1) Мировоззренческая проблема. Делая акцент на социокультурных различиях, мы будем описывать мир права в зависимости от условий формирования и функционирования национальных систем.

Разные правовые системы могут по-разному видеть право. Например, в сложных децентрализованных системах право видят вне государства – в природе, в обществе и его структурах.

Здесь важен вопрос о том, имеем ли мы дело с разными образами права, или разными сущностями права. Есть ли право – всеобщее явление и, наблюдая разные системы права, мы имеем дело с одним сущностным явлением, но различными его образами, или мы имеем дело с разным правом?

Значит ли, что в простых централизованных обществах право существует только как установление государства? Или же все многообразие правовой действительности просто не рефлексируется и исключается из анализирующего сознания, поскольку при централизации общественной жизни все ее многообразие маскируется?

В рамках одного из современных направлений в философии права – феноменологии - тот или иной образ права – трактуется как результат объективации – процесса, в результате которого созданные человекам продукты социальной деятельности приобретают характер объективности (текст нормы оформляется в сознании конкретного индивида – это акт его субъективного творчества, но пройдя через ряд процессуальных процедур этот текст приобретает характер объективного явления, в том числе и по отношению к составителю этого текста – это пример объективации). В результате эти образы воспринимаются как реификации – (восприятие продуктов человеческой деятельности как чего-то отдельного от человека, вроде природных явлений, космических законов или божественной воли).

В простом по своей структуре обществе с централизованной политической системой и доминирующей ролью государства происходит «естественная» ориентация теоретической мысли на централизованный этатистский образ права. В сложном и децентрализованном обществе, имеющем глубокую стратификацию и различные автономные культурные институты, формируются тоже «естественные» предпосылки для создания плюралистического образа права.

Вопросы, которыми мы задаемся по поводу различных образов права, совсем не праздные. Они имеют отношение к нашей жизни, может быть, даже в большей степени, чем вопросы правоприменения, охраны прав и правовой и судебной защиты и т.д.

Данный пример ставит множество вопросов для конкретной практики правоприменения. Как поступать человеку, чье видение права отличается от правопонимания законодателя? Следовать закону, который считаешь неправовым или нет? Может ли нести ответственность человек, поступающий по закону, если этот закон впоследствии был признан неправовым? Интересно, что правосудие постнацистской Германии, прошедшей через Нюрнбергский процесс, ответило положительно на этот вопрос, а в постсоветской России идея аналога такого процесса в отношении тоталитаризма поддержана не была. Сказалось в этом разное культурное видение права или простое стечение исторических обстоятельств? Могли ли бы мы стать свидетелями судебных процессов, подобных описанному?

Еще большие различия в правовидении мы найдем, если возьмем для сравнения не правовые системы, а цивилизации. Ибо здесь мировоззренческие различия часто настолько глубоки, что вопрос ставится уже не о различном праве, а о праве и его отсутствии. Так, «западный человек», привыкший воспринимать право собственности как право частной собственности, при «цивилизационной встрече» с американскими индейцами просто не «заметил» права собственности на землю у местных племен и предпочел трактовать общинное владение землей как ничейную землю, что стало правовой основой колонизации Америки.

В недалеком прошлом и России отказывали в наличии права. Не право, а произвол видели в принципе правления Российской империей. А в правовосознании и сейчас отказывают русскому народу.

От такого не видения права не далеко и до гуманитарного вмешательства под лозунгом борьбы за права человека.

Философский же взгляд на проблему позволяет увидеть, что дело не отсутствии права, а в различии ценностного восприятия права. Только в западных цивилизациях право является основной социальной ценностью. На Востоке и в России оно занимает иное место в иерархии ценностей. На Востоке основным социальным регулятором была традиция, в России – нравственность, не мораль, которая на западе такой же внешний регулятор как и право, а нравственность – внутренний регулятор.

Гносеологическая проблема правопонимания связана с тем, что право представляет довольно сложный предмет для познания. И очень трудно, используя обычную логику, охватить его целиком.

Дело в том, что любая логическая система доказательств в своих истоках опирается на недоказуемые постулаты (аксиомы). Т.е. все логические построения оказываются воздвигнутыми на сверхлогических основаниях. Отсюда мы имеем в науке постоянное противоборство часто противоречащих друг другу методологических установок.

В основе выбора того или иного положения за аксиому часто лежат не осознаваемые ценностные установки. Скажем, этатистские концепции права берут за основу ценности порядка, а теория правового государства – ценности свободы личности, логически вывести приоритет той или другой ценности невозможно. Поэтому научные теории часто оказываются идеологическими концептами.

Таким образом, как мировоззренческие, так и теоретические различия в правопонимании сводятся к проблеме ценностей.

2) Философия – это категориальная рефлексия мировоззрения.

Наша задача прояснить, что значит мировоззрение, что значит категориальная и что значит рефлексия.

Мировоззрение.

Есть две трактовки этого понятия.

Объектная: это именно мировоззрение, ответ на вопрос о том, каков мир (марксистская трактовка). Мировоззрение – это обобщающая система научных взглядов на мир. С этих позиций мировоззрение существует в качестве объективного знания на самом высоком уровне теоретического обобщения. Отличаются разные мировоззрения лишь критерием, взятым в качестве системообразующего фактора.

Здесь различают, например, синергетическую картину мира (мир как самоорганизация), кибернетическую (мир как информационная система), позитивистскую (мир как система причинно-следственных связей, т.е. подчиненная естественным законам). Отсюда мир права будет рассматриваться соответственно как регуляционная система (социальный регулятор, социальная функция), как коммуникативная система (социальные отношения), как система позитивных или естественных (в локковском смысле) прав (нормативная система).

Возможны другие варианты мировоззрений в данной трактовке. Но все они трактуют картину мира (миро-воззрение) с позиции качества объекта – мира. Поэтому мы и говорим о данных трактовках мировоззрения как об объектных.

Субъектные (не путать с субъективными). Это воззрение на мир. Отношение человека к миру. Какое место человек занимает в мире. И этот вопрос можно обсуждать на любом уровне – религиозном, научном, искусства. С этих позиций нет человека без мировоззрения.

Но чаще всего оно неосознанно, хотя оно руководит жизнью человека в целом.

Мировоззрение – это целостное отношение человека к миру, в отличие от научного, которое дробит мир на частности.

Если объектная трактовка предполагает мировоззрение как систему знаний, то субъектная – как систему идеалов.

Мировоззрение – это система идеалов (представлений о должном). Системообразующим фактором являются ценности.

Ценность – это внутреннее состояние нашего духовного мира. Она есть основание нашего выбора между потребностью и внутренними и внешними возможностями их удовлетворения. Потребности динамичны, их много, а ценности стабильны, их немного.

Критерием различия ценности и потребности является мотив. Потребности – это побудительный стимул, здесь нет выбора. Мотивация – есть еще и выбор между потребностями.

Пример: человек везет кирпич, его спрашивают, что он делает:

1. везу кирпич – в этом ответе нет мотива.

2. зарабатываю деньги – внешний мотив

3. храм строю – ценностная установка.

В отношении права это может быть так: Судья в суде: 1. Применяю нормы. 2. Работаю – зарабатываю деньги. 3. Осуществляю справедливость.

Таким образом, будет устанавливаться отношение человека и права с позиции субъектной трактовки мировоззрения.

Объектная трактовка мировоззрения сближает философию с научным знанием. Применительно к праву – с теорией права. Субъектная трактовка – с идеологией, т.к. она предполагает ценностное отношение к миру. А применительно к праву – с этатистскими или либеральными (естественно-правовыми концепциями) или другими концепциями права.

