Чулан

Гектор Монро

Чулан

 

Детей  повезли  на пляж в Джагборо, в качестве особого развлечения. Николаса не взяли; он был в немилости. Утром, Николас отказался есть полезный для здоровья хлеб-с-молоком, под, нелепым, казалось бы, предлогом – мальчик утверждал, что в молоке плавает лягушка. Окружающие – несомненно, старше, мудрее и лучше его, в один голос сказали,  чтобы он не болтал чепухи – ибо невозможно, чтобы лягушка оказалась в молоке.  Николас, тем не менее,  продолжал  упорствовать  в  том,  что  казалось сущей бессмыслицей, описывая в деталях окраску  и особые приметы, якобы, лягушки. Драматическая часть конфликта заключалась в том, что лягушка действительно плавала в кружке  с молоком – Николас  сам  ее поймал и пустил в молоко, и  потому чувствовал себя вправе кое-что знать об  этом. Преступление - поимка лягушки в саду и опускание  ее  в  сосуд  с полезным для здоровья хлебом-с молоком, было раздуто до неимоверной величины. Но факт, который со всей очевидностью продемонстрировало это событие, по мнению Николаса, заключался в том, что люди, несомненно, старше, мудрее и лучше его, глубоко заблуждались в том, в чем они чувствовали себя совершенно уверенно.

 

"Вы  утверждали,   что   в   моем  хлебе-с-молоком не  может   быть   лягушки;  тем не менее,  в  моем  хлебе-с-молоком была лягушка", повторял он с настойчивостью искусного тактика, который не собирается оставлять хорошо оборудованную позицию. Так и случилось, что  его  кузена, кузину и скучнейшего младшего брата повезли на пляж в Джагборо на весь день, а Николас остался  дома.  Двоюродная  тетушка,  которая волей одного лишь воображения полагала, что  является  и его  тетушкой тоже, наспех  организовала  экспедицию,  с тем, чтобы произвести впечатление на Николаса теми удовольствиями,  которых  он только что лишился по причине недостойного поведения за завтраком. Такова уж была ее манера: если кто-нибудь  из  детей  впадал в немилость, она немедленно придумывала  какой-нибудь праздник, от которого виновника сурово отстраняли; если же дети совершали коллективный проступок, им вдруг сообщали о цирке в соседнем городке,  цирке фантастической красоты  и  несметным  количеством  слонов,  в который их повели бы в этот самый день, если бы не их испорченность.

 

От Николаса ожидали несколько приличествующих случаю слезинок, в момент отправки экспедиции. Однако, все слезы  пролила  его  кузина – она больно ударилась коленом о ступеньку экипажа, когда карабкалась в него.

    "Как она выла",  жизнерадостно  сказал Николас,  когда экспедиция отправилась в путь – причем никто не выказал  должного воодушевления,  которое по идее, должно было стать  сущностью поездки.

    "Это у  нее  скоро  пройдет",   сказала   тетушка-самозванка. "Сегодня великолепный  день  для поездки на пляж. Как они будут наслаждаться!"

    "Бобби не будет наслаждаться, и он совсем не хотел ехать", сказал Николас с кислой усмешкой. "У него  ботинки  жмут.  Они слишком тесные".

    "Что же он мне не сказал?",  довольно  резко спросила тетушка.

    "Он дважды  сказал, да ты не слушала.  Ты часто  не слушаешь, когда мы говорим важные вещи".

    "Ты не пойдешь в крыжовник!", сказала тетушка, по какой-то причине решив сменить тему.

    "Почему?", осведомился  Николас.

    "Потому что ты наказан", надменно ответила тетушка.

    Николаса такое объяснение не вполне устраивало;  в самом деле, почему бы и не быть в крыжовнике, даже если ты наказан? Николас придал своему лицу выражение сдержанного упрямства, дав тетушке понять, что  он  пойдет в крыжовник -  "только потому",  заметила она про себя, "что я ему запретила".

 

В крыжовник вели две калитки, и маленький человек вроде Николаса мог эффектно спрятать себя среди  маскирующей поросли артишоков, малиновых  кустов  и  фруктовых  деревьев, если уж проскользнул туда. Тетушке и без того было чем заняться,  но она потратила два часа  на пустячные садовые  операции среди  цветочных  клумб  и  кустарника, откуда она могла держать в поле зрения обе калитки, ведущие  в  запретный  рай. Эту женщину вдохновляли немногие идеи, зато она могла сосредотачиваться  на них со страшной силой.

