§2 Формирование речевого высказывания

Сначала нужно еще раз показать, что всякое речевое высказывание - будь то предложение или текст - именно формируется, порождается, а не переходит <в готовом виде> из мысли в речь.

Простое наблюдение доказывает это: говорящий допускает паузы (даже если не часто запинается, если речь его вполне

75

<гладкая>), более длительные, чем обычные (дыхательные). Паузы эти могут заполняться всевозможными <э-э ..> или <м-м-м ...> или паразитарными включениями вроде <понимаете ли>, <так сказать>, <значит>, <вот>, <это самое>, <такая вот штука> и т. д. и т. п. Принято называть такие незаполненные или заполненные паузы <хезитациями> (в переводе на русский - <колебания>), свидетельствующими о том, что говорящий не сразу может найти подходящее слово для выражения своих мыслей или чувств. О том же самом свидетельствуют автокоррекции, которые иногда имеют вид не только исправлений уже сказанного, но и более развернутых пояснений: <Нет, простите, я хотел сказать не совсем то>.

Легко обнаружить, что автокоррекции затрагивают не только лексический уровень; перестройке подвергаются синтаксические единства: <А почему ты у меня ... Разве ты не мог спросить у меня?> Или: <Давай лучше ... знаешь, когда? Я хочу сказать, что завтра я занят> и др. Все это, в частности, означает, что замысел будущего в речи, т, е. тот смысл, который конструируется в аппарате мозга говорящего, вовсе необязательно - даже в момент собственно вербализации - <изначально привязан> к определенной форме языкового выражения.

Н. И. Жинкину удалось (в его отмеченной премиями блестящей работе <Механизмы речи>) с помощью рентгеноскопии доказать, что внутренние органы предартикуляции, обеспечивающие воздушным потоком речепроизводство, и собственные (аутогенные) колебания голосовых связок. - эти органы активизируются и занимают определенное положение до момента произнесения. При этом можно различить даже (хотя и не во всех случаях), будет ли произнесен вопрос или же предложение будет повествовательным. Отсюда делают вывод, что высказывание начинается с формирования будущего синтаксического целого. Эта мысль подтверждается опытами непролингвиста А. Р. Лурия. Страдающим афазией часто помогает высказаться наличие внешних опор (кубиков или бумажных квадратиков), как бы <выводящих наружу> структуру будущей фразы: три кубика - три слова, два кубика - два слова. Например, когда афатик не может ответить на простой вопрос <Кяк вас зовут">, ему поочередно на стол выставляют один за другим к\бики. он касается каждого рукой и отвечает: <Меня ... ЗОВУТ ... Николай> или <Иванов ... моя

... фамилия>. И, наконец, материал наблюдений уверенно свидетельствует, что в ходе автокоррекдий говорящий в 70% случаев исправляет не фразу в целом, не синтаксическую структуру, а производит лексические замены. Синтаксические структуры первичны.

Если не считать случайных оговорок, замены производятся, как правило, в пределах синонимических рядов (<пришел> - <примчался> - <прибежал>: уточнений всякого рода, например: <утром> - <на рассвете>; <поздно> - <совсем поздно>) или в пределах смежных семантических полей: <лицо в веснушках таких> - <или рябоватое лицо, одним словом>; <чуть не опоздал на трамвай, то есть на метро, конечно>; <завернул в бумагу> - <в кусок полиэтилена>; <подцепил рукой, пальцем, то есть> и т. п.

Далеко еще не окончательно решен вопрос, как организован наш <внутренний лексикон>, наш словарь в нашей языковой памяти. Благодаря исследованиям профессора А. А. Залевской, многое из этой сложной проблемы стало яснее с помощью методики свободных ассоциаций. Напомним еще раз, что обычно опыт выглядит так. Испытуемому ведущий экспериментатор предлагает ответить на каждое его, инструктора, слово любым другим словом или словосочетанием, которое придет в голову испытуемому. Иногда приходится давать примеры: <корова> - <молоко> или <корова> - <теленок>, <корова> - <рогатая> и т. п. Одни испытуемые обнаруживают ближайшие ассоциации по типу антонимических рядов (<корова> - <бык>), другие предпочитают синтагматические связи (<бурая корова>), третьи - целые развернутые суждения (<корова приносит нам пользу>).

В лингвистике спорят по повод)' того, <что важнее>, что <первичнее> - слово или текст? Легко ли ответить на этот вопрос, рассматривая ассоциативные эксперименты? Ведь текстоцентри-ческую теорию подтверждают синтагматические реакции на словесный стимул, а лексикологическую - все остальные. Давайте обратимся к собственному объекту наблюдений - к процессу решения кроссвордов.

Дано: <Река в Западной Европе> (т. е. нам задан неполный текст, отсылающий нас к <банку знаний>, к тому его разделу, который ведает нашими географическими познаниями). Начинаем перебирать в памяти названия европейских рек, не упуская из вид)', что число букв в нем равно 4: Рона, Сена. Рейн, Одер (стоп!

Это уже Восточная Европа), Майн ...<Майн> подходит по букве <м> в начале. Короче говоря, отдельное слово так или иначе берется из целого текста в широком смысле (из любой части наших знаний). И если нам предлагают назвать любое слово, обозначающее <мебель>, то мы из нашего лексикона (раздела, ведающего мебелью) можем выбрать одно из ряда <стол - шкаф - стул - диван - кресло...> Но каждая единица ряда есть часть прежних (бывших в нашем опыте) текстов типа <Диван - это тоже мебель> и <Комнату обставляют мебелью: столами, стульями, шкафами>. Позднее же, особенно в ходе общения языку, мы постепенно учимся как бы отчуждать отдельные слова из текстов, заставляя их жить <особой жизнью>. Поэтому мало-мальски грамотный человек легко выполнит просьбу <Назовите любое слово на <о> в начале>, а безграмотный затруднится выполнить эту просьбу. По той же причине первоклассник может написать <ушланабазар> или <мамаибабушка>, тем более - <настуле>... Опыт показывает, что одна из некогда любимых игр студентов (<балда>) знает своих виртуозов, а ребенок или малограмотный в <балду> не сыграет: слова для них существуют именно в тексте, а не отдельно, тем более - не из отдельных букв.