Поэтому так важно развести эти формы познания. Поскольку нам нужно не просто удостоверение того, что в данном объективном явлении нашего мира содержится право, т.е. частичное отражение того или иного проявления права, как части нашего мира; и не оценка права с позиции либеральных или этатистских и иных ценностей, а рефлексия права как всеобщего явления и всеобщего отношения. Тогда это будет философия права, а не теория права и не идеологический концепт. См. схему «3».

Рефлексия (от лат reflexio - отражение) это обращение назад, присвоение познанного. Наука направляет мысль на объект. Философия – возвращает обратно к «Я». Это не столько познание предмета, сколько познание своего отношения к нему. Это мысль не о предмете, а мысль о мысли.).

Рефлексия в современном гуманитарном знании понимается как анализ собственных мыслей и переживаний. Частные науки, в том числе и юриспруденция, не занимаются критической проверкой собственных оснований, философия же по своей природе критична.

В чем смысл философской рефлексии?

Мировоззрение – это базовые ценности – т.е. те, что определяют выбор целей и средств деятельности в целом, а не в какой-либо области. Определяют ценностное отношение к жизни, а не, скажем, к какой-либо книге, местности и т.д.

Такие ценности для определенного типа культуры аксиоматичны. Они принимаются без доказательств. Скажем, ценность труда в протестантской культуре и ценность свободного времени, досуга в латиноамериканской. Закон – в европейской, и традиция – в восточной.

Вот наглядный пример проявления таких базовых ценностей в отношении права.

Одна и та же ситуация – США бомбили Сербию. Аргументация НАТО – нарушены права человека (идея равенства). Ответные меры России («кульбит» Примакова и высадка российского десанта в Сербии) – «наших бьют», т.е. выражение культурной солидарности (идея братства).

Если вы проведете анализ этих решений с позиции научного анализа, например, теории рационального выбора, то скорее всего упретесь в проблему противоречия национальных интересов, обеспечения безопасности. И в некоторых высказываниях английского премьера Т. Блэра можно найти тому подтверждение. Однако выявление противостоящих интересов объяснит нам реальную расстановку политических сил, но вряд ли подскажет стратегию принятия справедливого, т.е. действительно миротворческого решения. Ведь мир водворяется не там, где противоборствующие стороны разделяют войска миротворцев, а там, где принято справедливое решение, т.е. решение, признанное всеми.

Философский же анализ выявит здесь идеологические пристрастия. Т.е. он позволяет увидеть, что в основе принятого решения лежала либерально-идеалистическая доктрина прав человека, естественно-правовые установки. Т.е. принималось не правовое решение, а идеологическое. Правовое решение должно исходить из идеи права как такового, а не европейского права. Если же мы признаем, что право есть только на западе, это значит, что применение правовой аргументации для обоснования политических действий, есть явление идеологическое. И является навязыванием чуждых ценностей другим культурам, а это противоречит идее того самого права, с позиций которого осуществляется применение силы.

В этом состоит критическая функция философии – выявить идеологические пристрастия и культурные ценностные установки. Но поскольку философский анализ апеллирует к самому существу права, к его всеобщности, то он может позволить найти не идеологические, а всеобщие аргументы.

По своей ценностной ориентации мировоззрение может быть любым. И мы находимся в состоянии выбора мировоззрения.

Задача философии состоит в том, чтобы выявить нерефлексируемые обыденным сознанием аксиоматические ценности. Т.е. философия – это критическая рефлексия ценности, это осознанный выбор мировоззрения.

Мировоззрение есть у всех, а рефлексия своего мировоззрения – у философа.

Философия есть только там, где есть возможность выбора мировоззрения. Там, где есть жесткое мировоззрение, там нет философии.

Когда же происходит переоценка ценностей (рефлексия самих ценностей) – там есть философия.

Переоценка ценностей имеет две стороны. На практике переоценивают ценности революционеры, в теории – философы. Большинство же людей просто принимают ценности.

Не хотите революций – становитесь философами. Но только философами, а не идеологами.

Идеология использует данные философии, но связывает свое содержание с определенной группой интересов и идей, заданных той или иной ценностной ориентацией. Эти идеи начинают жить по своей (этической, религиозной, этнической, классовой, групповой или даже индивидуалистической) логике. Идеология – это всегда абсолютизация, возвеличивание идей.

Идеология не допускает такой критики своих установок. Они для нее аксиоматичны.

Кроме того, идеология не интересуется смыслом, сущностью идей. Она задает механизм их воплощения. Она ставит вопрос не о том, что представляет из себя право как ценность, а как воплотить принятые аксиомы в жизнь.

Философия же, как раз представляет собой критическую рефлексию любых идей. Но для этого рефлексия должна быть не логическая, как в науке, и не оценочная, как в идеологии, а категориальная.

Категориальный анализ.

Категории – это наиболее общие понятия, и в силу этого им невозможно дать определение через другие понятия. Так, мы можем дать определение позитивному праву: эта система норм, установленных государством. А вот дать определение просто понятию «право» - практически невозможно. Так же как и дать определение понятию «смысл права», «сущность права» и т.д., это предельные понятия, не определяемые через другие.

Категория – это особый инструмент для анализа мировоззрения. В отличие от логического анализа, предполагающего разделение целого на части и выявление причинно – следственных связей между частями, категориальное мышление предполагает обобщение частностей до всеобщего.

Как это понимать?

Скажем, перед вами набор карандашей. Научный анализ предполагает классификацию этих карандашей по каким-то признакам: цвет, твердость, место производства и т.д.

Философский анализ предполагает нахождение такого свойства карандашей, которое позволило бы любой карандаш идентифицировать как карандаш, будь то цанговый или итальянский карандаш. Т.е. философ занят поиском «карандашности» карандаша. Или «правности» права.

Возьмем понятие «право». Вот одно из его определений в теории государства и права: Это совокупность признаваемых в данном обществе нормативов равенства и справедливости, регулирующих борьбу и согласование свободных воль в их взаимоотношении друг с другом.

Логический анализ вычленяет здесь такие проявления права, как норму, как процесс (согласование воль) и как принцип (равенство и справедливость). И выстраивает их в определенной последовательности: нормы основываются на принципах и служат для согласования воль.

Далее анализ пойдет по еще большей детализации.

Норма будет представлена как гипотеза, диспозиция и санкция и т.д.

Категориальное же познание права будет идти не вниз, а вверх.

Здесь по отношению к праву будут применяться общефилософские категории бытия, ценности, сознания, сущности, формы, содержания. И тогда право – это форма духовного бытия; право – это социальная ценность, право – это деятельность.

Категориальная рефлексия воззрения на право с позиции объектной трактовки мировоззрения отразится, например, в следующих категориях:

Право – явление (конкретно-историческое или культурно-своеобразное)

Право – коммуникация (смысловая сторона взаимодействия), текст.

Право – регуляция.

С позиции субъектного подхода право – это свобода, долженствование, принуждение и т.д.

Категории удовлетворяют двум требованиям:

1. Всеобщность или универсальность.

Всеобщность должна быть по отношению хотя бы к одному из трех компонентов основного мировоззренческого вопроса об отношении человека к миру.

Для первого элемента «Человек» такими понятиями могут быть – истина, сознание, поскольку любой человек обладает сознанием (сознание – всеобщее свойство человека). Второй элемент «Мир» может быть отражен понятиями – материальность, объективность. Для третьего элемента – «Отношение» таким понятием будет – развитие.

Применительно к философии права мировоззренческий вопрос состоит в отношении человека к миру права. Тогда категории философии права можно выстроить следующим образом:

Человек – правосознание, личность, воля, притязание.

Мир права – императивность, дистрибутивность.

Отношение к праву – незыблемость, компенсация (идет не развитие права, а компенсация, т.е. замещение одного правовидения другим).

Однако есть всеобщие понятия, не являющиеся категориями.