 

Николас совершил пару вылазок в большой сад, передвигаясь кружными путями и демонстративно прячась – он  направлялся то  к одной, то  к  другой  калитке,  но так и не выбрал момента, чтобы избежать бдительного тетушкиного глаза.  На самом деле он и не собирался лезть  в крыжовник,  однако было исключительно важно держать тетушку в уверенности,  что он этого хочет; эта вера заставила ее провести большую   часть   дня   на  посту, в роли добровольного стражника.

 

В полной мере подтвердив  и   укрепив   ее   подозрения,   Николас потихоньку вернулся в   дом  и  тут же приступил к исполнению давно обдуманного плана действий. Стоя на кресле  в библиотеке, он  дотянулся до  полки,  на которой покоился толстый, важного вида, ключ. Ценность ключа вполне соответствовала его виду:  это  был  инструмент,  который охранял  тайны  чулана от нарушителей,  открывая дорогу только для тетушек и подобных  привилегированных особ. Николас не был особенно силен в искусстве  вставления  ключей  в  замочные  скважины  и открывания замков, однако несколько дней назад он попрактиковался с ключом от школьного класса;  он не слишком рассчитывал на удачу и счастливый случай.  Ключ в замке поворачивался туго,  но все же  повернулся.   Дверь   открылась,  и  Николас  оказался  в неизведанной стране. По  сравнению  с  этим, визит в крыжовниковый сад выглядел чисто материальным удовольствием.

 

Часто, очень часто Николас представлял себе,  на что  может  быть похож чулан – та область,  которую так заботливо скрывали от юных глаз, и относительно которой все вопросы оставались без ответа.  Комната превзошла его ожидания.  Во-первых, она была  громадной  и  полутемной;   большое  окно, выходящее в   запретный   сад,   было  единственным   источником света. Во-вторых, комната была полна  невообразимых  сокровищ. Самозваная тетушка, как и многие, считала, что вещи портятся от пользования. Она была из тех, что препоручают вещи  пыли  и сырости, чтобы  дольше сохранить их.  Части дома, которые Николас  знал  лучше   всего,  выглядели довольно голыми  и безрадостными, в чулане же хранились чудесные вещи,  радующие глаз.

 

Прежде всего, здесь был гобелен в раме,  который  очевидно,  был призван выполнять роль каминного экрана. Мальчик присел на сверток индийской драпировки,  пылающей чудесной расцветкой под слоем пыли, впитывая  все детали изображения.  Для Николаса это была живая, дышащая история: человек в антикварном костюме только  что застрелил оленя, пустив стрелу из лука. Похоже, мишень была легкой – оленя и охотника разделяла лишь пара шагов.  В  густой  чаще  растений, которые угадывались на полотне,  казалось нетрудным подкрасться к  пасущемуся оленю, а  две пегих собаки, прыгнувших вперед, очевидно были  натасканы  идти  по  пятам,  пока стрела не пущена. Эта  часть картинки представлялась ясной,  пусть даже и захватывающей,  но видит ли охотник то, что видит Николас: четыре волка скачут через  лес  в  его сторону?  А за деревьями, их, наверное, еще больше! Справится  ли человек и две собаки с четырьмя волками, если они нападут?  В колчане осталось только  две  стрелы,  а  он  ведь может  и промахнуться с первого раза,  а то и со второго;  все,  что известно о его охотничьих навыках,  это  только  то, что  он  не промазал, стреляя  по громадному оленю  со смехотворно близкого расстояния. Николас провел много блаженных минут, обдумывая возможные развязки  сцены;  он начинал думать, что волков на самом деле больше, чем четыре, и человек с его собаками угодил в серьезную передрягу.

