- •Сюэцинь Цао Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. Xli – lxxx.
- •Аннотация
- •Цао Сюэцинь
- •Глава сорок вторая Царевна Душистых трав благоуханными словами рассеивает подозрения; Фея реки Сяосян утонченными шутками досказывает недосказанное
- •Глава сорок третья в доме собирают деньги, чтобы отпраздновать день рождения Фэнцзе; Баоюй устраивает скромное жертвоприношение, чтобы выразить скрытое чувство
- •Глава сорок четвертая Непредвиденная случайность вызывает у Фэнцзе ревность; после пережитой неприятности Пинъэр приводит в порядок свой туалет
- •Глава сорок пятая Дружескими речами девушки скрепляют дружеский союз; ненастным вечером Дайюй сочиняет стихи о ненастье
- •Ненастный вечер у осеннего окна
- •Глава сорок шестая Безнравственный человек замышляет безнравственный поступок; Юаньян дает клятву не выходить замуж
- •Глава coрок седьмая Глупца, играющего чувствами, беспощадно избивают; жестокий отрок, спасаясь от беды, бежит в далекие края
- •Глава сорок девятая в хрустальном царстве белого снега алеет слива; благоухающая ароматами юная дева ест ароматное жареное мясо
- •Глава пятидесятая в беседке Камыша под снегом состязаются в сочинении стихов; в ограде Теплых ароматов слагают новогодние загадки
- •Воспеваю красную мэйхуа
- •Глава пятьдесят первая
- •Глава пятьдесят вторая Ловкая Пинъэр умалчивает о пропаже браслета «ус краба»; мужественная Цинвэнь во время болезни штопает плащ из павлиньего пуха
- •Глава пятьдесят третья Во дворце Нинго перед Новым годом совершают жертвоприношение; во дворце Жунго во время Праздника фонарей устраивают пир
- •Глава пятьдесят четвертая Матушка Цзя высмеивает старые, наскучившие сюжеты; Ван Сифэн старается развлечь бабушку
- •Глава пятьдесят пятая Глупая наложница навлекает позор на дочь; коварная рабыня таит ненависть к молодой хозяйке
- •Глава пятьдесят шестая Сообразительная Таньчунь думает о том, как бы сократить расходы; мудрая Баочай старается всем угодить
- •Глава пятьдесят седьмая Хитрая служанка льстивыми речами испытывает Баоюя; добрая тетушка ласковыми словами утешает Чернобровку
- •Глава пятьдесят восьмая в тени абрикоса мнимый супруг оплакивает мнимую супругу; возле узорчатого окна юная дева рассказывает о глупой причуде
- •Глава пятьдесят девятая у плотины Ивовых листьев порицают Инъэр и бранят Чуньянь; во двор Наслаждения пурпуром срочно вызывают посредника
- •Глава шестидесятая Розовую мазь подменяют жасминовой пудрой; с помощью эссенции мэйгуй раскрывают историю порошка гриба фулин
- •Глава шестьдесят первая Чтобы не пострадали невиновные, Баоюй берет вину на себя; пользуясь своими правами, Пинъэр вершит справедливый суд
- •Гглава шестьдесят вторая Сянъюнь, опьянев, засыпает на подушечке из опавших лепестков гортензии; Сянлин, озорничая, измазывает в грязи новую юбку из гранатового шелка
- •Глава шестьдесят третья Во дворе Наслаждения пурпуром устраивают ночной пир; во дворце Нинго хоронят умершего от пилюль бессмертия
- •Глава шестьдесят четвертая Добродетельная девушка пишет стихи о пяти красавицах древности; молодой распутник преподносит в подарок «подвеску девяти драконов»
- •Си Ши156
- •Глава шестьдесят пятая Цзя Лянь тайком берет ю Эрцзе; ю Саньцзе намеревается во что бы то ни стало выйти замуж за Лю Сянляня
- •Глава шестьдесят шестая Любящая девушка, оскорбленная в своих чувствах, уходит в мир иной; бесчувственный юноша, обладающий холодным сердцем, вступает в секту Пустоты
- •Глава шестьдесят седьмая Глядя на подарки, Дайюй вспоминает родные края; раскрыв тайну, Фэнцзе с пристрастием допрашивает слугу
- •Глава шестьдесят восьмая Наивную ю Эрцзе обманом перевозят в сад Роскошных зрелищ; ревнивая Фэнцзе учиняет скандал во дворце Нинго
