семинар 1 (17 января) / Литература / Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада

Глава VIII Христианское общество

господство в экономической жизни города, а через присвоение городских должностей — и контроль над его политической жиз­ нью, противопоставило верхам многочисленную угнетенную мас­ су. С конца XII в. появляются «лучшие», или «большие», горожане (meliores burgensis, maiores oppidani), быстро установившие свое господство. С 1165 г. в вестфальском Зосте упоминаются «лучшие, под властью коих процветает город и коим принадлежит первое место в делах и праве», а в Магдебурге городской статут, провоз­ глашенный в 1188 г., определяет: «На городских ассамблеях глуп­ цам запрещается идти в чем-либо против воли лучших (meliores) и выдвигать противные им предложения». Так богатые в городе были противопоставлены бедным. Во франкоязычных городах традиционно говорилось о «ремеслах, основанных на ручном тру­ де или на торговле», труд и торговля были разделены. Вскоре люди ручного труда поднялись против тех, кого они считали праздны­ ми. С конца XIII в. множится число стачек и бунтов против «бога­ тых горожан», а кризисный XIV в. вызвал к жизни яростные вос­ стания городского плебса.

Несмотря на манихейское стремление Средневековья упро­ щенно сводить всякий конфликт к столкновению двух сил — «добрых» и «злых», не следует считать, что борьба классов огра­ ничивалась лишь дуэлью сеньоров и крестьян, бюргерства и плебса. Реальность была сложнее, и одна из причин постоян­ ного поражения «слабых» в их борьбе с «сильными» заключа­ лась, помимо их экономической и военной слабости, во внутрен­ ней разобщенности, увеличивающей меру их бессилия. Мы ви­ дели, как шло социальное расслоение крестьян. В описании нор­ мандского восстания 997 г. Вас отмечал, что если бедные кресть­ яне не могли избежать пыток, то богатые расплатились за свою физическую безопасность потерей богатства.

Говоря о неимущих слоях горожан, следует различать «то­ щий люд» — ремесленников и цеховых подмастерьев, с одной сто­ роны, и массу поденщиков, лишенных всякой корпоративной за­ щиты, — с другой; наемные рабочие испытывали на себе все ко­ лебания рынка рабочей силы. Ежедневно их отряды собирались в месте найма (в Париже таким местом была Гревская площадь), где работодатели или их приказчики могли нанимать пролета­ риат, над которым постоянно висела угроза безработицы. В конце

369

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

XIII в. именно они вошли в низшую категорию laboratores, по­ ставленную Иоанном Фрейбургским в его «Общем учебнике исповедников» на последнее место. Как убедительно показал Б. Геремек для Парижа XIII—XV вв., на примере этих людей мож­ но наблюдать, как труд и трудящиеся становились товаром.

Особое место среди всех видов угнетения отводилось ра­ ботодателями использованию женской рабочей силы. Всем из­ вестна жалоба ткачих, приведенная Кретьеном де Труа в его «Ивейне» (около 1180 г.).

Ткем целый день такие ткани, Что любо-дорого глядеть,

Ачто прикажешь нам надеть? Работа наша все труднее,

Амы, ткачихи, все беднее,

В отрепьях нищенских сидим, Мы хлеба вдоволь не едим, Нам хлеб отвешивают скупо. Надеждам предаваться глупо, Нам платят жалкие гроши: Итак, мол, все вы хороши.

И понедельной нашей платы Едва хватает на заплаты. Сегодня грош, и завтра грош. Скорее с голоду помрешь, Чем наживешь себе чертоги. Весьма плачевные итоги! Нам полагается тощать, Чтобы других обогащать.

Мы день и ночь должны трудиться, Нам спать ночами не годится, Ленивых могут наказать, Усталых будут истязать...

(Пер. В. Микушевича)

Женщины находились в центре еще одного конфликта, внешне не столь драматичного. Они были объектом соперниче­ ства мужчин различных социальных классов. Эти любезные игры

370

Глава VIII Христианское общество

полов были осязаемым выражением борьбы классов. Презрение женщин к мужчинам определенной социальной категории ощу­ щалось последними как самый болезненный удар из всех полу­ ченных ими. Мы с удивлением наблюдаем участие клириков

вэтом конфликте. Кюре или монах — богатый развратник — был излюбленным персонажем фаблио. Но их притязания реаль­ но сформулировали лишь голиарды — клирики, находящиеся вне рамок церковного общества. «Спор клирика и рыцаря» стал общим местом средневековой литературы. Чаще всего авторство принадлежало клирикам, поэтому им отводилась лучшая роль,

вженских сердцах им отдавалось явное предпочтение перед воинами. В поэме «Ремирмонтский собор» монахини после дол­ гих споров принимают решение отлучать тех, кто предпочтет рыцарей клирикам.