 

Однако, были здесь и другие предметы восторга и восхищения, требующие    немедленного   внимания:   причудливо   изогнутые подсвечники в форме змей и чайник,  похожий на китайскую утку, из открытого клюва которой должен был изливаться чай.  Каким скучным и бесформенным  казался  теперь чайник из детской!  А вот резной ящик сандалового дерева, плотно набитый ароматической ватой, а между слоями   ваты - маленькие  медные  фигурки:  быки  с горбатыми шеями,  павлины, тролли,  восхитительные и на вид, и на ощупь. Не столь интересной, на  первый взгляд казалась громадная квадратная книга в простом черном переплете; Николас посмотрел, и, о счастье! Книга была полна цветными картинками птиц. И каких птиц!  В саду и на тропинках, по  которым  детей  водили  на прогулку, Николас  встречал птиц,  самыми крупными из которых были сороки или лесные голуби; здесь же были цапли и бакланы,  коршуны и туканы, кривоклювые попугаи и хвостатые индюки, белые ибисы и золотые фазаны – целая портретная  галерея невероятных созданий!  И  как  раз  тогда,  когда  он  восхищался расцветкой утки-мандаринки и  придумывал историю ее жизни, голос тетушки,  резко выкрикивающей его имя, донесся из сада. В ней зародились   подозрения   по   поводу   его   длительного отсутствия.  Тетка пришла к заключению,  что он перебрался через стену позади тента над  проросшими лилиями;  теперь  она  вела  энергичные, хотя и безнадежные поиски среди артишоков и малины.

    "Николас! Николас!",  кричала она,  "Выходи отсюда немедленно. Не пытайся прятаться, я все время тебя вижу!"

    Наверное, впервые за двадцать лет кто-то ухмыльнулся в чулане.

   

Гневные обращения к Николасу вдруг прервались воплем и криками, призывающими о помощи.  Николас  захлопнул  книгу, аккуратно вернул на  место в углу и стряхнул на нее немного пыли со стопки газет рядом. Потом он выбрался из комнаты, запер дверь и вернул ключ на прежнее место. В большом саду, тетушка все еще выкрикивала его имя.

    "Кто зовет?", спросил он.

    "Я", донесся ответ из-за стены.  "Разве  ты  меня  не слышал? Я  искала тебя в крыжовнике и соскользнула в бассейн для дождевой воды.  К счастью,  здесь нет воды, но стены скользкие и я не могу  выбраться.  Принеси стремянку из-под вишни..."

    "Мне велели не заходить в крыжовник" – тут же ответил Николас.

    "Я сказала, чтобы ты не заходил, а теперь говорю, чтобы ты зашел", донесся весьма нетерпеливый голос из бассейна.

    "Твой голос  не  похож  на тетушкин",  возразил Николас – "Ты, должно быть, Прародитель Зла,  который искушает  меня  не  повиноваться.  Тетушка часто говорит мне, что Прародитель Зла искушает меня и что я всегда поддаюсь. На этот раз я не поддамся!"

    "Не болтай  чепухи",  сказала  пленница  из бассейна,  "поди, принеси лестницу".

    "Будет ли к чаю варенье из крыжовника?", невинно спросил Николас.

    "Конечно, будет",  сказала  тетушка,  тут же решив  про  себя,   что Николас ничего не получит.

    "Теперь я точно знаю,  что ты – Зло, а никакая не тетушка" – жизнерадостно  заявил Николас, "когда вчера мы просили у тетушки варенья, она сказала,  что ничего не осталось. Я-то знаю, в шкафу в кладовке есть еще целых четыре банки, и конечно ты об этом знаешь, но она-то не знает, потому что сказала, что ничего не осталось. О, Сатана, ты себя выдал!"

Было удовольствие совершенно особого рода, говорить с тетушкой так, будто твой собеседник  - само Зло.   Однако  Николас с детской проницательностью понимал,  что подобной  роскошью нельзя злоупотреблять.  Он удалился с демонстративным шумом, так что извлекать тетушку из бассейна пришлось кухарке, заглянувшей в сад в поисках петрушки.

 

Вечернее чаепитие проходило в зловещем  молчании.  Когда  дети добрались до  Джагборо, был самый разгар прилива, места для игры не нашлось – обстоятельство,    которое тетушка проглядела, организуя   в спешке свою   карательную экспедицию. Тесные   ботинки   Бобби   катастрофическим образом сказались  на его настроении,  и в целом дети не сказали бы, что весело провели время.  Тетушка хранила мертвое молчание, как и полагалось персоне, незаслуженно просидевшей в бассейне для дождевой воды целых тридцать  пять  минут.  Что  до Николаса, то  он тоже был молчалив и сосредоточен, как человек, которому есть о чем подумать;  вполне возможно,  рассудил он, что охотник сможет убежать со своими псами, пока волки обедают застреленным оленем.