- •Глава шестьдесят девятая Коварная Фэнцзе замышляет совершить убийство чужими руками; доведенная до отчаяния Эрцзе кончает с собой
- •Глава семидесятая Линь Дайюй собирает поэтическое общество «Цветок персика»; Ши Сянъюнь пишет стихи об ивовых пушинках
- •Глава семьдесят первая Обиженные и недовольные пытаются посеять вражду; влюбленные неожиданно попадаются на глаза Юаньян
- •Глава семьдесят вторая Самонадеянная Ван Сифэн стыдится признаться в своей болезни; самоуверенная жена Лай Вана, пользуясь своим влиянием, сватает собственного сына
- •Глава семьдесят третья Глупая девчонка находит мешочек с любовным зельем; робкая барышня боится заговорить об украденном золотом фениксе
- •Глава семьдесят четвертая Обвинение в распутстве и клевете влечет за собой обыск в саду Роскошных зрелищ; желание избавиться от сплетен приводит к разрыву с дворцом Нинго
- •Глава семьдесят пятая в разгар ужина слышатся скорбные вздохи; по стихам, сочиненным в праздник Середины осени, предсказывают будущее
- •Глава семьдесят шестая Мелодия флейты на Лазоревом бугре навевает грусть; стихи, сочиненные в павильоне Кристальной впадины, вызывают чувство одиночества
- •Глава семьдесят седьмая Хорошую девушку несправедливо обвиняют в распутстве; прелестные девушки‑актрисы уходят от мирской жизни в монастырь
- •Глава семьдесят восьмая Старый ученый‑конфуцианец задает тему для стихов о полководце Гуйхуа; безрассудный юноша сочиняет поминальную песнь деве – Покровительнице лотосов
- •Глава семьдесят девятая Сюэ Пань берет в жены сварливую девицу; Инчунь выдают замуж за жестокого юношу
- •Глава восьмидесятая Безвинная Сянлин терпит побои похотливого супруга; даос Ван в шутку рассказывает о средстве от женской ревности
- •Иллюстрации
Глава шестьдесят четвертая Добродетельная девушка пишет стихи о пяти красавицах древности; молодой распутник преподносит в подарок «подвеску девяти драконов»
Итак, Цзя Жун поспешил в кумирню доложить отцу, что дома все в порядке. Цзя Чжэнь распределил обязанности между родственниками и велел изготовить траурные знамена и флаги. Перенос гроба с телом усопшего в город был назначен согласно гаданию на утро четвертого дня, о чем и оповестили родных и друзей.
Похороны были пышные, людей собралось великое множество. По пути следования гроба с телом усопшего от самой кумирни до дворца Нинго по обе стороны дороги стояли зеваки. Одни искренне скорбели о покойном, другие – завидовали его богатству, третьи осуждали родственников за расточительность – слишком роскошные были похороны.
Лишь после полудня гроб с телом был доставлен во дворец и установлен в главном зале. Усопшему оказали все положенные почести и совершили жертвоприношения. После этого у гроба остались лишь самые близкие родственники – по женской линии только дядюшка Син. Им надлежало встречать и провожать гостей.
Цзя Чжэнь и Цзя Жун, согласно обычаю, сидели у гроба на сплетенной из травы подстилке, а на ночь вместо подушки подкладывали под голову камень. Траур они соблюдали со всем усердием, но в душе досадовали на связанные с ним неудобства.
Зато, оставшись на какое‑то время вдвоем, вознаграждали себя, развлекаясь с наложницами.
Баоюй, облаченный в траур, ежедневно приходил во дворец Нинго и лишь вечером, когда все расходились, возвращался к себе. Фэнцзе из‑за болезни являлась лишь на церемонии жертвоприношений и на молебны, а заодно помогала госпоже Ю.
День уже стал длиннее. Как‑то Цзя Чжэнь почувствовал себя после завтрака утомленным и уснул возле гроба. Баоюю захотелось повидаться с Дайюй, и он незаметно ушел. Дойдя до двора Наслаждения пурпуром, он заметил дремавших на террасе служанок, женщин и девочек. Баоюй не захотел их тревожить, но Сыэр его заметила и поспешила откинуть дверную занавеску. В это время из комнаты со смехом выбежала Фангуань.