Единое и многое – категории, а элемент и множество – не категории. В чем отличие?

Когда мы говорим о человечестве как едином целом, мы можем соотнести это утверждение с определенным мировоззрением. Когда мы говорим о способности кого-то увидеть многое в едином, то мы также говорим об определенном воззрении на мир. Понятия же элемент и множество – мировоззренчески нейтральны.

Отсюда – второе условие.

2. Мировоззренческий характер.

Каждая из категорий необходима, а все вместе они достаточны, чтобы охарактеризовать мировоззрение.

Другие же всеобщие понятия мировоззренчески нейтральны. (например, наличие мягкой ушной мочки характеризует анатомическое строение уха всех людей, это всеобщий признак, всеобщая характеристика, но к мировоззрению отношения не имеет).

Понятие «норма» обладает всеобщностью по отношению к миру права, но не имеет мировоззренческого характера. «Норма» - это научное понятие. А вот «нормативность» - это философская категория, поскольку выражает некое ценностное отношение, а потому имеет мировоззренческий характер.

Понятиями, которыми оперирует теория права, являются «закон», «правоотношение», «субъект права», «правовая обязанность», «ответственность», «субъективное право», и т.д. Философия права оперирует такими категориями, как «идея права», «смысл права», «цель права», «справедливость», «свобода», «автономия личности» и др.

4) Мы выявили различия в теоретическом, идеологическом и философском правопонимании. Однако остается проблема соотношения этих подходов в плане определения предмета. Т.е. надо выяснить являются ли эти подходы совершенно самостоятельными областями правового знания? Философия права является юридической дисциплиной или философской? Является ли идеология частью философии, или философия – частью идеологии?

Акцент на ту или иную связь ведет к различному пониманию предмета философии права.

Традиция советского правоведения опиралась на объектное понимание мировоззрения, т.е. как системы научных знаний. Поэтому она трактовала философию права как юридическую дисциплину. Философская специфика при этом практически исчезала, т.к. чисто категориальная рефлексия без мировоззренческого аспекта – это просто более высокий уровень обобщения теоретического знания, а не само новое знание.

Западная традиция и русское неокантианство делало акцент на субъектной трактовке мировоззрения, а потому была склонна трактовать философию права как учение о должном, т.е. естественном праве. На практике это приводило к поглощению философии идеологией.

Сохранить философскую специфику философии права можно только, если мы будем понимать ее как часть философского знания, а именно часть социальной философии. Такая позиция близка Гегелю, И. Ильину, Н. Алексееву.

Таким образом, мы будем рассматривать философию права как часть социальной философии. Следовательно, объект и предмет ФП мы будем соотносить с объектом и предметом социальной философии.

Социальная философия традиционно рассматривается как учение об обществе.

Объектом социальной философии является жизненный мир человека, а предметом – наиболее общие принципы его существования и познания: единство материального и духовного (т.е. каким образом проявляется это единство), объективного и субъективного, биологического и социального, коллективного и индивидуального, общечеловеческого и личностного и т.д. Социальная философия рассматривает жизненный мир в целом, т.е. во взаимодействии этого мира со всеми факторами, определяющими его бытие. Философия права из всех проявлений жизненного мира выделяет только взаимодействия повседневной реальности с системным миром – миром норм, законов, установлений и т.п. Это взаимодействие и создает правовую реальность как объект философии права.

В повседневной реальности человек совершает будничные действия, на него влияет непосредственное окружение – соседи, коллеги, друзья, члены семьи и т.д. им движут практические интересы – забота о детях, заработная плата, дачные хлопоты, техническое состояние автомобиля. Это мир здравого смысла.

Системный мир – это социальные институты, «отдаленная» социальная среда, государство, конъюнктура мирового рынка и т.д., которые предстают перед человеком в виде норм морали и права, политических установок, идеологических трафаретов и т.п., этот мир характеризуется рациональностью, долженствованием.

Пересечение будничного и системного происходит постоянно. Вы дачник – вы собственник; вы едете на дачу – при этом, вы участник дорожного движения и т.д. И как собственник, и как участник дорожного движения вы включаетесь в действие системного мира. На пересечении этих миров и рождается правовая реальность.

Объектом ФП является правовая реальность, т.е. сфера взаимодействия повседневной реальности с системным миром норм, предписаний, законов, установлений.

Однако ФП фиксирует в качестве своего объекта не только правовую реальность в ее отдельности от того, что ей не является.

Философию права интересуют предпосылочные знания о том, без чего право не может быть самим собой. Поэтому объектом исследования ФП становятся и области, сопредельные с правовой реальностью: цивилизации, в которых функционируют правовые системы и через культурные ценности которых определяется смысл права, сознание и поведение человека, действующего в системе этих смыслов.

Предметом ФП будут в этом случае всеобщие принципы существования, познания ценностного смысла и преобразования правовой реальности. Что и отражается в структуре философского знания.

Философия права – это обоснование того, что есть право в отличие от других феноменов (онтология), способа познания права (гносеология), ценностной (аксиология), деятельностной (праксеология) природы права.

В этом случае объектная трактовка мировоззрения будет соотносится не с теорией права, а с одним из структурных компонентов самой философии – с учением о бытии – онтологией. А субъектная – другим компонентом – аксиологией.

Теория права изучает взаимодействие общества и государства и объективные свойства права, закономерности его возникновения, функционирования и развития как самостоятельного общественного института. Т.е. оно изучает сам системный мир, и взаимодействие между его частями, а не его взаимодействие этого мира с повседневностью.

5) Метафизический способ постижения.

Метафизика – сверх-физика – после физики или после природы, над природой. Это учение о сверхприродной сущности бытия. Главный вопрос, с которым метафизика обращается к познанию бытия, – это вопрос «что», «что есть». Что есть человек? Ответить на этот вопрос, оперируя только видимым, невозможно.

Один античный философ однажды попытался дать определение человеку исходя только из видимых признаков. Оно выглядело так: человек это существо, на двух ногах и без перьев (на двух ногах – это то, что отличает от животных, а без перьев – от птиц, т.к. те тоже на двух ногах). Его ученик взял курицу, ощипал ее и предъявил философу: вот твой человек, учитель.

Для того, чтобы ответить на вопрос «что это такое», недостаточно ответить, что это не то, не третье, не десятое из видимого нам мира, так же недостаточно перечислить видимые признаки, ибо они меняются.

Видимый мир постоянно меняется. И, тем не менее, человек в этой изменчивости все-таки угадывает нечто постоянное, нечто неизменное. Есть Я. Я и в 7 лет и в 37 лет – это Я. Но где во мне это Я, которое неизменно? Все видимое во мне меняется, но что же тогда делает меня именно мной, тем, кто всегда есть именно Я? Я есть некая субстанция (это не утверждение, а предположение). Субстанция – сущность, нечто лежащее в основе. Субстанция неизменна в отличие от постоянно меняющихся свойств и состояний. Я как субстанциональное неизменное качество, а не Я в моих отношениях к другим людям, вещам и миру.

Предположим, что этой субстанцией является моя душа. Мы сказали слово «душа», но где она? Не видима. Но именно это невидимое мы ощущаем как нечто постоянное, неускользающее, неизменно присутствующее, т.е. то, что есть всегда. То же, что мы можем увидеть, гораздо менее схватываемо, т.к. каждую секунду мы имеем дело уже не с тем объектом, что был только что. Именно таким образом логика вопроса «что есть?» приводит к выводу о том, что сущность вещей сверхприродна.

Метафизика – учение о сверхприродных неизменных сущностях видимых явлений. Если пользоваться терминологией Канта, то метафизика пытается познать «вещь в себе».