Text Analysis

The Lumber Room

The text under analysis is written by an outstanding British novelist and short story writer Hector Munro. Hector Hugh Munro was a British writer, whose witty stories satirized Edwardian society and culture.

The author’s style of writing is satirical in a humorous way. He uses a witty tone to mimic characters in order to subtly criticize them. The criticism is done in a subtle way that is humorous.

The excerpt is homogeneous. The story is narrated in the 3rd person. This allows the reader to access the situation and the characters in an objective manner, because the characters are having both positive and negative viewpoints. The third person point of view is impersonal which fits the impersonal atmosphere of the household.

The plot of the story revolves around a little orphan Nicholas who was trusted to his tyrannical and dull-witted aunt. One day Nicholas was “in disgrace”, so he made his Aunt believe that he was somehow trying to get into the gooseberry garden, but instead had no intention of doing so but did sneak into the Lumber Room. There a tremendous picture of a hunter and a stag opened to him. Soon his aunt tried to look for the boy and slipped into the rain-water tank. She asked Nicholas to fetch her a ladder but the boy pretended not to understand her, he said that she was the Evil One (This metaphor shows author’s irony and essential clue to the character).

The plot is ordered chronologically, each episode is given with more and more emphasis. The author’s choice of vocabulary and stylistic devices in this story emphasize a deep dissension between generations, to convey a thrilling power of child’s creative mind.

The author uses a large variety of stylistic devices, such as epithets to show us the great difference between the Child’s and Grown-up’s world. Such epithets from Child’s world (grim chuckle, alleged frog, unknown land, stale delight, mere material pleasure, bare and cheerless, thickly growing vegetation) and the one from Grown-up’s world (frivolous ground, considerable obstinacy, trivial gardening operation, unauthorized intrusion) help the author to emphasize all the beauty of the childhood’s mind and the commonness of the adult’s mind.

The text can be divided into several parts according to the change of the general slant:

1. The exposition, in which we learn about little Nicholas, his cousins and his strict aunt. Nicholas got into his aunt’s disgrace. So his cousins were to be taken to Jagborough sands that afternoon and he was to stay at home. The Aunt was absolutely sure that the boy was determined to get into the gooseberry garden because “I have told him he is not to”. The author uses irony and witty tone throughout the story. For example, Aunt's condescending tone in describing Nicholas’ prank: disgrace, sin, fell from grace. The author is obviously using the Aunt’s own word choice to reveal her self-righteous attitude. This is a subtle criticism of her arrogance which she is blind to. To lay stress on the Aunt’s narrow-mindness Munro uses such metaphors as “a circus of unrivalled merit” and “uncounted elephants”

2. The complication, when Nicholas got into an unknown land of lumber-room. Forbidden fruit is sweet and truly the lumber-room is described as a storehouse of unimagined treasure. Every single item brings life and imagination to Nicholas and is symbolic of what the adult of real world lacks. He often pictured to himself what the lumber-room was like, since that was the region that was so carefully sealed from youthful eyes. The tapestry brings to life imagination and fantasy within Nicholas, the interesting pots and candlesticks bring an aesthetic quality, visual beauty which stirs up his creative mind; and lastly a large square book full of coloured pictures of birds. And such birds! They allow Nicholas to learn in a fun and exciting way. The author uses irony to poke fun and criticize the Aunt. For instance, trip to Jagborough which is meant to spite Nicholas fails. Instead of being a punishment for the child, it became a treat for him whereas it became a torture to those who went. The Aunt’s conception of “the paradise”. The real paradise is the Lumber-room not the garden. This reveals the irony that the ideal world of an adult is dull and boring to that of a child.

3. The climax of the text. While the boy was admiring the colouring of a mandarin duck, the voice of his aunt came from the gooseberry garden. She got slipped into the rain-water tank and couldn’t go out. She demanded from the boy to bring her a ladder, but he said her voice didn’t sound like his aunt’s. “You may be the Evil One tempting me to be disobedient” – said a little boy desiding the Justice must be done. The Aunt tasted the fruit of her own punishment on the children. She is accused of falling from grace, of lying to Nicholas about jam and thus termed the Evil One. She feels what it is like to be condemned.

4. The denouncement. The Aunt is furious and enforces in the house. She maintained the frozen muteness of one who has suffered undignified and unmerited detention in a rain-water tank for thirty-five minutes. Nicholas was also silent, in the absorption of an enchanting picture of a hunter and a stag.