Увидев Баоюя, она отпрянула назад и, сдерживая улыбку, спросила:
– Почему вы вернулись? Но раз уж вы здесь, уймите Цинвэнь, она хочет меня побить!
В комнате послышался шум, словно что‑то рассыпали по полу, и тут же выскочила Цинвэнь.
– Ах ты дрянь! Сбежать хочешь? А проигрыш кто платить будет? Надеешься, кто‑нибудь за тебя вступится? Но Баоюя нет дома!
Тут дорогу ей преградил сам Баоюй.
– Сестрица Цинвэнь, не знаю, чем Фангуань тебя обидела, но ты все же прости ее.
Цинвэнь не ожидала увидеть Баоюя и рассмеялась:
– Эта Фангуань сущий оборотень! Кто еще смог бы так быстро вызвать духа? Но если даже ты вызовешь настоящего духа, – обратилась она к Фангуань, – я все равно не испугаюсь!
Она вознамерилась было схватить Фангуань за руку, но та успела спрятаться за спину Баоюя и вцепилась в него. Баоюй взял под руку Фангуань, свободной рукой привлек к себе Цинвэнь и повел обеих в комнату. Цювэнь, Шэюэ, Бихэнь и Чуньянь играли в камешки на тыквенные семечки.
Оказалось, Фангуань проиграла Цинвэнь, но решила улизнуть. Цинвэнь за ней погналась, и семечки, которые у нее были за пазухой, рассыпались по полу.
– А я‑то думаю, вы здесь скучаете без меня и сразу после обеда уляжетесь спать! – вскричал Баоюй. – Хорошо, что нашли развлечение!
Сижэнь в комнате не было, и Баоюй удивился:
– Где же Сижэнь?
– Сижэнь? Она, видно, решила стать святой и сидит сейчас во внутренней комнате, обратившись лицом к стене155, – ответила Цинвэнь. – Что она там делает, никому не известно, ни звука оттуда не слышно. Поглядите – может, она уже прозрела!
Баоюй рассмеялся и направился во внутреннюю комнату. Сижэнь действительно сидела на кровати возле окна и, держа в руках серый шнур, завязывала на нем узелки. Едва Баоюй вошел, она торопливо встала:
– Что там на меня наговаривает негодница Цинвэнь? Я давно собиралась закончить чехол для веера и решила их обмануть. «Идите играйте, – сказала я им. – Мне хочется отдохнуть, пока нет второго господина». А она наплела невесть что. Ох, вырву я ей язык!
Баоюй сел рядом с Сижэнь и стал следить за ее работой.
– Дни сейчас длинные, успеешь закончить. Поиграй с девочками или отдохни, – сказал он. – А хочешь, сходи к сестрице Дайюй. Зачем трудиться в такую жару?
– Этот чехол я делала для тебя, – сказала Сижэнь. – Чтобы летом, если случится пойти на похороны, ты его брал с собой. Сейчас он тебе нужен чуть ли не каждый день. Как только закончу, возьмешь! Ты не обращаешь внимания на всякие мелочи, а бабушка, если заметит, что у тебя нет чехла, опять станет нас упрекать в нерадивости.
– Спасибо, что вспомнила, – сказал Баоюй. – Но торопиться не нужно, особенно в такую жару, ведь может случиться тепловой удар.
Баоюй отличался слабым здоровьем, и чай для него даже в самые жаркие дни охлаждали не на льду, а ставили чайник в таз с колодезной водой, чашку такого чая Фангуань принесла Баоюю. Он выпил половину прямо из рук девочки и, улыбаясь, обратился к Сижэнь:
– Пожалуй, я нынче больше не пойду во дворец Нинго, если, конечно, ничего особенного не случится. А пожалуют какие‑нибудь знатные гости, Бэймин мне сообщит.
С этими словами он направился к двери, бросив на ходу Бихэнь:
– Я иду к барышне Линь Дайюй.
По дороге к павильону Реки Сяосян, у моста Струящихся ароматов, Баоюй встретил Сюэянь, а с ней нескольких пожилых женщин – они несли корзинки с фруктами, тыквами, водяными орехами и корнями лотоса.
