Культурный ландшафт и особо охраняемые территории
Концепция культурного ландшафта как объекта природного и культурного наследия открывает новые возможности и подходы к сохранению всех ценностей окружающей среды в комплексе, в их историческом взаимодействии и определяет основы устойчивого развития биосферы и общества. Привлекательность концепции культурного ландшафта как оптимальной экологической модели территориального развития объясняет всё возрастающий интерес природоохранной сферы к этому феномену.
В частности, многие характерные черты концепции культурного ландшафта были использованы для формирования международной концепции биосферных резерватов, которая в 1995 году получила наиболее полное воплощение в документе, названном Севильской стратегией (Biosphere reserves: The Seville Strategy and the Statutory Framework of the World Network. UNESCO, Paris, 1996). В нём, в частности, подчёркивается, что основная составляющая биосферного подхода — это учёт взаимосвязи между сохранением биоразнообразия и потребностями развития местных сообществ, что является ключевым фактором успешного управления большинством национальных парков, природных резерватов и других охраняемых территорий. За биосферными резерватами закрепляются три основных функции: консервационная (включая сохранение не только биоразнообразия, но и ландшафтного, а также культурного разнообразия), функция развития (урегулирование взаимоотношений между природой и человеком во всем многообразии ситуаций — от относительно нетронутых природных комплексов до городских ландшафтов), функция научно-технического обеспечения (экологическое образование и подготовка кадров, научные исследования и мониторинг). Биосферные резерваты стали использоваться для сохранения традиционных образа жизни и культуры природопользования (включая сакральную деятельность) аборигенного населения, традиционных знаний, поддержания находящихся под угрозой качеств природной и культурной среды и обеспечения продуктивного взаимодействия между природным и культурным разнообразием.
Небольшой исторический экскурс по концепции биосферных резерватов может продемонстрировать, как менялись первоначальные её позиции под воздействием идей гармоничного соразмерного развития природы и общества, которые лежат в основе концепции культурного ландшафта. Идея биосферных резерватов возникла в рамках программы ЮНЕСКО «Человек и биосфера» («Man and Biosphere», в сокращении — «МАВ»), и их назначение было впервые сформулировано в проекте плана для программы «МАВ» (Plan for a.., 1970) и одобрено XVI Генеральной конференцией ЮНЕСКО в 1970 г. Там было сказано, что биосферные резерваты должны представлять собой репрезентативные участки экосистем и их первостепенная задача состоит в проведении исследований по программе «МАВ». Следовательно, ведущая функция биосферных резерватов была определена как научно-исследовательская. Но подобное представление о биосферных резерватах скоро изменилось. В 1974 г. в Париже состоялось совещание экспертов ЮНЕСКО, ФАО и МСОП (MAB Report Series.., 1974), где основными целями биосферных резерватов были названы: 1) охрана природы (сохранение разнообразия и комплексности биологических сообществ в естественных условиях и генетического разнообразия); 2) проведение экологических и комплексных фундаментальных исследований; 3) просвещение и подготовка кадров для природоохранных учреждений и ведомств. Таким образом, за биосферными резерватами были признаны три ведущих функции. Однако подчеркивалось, что главная из них — сохранение природы (совершенно отличный от первоначального подход!), а научные исследования, образование и просвещение рассматриваются как дополнительные и не должны вступать с ней в конфликт. Тогда же в концепции прозвучала идея гармоничного развития биосферы и общества.
В 1979 г. на VI сессии МКС «МАВ» (Серия докладов «МАВ», № 48...1980) ещё раз были уточнены основные цели биосферных резерватов — теперь их выдвигалось четыре (научно-исследовательская цель была разделена на две — мониторинг и исследование структуры, функционирования и динамики экосистем). В докладах сессии и на этот раз чётко прозвучала мысль о том, что научные проблемы сохранения природы неотделимы от проблем интегрированного развития. Однако в разных странах основное назначение биосферных резерватов формулировалось неоднозначно — превалировали то цели сохранения, то сохранения и развития, то научно-исследовательские. Это определялось как национальной спецификой, так и неопределённостью, противоречивостью самих программных документов «МАВ». Разнообразие подходов к концепции продемонстрировал и 1-й Международный конгресс по биосферным заповедникам, проходивший в 1983 году в Минске.