Вопрос «что?» это вопрос о субстанциональных, качественных характеристиках. И ответ на него требует обращения к трансцендентному миру, т.е. выходящему за пределы опыта. Бытие познается как сущее. Сущее же не доступно опытному знанию. Оно умопостигаемо. Оно не доступно зрению глазами, но доступно умозрению – категориальному мышлению.

Мы говорили, что философия – это катеориальный способ познания мира. Мы пытаемся «схватить» мир путем подведения видимого и чувствуемого под некоторые абстрактные категории. Тем самым мы пытаемся с поверхности явления проникнуть в его суть. За явленным и изменяющимся увидеть сущностное и неизменное.

Так, Сократ, исследуя справедливость, за внешними ее проявлениями (требование возмещения долга) пытается увидеть само существо справедливости как исполнение должного. Но это требует уже выяснения вопроса о том, что есть должное. Таким образом, наше познание справедливости восходит от внешнего долга к абстрактному понятию долженствования, а от него к конкретному явлению политики – государству, являющемуся реальным воплощением справедливости. Тем самым мы познаем государство не в его внешних институциональных проявлениях, а в его сущностной основе – справедливости (если мы, конечно, правильно определили его сущность).

Саму же справедливость мы познаем опять-таки не во внешних ее проявлениях, а в сущностной основе – идее должного. Саму идею должного мы можем подвести под еще более абстрактное понятие – абсолюта, в котором эта идея совпадет с идеей сущего.

Метафизика всегда обращена к первоначалам всех вещей. Она опирается на предположение о том, что эти первоначала имеют сверхфизическую природу и недоступны человеческому созерцанию.

Первопричиной всего является абсолют (порождает все, сам никем не порождаем, присутствует во всех конечных формах, сам является бесконечным, движет всем, оставаясь сам неизменным и недвижимым).

Для метафизической методологии связь человека с абсолютными первоначалами бытия является мировоззренческой аксиомой.

Аристотель когда-то сказал, что люди, ничего не принимающие без доказательств, выказывают признаки философской невоспитанности, а русский философ Шестов потом добавил, что есть пределы, за которыми человеческая пытливость становится неуместной. Для мыслителя главное – вовремя остановиться и принять для себя какой-то незыблемый принцип. В метафизике – это принцип абсолютного.

Поскольку в реальном, а не метафизическом мире мы имеем дело лишь со следствиями воздействий этих первопричин, то каждый философ- метафизик выстраивал свою собственную гипотетическую модель этих первосущностей. Доказать или опровергнуть правдоподобность или истинность этих картин невозможно. Ценность этого метода не в установлении объективной истины, а в поисках смысла, т.е. со-мыслия, осмысленности мира с тем, что находится за пределами видимости. Если бы человечество не стремилось за пределы видимого, оно не смогло бы сделать ни одного научного открытия.

Метафизика предполагает, что в любой из реалий, являющейся предметом познавательного интереса, всегда будет оставаться некий «остаток», неподдающийся аналитическому исследованию и рациональному пониманию. Вот в этом пространстве между знанием и тайной пытается увидеть смысл метафизика. Она постигает непостижимое, через постижение его непостижимости.

Метафизический и физический мир не отделены друг от друга какой-либо границей, не расположены и не вложены один в другой. Они соотносятся между собой на началах взаимопроникновения. Оба они беспредельны. Центр каждого из них везде, а окружность нигде. Повсеместно, где существует физическая реальность, – присутствуют и метафизические начала.

Уже само существование мира связано с метафизической реальностью, которая присутствует в нем как возможность мира быть.

Если наука смотрит на мир как на действительность, идеология, как на должное, то метафизика как на возможность. Что делает мир возможным, как возможен мир, есть ли у нас выбор возможных вариантов?

Для метафизики мир – это возможность, перешедшая в действительность и сосредоточенная в конкретной реальности. Эта возможность и делает реальность причастной метафизическому миру.

Каждая вещь репрезентант (представитель) двух миров – физического и метафизического. Принадлежа одновременно двум разным и в то же время слитым воедино реальностям своей чувственно воспринимаемой ипостасью эта вещь свидетельствует о присутствии в ней многих скрытых значений и смыслов сверхфизического характера. Эта доступная созерцанию физическая ипостась представляет собой символ метафизической реальности.

Таким образом, любое явление видимого мира представляет собой конечную форму, несущую бесконечное содержание.

Метафизика ориентирует исследователя на то, чтобы рассматривать право в контексте трансцендентных первоначал бытия и трансцендентально-априорных структур духовного опыта.

Трансцендентальный не следует путать с трансцендентным. Оба слова происходят от одного корня, означающего «переступать». Но если трансцендентный – это переступающий за границы эмпирического опыта, за пределы человеческого сознания, то трансцендентальный, это преступающий за пределы предметной реальности и потому относится к мыслимой реальности. У Канта трансцендентальное познание – это познание, направленное не на предмет, а на возможности познания этого предмета еще до опыта. Эти возможности связаны не со свойствами самого предмета, т.е. теми его качествами, которыми он возбуждает наши органы чувств, а либо с особенностями нашего восприятия (свойствами психики и физиологии), либо с особенностями нашего мышления, законами нашего мышления. Т.е. здесь преступаются границы предметности, но не познания и сознания. Трансцендентальное – это не то, что выходит за границы познания, а то, что хотя и выходит за границы предметности, т.е. предшествует опыту априори, но имеет целью сделать возможным этот опыт. Априорными формами трансцендентального познания Кант считал пространство и время. Эти формы общезначимы, они являются свойствами человеческого познания как такового.

А применительно к праву неокантианцы считали такими трансцендентальными формами ценности (не конкретные блага, а отношение). Кистяковский считал трансцендентальными целями права свободу, равенство, справедливость.

Метафизический способ постижения правовой реальности имеет дело с ноуменальным (ноумен (мыслимый объект) – феномен (явленный объект)), абсолютным содержанием социально-правовых феноменов. В качестве основного предмета метафизического познания выступает целостность трансцендентной сверхреальности, внутри которой правовая реальность есть лишь один из способов существования этой сверхреальности.

Именно в рамках метафизической методологии находят свое обоснование концепции естественного права.

Метафизическая методология позволяет рассматривать нормы и ценности права как внутренне противоречивые реалии, объединяющие в себе два мира: трансцендентный мир абсолютного долженствования и социальный мир сущего.

Каждая правовая норма несет в себе абсолютное начало и одновременно является реальной поведенческой моделью, частично реализующей высший императив.

Имея в качестве первоначала некую абсолютную первонорму, в человеческом мире правовая норма осмысливается как идея, оправдывается как ценность и принимается как императивное руководство к действию.

Те юристы-практики и правоведы, которые считают метафизическое осмысление права излишним и отвлеченным от реальной практики, часто просто не осознают, что происхождение и обоснование многих норм позитивного права основано на метафизическом методе.

Например, право на достойную жизнь, закрепленное в ч.1 ст.7 Конституции РФ, обязывающее государство к определенным действиям в области социальной политики, получило свое закрепление в позитивном праве благодаря первоначальному обоснованию в качестве ценности, имеющей своим основанием идею человека как нравственной личности, как самоценного субъекта, развитие которого представляет становление в нем абсолютного добра.

Данное право в России было впервые сформулировано В. Соловьевым. Он трактовал личность как становящийся абсолют. Абсолютное добро (метафизическая первонорма) осуществляется в мире через человека, который в своем развитии бесконечно приближается к своей божественной (нравственной) сущности (первонорма осмысливается через идею нравственного развития человека как становящегося абсолюта). Поскольку нравственное развитие – есть предназначение человека, постольку сам человек, как возможная совершенная нравственная личность – есть цель и не может быть средством. Таким образом за человеком признается нравственное достоинство. Однако нравственное развитие требует затрат и усилий. И эти усилия должны быть направлены не на физическое выживание, а на развитие. Следовательно достойное существование является необходимым благом (получает ценностное оправдание), гарантии обеспечения которого должно взять на себя государство через обеспечение права на достойную жизнь (формулировка нормы в качестве руководства к действию).