– Куда вы все это несете? – спросил у Сюэянь удивленный Баоюй. – Ведь твоя барышня ничего такого не ест! Может быть, вы собираетесь пригласить на угощение сестер и тетушек?
– Сейчас объясню, – ответила Сюэянь, – только барышне не говорите!
Баоюй согласно кивнул. Тогда Сюэянь приказала женщинам:
– Отнесите тыквы сестре Цзыцзюань! А спросит обо мне, скажите, что скоро приду.
Старухи поддакнули и удалились. Тогда Сюэянь принялась рассказывать:
– Вот уже несколько дней наша барышня себя лучше чувствует. После завтрака к ней сегодня приходила третья барышня Таньчунь и звала вместе с ней навестить вторую госпожу Фэнцзе. Барышня не захотела. Потом, не знаю отчего, она вдруг заплакала, схватила кисть и принялась что‑то писать – может быть, стихи. Написав, велела мне принести тыквы, а Цзыцзюань – убрать все безделушки со столика для циня, вынести столик в переднюю, поставить на него треножник с изображением дракона и ждать, пока я принесу тыкву. Но ведь для гостей треножник не нужен, благовоний барышня не любит, возжигает лишь в спальне, а так предпочитает аромат цветов и фруктов. Я уж подумала, не от старух ли идет дурной запах, что барышня вдруг решилась вопреки обычаю возжечь благовония? Так что не вовремя вы, второй господин, пожаловали.
Баоюй опустил голову и подумал:
«Если правда то, что говорит Сюэянь, то здесь кроется какая‑то тайна. Вздумай Дайюй просто посидеть с сестрами, не стала бы расставлять всю эту утварь. Может быть, она хочет принести жертвы родителям? Но сейчас не время для этого. В такие дни бабушка всегда посылает сестрице мясные и рыбные блюда, чтобы она совершила жертвоприношение. Сейчас, правда, седьмой месяц, сезон овощей и фруктов, и в каждой семье совершают обряд осеннего посещения могил. Возможно, сестрица прочла „Записки об этикете“, огорчилась и решила устроить жертвоприношение у себя дома? Ведь там сказано: „Весной и осенью надлежит подносить пищу в соответствии с сезоном…“ Если я сейчас приду и стану ее утешать, она. пожалуй, рассердится и еще сильнее затоскует! Если же не приду, ей будет больно, что некому утешить ее в минуту горя… И в том и в другом случае болезнь может обостриться! Навещу‑ка я, пожалуй, Фэнцзе, а уж потом зайду к ней».
Баоюй попрощался с Сюэянь и отправился к Фэнцзе. Как раз в это время расходились экономки и служанки, являвшиеся к Фэнцзе с докладом. Фэнцзе стояла, прислонившись к дверному косяку, и разговаривала о чем‑то с Пинъэр. Увидев Баоюя, она улыбнулась:
– А, ты пришел? А я только что велела жене Линь Чжисяо послать за тобой. Не мешало бы тебе отдохнуть. Сегодня во дворце Нинго дел никаких нет. Народу там и без тебя хватает, а духота такая, что терпеть невозможно! Признаться, я не ожидала, что ты придешь!
– Спасибо, сестра, за заботу, – поблагодарил Баоюй. – Во дворце Нинго ты редко бываешь, и я решил справиться о твоем здоровье, поскольку давно не видел тебя.
– Чувствую я себя все так же, – отвечала Фэнцзе, – три дня здорова, два дня больна. Старой госпожи и госпожи нет дома, а тетки никак между собой не поладят. Все им не так. Дерутся, ругаются. Воровство началось, пьянство, азартные игры! Третья барышня Таньчунь хотя и старается мне помочь, но чересчур она молода, не все ей расскажешь! Вот и приходится мне через силу заниматься делами. Нет ни минуты покоя! Где уж тут выздороветь, хоть бы сильнее не заболеть!
– Здоровье – главное, сестра, – возразил Баоюй. – Меньше хлопочи – и все будет в порядке.