Таким образом, процесс порождения высказывания, начинающийся с формирования смысла в системе УПК еще до начала собственно вербализации, переходит прежде всего в стадию будущего синтаксического целого, которому во внешней речи соответствует определенный тип предложения. Затем уже начинается заполнение синтаксической структуры конкретной лексикой; в случае неудачи проводится автокоррекция (и это значит, что далеко не всегда сознание сразу же начинает эффективно контролировать производимую речь). Но, бесспорно, нормальная речь формируется с участием сознания, под его контролем - иначе не было бы автокоррекций. Каждый знает, конечно, случаи, когда все высказанное противоречит интенции (намерению) говорящего: приходится не исправлять отдельные ошибки, а переформулировать высказывание целиком (<Извините, я сказал не то, что хотел>).

Отдельный вопрос - является ли наш каждый акт речи творческим процессом. Об этом поговорим особо и позже.

Сейчас же обратимся к суждениям известного, талантливого немецкого писателя, ныне. к сожалению, почти забытого у нас и

78

даже на его родине, в Германии - Генриха фон Клейста. Он очень серьезно размышлял о тайнах порождения речи. Итак. фрагмент из письма Г. Клейста его другу.

Если у меня есть некое смутное представление, отдаленно как-то связанное с тем, чего я ищу, то стоит мне лишь начать говорить, как ум мой, вынужденный найти началу конец, преобразует это туманное представ-пение в полную ясность, так, что к концу периода я, к своему изумлению, знаю, что я хотел узнать. Я произношу нечленораздельные звуки, растягиваю соединительные слова, употребляю синонимы без нужды и прибегаю к другим удлиняющим речь уловкам, чтобы выиграть время, нужное д.пя выделки моей идеи в мастерской разума... Странный источник вдохновения д.пя говорящего - человеческое лицо перед ним; и часто всего лишь один взг.пяд, указывающий нам, что наша наполовину выраженная мысль уже понята, дает нам возможность выразить другую половину... Ряды идей и их обозначений следуют бок о бок, и движения ума, нужные для того и другого, сог-часны. Язык тут не сковывающая помеха, не подобие тормоза на колесе ума, а как бы второе, параллельно вращающееся колесо на той же оси. Совсем иное дело, если ум уже до начала речи справился с мыслью. Ведь тогда ему остается лишь выразить ее... Если какая-нибудь идея выражена сбивчиво, - напротив, наиболее сбивчиво выраженные идеи бывают как раз наиболее четко обдуманы... Ибо знаем не мы, знает прежде всего некое наше состояние. Только у невежд, у людей, которые вчера зазубрили, а завтра уже снова забудут, ответ наготове... И лишь неразумный экза.\1енатор зак-чю чает из этого сбивчивого ответа, что говорящий не знает, что должен сказать.

Повторим еще раз. чуть подробнее прежнего, как осуществляется программа превращения мысли в слово (<вербализация>).

1. Высказывание стимулируется мотивом данного акта речевой деятельности (Для чего, с какой целью я говорю?), а предварительно у говорящего должны быть сформированы а) установка на общение в целом (ее нет. например, во сне) и б) установка на общение с определенным человеком.

79

2. От мотива процесс переходит к моменту формирования смыслового содержания будущего высказывания (не только <для чего>, но и <что именно буду говорить>, начну с вопроса или с констатации?) в УПК (по Жинкину). Здесь формируется целостная (может быть, неотчетливая, диффузная) семантическая <картина> будущего высказывания: смысл, семантика уже есть, а конкретных слов и синтаксических структур еще нет.

В свое время Н. И. Жинкин лаконично и точно сказал, что в языке нет интеллекта, а у интеллекта - слов. То и другое разведено во внутреннем аппарате нашей психики. Уместно вспомнить, что наши левое и правое полушария мозга выполняют разные функции. И, хотя здесь далеко не все еще ясно, известно, что интонацией ведает, как и образами реальности, правое полушарие, а логикой и абстрактными схемами мысли - левое, занятое и речевой моторикой (произнесением вербальных единиц). При нарушении функций речевой зоны человек обнаруживает те или иные формы афазии - вплоть до тотальной, до временного разрушения 2-й сигнальной системы. Но интеллект при этом может остаться сохранным.

3. Сформировавшаяся внутренняя программа (смысл) начинает трансформироваться: образуется синтаксическая схема будущего высказывания конкретного национального языка. <Внутренние слова>, т. е. значения слов уже становятся <прообразами> слов внешних и занимают постепенно <свои> синтаксические позиции.

4. Происходит грамматическое структурирование и морфем-ный отбор конкретной лексики, после чего:

5. Реализуется послоговая моторная программа внешней речи, артикуляция.

Все названные этапы порождения речи не следует представлять себе строго отдельно и последовательно; скорее всего, все это - процесс-то порождения речи быстротечен, реализуется в доли секунды - происходит так. как представлял себе Г. Клейст, когда писал о <двух параллельных колесах на одной оси>. Не забудем и параллельного этапа контроля речепроизводства - допускаемые ошибки при <сбоях> и их исправления.