6) Феноменологический метод.

Автором этого метода является Эдмунд Гуссерль. Его методология оказалась очень созвучна русской философско-правовой мысли. Этот метод развивали такие русские правоведы, как И. Ильин, С Франк, Н. Алексеев.

Феноменология ставит перед собой задачу выхода к безусловным самоочевидным первоначалам всякого знания (не бытия, как в метафизике, а знания), к его чистым структурам.

Если метафизика доводила познание до границы абсолютного, то феноменология – до границы очевидного. В метафизике познание права сводили к не требующей доказательства абсолютной идее долженствования. Сущность его определялась через сверхфизическую реальность идеи справедливости и долга.

Право в метафизике пытаются познать через понятия о праве.

В феноменологии сущность (эйдос) права определяется через сведение его к не требующей доказательства очевидности. Здесь право познается не через понятие, а через обращение к самому праву, но не через изменчивые эмпирические формы, а всегда присутствующую в нем очевидность.

По мнению Н.Н. Алексеева, вместо определения права через понятия следует дать описание правовой структуры в ее основных данностях.

Он выделяет три элемента этой структуры. 1. Субъект – носитель обнаруживающихся в праве ценностей. Это не субъект теории права, а субъект, как деятель, носитель актов, обнаруживающих ценности. Ценности только тогда становятся живыми и реальными, когда они находят живого носителя (например, восприятие талиона в качестве права было возможно, пока был субъект, воспринимающий возмездие как ценность; смертная казнь постепенно вытесняется за пределы правового поля, поскольку в обществе все меньше и меньше носителей ценности наказания как средства поддержания равновесия (правопорядка)). 2.Сами обнаруживающиеся в праве ценности. Наличность какой-либо ценности является безусловным предположением для правовых явлений. 3. Первоначальные и неопределимые данности, которые неотделимы от любого правового феномена. Такими Алексеев считает правомочия (наличную возможность субъекта свободно действовать в определенных границах и требовать от других действий, соответствующих правомочию (например, в рамках обычного права традиционных и архаичных сообществ такого правомочия нет у убийцы, но есть у лица, осуществляющего месть)).

Право есть всегда там, где наличествует правовая структура. Правовыми нормами, по Алексееву, мы называем те, которые предполагают особого носителя, в которых выражаются реализованные ценности и которые формулируются в особых определениях (права - обязанности).

Правовая структура связывается в идеальную целостность идеей права. Знание структуры позволяет нам безошибочно видеть эту идею права в любых бесконечных его проявлениях, большинство из которых нам вообще неизвестно (например, китайское право, и др. )

Феноменологи рассматривают сознание и бытие как корреляты друг друга. Т.е. эти понятия имеют смысл лишь соотносясь друг с другом (как тепло - холодно). Это позволяет с одной стороны уйти от вопроса о первичности того или другого. А с другой определяет в качестве объекта познания мир, предстоящий нашему сознанию. Этот мир изменчив, однако при этом феноменология, как мы уже видели, не отказывается от поисков неких инвариантов, т.е. неизменного в мире. Мир чистых и неизменных сущностей существует, но не за пределами нашего сознания – трансцендентный нам мир. А за пределами предметности самого мира, но в нашем сознании (трансцендентальный мир). Наше сознание способно воспринимать мир не только в изменчивости его явлений – феноменов, но и как чистые эйдосы – чистые сущности вещей.

Мир чистых сущностей и повседневный мир воссоединяются через структуры сознания, в которых содержатся необходимые предпосылки (априорные формы) для восприятия естественно-правовых универсалий.

В отличие от Канта, который в качестве априорных форм сознания считал формы восприятия (Восприятие – процесс приема и переработки информации, дающий возможность ориентировки в этом мире) – восприятия пространства и времени, присущие любому человеку, а потому делающими возможным объективное знание, феноменология трансцендентальное познание связывает со свойствами мышления Мышление – процесс анализа воспринятой информации, дающий знание о таких объектах, которые не могут быть непосредственно восприняты на чувственной ступени познания.)

Сознание двуедино: оно включает познавательный акт (ноэзис) и предметное содержание (ноэму). Право как объект жизненного мира – существует в изменчивых формах, оно представляет собой нечто явленное (феномен). Но нашему сознанию оно предстоит отнюдь не во всей полноте своей явленности, поскольку на направленность нашего сознания на то или иное проявление права оказывают влияние многие обстоятельства жизненного мира. Поэтому наше сознание имеет дело не с реальным правом, а с его образом (ноэмой). Процесс создания этого образа – ноэзис. Применительно к праву это означает, что именно в самом праве и соотносятся ноэзис и ноэма. Правовые явления существуют только через сознание как некие очевидности нашего опыта. Правовыми же они являются нам через познавательный акт.

Вспомним пример с дорожной разметкой. Водитель пересекает «запретные» полосы, чтобы спасти ребенка в силу очевидности ситуации. Выбор между нормой и жизнью ребенка не просто очевиден, он делается практически автоматически. Правовым содержанием этого выбора является право на жизнь. Однако качество права, а не только морали или инстинктивного действия, этот выбор приобретает через познавательный акт. В нашем случае мы соотнесли норму о разметке с ее смыслом и тем самым выявили не противоправный или внеправовой характер действий водителя, а именно правовой. Однако в момент реального выбора модели поведения наше сознание наделяет ситуацию правовым смыслом исходя не из логических рассуждений или нравственного закона. До всяких рассуждений мы оцениваем правильность, т.е. соответствие праву, поступка водителя и неправомерность противоположного выбора – соблюсти правила дорожного движения ценой жизни ребенка. Это значит, что в нашем сознании есть некие структуры, позволяющие нам «узнавать» право до знания о нем.

В философско-правовой сфере феноменология исследует два объекта. 1. Безусловные очевидности, предшествующие нормам права (ценностные установки, модели поведения, традиционные верования). 2. Идеальные, безусловные когнитивные (познавательные) структуры, предшествующие знаниям о праве и данные человеку через феномены его сознания (например, интенциональность (Сознание интенционально (направлено). Т.е. сознание возможно только как сознание чего-то. Без того, на что направлено сознание нельзя вообще говорить о сознании. Это свойство – и есть интенциональность. Интенциональность существует в двух модусах (вид, характер, форма): ноэзис (я мыслю) – процесс конструирования в сознании образа права, и ноэма (то, что я мыслю) – право как объект сознания (не реальности).) нашего сознания, «заинтересованность» его в мире, ценностное отношение к миру).

Для феноменологического правоведения наибольший интерес представляют не формы реального поведения людей, а чистые нормативные структуры, подчиняющие себе человеческое сознание и деятельность.

