно

потому, что они желаемы действующим лицом, или же по каким-то

иным причинам? Проблемы не возникает, например, с актами, обозначенными

в самом законе в качестве договоров (купли-продажи

и т. п.), так как ГК прямо и недвусмысленно определяет их как двухили

многосторонние сделки, а также с завещанием, правовой режим

которого включает нормы о недействительности. Вместе с тем далеко

не всегда из положений закона ясно следует, при каких условиях

правовые последствия связываются с тем или иным действием и какое

значение при этом имеет воля действующего лица. Одним из

примеров подобной неопределенности является передача вещи (традиция),

на выяснении правовой природы которой и будет в дальнейшем

сосредоточено основное внимание.