Ильин Илья Викторович

аспирант кафедры теоретической и практической философии философского факультета ХНУ им. В.Н. Каразина

Доклад, читанный на восьмом семинаре «Рауманализа Лакана»

24 Декабря 2014 года,

под названием:

Кризис означающего

1. Социально-пространственная определенность лакановской концепции означающего.

В этом полугодии я пытался выделить три функции, три характеристики лакановского понятия означающего: 1) перформативность: в самом определении означающего заключается отчужденность субъекта, или, что то же самое, субъект может существовать только в попытке выражения посредством означающего [*1]; 2) созидательно-историческая функция: субъект не только представляется в означающем, полностью в нем представится, но еще и представляет собственную историю как историю влияния означающего на его речь, то есть, как ту самую унарную черту, без которой невозможен индивидуальный субъект [*2]; 3) кризисная функция, о которой речь пойдет на сегодняшнем семинаре – вполне согласное с общей логикой лакановского понимания означающего представление о том, что означающее не имеет определенного значения, смысла, истины в себе. Это значит, «трансцендентальное место» означающего, то есть, Другой, не завершен. Поэтому субъект как то, что не может быть представлено в означающем и представляет то самое означающее собственной не-представляемости в Другом, разрывая Другого, внося в его содержание Реальное, объединяя означающее и влечение в одно целое. Таким образом, кризисная функция означающего определяет невозможность означающего, а точнее, введение в порядок означающих, то есть, в Другого, означающего его невозможности, что и является актом, учреждающим свободу субъекта, траверсирующего фантазм.

Вопрос, которым я задавался по ходу исследования этих функций, был следующий: чем вызвано обращение Жака Лакана к означающему? Не оставил ли Лакан следы не-психоаналитической обусловленности собственной мысли, ведь совершенно ясна необходимость обращения к означающему в контексте психоанализа, по его мысли – это и предмет, и метод, и объект, и субъект психоанализа? Не выводит ли Лакан собственную мысль за пределы психоаналитического кругозора?

Как мне кажется, можно предварительно наметить определенные ответы на эти вопросы. Лакан переписывает концепции Зигмунда Фрейда, Фердинанда де Соссюра, Карла Маркса, указывая на то, что его понимание означающего или уже находится в их концепциях (как в случае с Фрейдом и Соссюром), или же определяет их (в случае с Марксом). Это переписывание вполне соответствует созидательно-исторической функции означающего, в которой последовательно и ретроактивно представляется история субъекта, а также отношение к предмету, знаку. Таким образом, Лакан переписывает предмет исследования, а затем, показывает, что этого переписывания не происходило. Точнее, что это переписывание и есть способ выражения предмета, что и будет показано в кризисной функции: показать невозможность такого переписывания благодаря обращению к переписыванию, то есть, оставаясь на уровне означающего особым образом.