Рассмотрим для примера такие явления, как убийство, кровная месть, смертная казнь. Первое представляет собой противоправное действие, два других – правовые формы, при этом, однако, в разных правовых культурах принимаемые или отвергаемые в качестве законных. Если брать их с точки зрения внешнего поведения, то нам трудно будет объяснить правовую сущность талиона (кровной мести) и противоправную – убийства. По внешним признакам – и там, и там произвольное лишение жизни. Если же мы отвлечемся от внешних проявлений реального поведения людей и попробуем выявить, что заставляет человеческое сознание с одной стороны отвергнуть убийство как недолжную модель поведения, а с другой стороны, признать правовой смысл как в кровной мести (не зря все-таки она признается одной из форм закона талиона) и смертной казни, так и в требовании отмены смертной казни, то очищая эти явления от случайных или условных (зависящих от исторических, культурных особенностей, развитости интеллекта и пр.) характеристик, сможем увидеть то, что присутствует в законе талиона и смертной казни, но чего нет в убийстве. В первую очередь – это идея восстановления равновесия. Убийство – произвольный насильственный акт, нарушающий равновесие в обществе, кровная месть и смертная казнь – несут идею восстановления нарушенного равновесия в первом случае через возмездие, во втором через наказание (Именно требование равновесия принуждает сообщества, где существует месть, жестко регулировать этот обычай, что и придает ему форму закона и отличает от произвола). Идея запрета смертной казни ставит под сомнение способы восстановления и поддержания равновесия в обществе, но не необходимость этого равновесия. Стабильность и безопасность как общества, так и личности воспринимается людьми как ценность. Эта способность к ценностному восприятию и оценочным суждениям объективно присутствует в структуре человеческого сознания и задает императивы человеческого поведения.

Совокупность первоначальных очевидностей, донаучных мнений, традиционных верований, в которые погружено наше сознание, не нуждающихся в доказательствах в феноменологии обозначается через концепт «жизненного мира» (Гуссерль).

Процесс феноменологической редукции (возвращение, сокращение, приведение обратно – сведения сложного к более понятному и доступному) позволяет очистить образ права (ноэму) до чистой сущности (эйдоса), который являет себя в своей очевидности и феноменах ЖМ.

Как это делается?

Относительно всякого объекта сознания задается вопрос: что могло бы быть опущено из нашего описания этого объекта, чтобы объект, тем не менее, оставался тождественным самому себе? Тот минимум, при котором сохраняется тождественность объекта самому себе, и будет его сущностной характеристикой.

Этот метод еще иногда называют «методом выведения за скобки».

Эйдос карандашности. Надо вывести за скобки все то, что имеется у одних карандашей и отсутствует у других: различие в длине, цвете, материале, цели, времени изготовления. Ибо любая из теорий, построенная на одном из этих признаков не отразит его сущности (эйдоса). Даже если вы попробуете определить его через цель. (каким должен быть идеальный карандаш).

Возможно, вы даже решите, что сущность карандаша непознаваема, и все, что остается, – это систематизировать уже имеющиеся карандаши. А, может, решите, что сущность надо описывать не через наличные карандаши, а через их исторические прототипы, познавая исторические закономерности смены одной формы карандашей другою.

Однако сущность карандаша нам известна, очевидно дана нам, ибо именно исходя из этой очевидности мы вообще пользуемся карандашами и безошибочно называем карандашом именно карандаш, а не ручку, мел и т.д. феноменологическая редукция помогает ее определить.

Карандаш (черный камень) – это любой твердый материальный объект, специально приспособленный для изображения чего-либо путем использования вещества самого этого объекта. Этому определению соответствует и древний карандаш и современный.

Результаты этой редукции недоказуемы, но они умозрительно очевидны.

Так же, если вы будете смотреть на право, то должны вынести за скобки все, что относится не только к праву и то, что в одних случаях в праве наблюдается, а в других нет. Скажем, нормы – не только правовые, есть моральные, значит, выносим за скобки; воля – не любая воля есть право – и т.д. надо дойти до той очевидности, которая определяет все право и только право (например, правомочие).

Практические возможности феноменологического метода можно увидеть на следующем примере, получившем широкий общественный резонанс в 2005 г.

Женщина, защищаясь от насильника, нанесла ему ранение несовместимое с жизнью. Ранение было нанесено кухонным ножом, который она носила с собой в сумке с целью самообороны после того, как однажды она уже подвергалась нападению насильника.

По факту смерти нападавшего в отношении женщины было возбуждено уголовное дело. Ей было инкриминировано преднамеренное убийство. Суд вынес обвинительный приговор. Дело получило огласку с негативной общественной оценкой приговора суда. В результате прокурором был внесен протест в порядке кассации.

Такова внешняя сторона данного дела.

Заметим, протест прокурора был внесен только после негативного общественного резонанса.

Комментарии ведущих правоведов по поводу данного приговора сводились к констатации пробела в праве, в частности, в ст. о необходимой обороне.

Однако квалификация дела следователем была не по статье о необходимой обороне, а по статье о намеренном нанесении вреда жизни и здоровью. При этом аргументация следователя сводилась к тому факту, что женщина носила с собой нож, имея заранее намерение применить его в случае угрозы. Статья же о необходимой обороне не допускает оборону заранее.

Для общественного мнения, а оно выступает здесь в качестве того самого субъекта как носителя ценностей, в судебном решении нет права. С позиции общества, право реализовалось как раз в действиях женщины, а не в норме закона, действиях следователя, решении судьи. Для любого непредвзято судящего человека очевидно, что женщина имела право защищать свою честь, свое здоровье, свою жизнь от посягательства. Интересоваться в ситуации нападения у насильника тем, хочет ли он только совершить акт насилия или же убить – просто абсурдно, так же абсурдно и ждать, когда насилие свершится. Угроза насилия – уже повод для обороны. Женщина в силу неравенства физических возможностей имеет право применять оружие. И нормы действующего законодательства, оговаривающие необходимую оборону, вполне учитывают данную ситуацию. Здесь нет никакого пробела. Дело пришло к несправедливому решению вследствие квалификации его по другой статье. Однако применять здесь статью о преднамеренности вследствие того, что кухонный нож носился в сумочке с целью возможной обороны, это все равно, что вменять человеку в вину то, что он обучается приемам борьбы. Он ведь обучается им для того, чтобы в случае необходимости защититься. А если бы женщина применила не нож, а дамскую шпильку, которую она носила не только ради прически, но, пройдя курсы по самообороне женщин, предполагала в качестве средства защиты? Абсурд, поскольку таковым предметом может стать любой (ножницы, пилочка для ногтей и т.д.).

Абсурдность приговора суда связана с тем, что поиск права со стороны правоприменителей (судья, следователь, прокурор) осуществлялся в норме.

Общественное мнение же безошибочно усматривает его в самом акте реализации ценности (право на жизнь, здоровье, неприкосновенность) через оборону.

Очевидность несправедливого решения суда стала ясна для правоприменителей только после возмущения общества. Рассудочные же аргументы и ссылки на формальную норму отнюдь не позволили прийти к правовому решению. Судье совершенно не требовалось толковать норму или менять квалификацию (ни того, ни другого он не может по статусу), ему достаточно было толковать ситуацию, которая возникла на пересечении повседневного мира (реальных действий в конкретной ситуации, обусловленной определенными ценностными установками) и системного (нормы). Тогда бы он увидел право, а не нарушение права.

Учебники часто учат будущих юристов логическому толкованию нормы, выявлению смысла нормы, но требуется еще умение видеть право в его очевидных проявлениях. И тогда судья мог бы увидеть отсутствие в действиях женщины (ношение ножа) умысла нанести вред. И решение суда даже при ошибочной квалификации и даже при наличии пробела в праве было бы оправдательным.

Реально же ущерб был нанесен самому праву, поскольку авторитет права такими разумными аргументами и ссылками на закон только подрывается.

Безусловные утвердительные убеждения и уверенности, составляющие содержание жизненного мира, значат для становления правосознания больше, чем рассудочные доказательства и научно-теоретические обоснования.

Недостатки метода.

Из редукции могут вытекать самые разные результаты: явление можно редуцировать до его иллюзии, можно вести в сторону крайнего солипсизма – существую только я).

Выбор правильного направления редукции зависит от интуиции философа.

Кроме того, видение сущностей не раскрывает тайны существования. Более того, феноменология апеллированием к очевидности как бы устраняет вопрос о тайне. Метафизика возводя познание к абсолюту в «остатке» видит непостижимое как неявленное нам. Феноменология, сводя познание к очевидности, сводит все к не требующему доказательства явленному.