Презрение клирика к крестьянину обнаруживается в этой чешской голиардической песне:

Доченька, хочешь ли крестьянина, Черного и гадкого?

Не хочу крестьянина, дорогая матушка.

Лирическая поэзия часто воспевала пасторальную любовь рыцарей к пастушкам. В реальности такие предприятия не все­ гда венчались успехом. Поэт граф Тибо Шампанский признавался в стихах, что два крестьянина обратили его в бегство, лишь только он собрался задрать подол пастушке.

Как известно, борьба классов дублировалась на Западе оже­ сточенным внутриклассовым соперничеством. Конфликты меж­ ду феодалами, как продолжение борьбы кланов, частные войны, происходившие от германских «файд» — средневековой формы сеньориальной вендетты, наполняют собой средневековую ис­ торию и литературу. Еще в конце XIII в. Филипп Бомануар кон­ статировал, что воевать друг с другом позволено лишь благород­ ным. Война «лотарингцев» с «бордосцами» в жесте о Рауле де Камбре, сражения друзей и родственников Сида с линьяжем ин­ фантов Каррионских, нескончаемая месть за инфантов Лара, без конца повторяющиеся стычки Колонна с Орсини, союзными

371

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

с Гаетани, в которые вмешался папа Бонифаций VIII — Гаетани; вражда северных кланов в Шотландии и Скандинавии. На тур­ нирах, на поле боя, при осадах замков разворачивалась борьба феодальных семей, наполняя собой всю средневековую историю.

Но сеньориальному классу, вопреки его притязаниям, не принадлежала монополия на подобные конфликты. В городских стенах беспощадную борьбу за лидерство среди патрициата и за господство в политической жизни вели горожане — как само­ стоятельно, так и во главе партий. Неудивительно, что Италия, урбанизированная раньше других регионов, представляла наи­ большее число подобных примеров. В 1216 г. во Флоренции вен­ детта противопоставила две консортерии (семейные группы): Фифанти-Амидеи и Буондельмонте. За нарушение брачного до­ говора (тем более позорное для Фифанти-Амидеи, что жених Буондельмонте не явился в день, когда вся консортерия невесты

всвадебных одеяниях ждала его на Понто-Веккьо) через некото­ рое время изменник был убит, когда он направлялся в собор вен­ чаться с другой. Отпочковавшись от борьбы двух претендентов на императорский престол, Оттона Брауншвейгского и Фридри­ ха Гогенштауфена, и вылившись в борьбу между императорами и папами, соперничество двух флорентийских семей обернулось борьбой гвельфов и гибеллинов.

Редким, но заметным явлением было стремление отдель­ ных представителей высших классов встать на сторону восстав­ ших низов. Такими людьми руководил идеализм или, как в слу­ чае с бедными клириками, осознание большей своей близости

кбедным, чем к остальному духовенству. Из их родов выходили образованные вожди, столь необходимые народу. «Предатели» интересов своего класса встречались среди духовенства, бюр­ герства, реже — среди дворян. В 1327 г. «десять тысяч» вилланов и городских бедняков выступили против монахов Бери-Сент- Эдмундса под руководством двух священников, несущих знаме­ на восставших. Загадочной фигурой был Генрих Динантский, льежский трибун в 1253—1255 гг., патриций, поднявший плебс против патрициата. Ф. Веркотрен, изучив хроники XIII в., увидел

внем честолюбца, воспользовавшегося народным недовольством для собственного возвышения, этакого Катилину. Но о народ­ ных вождях мы узнаем лишь от их врагов. Так, Иоанн Утремез-

372

Глава VIII Христианское общество

ский писал, что «Генрих Динантский поднял народ против свое­ го сеньора, против духовенства и был весьма распущенного нра­ ва... Это был человек хорошего рода, мудрый и хитрый, но свер­ шивший столько ошибок, предательств, козней, что оказался совсем нестоящим человеком из-за своей зависти ко всем на свете». Посмеемся над этим приговором, наклеивавшим восстав­ шим извечный ярлык завистников. Зависть (invidia), согласно церковным моралистам и учебникам исповеди, была величай­ шим грехом, свойственным крестьянам, бедноте. С чувством справедливого негодования толкователи воли сильных мира сего ставили этот диагноз всем вождям угнетенных. «Завистниками» назывались такие народные вожди, как Якоб и Филипп Артевельде или Этьен Марсель.