На VIII сессии МКС «МАВ» в 1984 г. был принят «План действий по биосферным резерватам», составленный в соответствии с выводами и решениями 1-го Международного конгресса. Было подчёркнуто важное значение биосферных резерватов не только в сохранении природы и развитии научных знаний, но и в поддержании практических навыков и духовных ценностей людей. Состав функций биосферных резерватов опять претерпел изменения. Теперь к ним были отнесены: 1) сохранение природы; 2) исследования и мониторинг; 3) образование и подготовка кадров; 4) междисциплинарное сотрудничество. Представление о гармоничном или экологически сбалансированном развитии сюда не вошло, однако при изложении вышеназванных функций оно прозвучало как ценность традиционного землепользования.
Только в 1986 г. было подчёркнуто, что биосферные резерваты должны служить «моделью гармоничных взаимоотношений между человеком и природой... », а в их задачах, помимо аспекта сохранения, были выделены организационно-технический аспект (исследования и мониторинг, профессиональная подготовка и обмен информацией) и аспект развития (раздел 5, МКС «МАВ»). Всемирный конгресс по национальным паркам и охраняемым территориям в Каракасе (Венесуэла, 1992) поддержал стратегию развития биосферных резерватов, и она полностью вписалась в целевые установки Конвенции по биоразнообразию, принятой в 1992 году в Рио-де-Жанейро. Международная конференция по биосферным резерватам в Севилье приняла программный документ, закрепивший достигнутое понимание роли и задач биосферных резерватов, что было ещё раз подтверждено на заседании XIII сессии МКС «МАВ» в 1995 г. Концепция биосферных резерватов включила в число своих методологических оснований представление о тесной взаимосвязи между культурой и природными условиями места её развития. Биосферные резерваты, следовательно, должны служить моделью гармоничных взаимоотношений между человеком и природой и обеспечить сохранение как природного, так и культурного ландшафтов.
На 2003 г. в мире насчитывалось 436 биосферных резерватов в более чем 90 странах, в том числе в России — 24 заповедника и три национальных парка — Водлозерский, «Угра» и «Смоленское Поозерье». Биосферные резерваты могут быть объектом, включённым в сферу действия национального законодательства (как в Германии) и даже совпадать в своих границах с существующими формами охраняемых территорий (как в России), но могут и не быть отмеченными законами (как в Канаде). В отношении российских заповедников существует проблема их несоответствия требованиям, предъявляемым к биосферным резерватам на международном уровне. Статус российских биосферных заповедников (так в России называются заповедники, которым придан статус биосферных резерватов) зафиксирован в законе «Об особо охраняемых природных территориях», где они выделяются как частный случай государственных природных заповедников. Но хотя этот закон и был принят в 1995 г. (что совпало с принятием Севильской стратегии и Положения о биосферных резерватах), он закрепил за биосферными заповедниками те функции и задачи, которые на международном уровне фигурировали в конце 1970-х годов.
Таким образом, российские биосферные заповедники были поставлены в правовые рамки, которые заведомо ограничивали возможности их следования за международными директивами. Решению проблемы помогло бы простое разделение двух понятий — «биосферные заповедники» и «биосферные резерваты», — которые в российской практике управления до настоящего времени рассматриваются как тождественные. В этом случае биосферный заповедник мог бы рассматриваться как государственный природный заповедник со всеми его атрибутами, выполняющий роль ядра в биосферном резервате, а биосферный резерват — как территория, содержание которой определяется «Положением о биосферных резерватах», принятым Генеральной конференцией ЮНЕСКО. При этом функции ядра достаточно устойчивы и практически не изменяются, в отличие от тех разнообразных задач, которые будут возложены на буферную и переходную зоны биосферных резерватов. Россия как член ЮНЕСКО должна следовать требованиям, установленным этой организацией. Кроме того, все законы Российской Федерации, в том числе и закон «Об особо охраняемых природных территориях», содержат статью следующего содержания: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные настоящим Федеральным законом, то применяются правила международного договора».