На основе феноменологического метода развился герменевтический подход к постижению мира.

7) Герменевтика.

Название «герменевтика» происходит от имени греческого бога – Гермеса, который доносил олимпийских богов послания и просьбы людей и истолковывал людям смысл повелений богов.

Толкование смысла закона – один из важнейших вопросов теории права.

Философскую герменевтику интересует, как возможно понимание человеком смыслов сущего и должного, насколько свободен человек в интерпретации текстов.

Здесь ведущее место занимает проблема понимания, которое противопоставляется объяснению.

Объяснить – значит установить причинно-следственные связи, простые и общие законы, позволяющие прогнозировать закономерное протекание процессов в будущем. Индивидуальное, ситуативное в расчет здесь не берется.

Понять – значит установить связь между чужим и своим. Включить внешние данности в систему своих личностных смыслов, ценностных координат, собственного опыта. Это процесс соединения объективных смыслов, содержащихся в предмете с субъективными смыслами, являющимися личным достоянием индивидуального сознания.

Это и отличает философское понимание от научного познания. Наука пытается отвлечься от всего личного.

Для философа понять нечто – это значит подчинить смыслы, уже содержащиеся в объекте, смысловым первопринципам своей концепции, или выявить, каким образом происходит это включение в рамки другой концепции.

Герменевтика имеет дело не с фактами, а с их смыслами.

Следователь устанавливает факт нарушения правила (разметка) или наоборот, следования закону (нацистская Германия). Философия права выясняет смысл происшедшего. Без выяснения смысла мы при отправлении правосудия будем иметь дело либо с фактами, т.е. проявлением обыденного мира, либо с законом, т.е. проявлением системного мира. Право же возникает на пересечении этих миров, при их взаимодействии. Судебное толкование должно выявлять правовой смысл нормы. Абстрактную норму нужно наполнить конкретным содержанием реального события, а не отвлеченного представления о справедливости.

Нужно видеть разницу между философско-правовым пониманием правовой ситуации и юридическим толкованием. Юридическое толкование направлено на выявление воли законодателя, замысла законодателя. Философское понимание направлено на 1. выявление правопонимания законодателя, на мировоззренческие основы его воли. 2. На правопонимание участников правовой ситуации. 3. На соответствие между правопониманием законодателя и участников правовой ситуации.

Другими словами, юридическое толкование имеет дело со столкновением интересов: государства и личности, а философское понимание имеет дело со столкновением разных картин правового мира.

Вот пример из телепрограммы «Час суда». Хозяин супермаркета предъявляет иск к пенсионерке в 7 тыс. руб. в возмещение ущерба, который она нанесла тем, что при посещении магазина неоднократно брала сырки и при этом не оплачивала их (т.е. имело место систематическое хищение). В свое оправдание пенсионерка ссылалась на маленькую пенсию, размер которой позволял только оплачивать коммунальные расходы, а на еду денег не оставалось. Не помирать же с голоду.

Если оставить в стороне чисто юридические моменты, то по-человечески пенсионерку жалко. Да и ее ли вина в том, что государство, на которое она работала, – рухнуло, а новое, проводя непродуманную политику приватизации, лишило ее той части богатства, в котором была и ее доля? Справедливо ли поступило с ней государство, лишив ее права на достойное существоание? Однако и робингудовский способ восстановления справедливости не есть право.

С точки зрения законодателя норма, обязывающая возместить ущерб, и не предполагающая здесь исключений – справедлива, поскольку она охраняет правопорядок. Общество не будет стабильным, если каждый гражданин не будет чувствовать себя защищенным от «робингудовского» (даже и в такой мягкой форме) произвола. Это правовидение законодателя.

С точки зрения хозяина супермаркета, он, конечно, же не разорился и не обеднел от съеденных сырков (сумма в 7 тыс. скопилась за довольно длительный период), но благотворительность не может быть принудительной (по решению суда, если тот оправдает пенсионерку). Кроме того, это будет сигнал другим малоимущим. Поэтому право собственности должно быть священно.

С точки зрения многих обездоленных непродуманными реформами пенсионеров, государство их ограбило, а «новые хозяева» супермаркетов разбогатели и приобрели собственность в результате незаконной приватизации. Это правовое видение данной ситуации пенсионерки.

Столкнулись право на достойную жизнь и право на собственность. В результате под сомнение поставлен правовой режим существующего общественного порядка. В чем здесь справедливость? И там, и там естественное право, и то, и другое гарантировано конституцией. Однако норма закона диктует только одно решение: удовлетворить иск и обязать пенсионерку выплатить 7 тыс.

Здесь восторжествовало мировоззрение, в котором закон суров, но он закон. Право здесь не естественное право на жизнь. Право здесь – подчинение естественному закону – року, судьбе умереть с голоду. Справедливость здесь – отдать долг, подчиниться судьбе. Вот что лежит в основе данного судебного решения, будь оно принято. Но оно отнюдь не воспринимается справедливым российским сознанием. И не потому, что у россиян нет правосознания, а потому, что справедливость воспринимается иначе.

Право в таком варианте (закон суров, но он закон) не вписывается, не может быть включено в систему российских ценностей, а значит, не может быть понято. А это значит, если судья примет предписываемое законом решение, оно не будет принято как справедливое, что только подрывает авторитет не только суда, но и действующего права. Кроме того, вряд ли решение суда о выплате 7-тыс. будет затем выполнено, поскольку размер пенсии просто не позволит этого сделать. А неисполняемые решения также подрывают авторитет права, более того, способствуют сознанию безнаказанности.

Поэтому простое удовлетворение иска будет неправовым решением. А не удовлетворить иск нельзя.

Понять право – значит включить его в свое представление о справедливости.

Принять в данном случае правовое решение – это выявить смысл права и принять решение не по закону, а по смыслу права.

Попробуйте предложить в данном случае свое решение.

Вот вопросы, которые ставит перед юристами философский анализ этой ситуации:

1. решение в данном случае, возможно, должно приниматься не в рамках судебного заседания. Нужно создавать механизмы ответственности государства за нарушение права на достойное существование?

2. может ли в данной ситуации принять справедливое решение суд?

3. если нет, то должны ли мы признать, что право ограничено в возможностях справедливости?

4. но в таком случае, действительно ли сущностью права является справедливость?

5. если все-таки справедливость, то является ли тогда справедливость универсальной ценностью?

Герменевтика в данной ситуации предлагает не поиск универсальных ценностей, а способ включения чужих ценностей в свою ценностную систему.

Однако философский анализ имеет смысл не только для критики принятых судебных решений, которая при этом только и останется критикой. И не просто материалом для обсуждения возможных корректировок законодательства.

Это нужно для принятия конкретных судебных решений.

В одном из знаменитых американских фильмов в центре сюжета находится судебный процесс над отцом негритянской девочки, убившем насильников своей дочери, после того, как состоявшийся над ними суд вынес им оправдательный приговор.

Обвиняемый (отец девочки) отказался от черного адвоката, настоял на белом.

Черный адвокат, защищая черного, исходил бы из понятия справедливости в рамках негритянского мировоззрения. Он не смог бы вписать право белых в это мировоззрение. Он не видит право белых, а, следовательно, и справедливость так, как это видят они. А присяжные – все белые. Чтобы эти присяжные вынесли оправдательный приговор, они должны понять справедливый смысл поступка отца девочки. Понять, т.е. вписать его в систему своих ценностей. Это должен быть универсальный смысл. Смысл, способный объединить понятие о справедливости черных и белых.

Черный, защищающий черного, – не увидит его. Белый, обвиняющий черного и защищающий белого, – не увидит его. Белый, защищающий черного, может увидеть.