Теоретическая стратегия Лакана базируется на двух допущениях: во-первых, отстраненности субъекта от формы собственного выражения, то есть, некоторой пустоты субъекта, а во-вторых, необходимости эту пустоту переписать, переопределить. Но, как и почему возникает такая теоретическая стратегия? Что касается Лакана, то он отрицает всякую связь психоанализа с капиталистическими структурами, а также с психологией, понимаемой им как идеологический механизм адаптации индивида к этим структурам. Стало быть, как и означающее, психоанализ мыслится как то, что возникло ex nihilo, самопроизвольно, в процессе обнаружения особого предмета, разработки и передачи научного метода. Но само именование капитализма, закона стоимости, детства, Фрейда как мыслящего посредством означающего, - все это выводит лакановскую мысль за скромно очерченные границы психоаналитического предмета и метода. И если Жак Деррида критиковал психоаналитиков за то, что они отказываются именовать пространства насилия, то к этому можно добавить то, что психоанализ в лице Лакана именует некоторые внешние по отношению к его предмету, пространства, но это именование маркирует или негативную связь с этим внешним (например, как в случае с капитализмом), или же помещает это внешнее в поле психоанализа (как в случае Маркса). Так, скажем, в понятии означающего, по мысли Лакана, подразумевается сосуществование мысли Фрейда и его собственной мысли, точнее, скрывается тот факт, что это удвоение вообще имеет место, поскольку как пишет Лакан, у Фрейда уже есть означающее. Вот эта раздвоенность самого понятия означающего скрывается или же отрицается в случае замещения (когда психология мыслится через понятия психоанализа, или же когда меновая стоимость мыслится через означающее). Таким образом, предшествующее движение, предшествующий предмет угасает в понятии означающего, то есть, в нем угасает его процессуальность, проявляющаяся в его насильственности по отношению к этому процессу, к этому предмету. Раздвоенность понятия означающего, в плане присутствия в означающем другого понятия (например, стоимости) скрывается предметно (означающее уже существовало у Фрейда, и уже подчиняло стоимостные отношения у Маркса) и темпорально (до означающего ничего не существовало). Это раздвоение именуется негативно, как и в случае капитализма, лишь для того, чтобы показать исходное единство понятия и функций означающего. То есть, скрытие в понятии означающего происходит, но при этом предмет скрытия, негативно именуясь, проявляется в переписанном виде, в означающем. Это обстоятельство, с одной стороны, указывает на то, что функционирование понятия означающего определено особенным отношением к пространству, а с другой, позволяет осуществлять пространственную генеалогию по отношению к тем понятиям (например, взгляд) и «предметам» (например, зеркало), которые скрываются и переписываются Лаканом в форме означающих или в форме иллюстрации понятия означающего, а также к самой форме этого скрытия и переписывания. В этом смысле Лакан бесконечно далек и близок рауманализу.

Особое рас-скрытие в понятии означающего лишь частично покрывается марксовским объяснением особенности пространства капиталистического производства, в котором раздвоенность труда на необходимый и прибавочный скрывается тем, что процесс труда осуществляется в одном пространстве, а также еще и тем, что в результате рабочий получает в форме зарплаты, в форме определенной денежной суммы, по видимости, оплату всего труда. В деньгах полностью исчезает раздвоенность, поэтому Маркс логически, исходя из положения о том, что рабочая сила является товаром, выводит раздвоенность и факт эксплуатации рабочего. В случае лакановского означающего, речь идет не только о скрытии, но еще и об особой репрезентации, переписывающей тот или иной предмет, а значит, нужно полагать, что произошла фундаментальная социально-пространственная трансформация, нашедшая превращенное выражение в понятии и функциях означающего.

Как показал Валерий Петров на предыдущем своем докладе [*3], существует три характеристики социального пространства в процессе брендизации капитализма: скрытие, замещение и метахора. Если со скрытием в пространстве мы уже определились, то замещение означает процесс социально-пространственного превращения рабочего в квази-буржуа (в игре в субъекта в универмаге, в проекте жизни в бренд-городе и пр.), а метахора – соответствующее перенесение свойств частичных пространств этого превращения в свойства всего капиталистического целого. К этим пространственным характеристикам следует добавить переписывание, поскольку именно оно в ответе за дискурсивную легитимацию всего социально-пространственного процесса. Именно переписывание в превращенной форме выражено в функциях лакановского означающего. Или по-другому, понятие означающего не только выражает, но и определяется социально-пространственной практикой, например, изоляцией индивида в пространстве психоаналитического кабинета, установление правил выражения и поведения, выраженных в условии свободной ассоциации и пр.; не последнюю очередь в этой практике играет денежный расчет анализанда с аналитиком. Как и в процессе брендизации нечто скрывается в одном пространстве, чтобы проявиться по-другому в ином пространстве, также и работает скрывающая и проявляющая характеристики означающего. В метахоре происходит замещение скрытия показанием «человечности» и «цивилизующего влияния капитала», и в тоже время скрытие замещения, поскольку изначальный процесс превращения пролетариата в буржуазный пролетариат скрывается не-антагонистической формой классового сосуществования, формой знака, образа и пр. В переписывании же все эти формы предстают в качестве дискурсивных фигур, технологий (свободная ассоциация, тесты и пр.) и телеологий (управление посредством свободы) психологизации. Если метахора до психологизации осуществлялась посредством производства частичных пространств бренда, и тем самым, пространственность этих пространств улетучивалась в их знаках, образах, то скрытие пространственности в психологизации осуществляется в дискурсивном поле научного авторитета. Другими словами, исторически обусловленная опустошенность, отчужденность рабочего предстает в форме пустоты и отчуждения субъекта, в форме самомотивированного поиска, реализации, свободы и пр. Таким образом, невписанность рабочего в буржуазный порядок, невозможность полного превращения его в буржуазного субъекта, явлена в необходимости перманентного поиска себя посредством различных форм психологизации. Кроме того, пространственная генеалогия созидательно-исторической функции означающего показала превращения бренд-товара, в котором потребительная стоимость вместе с пространствами потребления и производства была акцентирована сначала как преодоление дескриптивных наименований товаров и принуждение к метафоре и неологизмам, а затем в процессе психологизации с точки зрения эффекта, которое она может оказать на потребителя.