Несмотря на несомненную близость концепции культурного ландшафта к целям и задачам биосферных резерватов, понятие «культурный ландшафт» не было включено в тексты документов, касающихся биосферных резерватов. Этот термин, судя по итоговым документам, не употреблялся на одной из последних международных встреч экспертов по биосферным резерватам в 2000 г. в Памплоне (Испания). То же самое можно сказать и о семинаре ЮНЕСКО по биосферным резерватам в Красноярске в 2001 г., где были представлены российские биосферные заповедники. Развитие концепции биосферных резерватов закономерно должно привести (и, вне сомнения, приведёт) к привлечению концепции культурного ландшафта как эффективного методологического и методического инструмента. Так, эксперт Московского бюро ЮНЕСКО Ули Грэбенер ссылается на опыт Германии, где в связи с угрозой деградации культурных ландшафтов, обладающих высоким биоразнообразием, была разработана стратегия их сохранения, в основу которой положено развитие системы биосферных резерватов. Биосферные резерваты использовались для восстановления и поддержания вариабельности, а также эстетических и экономических достоинств культурных ландшафтов (Ули Грэбенер, 2001). Именно в биосферных резерватах разрабатывались и использовались методы сохранения природных ценностей через воссоздание или поддержание исторически выверенных моделей сосуществования природных и социокультурных систем, обеспечивающих в первую очередь защиту природного разнообразия и возможность устойчивого развития местного социума.
Опыт развития биосферных резерватов не является чем-то исключительным. Сходные тенденции проявляются и в развитии иных типов особо охраняемых природных и историко-культурных территорий. Система национальных парков, разнообразных видов охраняемых историко-культурных территорий во многих странах Европы, Америки, Азии и Африки строится на основе как уникальных, так и типичных культурных ландшафтов. При этом сам факт отнесения культурного ландшафта к основному объекту охраны ведёт к формированию принципиально новой концепции развития системы особо охраняемых территорий, ориентирующейся на сближение природоохранной деятельности с решением культурологических и социально-экономических проблем. Это можно проследить на примере развития российских национальных парков и музеев-заповедников (о некоторых из них речь пойдет в следующих главах).
Характерными чертами многих национальных парков и музеев-заповедников является то, что на их территории продолжается хозяйственная жизнь, сохраняется традиционная система расселения. Поэтому решение природоохранных задач, проведение мероприятий по охране культурного наследия не может осуществляться вне системы социально-экономического обеспечения проживающих там людей. Более того, нельзя говорить о сохранении культурных и природных ландшафтов вне продолжения социальной, хозяйственной и культурной деятельности. Попытка полностью изолироваться от присутствия человека, от современного развития общества и создать «чистые» культурные или природные экосистемы в издавна освоенных человеком районах в значительной степени обречена на неудачу. Природные экосистемы, в течение многих столетий развивавшиеся под воздействием человека, оказываются в «непривычной» для них ситуации при заповедном режиме. Начинает формироваться принципиально новый тип экосистемы, никогда ранее не существовавший. Между тем, очень важно сохранять не мифическую квази-природную экосистему или квази-природный ландшафт, а исторически сложившийся культурный ландшафт с явно выраженной природной основой. В связи с этим необходимо формирование нового типа особо охраняемых территорий, где бы наряду с природными ландшафтами сохранялись и традиционные виды природопользования. Наиболее близки к этому территории традиционного природопользования, ориентированные на сохранение и возрождение среды обитания народов, в основе жизнедеятельности которых лежат исторически сложившиеся виды щадящего природопользования — традиционные формы охоты и рыбной ловли.
Основным объектом охраны в музеях-заповедниках выступают чаще всего различного типа культурные ландшафты. Среди них: фрагменты исторических городов, бывшие дворянские усадьбы с окружающими их угодьями, монастырские комплексы, царские дворцово-парковые ансамбли, поля сражений. Сохранение культурных ландшафтов музеев-заповедников, так же, как и национальных парков, тесно связано с жизнью местного населения и с возможностью осуществления традиционных или близких им видов деятельности. Такая деятельность должна рассматриваться не только и не столько с экономических позиций, сколько с позиций сохранения культурного ландшафта как объекта культурного и природного наследия, как обязательное условие нормального функционирования большинства культурных ландшафтов. А это, в свою очередь, предполагает бережное отношение к запросам местных жителей, к их традиционной культуре как части культурного ландшафта.
В сентябре 2003 г. в Дурбане проходил Всемирный конгресс по национальным паркам и другим охраняемым территориям. Проблема культурного ландшафта не обсуждалась широко на этом форуме, однако тема сохранения культурной и, в особенности, духовной ценности (spiritual value) охраняемых территорий звучала неоднократно. Это, несомненно, должно привести к вовлечению понятия «культурный ландшафт» в научные и проектные разработки по охраняемым территориям. «Объединить охрану природных и культурных ценностей, в частности, через использование категории «культурный ландшафт», употребляемой в отношении участков Всемирного наследия» — такая задача зафиксирована в рекомендациях конгресса (WPC Recommendations…, 2003).