Адвокат в своей защитной речи, обращаясь к белым присяжным, пересказал уже известную им историю, произошедшую с этой негритянской девочкой и завершил свой рассказ словами «…а теперь представьте, что она белая». «Представьте, что она белая» - означает – она тоже человек. Это не черная девочка, и это не отец черной девочки, убивший белого обидчика. Это отец (общечеловеческое понятие), вступившийся за честь дочери. И у него было на это право, право человека защищать жизнь, семью, достоинство, если состоявшийся над насильниками суд не сделал этого.

Заметим, что адвокат в защитной речи апеллирует не к нормам, фиксированным в законе, а к чувству права присяжных, к смыслу права. Он использовал методы философии права, а не юриспруденции. Он дает толкование не норм, а правовой ситуации.

Данный пример показывает возможность решения проблемы с помощью философии права.

Философия ставит здесь несколько вопросов: 1. Речь идет об отсутствии права или о разном понимании права. 2. С чем соотносится право в той и другой картине мира. 3. С позиции права или закона принималось решение. 4. Есть ли какой-то объединяющий смысл у того и другого образа права. И т.д.

В предыдущем примере мы увидели, как философия права, в частности герменевтика, позволяют осуществить диалог двух мировоззрений, двух культурных типов восприятия права, с тем, чтобы найти справедливое решение.

Следующий пример показывает, что происходит с правом, когда такой диалог отсутствует, когда доминирует монолог одного мировоззрения.

В «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский разбирает один криминальный эпизод: мужик забил до смерти свою жену, причем до того избивал ее постоянно. Малолетняя дочь при этом со страхом забивалась в угол. Суд вынес ему очень мягкий приговор, ссылаясь на то, что та среда, в которой рос и жил подсудимый, способствовала тому, что нравственное сознание человека, существующего в ней, притупляется, нравы людей ожесточаются. Таким образом, по мнению адвоката, убитая женщина стала жертвой не столько жестокости своего мужа, сколько нравственной незрелости всего общества. Суд принял во внимание аргументацию адвоката. И хотя закон предполагал достаточно суровую санкцию, суд вынес самое мягкое решение, которое мог.

Достоевский замечает, что никто из судей не подумал, что ждет оставшуюся дома дочь этого мужика, когда он через два года вернется и теперь уже примется за нее. Ведь вряд ли нравы острожного общества смягчат «ожесточившееся от беспросветной тяготы среды» сердце этого мужика.

Здесь возобладало позитивистское мировоззрение, предполагающее предопределенность поведения средой, практически снимающее с человека ответственность за свои действия. Однако такая установка вообще обессмысливает право. В данном случае мы имеем дело с толкованием не нормы, а ситуации. Но это не герменевтическое, не философское толкование права. Данное толкование выявляет не смысл правой ситуации, а условия, в которых она протекала.

Такое социологизаторство юридической ответственности было очень распространено в мировоззрении разночинной российской интеллигенции и оказывало большое влияние на юридическую практику в условиях предреволюционной ситуации России конца 19 в. Однако нежелание видеть в человеке автономную нравственную, а значит и ответственную личность (т.е. вступать в диалог с другим миро- и право-видением) приводило на практике к дискредитации права как такового, а отнюдь не самодержавной правовой системы.

Таким образом, правопонимание - это не просто обладание знанием о праве в виде той информации, которая имеется на данный момент в правоведении. Правопонимание предполагает наделение этих знаний ценностным смыслом конкретного мировоззрения.

Задача философского анализа в том, чтобы направить суд к принятию справедливого правового решения. Но справедливого не с позиции отвлеченного долга перед естественным законом, или абсолютного добра или с позиции обездоленного общественного слоя и т.д., а справедливого в силу своей очевидности.

Это не толкование отдельной нормы, а толкование самого права, что в данном случае будет правом, а уже исходя из этого – как применить норму.

В критических, пограничных ситуациях на стыке повседневного и системного миров (здесь герменевтика следует за феноменологией), когда человек оказывается в ситуации выбора варианта поведения звеном, которое связывает сознание человека и ситуацию – является смысл конкретного явления. (разметка).

Но смысл предполагает со-мыслие. Т.е. как минимум двустороннее взаимодействие. Т.е. коммуникацию.

Понимание смысла зависит не только от психологических особенностей человека (когда мы говорим о способности человека понимать другого), но и от включенности его в различные коммуникативные системы человеческой жизнедеятельности. (культурные, исторические, бытовые, нормативные и т.д.)

Знание права – это знание текста закона. Понимание права – это умение видеть этот текст в контексте реальной жизни. Знание – текст, понимание – контекст.

Кроме того, любое понимание основано на предпонимании, которое вырастает из повседневного опыта, воспитания, окружающей среды.

Таким образом, образуется своего рода круг. Отношения в повседневном мире, объективируясь в сознании людей от непосредственной реальности, складываются в регулятивную систему, которая предстает в виде определенных правовых текстов и в качестве таковых определяют варианты социально-значимых поведенческих реакций, т.е. возвращаются обратно в мир повседневности. Данное явление Поль Рикёр назвал герменевтическим кругом.

Понятие герменевтический круг относится к процессу познания (понимания) права, а не к самой правовой реальности. Не правовая норма циркулирует в данном круге, а понимание смысла правовой нормы.

Сама же правовая реальность описывается через понятие коммуникации.

Понятие коммуникации. Понятием коммуникация описываются социальные явления, возникающие между субъектами.

Существует довольно много трактовок коммуникации.

Коммуникацию можно понимать как 1. Многообразие видов речевой деятельности, не обязательно предполагающее смыслосодержательный пласт этой деятельности (молодежное совместное времяпрепровождение). 2. Информационный обмен в технологических системах (передача информации от одной системы (индивид, группа, организация) – к другой посредством материальных носителей (знаков, сигналов). 3. Мыслекоммуникация – это взаимодействие между субъектами, опосредованное знаками (текстом). Т.е. коммуникация – это смысловой аспект социального взаимодействия.

Для философии права имеет значение мыслекоммуникации. Структура мыслекоммуникации включает: 1. Не менее двух участников - коммнуникаторов, наделенных сознанием и владеющих нормами некоторой семиотической (знаковой) системы (например, языка). 2. Ситуацию, которую они пытаются осмыслить и понять 3. Сообщения (тексты), выражающие смысл ситуации в языке или элементах данной семиотической системы. 4. Мотивы и цели, делающие тексты направленными, т.е. то, что побуждает субъектов обращаться друг к другу и взаимодействовать. 5. Процесс материальной передачи текстов. 6. Восприятие (интерпретация) сообщения (текста), отражаемое в действиях получателя сообщения.

Попробуем наложить данную структуру на ситуацию с правилом о дорожной разметке.

1. законодатель и водитель. 2. Дорожное движение. 3. Нельзя пересекать двойную разметку. 4. Безопасность и эффективность участников дорожного движения. 5. Правила дорожного движения и реальная разметка дороги. 6. Законодатель не только не мог, но и не имел права создавать норму, требующую смертного приговора ребенку.

Герменевтический метод позволил нам принять правовое решение, при этом аргументируя его с позиций самого права, а не другой нормативной системы (морали).

Данный метод для анализа сущности права использовался многими классическими мыслителями, хотя они и не употребляли понятие коммуникации в своих правовых концепциях.

Кант, формулируя свою максиму, что человек должен всегда восприниматься как цель и никогда как средство, говорит о понимании им права как коммуникации. Когда человек воспринимается как средство – нет коммуникации, т.к. нет стремления понять. Человек как цель как раз и предполагает нацеленность на другого как равного, а потому могущего со-мыслить с тобой ситуацию. Априорные формы познания, данные человеку до всякого опыта в силу своей всеобщности, и представляют, по Канту, возможность со-мыслить право как всеобщее правило.