Итак, в понятии означающего всегда находятся два понятия, собственно означающее, а также любое понятие других теорий, которое вписывается, замещается означающим впоследствии. На уровне внутритеоретическом Лакан более, так сказать, либерален – означающее проникает и размечает Реальное, будучи дискурсом Другого, или же вмещает в себя Реальное в бессмысленном означающем, неологизме субъекта, что позволяет сбыться функции свободы. Однако инобытийность в теории снимается замещением всей других понятий понятием означающего, что иллюстрирует собой колонизаторский, империалистический стиль мышления Славоя Жижека; об империализме означающего в связи с лакановской мыслью говорили уже Жиль Делез и Феликс Гваттари; в данном случае он заключается в том, что другое понятие признается как будто внутренне присущим означающему, как будто бы оно всегда было означающим, также как будто бы Крым всегда был русским и пр. Инобытийность в субъекте замещается другой фактурой, или структурой означающего, выбивающегося из цепи означающих. Это бессмысленное означающее не обращается к Другому как субъекту, предположительно знающему, как фантазматически полной и завершенной цепи, но оно обращается к не могущему вместить собственную незавершенность Другому как таковому. В этом смысле, форма означающего, его понятие во взаимосвязи с другими понятиями и теориями, крайне «империалистична», а внутри теории допускает возможность собственной инобытийности, но… в форме имманентности означающему; в этом состоит одно из противоречий лакановской мысли. Если предварительно наметить смысл имманентности, то это форма мысли «всегда-уже» существования всего внутри мысли, внутри идеи, без возможности выйти за ее пределы, посмотреть на нее со стороны, поскольку ничего внешнего не существует; бытие полностью присутствует в мысли, мысль полностью покрывает собой бытие. Лакановской мысли присуща имманентность, которая, допуская возможность инобытия, а также невозможность вместить все в себя только в форме вмещения всего в означающее. Даже собственная невозможность уже вписана в пределы этой теории, посему кризис означающего не страшен лакановской мысли, поскольку он будет преодолен внутри структуры означающего. Эта всегда-уже-сность, всегда-ужасность лакановской мысли трансцендирует, то есть, выходит за пределы, только в осечках, в прибавочности пространственных отсылок, аналогий, метафор, к которым Лакан прибегает для иллюстрации своих идей, вынося тем самым психоаналитическую теорию за пределы психоаналитического предмета. Вот в этих моментах имманентность мысли Лакана становится трансцендентной для самой себя. Именно в этих моментах – то ли в упоминаниях о пространствах, то ли в самой форме мысли – Лакан сближается с другой теорией, рауманалитической, а точнее, становится ее предвестником. Остается только поставить лакановскую мысль с головы на ноги, материалистически перевернуть ее.

В лакановском учении психоанализ становится невыносимым для себя самого, поскольку в нем процесс психологизации находит свое формализованное выражение (в самой теоретической форме он выражается!), при этом намекая на те – по сути, социально-пространственные явления – на которые опирается весь этот процесс. Разбор этих намеков существенен, поскольку Лакан упоминает те понятия, отсылает к таким явлениям, возможность упоминания которых четко социально-исторически определена, но в его теории эта возможность скрыта и переписана. Фундаментальная значимость упоминаемых Лаканом явлений объясняется не внутри-психоаналитическим контекстом, но теми условиями, которые сделали возможным упоминание этих явлений и придание им соответствующей значимости.