Помимо этих единичных случаев, мы можем задаться во­ просом: насколько затронуты классовой борьбой были две силы, по определению стоящие над ней и пытавшиеся ее умерить: цер­ ковь и королевская власть? Церковь в силу христианских идеалов призвана была поддерживать равновесие между бедными и бога­ тыми, крестьянами и сеньорами и даже стать поддержкой слабым беднякам, установить социальную гармонию, благословленную ею в известной трехчастной схеме общественного устройства.

Роль церкви была заметной в плане благотворительности, в борьбе с голодом. Соперничество с классом военных побужда­ ло ее иногда действовать в пользу горожан или крестьян, против общей угрозы. Она вдохновляла движение к установлению мира, столь выгодного всем жертвам феодального насилия. Но все ее многочисленные заявления о беспристрастном судействе в спо­ ре «сильных» и «слабых» плохо скрывали ее склонность стано­ виться на сторону угнетателей. Будучи включенной в свою эпо­ ху, образуя социально привилегированную группу, ею же превра­ щенную в сословие, в касту милостью Божьей, церковь естествен­ ным ходом вещей вынуждена была склоняться на сторону тех, к числу которых на деле принадлежала.

Когда Варен, епископ Бовезийский, представил королю Роберту Благочестивому договор о мире, он хотел заставить сеньоров принести следующую клятву: «Я не уведу ни быка, ни коровы, ни прочего скота, я не захвачу ни крестьянина, ни

373

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

крестьянки, ни купцов, не буду отбирать их денег, не буду требо­ вать с них выкупа. Я не хочу, чтобы они теряли свое имущество, и не стану их сечь, чтобы отнять их запасы. С мартовских календ до Дня Всех Святых я не захвачу ни коня, ни кобылы, ни жере­ бенка на пастбище. Я не стану рушить мельницы и захватывать там муку, если они не находятся на моей земле и если я не нахо­ жусь в военном походе, и я не возьму под защиту никакого вора». Такой текст использовали многие аббаты и епископы.

Монахи Сен-Лод в Анжере заявляли в преамбуле своего акта: «Бог сам соизволил так, чтобы среди людей одни были сеньорами, а другие — сервами и чтобы сеньоры были склонны чтить и любить Бога, а сервы — чтить и любить сеньоров»; сле­ дуя словам апостола: «Рабы, подчиняйтесь земным господам ва­ шим со страхом и ужасом, господа, поступайте с рабами ваши­ ми по праву и справедливости, не угрожая им, так как и у вас есть Господин на небесах». Они должны были понимать, что, оправдывая социальное неравенство, они оправдывают, как след­ ствие, неизбежную борьбу классов.

Характерно, что особенно враждебны крестьяне были по отношению к церковным сеньорам. Возможно, их гнев вызыва­ ло несоответствие между поведением клириков и проповедуе­ мыми ими же идеалами, но, безусловно, причина была и в том, что церковные сеньоры лучше хранили свои архивы и благодаря грамотам и земельным описям с легкостью могли получать то, что светские феодалы с трудом вырывали у крестьян.

Видимо, надо признать справедливой самокритику аноним­ ного церковного иерарха XII в., иногда ошибочно отождествляе­ мого со св. Бернаром: «Нет, не могу я смотреть без слез — мы, вожди церкви, трусливее неотесанных учеников Христа эпохи ранней Церкви. Мы отрицаем и умалчиваем истину из страха перед светскими властями, мы отрекаемся от Христа, от самой истины! Когда грабитель набрасывается на бедняка, мы отказы­ ваем в помощи этому бедняку. Когда сеньор мучает вдов и си­ рот, мы не препятствуем ему. Христос распят, и мы молчим!»

Позиция королевской власти во многом напоминала пози­ цию церкви, недаром обе эти силы оказывали друг другу под­ держку в совместной борьбе, лозунгами которой были охрана общего блага от тирании и защита «слабых» от «сильных».