Он еще немного поболтал с Фэнцзе, попрощался и снова отправился в сад. Когда он подходил к павильону Реки Сяосян, в воздухе еще вился дымок благовоний и чувствовался едва уловимый запах вина. Цзыцзюань, стоя в дверях, наблюдала за служанками, убиравшими жертвенную утварь.
Судя по всему, жертвоприношение было закончено, и Баоюй смело вошел в комнату. Дайюй лежала, отвернувшись к стене, в полном изнеможении.
– Пришел второй господин Баоюй, – сказала ей Цзыцзюань.
Дайюй приподнялась на постели и, слегка улыбаясь, пригласила Баоюя сесть.
– Как себя чувствуешь, сестрица? – спросил Баоюй. – Выглядишь ты получше. Но, кажется, чем‑то расстроена?
– Не болтай глупостей! – оборвала его Дайюй. – Чем я могу быть расстроена!
– Не надо меня обманывать, – проговорил Баоюй, – на твоем лице следы слез. А волноваться тебе нельзя – ведь ты часто болеешь. Ко всему надо относиться спокойно, не грустить, не печалиться. Иначе я…
Баоюй осекся. Они росли вместе с Дайюй, без слов понимали друг друга, и он поклялся себе умереть с Дайюй вместе. Однако мысли эти таил в глубине души. Вот и сейчас он умолк, потому что знал, как обидчива Дайюй, как болезненно воспринимает каждое слово. Он не знал, как утешить девочку, боялся высказать свои чувства. И такая тяжесть легла на сердце, что Баоюй не выдержал и заплакал.
Дайюй рассердилась было, но искреннее участие Баоюя ее глубоко тронуло; она плакала по всякому поводу и сейчас, глядя на Баоюя, тоже проливала слезы.
Цзыцзюань принесла чай и, решив, что Баоюй с Дайюй поссорились, недовольно сказала:
– Барышня едва поправилась, а второй господин Баоюй снова ее расстроил! Что случилось?
– Кто осмелится расстраивать твою барышню?! – утирая слезы, проговорил Баоюй и направился к девочке, но тут вдруг заметил под тушечницей листок бумаги, схватил и спрятал за пазуху, чтобы Дайюй не отняла.
– Милая сестрица, позволь мне прочесть, – попросил он.
– Надо раньше спросить, а потом уже брать! – возмутилась Дайюй.
– Что хочет прочесть брат Баоюй? – раздался из‑за двери голос Баочай.
Баоюй молчал – он не знал, что ответить и как к этому отнесется Дайюй.
Дайюй пригласила Баочай сесть и с улыбкой сказала:
– В древней истории мне попалось несколько имен красивых и талантливых женщин, на их долю выпало много страданий. Их жалели, им завидовали, за них радовались, о них печалились. После завтрака, от нечего делать и чтобы развеять грустные думы, я написала пять стихотворений. И так утомилась, что не пошла навестить Фэнцзе, хотя Таньчунь меня приглашала. Листок со стихами сунула под тушечницу и только было легла отдохнуть, как пришел Баоюй. Я охотно дала бы ему почитать, но боюсь, как бы он тайком не переписал и не стал показывать мои стихи другим.
– Разве я когда‑нибудь так поступал! – воскликнул Баоюй. – Если ты имеешь в виду «Белую бегонию», то я переписал ее для себя, на свой веер. Ведь известно, что стихи, да и вообще все, что написано в женских покоях, выносить за пределы дома нельзя. И со своим веером за ворота сада я никогда не хожу.
– Не напрасно сестрица Дайюй беспокоится, – заметила Баочай. – Принесешь веер в свой кабинет, там и забудешь, а бездельников в доме полно, найдет кто‑нибудь, и начнутся расспросы, всякие разговоры. Недаром еще в древности говорили: «Чем меньше талантов у девушки, тем она добродетельней». Прежде всего женщина должна быть честной и скромной, а уже потом искусной в рукоделии. Стихами же ей вообще лучше не заниматься!
Баочай с улыбкой повернулась к Дайюй и добавила:
– Дай‑ка взглянуть на стихи, а у него отбери!
– Раз лучше стихами не заниматься, то и тебе незачем их читать, – возразила Дайюй и, указывая пальцем на Баоюя, сказала: – Стихи у него.
Баоюй вытащил листок из‑за пазухи, подошел к Баочай, и они принялись вместе читать: