«Жили были»
В образе купца Кошеверова Андреев стремился показать опустошенного жизнью «без нужды, без пользы, без радости» человека, душа которого пуста и одинока. Но герой не желает, да и не задумывается над тем, каким образом заполнить этот вакуум созидающими чувствами веры в Бога и благодарности ему за жизнь.
Мотив отсутствия Бога в душе человека определяет и характер дьякона Сперанского. Отец дьякон, в противовес Кошеверову, любит жизнь, радуется каждому ее мгновению; его не посещает чувство одиночества и скуки: общительность, добродушие переполняют героя, отодвигают смерть от него. Однако, несмотря на сан, Сперанский далек в своих мыслях от Бога. Смысл жизни для него заключается не в подготовке души для Всевышнего, а в земных радостях: «Он был болен неизлечимо, и дни его были сочтены, но он этого не знал, с восторгом говорил о путешествии в Троицко-Сергиевскую лавру, которое он совершит по выздоровлении, и о яблоне в своем саду, которая называлась «белый налив» и с которой нынешним летом он ожидал плодов» [1, с. 139].
Мысли и разговоры дьякона заняты женой, которая выше него, любимым внуком Тосиком, «приложившим» руку к письму, но ни разу он не размышлял о Боге, роли веры для человека. Дьякона больше волнует сам факт перевода его из псаломщиков в более высокую и почитаемую должность, его буквально распирает гордость при рассказе о бумаге, присвоенной ему при посвящении: «Вот такая огромная, ...и по всей буквы, буквы. Какие черные, какие с золотой тенью. Редкость, ей-богу! <...> А внизу печать архиерейская. Огромна я, ей-богу, — чисто ватрушка. Одно слово, за милую душу!» [1, с. 141]. Даже трогательные, религиозные песнопения и мольбы рождаются в душе Сперанского не при мысли о высшей благости Христа, а при виде из окон больничной палаты солнечных лучей и безоблачного неба; напевая «Высшую небес», он преображается («осунувшееся лицо его становилось более светлым, но также и более важным»), испытывает настоящий внутренний подъем. Однако радость вызывает не мысль о благах божьих, а гордыню: «сразу видно было, что это поет дьякон, а не псаломщик».
В душе Сперанского происходит то, чего не могло быть в героях русской классической литературы XIX века: замена Всевышнего на земное чувство радости от жизни. Потребность в молитве просыпается в нем как отклик на красоту окружающего мира, умиление от его созерцания: «... он вплотную подходил к окну и вскидывал глаза к глубокому, безоблачному небу: просторное, далекое от земли, безмятежно красивое, оно само казалось величавою божественною песнью. И к ее торжественным звукам робко присоединился дрожащий человеческий голос, полный трепетной и страстной мольбы...» [1, с. 140]. При этом небеса воспринимаются героем не через божественные истины (традиционно, с религиозной точки зрения, говоря о небе, человек имеет ввиду Всевышнего), а как частица окружающего прекрасного мира. Для дьякона смысл жизни сводится к земным радостям и заботам, потому-то он и боится смерти.
Радоваться жизни, небу, солнышку — вот к чему стремится Сперанский, вот, к осознанию каких ценностей в итоге своего существования придет купец Кошеверов. И финальный плач героев о «солнце, которого больше не увидят, о яблоне «белый налив», которая без них даст свои плоды, о тьме, которая охватит их, о милой жизни и жестокой смерти» призван показать читателям всю прелесть, мимолетность жизни, которую человек способен осознать лишь перед лицом смерти.
Таким образом, в рассказе « Жили-были » Андреев делает попытку осмыслить вопросы жизни и смерти, но осознание этих проблем проходит вдали от православных идеалов, вне Бога. Прав, на наш взгляд, Богданов А.В., который утверждает, что небеса для автора остаются «пустыми», а «загадку бытия» он ищет в самой жизни [2, с. 17]. Для героев Андреева ценным становится земной рай, реальное счастье от осознания прелести окружающего мира. Смерть же воспринимается не как новая ступень для дальнейшего существования человеческой души, а как страшный итог жизни, погружение в холодный мрак безвременья. При этом нетрадиционное осмысление жизни и смерти связано с попыткой разработки образа священнослужителя, душа которого не принадлежит Всевышнему. Мотив «обезбоженной души» будет разрабатываться писателем в дальнейшем творчестве параллельно с мотивами «молчащего Бога» и «богоборчества», а образ дьякона Сперанского встанет в длинный ряд характеров церковнослужителей, созданный Андреевым .