374

Глава VIII Христианское общество

Королевская власть максимально использовала все сред­ ства, данные ей: право требовать «тесный» оммаж от всех сеньо­ ров, отказ приносить оммаж за земли, которыми она владела на правах фьефа (отказ, подчеркивающий, что король не только стоит во главе, но и неизмеримо выше всей феодальной иерар­ хии), обеспечение права патроната над многочисленными цер­ ковными учреждениями. Королевская власть стремилась заклю­ чить договоры о совладении (pariage), превращавшие королей в совладельцев сеньорий, расположенных вне королевского до­ мена, в тех регионах, где королевское влияние было еще слабым. Короли пытались насаждать к своей выгоде культ вассальной верности, лежавшей в основе феодальной морали. Но в то же время королевская власть всегда надеялась освободиться от се­ ньориального контроля. Утвердив наследственный характер пе­ редачи короны, она расширила королевский домен, повсюду вне­ дрила своих должностных лиц, хотела вытеснить феодальные ополчения, «помочи», сеньориальную юрисдикцию националь­ ной армией, государственной фискальной системой, централи­ зованным судопроизводством. Показательно, что крестьяне стре­ мились перейти под покровительство короля хотя бы потому, что его власть была более отдалена от них, чем власть местных сеньоров. Низшие слои, особенно крестьяне, часто связывали свои надежды с личностью государя, рассчитывая, что он осво­ бодит их от сеньориальной тирании. Людовик Святой с волне­ нием рассказывал Жуанвилю об отношении к нему народа, про­ явившемся, когда во время его малолетства бароны подняли вос­ стание: «И святой король рассказал мне, что, будучи в Монтлери, ни он, ни его мать не решались вернуться в Париж, пока пари­ жане не пришли за ними с оружием в руках. Он рассказал мне, что от Монтлери до самого Парижа дорога была заполнена во­ оруженными и безоружными людьми, приветствовавшими его криками и молившими Господа даровать ему долгую и счастли­ вую жизнь, защитить и укрепить его против врагов». Этому королевскому мифу суждена была долгая жизнь. Пока королям не стали рубить головы (1642—1649 гг. в Англии и 1792—1793 гг. во Франции), этот миф выживал во всех испытаниях, не раз заставлявших королевскую власть под угрозой социального переворота выбирать лагерь феодалов, защищать их интересы

375

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

и разделять их предрассудки. Во времена Филиппа-Августа кре­ стьяне села Верной восстали против своих сеньоров — капитула парижского собора Нотр-Дам — и отказались платить им талью. Они отправили к королю делегатов, но тот встал на сторону ка­ ноников и набросился на крестьянских посланцев: «Да будет про­ клят капитул, если он не бросит вас в нужник!»

Но король ощущал порой свое одиночество перед лицом всех социальных классов, осознавая исходящую от них угрозу. Находясь вне феодального общества, он боялся быть уничтожен­ ным им. Хроника Иоанна Ворчестерского рассказывает о кош­ маре Генриха I Английского. Когда король был в ИЗО г. в Нор­ мандии, его посетило тройное видение. Сперва он увидал толпу вооруженных крестьян, окруживших его ложе. Они скрежетали зубами и, угрожая королю, выкрикивали свои жалобы. Затем множество рыцарей в доспехах и в шлемах, вооруженные копья­ ми, дротиками и стрелами, грозили его убить. И наконец, толпа архиепископов, епископов, аббатов, деканов и приоров обступи­ ла его постель, подняв на него свои посохи.

«И вот, — жалуется хронист, — сие напугало короля, обла­ ченного в пурпур, чье слово, как сказал Соломон, должно само все­ лять ужас, подобно львиному рыку». Высмеивая этого льва, «Ро­ ман о Лисе» высмеивал всякое королевское величие. Королевская власть всегда оставалась немного чуждой средневековому миру.

Помимо рассмотренных нами общностей, Средневековье знало и иные, в той или иной степени характерные для всех клас­ сов и находящиеся под особым покровительством церкви, ви­ девшей в них средство разрядить и ослабить борьбу классов.

Таковы были братства — конфрерии, чье происхождение недостаточно известно нам, как и их связи с корпорациями. Если корпорации базировались в основном на профессиональной основе, то братства имели основу религиозную. Но уже к XIV в. братства соответствовали социальным слоям, если не профес­ сиональным категориям, как, например, братства цирюльников, аптекарей, хирургов (как правило, именовавшиеся «братствами Святого Гроба») и существовавшие отдельно от них братства высших групп — медиков и «хирургов в мантиях», находившие­ ся обычно под покровительством святых Косьмы и Дамиана.

376

Глава VIII Христианское общество

Таковы были и категории дев и вдов, особо уважаемых цер­ ковью. В XII—XIII вв. было весьма распространено произведе­ ние духовной литературы «Зерцало дев», где сравнивались до­ стоинства девственности, вдовства и замужества. Сравнение иллюстрировалось миниатюрой: замужняя женщина собирала урожай сам-тридцать (кстати, и такая цифра была абсолютно мифической для Средневековья), тогда как вдовы — сам-шесть- десят, а девственницы — сам-сто. Но девственницы не столько образовывали межсоциальную группу, сколько сливались с мо­ нахинями, а в ту эпоху, когда потеря мужа-кормильца вела боль­ шинство тех женщин, которые не могли или не хотели вновь выходить замуж, к нищете, вдовы практически неизбежно ока­ зывались включенными в категорию бедняков.

Более устойчивыми были возрастные группы, но не те, что умозрительно относились клириками к абстрактным «возрастам жизни», а другие, интегрированные в конкретную реальность, характерные для традиционных цивилизаций, военных и кресть­ янских обществ. Среди всех возрастных групп несомненной реальностью своего существования выделялась одна — класс мо­ лодежи, соответствующий в примитивных обществах юношам, подвергавшимся инициации. Инициацию — ученичество — проходили и молодые люди Средневековья. Но здесь действова­ ли социальные структуры, придававшие этой возрастной стра­ тификации различный характер у воинов и у крестьян. В одном случае речь шла об обучении военному искусству феодального боя, которое заканчивалось посвящением, вводившим в класс рыцарства. В другом — о хтоническом цикле фольклорных ве­ сенних праздников от Дня святого Георгия (23 апреля) до Ива­ нова дня (24 июня), обучавшем деревенскую молодежь обрядам, призванным обеспечить экономическое процветание общины. Эти обряды были так или иначе связаны с лошадью и заканчи­ вались очищением огнем — прыжками через костер в Иванов день.

Город чаще всего нарушал эти традиции изначальной соли­ дарности. Впрочем, и в городах можно было найти следы этих об­ рядов: инициации новичков — «желторотых» студентов и школь­ ников (béjaunes), призванные очистить их от «сельской дикости». Возможно, здесь прослеживается связь между собирательным

377

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

именем французских крестьян — Жаки, бытовавшим в конце Средневековья, и именем Як (Zak), которым в Польше обозна­ чали студента-новичка. Такими обрядами были и инициация молодых учеников, вступавших в компаньонаж — союз подмас­ терьев, где новичку предписывалось совершить большое путе­ шествие (Grand Tour), и инициация молодых юристов, вступав­ ших в Базошь — корпорацию судебных клерков.

Но класс стариков, «старейшин» традиционных обществ, похоже, не играл особо важной роли в христианском мире, в об­ ществе, где люди умирали молодыми, где воины и крестьяне це­ нились лишь в пору своего физического расцвета и где даже ду­ ховенство управлялось зачастую довольно молодыми епископа­ ми и папами — достаточно вспомнить о тридцатипятилетнем папе Иннокентии III, вступившем на престол в 1198 г. (даже если не считать скандально молодых пап X в. — Иоанна XI, занявше­ го престол святого Петра в 931 г. в возрасте двадцати одного года, и Иоанна XII, ставшего папой в шестнадцать лет в 954 г.). Сред­ невековое общество не знало геронтократии. Тем больше оно могло быть растрогано величием седобородых старцев, украшав­ ших порталы соборов в виде старцев Апокалипсиса и пророков, описаниями седобородого императора Карла Великого, наполняв­ шими средневековую литературу, и образами отшельников — патриархов средневекового долголетия.

Следует обратить внимание и на значение отношений, установившихся в определенных центрах социальной жизни, связывающих различные классы и стили жизни.

Первым в этом ряду следует назвать церковь как центр приходской жизни. Под действием церковной пропаганды там формировались менталитет и манера чувствования прихожан, однако церковь была не только очагом духовной жизни общи­ ны, но и местом общения. Там проходили собрания, туда колоко­ ла созывали жителей в случае опасности, например при пожа­ ре, там вели беседы, проводили игры, совершали сделки. И не­ смотря на все усилия духовенства и соборов, направленные на то, чтобы превратить церковь только в дом Бога, она оставалась социальным центром с многоплановыми функциями, вполне сравнимым с мусульманской мечетью.

378